Б.М.Теплов становится психофизиологом

Борис Михайлович принял поистине судь­боносное для его дальнейшей научной жизни решение: он перевел работу своей лаборатории в основном в психофизиологическое русло. На­учной программой «на перспективу» стало ис­следование физиологических основ индивиду­ально-психологических различий. Такая цель воодушевляла его. Вероятно, это было и поис­ком «ниши», где можно было заниматься чест­ной работой,— он оставался в пределах добро­совестной, доказательной науки.

Чтобы обосновать возможность и перспек­тивность изучения свойств нервной системы применительно к человеку, потребовался ана­лиз истории изучения типов высшей нервной деятельности в лабораториях И.П.Павлова. Бы­ла написана удивительная статья (если можно назвать «статьей» работу в 10 печатных листов), где Б.М.Теплов систематизировал огромный фактический материал и критически осмыслил сами представления о типологических свойст-

вах. Об этой статье как «историческом очерке» подробно написал М.Г.Ярошевский⁷, отметив­ший, что в ней дается поражающий не только эрудицией, но и глубиной проникновения в ди­намику идей анализ одного из наиболее важных для психологии разделов павловского учения.

В этом труде Б.М.Теплов пришел к выводам о том, что типы нервной системы различаются не по уровню совершенства нервной деятель­ности, а по ее своеобразию; что главное науч­ное значение имеет выделение типологических свойств, а не традиционная классификация ти­пов; что свойства нервной системы образуют почву, на которой легче формируются одни формы поведения, труднее — другие; что воз­можно открытие новых свойств нервной систе­мы и «расщепление» ранее известных; что на­ряду с «общими» типологическими свойствами, характеризующими нервную систему в целом, существуют «частные» (парциальные) свойства, характеризующие работу отдельных областей коры, и др.

Б.М.Теплов исходил из того, что свойства типа нервной системы относятся к внутренним условиям формирования индивидуально-психо­логических свойств. Он указывал, что трудная и длительная работа по изучению природных свойств нервной системы откроет дорогу к объ­яснению происхождения некоторых индивиду­альных особенностей.

Можно поражаться энергии, энтузиазму, ин­теллекту ученого, на переломе жизни взявшего­ся за такой труд. Вскоре были получены экспе­риментальные подтверждения ряда выдвинутых им положений. Важное значение имело доказа­тельство того, что слабость нервной системы связана "е*ее высокой чувствительностью, реак­тивностью (исследования В.Д.Небылицына). Тем самым получила подтверждение гипотеза Б.М.Теплова о ценности разных полюсов типо­логических свойств (в частности, такого свой­ства, как сила — слабость).

⁷ Ярошевский М.Г. Б.М.Теплов как историк психологии // Во­просы психологии. 1966. № 5.

 

Выдающиеся ПСИХОЛОГИ МОСКВЫ

 

 

При подходе к вопросам психологического значения свойств нервной системы Б.М.Тешюв предостерегал от слишком прямолинейных за­ключений: слабость нервной системы (а следо­вательно, ее высокая чувствительность) в сфере слухового анализатора еще не означает музы­кального слуха.

Уже через несколько лет интенсивных ис­следований стала возникать новая пограничная область науки — дифференциальная психофи­зиология, основанная на строгом эксперименте и подводящая естественнонаучную базу под изучение некоторых индивидуально-психологи­ческих различий (поначалу в области ощуще­ний, времени реакций, а также и более общих динамических особенностей психики). Новое направление исследований постепенно стало значительным явлением в психологии.

Теперь на основе теоретического и экспери­ментального изучения свойств нервной систе­мы, опираясь на факты, Б.М.Теплов мог высту­пить против представлений о желательности и возможности «формировать» человеческую на­туру. У некоторых психологов (как и у идеоло­гов той поры) была установка — все в челове­ческой психике можно и нужно изменять, пе­ределывать, формировать. Применительно к своему объекту изучения Б.М.Теплов утверж­дал: «Иногда полагают, что надо отыскивать пути изменения свойств нервной системы в желательную сторону. Такую точку зрения нельзя считать правильной. Во-первых, мы еще ничего не знаем о путях и способах изменения свойств нервной системы, но твердо знаем, что это изменение может совершаться лишь очень медленно и в результате изменения каких-то биологически существенных условий жизни. Во-вторых, неизвестно, что следует считать «желательными» свойствами нервной систе­мы»⁸. И далее разъяснял на конкретном приме­ре: «Слабая нервная система — это нервная си­стема малой работоспособности (в физиологи­ческом смысле!), но высокой чувствительности.

⁸ Теплое Б.М. Избранные труды. Т. II. С. 189.

Кто возьмется решить в общей форме, какая нервная система лучше: более чувствительная, но менее работоспособная или менее чувстви­тельная, но более работоспособная?» Он недву­смысленно указывает: «Изменение свойств нервной системы должно вести в конце концов к нивелированию индивидуальности, к жела­нию сделать всех людей одинаковыми». И еще раз подчеркивает: «Общество заинтересовано в богатстве и разнообразии индивидуальностей у социально ценных личностей, в расцвете инди­видуальностей, а не в нивелировании их»⁹.

Это не было прямым спором с коллегами, ведь он писал уже не о способностях и одарен­ности. Но имеющий уши да слышит! Это было достаточно мощное противодействие спекуля­циям относительно безмерных возможностей формирования психических свойств, противо­действие, позволявшее психологии в целом со­хранять свое научное лицо.

8 дальнейшем идейная атмосфера стала от­
носительно более свободной, и Б.М.Теплов мог
бы вернуться к своей излюбленной теме на
собственно психологическом уровне. Но он
уже был общепризнанным авторитетом в физи­
ологии высшей нервной деятельности, высоко­
компетентным в электрофизиологии, в области
математической статистики (показательна его
статья о факторном анализе) — он уже не мог
оставить возглавляемую им большую коллек­
тивную работу.

С точки зрения личной судьбы Б.М.Тешюва вряд ли можно назвать естественным или тем более благоприятным для него принятое им «самоограничение» — прежде всего изучить физиологические предпосылки индивидуаль­ных различий. Скорее в этом можно видеть не­который драматизм его судьбы, когда психоло­гу по призванию пришлось отойти, хотя по за­мыслу и временно, но на деле до конца жизни, в смежную область науки.

Больше, чем ученый.

Есть некая загадочность в Теплове-психоло-

9 Там же.

 

 

ге. С одной стороны, перед нами ученый, тяго­теющий к лабораторным изысканиям, к точ­ным методам, с преимущественным интересом к первоосновам психики. С другой стороны, он обобщает материалы о личности выдающихся музыкантов, об интеллекте и чертах характера крупнейших полководцев — его работы такого плана поражают полнотой привлекаемых мате­риалов, глубиной анализа: подлинная психоло­гия личности, основанная на систематизации жизненных фактов (черпаемых, в частности, из мемуарной литературы). Обе линии работ мог­ли быть представлены в одном и том же труде (например, в монографии «Психология музы­кальных способностей»), но все же это были совсем разные типы исследования. Нельзя не удивляться тому, что один и тот же ученый мог столь совершенно владеть спецификой таких разных форм исследовательской работы и с во­одушевлением заниматься каждой из них.

И еще одно противоречие: в каждой из от­меченных линий работ Б.М.Теплов выступал как «ученый-классик» (по известной классифи­кации В. Оствальда), добивавшийся фундамен­тальности и завершенности своих изысканий; в разноплановости же его исследований, в пере­ходах от одного жанра к другому, проявляется скорее «ученый-романтик» (согласно той же классификации), стремящийся к обновлению и разнообразию идей.

Вместе с тем во всех его трудах было нечто общее, «тепловское». В основных жанрах его работ — лабораторно-экспериментальных, психофизиологических, описательно-аналити­ческих по психологии личности, по истории психологии — главенствующим является инте­рес к реалиям, к самим фактам. Наиболее орга­ничными для Б.М.Тешюва были собирание и систематизация психологически значимых ма­териалов. «Почерк автора» — во внимании к конкретике, в тщательности анализа исходных данных (полученных ли в опытах, содержащих­ся ли в литературных источниках).

В высшей степени обладая здравым смыс­лом, он не поощрял чрезмерного теоретизиро-

вания. Ему были чужды абстрактное философ­ствование, словесные построения, становящие­ся самоцелью, уводящие от реальных про­блем, — он умел отличать психологически зна­чимое от надуманного, схоластического. Его здравые, трезвые оценки отдельных работ и возникавших тенденций развития психологии во многом опирались на особую чуткость к по­требностям жизни, практики.

В свете всего сказанного удивительные по­вороты его творческого пути, недостаток цель­ности в его научном наследии вряд ли можно объяснить только указанными выше драматиче­скими обстоятельствами в жизни нашего обще­ства и состоянием психологической науки. Ве­роятно, источник противоречивости его твор­чества коренился и в самой личности ученого. М.Г. Ярошевский в своих воспоминаниях о Б.М.Теплове написал: «В историю вошли и труды Б.М.Теплова и его личность...»¹⁰

Бориса Михайловича отличала исключитель­ная широта интересов. Он был на самом совре­менном уровне осведомленности в области об­щественных и биологических наук — система­тически, глубоко изучал научную литературу, следил за периодикой. Но наука не была един­ственным центром его познавательных, духов­ных устремлений: огромное место в его жизни занимал мир искусства. Как уже отмечалось, он создал вузовский курс музыкальной психоло­гии; его труд о музыкальных способностях был не только собственно психологическим, но и музыковедческим. Он отнюдь не дилетантски интересовался изобразительным искусством (находил время для посещения музеев, руково­дил диссертациями по изобразительному искус­ству). По его инициативе была создана и ряд лет продуктивно работала в Психологическом институте лаборатория психологии искусства. Особенно много внимания он уделял художест­венной литературе: он знал как классику, так и новейшую литературу, как прозу, так и поэзию