Николай Нароков и его романы

ЛИТЕРАТУРА ВТОРОЙ ВОЛНЫ ЭМИГРАЦИИ

Общая характеристика.

 

Вторая волна эмиграции относится к периоду конца Великой Отечественной войны и первым послевоенным годам. Основной причиной добровольного отъезда людей из Советского Союза послужило то усиление идеологического гнёта, которое осуществлялось властью в те годы. Не сбывались надежды на смягчение политики государства по отношению к личности, на увеличение степени свободы в обществе. Постановление «О журналах «Звезда» и «Ленинград»», критика в адрес М. Зощенко, А. Ахматовой, М. Исаковского, А. Платонова, А. Фадеева, «диалектика гармонии» и «теория бесконфликтности» – всё это свидетельствовало о политике «завинчивания гаек», что и послужило для многих представителей интеллигенции причиной разочарования и подтолкнуло их к тому, чтобы покинуть Родину. Только в Европе было 452 тысячи, а в США 548 тысяч эмигрантов, в том числе и переехавших из стран Европы.

Кроме того, большая часть эмигрантов второй волны – это так называемые «перемещённые лица» – те, кто был на оккупированных территориях или оказался насильственно вывезенным в Германию на работу. Многие из этих людей опасались по возвращении в СССР стать жертвами репрессий, поэтому не вернулись в свою страну.

Среди эмигрантов второй волны было много представителей инженерно-технических профессий; в литературном отношении она не столь богата, как первая. И всё же «вторая эмиграция» оставила довольно значительное литературное наследие. Это творчество поэтов: Ивана Елагина (Уотта-Зангвильда-Иоанна Матвеева), Ольги Анстей (Ольги Николаевны Штейнберг), Бориса Нарциссова, Нонны Белавиной, Дмитрия Кленовского (Д.И. Крачковского); прозаиков: Игоря Гузенко, Николая Нарокова (Николая Владимировича Марченко), Григория Климова и др.[1]

 

ПОЭЗИЯ

 

2.1. Иван Елагин.

 

И. Елагин был сыном поэта-футуриста Венедикта Марта, арестованного в 1937 г., а затем расстрелянного. По профессии И. Елагин был врачом. В начале войны в Киеве он занимался перевозкой раненых и не сумел покинуть город до его захвата фашистами, таким образом, он остался на оккупированной территории. После освобождения Киева он вместе с женой – Ольгой Анстей – выехал в Прагу, а затем после долгих скитаний оказался в США. Там в 1956 году вышла его книга «По дороге оттуда», которая включала в себя стихи из сборников конца 40-х годов, а также новые произведения, созданные в начале 50-х. Трагедия семьи И. Елагина, а затем война оказали серьёзное влияние на мироощущение поэта. В его лирике преобладают пессимистические, даже трагические мотивы, выражается ощущение катастрофичности бытия. Любое новое впечатление - последняя божья милость перед ужасным концом Даже красота природы представляется поэту «маскарадом», затемняющим понимание сплошной безвыходности жизни. А поэзия в этом недружелюбном мире помогает лишь временно забыть о непримиримых противоречиях между идеалом и действительностью. Жизнь России представляется поэту тёмной и безысходной, так как страной управляют жестокая, обезличенная, разрушительная сила:

 

О Россия – кромешная тьма…

О куда они близких дели?

Они входят в наши дома,

Они щупают наши постели…

(«О Россия – кромешная тьма…»)

Война еще больше усилила трагичность мировосприятия И. Елагина. Это выразилось, например, в стихах «О, нет ни гнева, ни обиды…», «Одеялом завешаны стёкла…» и др. Выход из трагической ситуации видится поэту в воображении, создающем светлый и радостный мир (например, в стихотворении «В палисаднике шесть занозин…»), но, с другой стороны, он видит возможность для настоящего поэта пережить и преодолеть все тяготы эпохи:

 

Но ты – поэт. Гляди в лицо пурги,

И стисни мозг, и нервы напряги!

(«Не помышлять, не думать об уюте…»)

Поздняя лирика И. Елагина в основном связана с темой сути творчества. В этих стихах прослеживаются традиции В. Маяковского, его Первого вступления в поэму «Во весь голос», где он отмежёвывается от «лирических томиков» в пользу гражданской поэзии. И. Елагин тоже полагает, что «красивость» в поэзии – это слишком мало, что нужно отразить эпоху, тем более такую яркую и трагическую, как его время. Наиболее явственно эта мысль выражена в стихотворении «Ответ», где И. Елагин говорит «о времени и о себе», чувствуя своё единство с эпохой.

 

Дмитрий Кленовский

 

Во время жизни на Родине Д. Кленовский не был известен в качестве поэта. Он работал журналистом, занимался переводами. Во время войны уехал в Австрию, затем оказался в Германии.

В творчестве Д. Кленовского получили своё продолжение традиции акмеизма, который, казалось бы, уже ушёл в прошлое. «Царскосельские» ноты были унаследованы из творчества А. Ахматовой. Однако в поэзии Д. Кленовского мироощущение эпохи акмеизма закономерно дополнялось пониманием трагизма его времени (например, в стихотворении «След письма на пропускной бумаге» и в др.). Продолжая традиции классики Х1Х и ХХ веков, Д. Кленовский говорит о торжестве жизни и красоты, несмотря на все трагедии и драмы:

 

Наш мир в бреду. Он шепчет заклинанья,

Он душит всё, чем жизнь ещё права,

Но в мире нет разрушенного зданья,

В котором бы не проросла трава.

(«Как много есть прекрасного на свете…», 1956)

 

ПРОЗА

Григорий Климов

Григорий Климов, урождённый Игорь Борисович Калмыков (он же — Ральф Вернер), родился в городе Новочеркасске в семье врача 26 сентября 1918 года. В 1941 году закончил Новочеркасский индустриальный институт. С фронта был направлен на учебу в Военную дипломатическую академию.

В 1945 году был назначен для прохождения службы переводчиком с немецкого языка в Берлин, ведущим инженером в Советскую Военную Администрацию. В 1947 году получил приказ вернуться назад в Москву. После долгих размышлений бежал в Западную Германию. По другим источникам, решение было принято после приказа из Москвы об увольнении. После побега на Запад документы были им утрачены, и Калмыков приобрёл фальшивые бумаги на имя Ральфа Вернера. Григорий Климов — литературный псевдоним, под которым опубликованы его книги.

В 1949-1950 годах был привлечен ЦРУ для работы в секретнейшем Гарвардском проекте под эгидой ЦРУ, в рамках которого разрабатывались методы психологической войны против СССР. В 1951-1955 годах был председателем Центрального Объединения Послевоенных Эмигрантов из СССР (ЦОПЭ) и главным редактором журналов «Свобода» и «Антикоммунист» (последний – на немецком языке).

Согласно его взглядам, которые нашли выражение в его романах, важнейшим источником зла являются психически не совсем здоровые люди, рвущиеся к власти или дорвавшиеся до нее («легионеры» – от выражения «имя им легион»). Психические расстройства имеют главным образом генетическую природу, поэтому писатель использует термины «дегенерат», «вырожденец» и «дурнаслед». В частности, «легионерами», по Климову, являются, например, основатели США, большевики ленинско-троцкистской волны, советские диссиденты. О судьбе одного из диссидентов-«легионеров» Валерия Тарсиса он рассказал в книге «69». Тарсис в Советском Союзе был одним из самых активных диссидентов-«правозащитников». Его арестовал КГБ и направил как психобольного в Институт Сербского. Поднялась волна протестов диссидентов в Советском Союзе в защиту Тарсиса, которого подвергают психиатрическим репрессиям как инакомыслящего. Страшный шум по этому поводу был поднят и на западных радиостанциях, вещавших на Советский Союз. Тарсиса выпустили из психбольницы и разрешили эмигрировать в США. Спустя короткое время он снова оказался в психиатрической лечебнице – теперь уже американской, из которой так и не вышел, а весь шум вокруг его имени прекратился как по мановению волшебной палочки.

Первая книга Григория Климова – «Песнь победителя» (также изд. как «Крылья холопа», «Берлинский Кремль», «Машина террора») – автобиографический роман, но в нём отражена не только судьба самого Г. Климова. Это книга на тему судеб советских людей в 30-40-е годы. Остальные книги Григория Климова посвящены теме дегенерации. «Князь мира сего» – роман, в котором ставится вопрос о связи проблемы дегенерации с историческими событиями. В романе «Имя мое легион» раскрывается взгляд на дегенерацию, так сказать, на бытовом уровне. «Протоколы советских мудрецов», «Красная Каббала», «Божий народ» – в этих произведениях отражены взгляды писателя на проблему дегенерации, на исторический процесс, а также на «еврейский вопрос», из-за чего Г. Климова часто обвиняли в антисемитизме. «Откровение» (также изд. как «Ключи познания» и «Семейный альбом») – последняя книга писателя, это сборник рассказов преимущественно автобиографического характера.

 

Игорь Гузенко

И. Гузенко работал в 40-е годы шифровальщиком советского посольства в Канаде. Узнав о скором отзыве в СССР, он не захотел расставаться с бытовыми благами капиталистического мира. В сентябре 1945 г. он самовольно покинул советскую дипмиссию, прихватив более ста совершенно секретных документов, и обратился сначала в полицию. Там отказались ему помочь, объяснив это тем, что в Канаде никто не пожелает сказать ни одного плохого слова о Сталине, ведь это было сразу после Победы. Затем перебежчик обратился в канадское министерство юстиции. Там тоже не сразу откликнулись на его просьбу о политическом убежище и защите, но всё же один из высокопоставленных сотрудников заинтересовался предоставленной И. Гузенко информацией. По другой версии И. Гузенко обращался в СМИ, в полицию, в министерство юстиции, к премьер-министру Канады, но его не восприняли всерьёз, а изменили к нему отношение лишь тогда, когда представители советского посольства провели обыск в квартире И. Гузенко, что дало формальный повод говорить об угрозе его жизни и свободе.

Впоследствии И. Гузенко сотрудничал не только с канадскими, но и с английскими и американскими спецслужбами, предоставил им все известные ему сведения о многих советских разведчиках (кто-то из них был в результате арестован, а кто-то погиб, например, известный ученый-физик Клаус Фукс, передававший советской разведке секретные документы о разработке американской атомной бомбы). В сущности, он выдал всю советскую разведывательную сеть в США и Канаде. Руководитель Гузенко военный атташе полковник Николай Заботин, его жена, сын и дочь были отозваны в Советский Союз и бесследно исчезли в ГУЛАГе.По сложившемуся среди политиков и социологов мнению, побег И. Гузенко стал первым крупным событием «холодной войны».

Живя в Канаде, И. Гузенко до конца дней опасался за свою жизнь, поэтому постоянно находился под охраной, в обстановке секретности, и даже его дети (по словам одной из дочерей) не знали его истории и считали себя выходцами из Чехословакии. Давая интервью, И. Гузенко представал перед журналистами с надетым на голову белым колпаком с прорезями для глаз, так что никто не видел его лица. Так он прожил до 80-х годов. В 1982 году И. Гузенко умер при невыясненных обстоятельствах. Даже его могила почти 20 лет оставалась безымянной, его имя было нанесено на надгробный камень лишь в 2001 г.

В принципе, Гузенко больше известен как перебежчик и предатель своей страны, чем как писатель. Как писатель он известен двумя произведениями: «Это был мой выбор» (1948) и «Падение титана» (1954). «Это был мой выбор» – книга автобиографического содержания. «Падение титана» – роман, посвящённый судьбе Максима Горького. И. Гузенко стремится дать свою трактовку духовной драмы писателя и ответить на вопрос о том, почему Горький, обладавший великим авторитетом в СССР и за рубежом, пошёл на сотрудничество со сталинским режимом. И. Гузенко пользовался материалами эмигрантской печати, которые тогда не были доступны отечественному читателю. Автор романа пришёл к выводу, что в основе нравственного выбора Горького лежала идея «любви к дальнему» в том смысле, что Горький допускал зло по отношению к ближнему ради счастья многих в будущем. Политика большевиков, согласно трактовке И. Гузенко, казалась Горькому необходимой для того, чтобы обеспечить всеобщее счастье, а когда он осознал свою ошибку, то было уже поздно: писатель стал фактически пленником. По версии И. Гузенко Горький был убит своим охранником, офицером НКВД, когда разочаровался в прежних идеях и стал опасен для Сталина[2].

 

Николай Нароков и его романы

Во время гражданской войны он был офицером белой армии (подлинная фамилия – Марченко). Потом работал учителем математики сначала в провинции, а затем в Киеве. В 1932 году был арестован, но в тюрьме находился недолго. В конце войны в числе «перемещённых лиц» был вывезен в Германию, в СССР не вернулся, жил в США, в Калифорнии.

По мнению исследователей, Н. Нароков выбрал псевдоним, подчёркивающий полемическое начало в его творчестве по отношению к В. Набокову: изысканному стилю последнего Н. Нароков противопоставляет прозаические и даже натуралистические реалии работы НКВД и жизни простого человека в советской провинции. В «Мнимых величинах», кроме того, можно отметить прямую иронию по отношению к набоковскому «Приглашению на казнь»: «Которые товарищи на расстрел, выходите!».

В творчестве Н. Нарокова находят своё художественное воплощение традиции Ф.М. Достоевского. Это прежде всего стремление показать и глубоко проанализировать психологическое состояние человека в моменты кризисные, в моменты острых страданий, «надрыва», как говорится в романе «Братья Карамазовы». Это и такое качество, как «идеологичность». В литературоведении принято называть романы Ф.М. Достоевского «идеологическими», т.к. главным героем такого произведения является скорее идея, чем человек. Точнее, по словам В. Кожинова, идея, неразрывно слитая с человеческим характером. Герои Н. Нарокова тоже носители определённых идей, а сюжет каждого его произведения, как и в романах Ф.М. Достоевского, представляет собой испытание идеи и, как правило, её крушение. Кроме того, в романе «Мнимые величины» характер взаимоотношений главных героев: Ефрема Любкина и Евлалии Шептарёвой – прямо проецируется на духовную суть отношений Раскольникова и Сонечки.

Роман Н. Нарокова «Мнимые величины» вышел в 1952 году и был переведен на французский, немецкий, английский, испанский и др. языки.

В отечественном литературоведении А.И. Солженицын обычно считается первооткрывателем темы сталинских репрессий в художественном плане, но если воспринимать литературу эмиграции как часть русской литературы ХХ века, то, пожалуй, стоит назвать Н. Нарокова как первого автора этой темы, ведь «Мнимые величины» появились почти на 10 лет раньше «Одного дня Ивана Денисовича». Роману Н. Нарокова предпослан эпиграф, смысл которого сводится к тому, что мнимая величина (несуществующее число) обладает свойством переходить в действительную. Так и в произведении: мнимый шпион начинает ощущать себя реальным агентом иностранной разведки, а мнимый заговор разоблачается как настоящий.

Главным героем романа «Мнимые величины» является Любкин – начальник НКВД в одной из провинциальных областей СССР. Литературным предшественником этого персонажа можно назвать Раскольникова. В романе Н. Нарокова даже есть эпизод, почти прямо повторяющий одну из сцен «Преступления и наказания»: Любкин признаётся Евлалии в том, что совершил убийство, а она жалеет убийцу как нравственно страдающего человека. Если бы речь шла лишь о таких параллелях, то можно было бы назвать Н. Нарокова подражателем Ф.М. Достоевского. Но в действительности мы имеем дело с творчески освоенной традицией писателя-предшественника, т.к. в романе Н. Нарокова существуют гораздо более глубокие философские параллели с произведением Ф.М. Достоевского. Это попытка объяснения реальных событий российской истории ХХ века с опорой на философские идеи Достоевского, на его художественное осмысление человеческой природы, мировой истории в «Преступлении и наказании», «Бесах», «Братьях Карамазовых», в особенности в философской «кульминации» последнего романа – «Легенде о великом инквизиторе». В «Мнимых величинах», как и в романах Достоевского, сюжетом движет не столько конфликт человека с другим человеком, сколько столкновение некоей жизненной философии с действительностью и человеческой «натурой». Это, по сути, та же идея, которая формировалась в ряде романов Достоевского и нашла наиболее глубокое и полное выражение в его «Легенде…».

Исток этой идеи – в главном принципе утилитарной этики: «Наибольшее счастье наибольшего количества людей». Все возможные формы реализации этого принципа с неизбежностью приводят к противоречию между целью и средствами, а те, кто им руководствуется, опять-таки с неизбежностью вынуждены допустить использование зла (прежде всего насилия и обмана) на пути к добру и во имя осуществления благих целей.

Как эта диалектика добра и зла воплощается в идеях и судьбах героев Достоевского и Нарокова? Раскольников испытывает к окружающим людям и презрение за их слабость, и сострадание, которое заставляет его отдать деньги Мармеладовым или спасать пьяную девочку на улице. Но, с его точки зрения, «частные добрые дела» – это капля в море людских страданий и несправедливости; ситуацию нужно менять в корне, т.е. создавать другие основы существования общества. Обычные слабые люди не способны на такое, значит, это должен сделать сильный человек, подобный Наполеону. Недаром Раскольников говорит Сонечке, что спасти «маленьких людей» поможет только «власть над всем муравейником». А на пути к её достижению неизбежны жертвы и оправдано преступление.

В принципе, такова и мысль героя нароковского романа Любкина. Хотя его повседневная работа связана со злом и насилием, но в душе он ещё сохранил стремление к добру. И устав от будничного для него зла, он стремится сделать добро хотя бы одному человеку – своей случайной знакомой Евлалии. Когда их сталкивают обстоятельства, Любкин знакомится с ужасными условиями ее жизни и решает помочь ей выбраться из нищеты. Сначала он пытается дать ей работу и платить за неё хорошие деньги. Но потом понимает, что это бесполезно, т.к. все заработки Евлалии растрачивает её отец на свои прихоти и капризы. Он не только не дает ей выбиться из нищеты, но и постоянно унижает, оскорбляет её и её сына – отец этой женщины буквально отравляет ей жизнь. Любкин делает вывод, что единственный выход – «освободить» Евлалию от отца: «Вижу, что, кроме вреда, ничего вам ваш отец не приносит, и я приказал арестовать его... По-моему, оно... вполне целесообразно!.. А если целесообразно, значит, справедливо!» Раскольников хочет власти над человеческим «муравейником», чтобы устроить жизнь «маленьких людей», – Любкин использует свою неограниченную власть, чтобы «вытереть слезы» Евлалии.

Раскольников убежден, что ему в точности известно, в чем заключается счастье ближних. Еще отчетливее такое убеждение (и его логическое обоснование) выражено героем «Легенды…», который ради блага миллионов слабых людей порабощает их, идет на обман и насилие, чтобы соединить всех в один всеобщий и согласный «муравейник» и дать людям «младенчески наивное счастье». Так же и Любкин у Нарокова считает, что он вправе решать, что является счастьем для Евлалии, а что нет. Он довольно долго пытается втолковать ей, что арест ее отца – это для нее благо. Если Раскольников делает только еще первый шаг на пути осуществления идеи насильственного счастья и этого шага не выдерживает, то Любкин, как и великий инквизитор в «Легенде…», уже далеко зашел по этому пути.

Однако результат действий героев получается противоположным задуманному. Раскольников причинил лишь зло и себе, и другим; великий инквизитор, желавший «исправить подвиг» Христа, напротив, доказал «от противного» его правоту (недаром Алеша говорит Ивану, что у того получилась «хвала, а не хула Иисусу»); Любкин причинил боли Евлалии гораздо больше, чем сделал ей добра. Он дает ей выгодные заказы и устраивает освобождение от официальной работы – её начинают считать «сексотом» и ненавидеть. Он «освобождает» ее от отца – она чувствует не облегчение, а горе. Жизнь сложнее теории: нельзя математически выверить чувства человека и подчинить их логике. Еще «подпольный человек» Достоевского говорил, что иной раз человеческая «выгода» как раз в том состоит, чтобы пожелать себе «худого, а не выгодного». У Нарокова Евлалия чувствует и поступает именно так: просит освободить отца, хотя это ей вовсе не «выгодно». Логика Любкина разбивается о человеческую «натуру»: духовная связь дочери с отцом оказывается нерасторжимой, несмотря ни на какие аргументы.

В конце романа Любкин приходит к выводу, что его деятельность, его власть над другими, его взгляды, его отношения с любовницей – это всё «ненастоящее». И это открывает для читателя ещё один смысл названия романа, кроме того, о котором говорилось выше. Все жизненные ценности Любкина оказываются «мнимыми величинами» по сравнению с «настоящим» - с духовной чистотой и стойкостью Евлалии.

Роман Н. Нарокова «Могу!» (1965 г.) отличается от «Мнимых величин» тем, что в нём традиции Достоевского разработаны более творчески и глубоко, они уже прочитываются не так явно, не лежат на поверхности, а воплощаются в содержании произведения на глубинном, философско-психологическом уровне.

Действие романа происходит в США в среде русских эмигрантов. Главным героем является Фёдор Петрович Ив (Иванов). В 20-е годы в Советской России он был сотрудником НКВД, затем оказался в фашистской Германии и работал в гестапо, а потом уехал в США и стал удачливым и богатым бизнесменом. Окружающие полагают, что это крайне извилистый жизненный путь, но сам Ив считает, что в действительности это прямая линия. Когда у него был мандат НКВД, то это ещё не означало, что он сторонник социализма и коммунизма; когда он был гестаповцем, то это вовсе не говорило о его нацистских взглядах; когда он стал бизнесменом в США, то это не свидетельствует о том, что он стал сторонником американской демократии. Просто удостоверение НКВД, гестаповская форма и пакет с акциями – всё это лишь средства для достижения его основной цели. А его цель – это доказать и утвердить своё «Могу!». Словом «Могу!» герой выражает ощущение полной власти, не ограниченной ничем. Это власть ради власти, наслаждение собственным могуществом. Ив может устроить во время выборов провал перспективного кандидата и победу аутсайдера; он может сделать так, чтобы все вдруг забыли о грязном преступлении, и т.п. Многие рассуждают о том, зачем ему это нужно, в чём его выгода, но выгода лишь одна: испытать своё «Могу!» и ещё раз самоутвердиться, доказать, что он может достичь любой цели.

Очередной «целью» Ива оказывается Юлия Сергеевна Потокова, его знакомая. Ив хочет обладать этой женщиной, причём так, чтобы это не было насилием с его стороны, чтобы она сама «пришла к нему». На первый взгляд это невозможно по нескольким причинам. Во-первых, Юлия замужем; она не испытывает настоящей любви к своему мужу, но уважает его и ценит хорошие отношения с ним. Во-вторых, есть и другой человек – Виктор, к которому Юлия глубоко неравнодушна, хотя между ними и нет близких отношений. В-третьих, Ива Юлия явно чуждается и даже безотчётно боится. Несмотря на это, Ив полагает, что любое препятствие преодолимо при помощи хитроумия и денег, тем более при отсутствии моральных принципов. У него есть ловкая помощница – мастер интриги, и ей он поручает очередное «дело», предоставив неограниченные материальные средства.

В результате Юлия оказывается в центре изощрённой интриги: её муж убит, а обнаруженная на месте преступления улика прямо указывает на Виктора, сама же Юлия вполне может рассматриваться как его сообщница. В этой ситуации Ив предлагает ей бежать вместе с ним в другую страну и поселиться в его доме. По логике она должна согласиться, потому что у неё просто нет иного выхода, все обстоятельства подталкивают её к этому. Но логика Ива и его помощницы не учитывает чувств Юлии. Она не может бежать, потому что её побег подтвердит версию полиции и не оставит никаких шансов на оправдание Виктора. Юлия решает, что предать любимого человека – это выше её сил. Помощница Ива объяснила это так: её «не могу» оказалось сильнее, чем его «могу».

В романе «Могу!», как и в «Мнимых величинах», как и в романах Ф.М. Достоевского, логические построения сталкиваются с человеческой «натурой», которая оказывается сильнее. Здесь вновь, как и в «Мнимых величинах», рассматривается тема настоящих и мнимых ценностей. Всевластие Ива и его денег оказывается «мнимой величиной» по сравнению с порядочностью, преданностью и любовью.

По мастерству в построении сюжета, в характерологии, по глубине философских идей роман Н. Нарокова «Могу!» может быть признан одним из самых значительных и интересных произведений не только в литературе второй волны эмиграции, но и в русской литературе ХХ века вообще.

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

По своему литературному значению 2-я эмиграция несравнимо слабее первой, хотя такие писатели, как Нароков, были настоящими, талантливыми прозаиками. Кроме того, Нароков первым, задолго до Солженицына поднял в художественной литературе и тему ГУЛАГа, и попытался разобраться в психологической и социальной природе такого явления, как «культ личности Сталина».

 

Литература:

Агеносов В.В. Литература russkogo зарубежья. М.: «Терра. Спорт», 1998. 543 с.

Буслакова Т. Литература русского зарубежья. Курс лекций. М.: Высшая школа, 2003. 365 с.

Гузенко Игорь Сергеевич – Википедия. http://ru.wikipedia.org/wiki

Климов Григорий Петрович – Википедия. http://ru.wikipedia.org.wiki

Сухих О.С. Философские мотивы произведений Ф.М. Достоевского в романе Н. Нарокова «Мнимые величины» // Вестник ННГУ. Вып. 1 (5). Нижний Новгород: изд-во Нижегородского госуниверситета, 2004. С. 36-45.

Сухих О.С. Традиции Ф.М. Достоевского в романе Н. Нарокова «Могу!» // Вестник ННГУ. 2007. № 6. Нижний Новгород: изд-во Нижегородского госуниверситета, 2007. С. 251-256.

Турбин В. Предисловие к роману Н. Нарокова «Мнимые величины»// Дружба народов. 1990. № 2. С. 1-2.

Турбина В. Возвращение из небытия. Предисловие. // Н. Нароков. Могу! М.: Дружба народов, 1991. 368 с. С. 3-4.

[1] Более подробные обзоры творчества поэтов и прозаиков 2-й эмигрантской волны см. в кн.: Агеносов В.В. Литература russkogo Зарубежья.-М., 1998. С. 383 – 473; Буслакова Т.В. Литература русского Зарубежья. Курс лекций. –М:«Высшая школа», 2003. С.271-290.

[2] Анализ этого романа см. в кн-: Сухих С.И. Заблуждение и прозрение Максима Горького. 1-е изд: Нижн.Новгород, 1992, 2-е изд – Нижн. Новгород: изд-во «Поволжье», 2007.