Ярошевский М.Г. Личность ученого // Психология и психо­физиология индивидуальных различий. М., 1977. С. 25

Выдающиеся ПСИХОЛОГИ МОСКВЫ

 

 

Студентом Б.М.Теплов любил бродить по улицам и переулкам Москвы, проходить через Кремль, где мог подкрепиться просфорами.

(мнЬгие стихотворные тексты знал наизусть, в том числе на французском и немецком язы­ках); был глубоко сведущ в литературоведче­ской литературе. Таким образом, его познания и неустанная работа по обогащению новыми знаниями превосходили то, что могло быть им практически использовано. Его ум, которому

Панорама Соборной площади Кремля.

В центре — Архангельский собор.

Слева — Благовещенский собор.

все было интересно и все доступно, без устали жаждал «пищи». Как бы чрезмерная, избыточ­ная эрудиция, касающаяся всей сферы куль­туры, — одна из ярких особенностей Б.М.Теп-лова.

В центре всех интересов Бориса Михайлови­ча — не только в науке, искусстве, но и в жиз­ни — был человек, его индивидуальность. Он подолгу беседовал с отдельными сотрудниками, аспирантами, испытуемыми. У него был осо­бый дар — понимать людей, находить индиви­дуальный подход к каждому.

Сам он отличался яркой индивидуально­стью. Он был натурой увлекающейся, пере­менчивой (бывал и раздражительным, иногда мнительным). Критичность и острая иро­ничность ума смягчались его юмором. Он бы­вал как сжатая пружина. За часто возникавшей на лице полуулыбкой угадывались волевое на­пряжение, самообладание. По-видимому, ему приходилось постоянно сдерживать свой дина­мический темперамент, потенциальную неисто­вость своей натуры.

Характерно для Б.М.Теплова и то, что его устная речь была совсем не похожа на пись­менную. Все его научные труды и научно-по­пулярные публикации написаны безупречно правильным литературным языком, ясно и точно. Но в них нет ни эмоциональности авто­ра, ни блесток его остроумия. Устные же вы­сказывания Б.М.Теплова, его публичные вы­ступления несли мощный эмоциональный за­ряд, поражали яркостью, свежестью. Его реп­лики, высказывания воспринимались как жи­вое слово — в них были новизна и особая ост­рота формулировок; впечатление от произно­симого им определялось не только тем, что он выступал всегда компетентно и по существу де­ла, но и тем, что его фразы были неприглажен­ными, непосредственно передающими процесс мышления. Неожиданная смелость ходов его мысли и особое интонационное напряжение позволяли ему властно овладевать вниманием слушателей. К тому же чувствовалось, что он мог бы сказать больше и «задиристее», что он

Борис Михайлович ТЕПЛОВ

 

 

За роялем Святослав Рихтер.

«тормозит» себя. Написанное Б.М.Тепловым дает лишь малое представление о его необык­новенной личности.

Нужно сказать и о том, что он был самоот­верженным тружеником в науке. Он мог аске­тически «напускать на себя окаянство» (его шутливое выражение) и, не щадя себя в много­часовых ежедневных усилиях, выполнять заду­манное.

Да, его талант, его характер были таковы, что он мог на высшем профессиональном уров­не разрабатывать узкоспециальные вопросы сенсорики, столь же квалифицированно и уг­лубленно, но уже имея дело с совсем иной пси­хологической реальностью и используя другие методы, проникать в особенности психики ода­ренных личностей, выполнять добросовестней-шие работы по истории психологии, и он же проявил себя выдающимся организатором, за­мечательным научным руководителем.

Автор «Психологии музыкальных способно­стей» и «Ума полководца», квалифицирован-нейший знаток истории психологии, он, каза­лось бы, мог написать труд по психологии ин­дивидуальности, который стал бы событием в нашей науке. Такой труд был запланирован, к нему он тянулся, но откладывал работу над ним, так как логика возглавляемых им исследо­ваний требовала дальнейшего углубления в психофизиологию. Жизнь оборвалась неожи­данно...

Нет надобности «спрямлять» научные иска­ния Б.М.Теплова, например усматривать толь­ко преемственность в его переходе от психоло­гии способностей к изучению свойств нервной системы (хотя и «сквозные линии» здесь тоже были). Судя по всему, определенная разобщен­ность его работ, их разноплановость были так­же следствием богатства его натуры, откликав­шейся на «все впечатления бытия». Б.М.Тепло-ву была чужда профессиональная ограничен­ность. Он был ученым, который выше «специ­альности».

Велика, необычайна была одаренность Б.М.Теплова. У него была трудная жизнь, но

он многое успел сделать в науке, и многое из начатого им продолжили его ученики¹¹.

Особо следует сказать о Б.М.Тешюве как о москвиче. Он очень хорошо знал и любил го­род, с юных лет ставший ему родным. Он рас­сказывал, как в студенческие годы много бро­дил по московским улицам и переулкам, стре­мясь проходить через Кремль, где брал в собо­рах просфорки, которыми подкреплялся. Он знал многие дома в Москве, связанные с име­нами композиторов, писателей, художников.

Еще в первые годы научной работы (будучи в РККА) он стремился опираться на рысокий научный потенциал Москвы: установил кон­такты с видными московскими учеными — ака­демиками Н.Н.Лузиным (математик), П.ПЛа-заревым (физик) и другими, приобщая их к не­которым аспектам своей работы, которая ве­лась на подлинно «столичном» уровне.

В годы войны Б.М.Теплое мужественно вступил в московское ополчение, когда был отозван обратно в институт, охранял его зда­ние — дежурил на крыше во время налетов на город. Во время одного из таких дежурств бом­ба разорвалась во дворе университета; взрыв­ной волной были выбиты рамы и стекла в ряде помещений института, обрушилась штукатурка. Борис Михайлович оставался на посту и всю последующую часть ночи вместе с другими уча­ствовал в очистке помещений¹².

Все годы работы в Психологическом инсти­туте он поддерживал тесные контакты с Мос­ковской консерваторией. Некоторые музыкан­ты-теоретики, работавшие в консерватории, пользовались его консультациями, готовили при его участии свои диссертации и книги. Он привлек к работе в институте одного из круп­нейших пианистов того времени — К.Н.Игум-нова. Беседы с ним Бориса Михайловича по