Аудитория и ее взаимосвязь с оратором

Когда лектор только еще принимается за подготовку текста выступления, он в первую очередь моделирует аудиторию, перед которой предстоит выступать: возраст, пол, образование и примерный уровень компетентности слушателей в той проблеме, которую предстоит осветить, мотивы, приведшие их на лекцию, возможно, особенности жизни, работы и др. Этот незримый образ аудитории лектор держит в своей памяти, когда формулирует тему, отбирает материал и языковые средства для выражения мыслей, обдумывает композицию лекции, ее начало и конец, стараясь предвидеть реакцию слушателей на различные компоненты выступления.

Наиболее точно и ярко сформулировал эту задачу В.И. Ленин, который требовал от пропагандистов «жить в гуще. Знать настроения. Знать все. Понимать массу. Уметь подойти. Завоевать ее абсолютное доверие» ^[32]. Ярким примером такого серьезного отношения к аудитории был он сам. В.И. Ленин всегда заботился о том, чтобы сказанное им слово превратилось в стимул к действию. Собираясь выступать на собрании рабочих завода «Электросила» (бывший «Динамо»), посвященном празднованию четвертой годовщины Октябрьской революции, 7 ноября 1921 года, В.И. Ленин приехал на завод за полтора часа до выступления, и все это время употребил на то, чтобы узнать, что произошло здесь в последнее время, как работается и живется рабочим, в чем они больше всего нуждаются, что мешает работать и жить лучше и т.д. Словом, к началу выступления он хорошо знал свою аудиторию со всеми ее радостями и трудностями. И с первых же его слов возникла та самая атмосфера «единого дыхания», которая сопровождала все публичные речи Владимира Ильича. Как же в решении поставленной задачи учитывать сложные закономерности прямой и обратной связи лектора и аудитории?

Рассмотрим сначала, что такое настроение аудитории и как лектор может использовать свои возможности для воздействия на него для завоевания доверия слушателей. Аудитория лектора общества «Знание», как правило, очень разнообразна. Он может ехать по путевке на завод или фабрику, в колхоз или школу, выступать перед избирателями микрорайона и т.д. И каждый раз он будет менять что-то в своем тексте, ибо «…нельзя говорить одинаково на заводском митинге и в казачьей деревне, на студенческом собрании и в крестьянской избе, с трибуны III Думы и со страниц зарубежного органа» ^[33].

Настроение аудитории будет определяться, во-первых, мотивами, которые привели людей, разных по уровню знаний, культуре и возрасту, на лекцию. Мотивы эти, как отмечает доктор психологических наук И.А. Зимняя, подразделяются на интеллектуальные, моральные, эстетические и даже дисциплинарного характера (обязали пойти) ^[34].

В зале всегда есть люди, пришедшие для того, чтобы познакомиться со смежной проблемой, расширить свои знания в области, которая представляет для них предмет специального интереса (интеллектуальные мотивы, познавательный интерес); есть группа слушателей, которые пришли не из интереса к самой теме, а для того, чтобы использовать сам факт присутствия на лекции в каких-то престижных целях, например, блеснуть своей информированностью в кругу знакомых и т.д. (моральные мотивы); наконец, несколько человек пришли именно «на лектора», как на выступление актера, от которого ждут эстетического наслаждения, — они слышали, что лектор обладает великолепным голосом и очень увлекательно говорит…

Имеется среди слушателей и немалый процент «безразличных», т.е. пришедших, чтобы «не ругали». Они представляют наибольшую трудность для лектора, так как их откровенно незаинтересованный вид, занятость своими делами (они могут демонстративно читать газету или разгадывать кроссворд) не только создают психологическую трудность для лектора, но заражают своим настроем окружающих.

Одна из психологических особенностей аудитории заключается именно в чувстве общности. Правда, и в этом коллективном чувстве наблюдаются расслоения, деление на группы. Так, даже в зрительном зале во время демонстрации кинофильма или просмотра спектакля вместе с общим настроением — «принял или не принял зритель» — явно ощущается и групповой настрой: какая-то часть зрителей понимает и принимает все, что заложено в произведение автором, режиссером, актерами, и смеется и плачет в тех местах, где они ожидали такой реакции; какая-то часть будет удивляться реакции соседей; будут и такие, которые ничего не поймут, не воспримут и либо уснут во время сеанса, либо встанут и уйдут… И заметьте: все найдут подобных себе, единомышленников, сочувствующих.

Так же и на лекции, однако с существенной разницей: «полюс притяжения», который централизует зрителей театра, и в особенности кино, не обладает теми «дирижерскими» возможностями, которыми обладает лектор. Он может и должен активно воздействовать на настроение аудитории в целом и каждой из групп, в частности, преодолеть безразличие одних, непонимание других, полностью оправдать надежды тех слушателей, которые пришли получить новые знания и удовольствие от хорошо прочитанной лекции, сделав их своей главной опорой в борьбе за сердца всех собравшихся. Лектор вполне может добиться такой степени «зараженности» атмосферой повышенного интереса к лекции, когда возникает «магнетизм», который так ярко описал А.И. Герцен, характеризуя Грановского-оратора.

Очень важны размер аудитории и местоположение самого лектора по отношению к ней. Чем больше зал, чем больше людей он вмещает, тем труднее управлять этим «оркестром», тем больше мастерства должен проявить лектор, чтобы овладеть слушателями. Отсюда вывод: на первых порах молодому лектору следует стремиться к более «тесной» аудитории, к более близкому контакту со слушателями. Связь между оратором и аудиторией не односторонняя — это взаимосвязь, при которой наиболее активной стороной является оратор, но «пассивная» аудитория в свою очередь очень сильно влияет на его поведение.

В процессе взаимодействия оратора с аудиторией очень велико значение начального момента встречи, зачин лекции, начало выступления. Недаром оно в теории и практике лекторского мастерства получило название «трудного момента». Ярко описал этот момент А. Крон в романе «Бессонница».

Советский ученый, профессор Юдин начинает лекцию. Взойдя на трибуну, он моментально производит «рекогносцировку» — группирует слушателей для самоконтроля, т.е. устанавливает «приборы для обратной связи» и по ним вое время корректирует свою речь, ее действенность и точность попадания в цель. «Я оглядел зал. По опыту лектора я знал, что надо отыскать в первых рядах несколько внимательных и симпатичных лиц и время от времени посматривать на них. Я сразу нашел глазами своих восточноевропейских коллег, милый Блажевич смотрел на меня дружески и поощрительно, но я тут же понял, что на этот раз мне следует поискать более точный контрольный прибор. Передо мной была типичная парижская аудитория, отзывчивая и капризная, с незапамятных времен избалованная красноречием всех оттенков, эта аудитория не простит мне ни скуки, ни неловкости, ее надо сразу брать за рога. Поэтому надо смотреть не на Блажевича, а на коллегу Дени, наблюдающего за мной с веселым любопытством, его ноздри слегка раздуты, полуоткрытый рот готов и засмеяться и деликатно зевнуть. Или на ту кислолицую лимонноволосую даму в золотых очках с квадратными стеклами и тянущимся из уха тонким проводочком слухового аппарата, по виду англичанку или скандинавку, она глуховата, и французский язык для нее не родной — достаточно, чтобы перестать слушать, если начало ее не заинтересует. Кроме того, надо не забывать и о задних рядах. Пусть там нет делегатов, а только гости, причем в большинстве незваные, но это молодежь, а молодежи принадлежит будущее».

В этот момент оратор окончательно выбирает тон разговора, который, по его мнению, определит первоначальный настрой аудитории:

«Я выдержал небольшую паузу. Она была нужна не только мне, но и слушателям. Они ведь еще и зрители, прежде чем начать слушать, они любят посмотреть на нового человека и даже обменяться с соседом критическими замечаниями насчет его внешности и костюма.

— Есть что-то знаменательное, — сказал я, — в том, что одна из первых международных встреч ученых, посвященных защите жизни, происходит в городе, начертавшем на своем щите — fluctuat mergitur — гордый девиз, который в наше время мог бы стать девизом всей нашей планеты…

Сведения о гербе Парижа — гонимый волнами кораблик с латинской надписью, обозначающей «колеблется, но не тонет», я почерпнул из путеводителя. Не бог весть какое начало, но оно понравилось. Аудитория мгновенно оценила, что человек, прибывший «оттуда», свободно говорит по-французски, улыбается, шутит и, кажется, не собирается никого поучать. Мне удалось походя польстить городскому патриотизму парижан, по белозубому оскалу коллеги Дени я понял, что началом он доволен. Лимоннокислая дама поправила в ухе слуховой прибор и подалась грудью вперед. В задних рядах шло сочувственное шевеление». ^[35]

Не исключены, однако, случаи, когда план выступления оказался не совсем удачным. Молодой лектор хорошо подготовил и почти выучил текст, все продумал: как начнет, какими приемами будет удерживать и развивать внимание слушателей, как построит аргументы, какие цитаты, где прочтет, чем закончит лекцию и даже как ответит на самые каверзные вопросы, которые ему могут быть заданы слушателями…

Но в аудитории все оказалось не так, как он предполагал. Начало не увлекло, шутка никого не развеселила, а на лицах вместо заинтересованности или хотя бы скептицизма, против которого заготовлены хорошие «фразочки», откровенная скука и равнодушие! Что делать? Выполнять заготовленный план или начинать импровизировать? Конечно, надо перестроиться. Может быть, начать с того «вкусненького», что было припасено где-то к серединке, а может, сразу же рассказать что-то такое, что «зацепит» именно эту аудиторию, которая повела себя неожиданно? В этих действиях лектора и заключается элемент импровизации. В то же время план, обдуманный и отработанный заранее, нисколько не помешает, а, наоборот, поможет повернуть, как только настанет для этого момент, в нужную сторону… Твердо придерживаться намеченной линии уже не удастся, так как изменение начала повлечет за собой целый ряд изменений всей конструкции. Но лектор знает, где и что можно снять, переставить, изменить, и сохраняет главную стратегическую линию выступления, о чем речь пойдет дальше.

Психологически верно подметил А.Ф. Кони, утверждая, что «в уменьшении страха перед слушателями играют большую роль те счастливые минуты успеха, которые нет-нет да и выпадают на долю не совсем плохого или только порядочного лектора». Но вправе ли мы ожидать от судьбы этих «счастливых минут»? Какие же существуют способы и приемы, снимающие тягостное состояние души, страхующие нас от «аудиторного шока»?

Задавшись целью проанализировать причины, которые заставляют оратора «робеть» перед аудиторией, несмотря на знание материала и текста лекции, мы сможем выделить среди них три группы: чисто психологические, связанные с общим состоянием человека, поставленного над массой людей с неизвестной для него реакцией на него самого и его предполагаемые действия; психо-лингвистические, связанные с общими закономерностями монологической речи и работой всех речевых механизмов, которые, как всякий механизм, могут в какой-то момент отказать; наконец, субъективные, индивидуальные для каждого причины, связанные с личностными, характерологическими особенностями говорящего, его речевыми и другими специфическими недостатками, о которых он хорошо знает, но хочет, чтобы не знали другие, в частности, слушатели, которых ему предстоит «завоевать».

Преодолевая первую группу трудностей, лектор стремится как можно полнее узнать аудиторию, сопоставляя ее с той, которую предполагал. Он всматривается в лица слушателей, пытаясь расчленить массу на группы, выявить лидеров, отыскивая среди них своих единомышленников и противников. Одновременно он ищет те интонации и слова, которые «растопят лед», быстрее помогут протянуть невидимые нити, связывающие его с аудиторией, позволяющие открыться «второму дыханию». Жест и мимика возникают вместе со словом, оживляют речь, делают ее более выразительной. И здесь главный фактор успеха — практика публичных выступлений. Чем чаще лектор выступает, тем быстрее у него вырабатывается автоматизм тех немногочисленных приемов и способов, как речевых, так и внеречевых, при помощи которых испокон века все ораторы устанавливали контакт со слушателями. Вот как этот вид деятельности оратора описан в книге П.С. Пороховщикова (П. Сергеича) «Искусство речи на суде»:

«Живой голос оратора раздается среди живой аудитории… Опытный оратор заранее знает мысли и настроение своих слушателей; он ведет свою речь в осмотрительном соответствии с этим настроением; он крайне сдержан до той минуты, пока не почувствует, что овладел ими и подчинил их себе. Но, как только явилось у него это сознание, он уже распоряжается их чувствами, как хочет, и без труда вызывает вокруг себя то настроение, которое ему в данную минуту нужно. Он то нагревает, то охлаждает воздух; его семена падают на почву не только с искусственным орошением, но и с искусственной теплотой. Мудрено ли, что и посев всходит с волшебной пышностью и быстротой. Повторяю, вы не случайно затронули здесь одного из многих слушателей ваших, вы с сознательным расчетом увлекаете за собой всю залу; вы заражаете их своим чувством; они заражают друг друга; все они, зрители, судьи, присяжные, сливаются в единую живую лиру, струны которой звенят в ответ на каждый ваш удар…» ^[36]

Основой контакта со слушателями является естественность поведения лектора. Чем искреннее будет каждый жест, каждое движение тела, каждая интонация, тем быстрее возникнет контакт с аудиторией. Это очень хорошо знали великие ораторы прошлого, говоря: «Искусство до тех пор совершенно, пока оно кажется природой». ^[37]

Но эта естественность — плод громадной работы, тщательной подготовки. Лектор должен продумать даже то, что в актерском мастерстве называется мизансценами, т.е. возможные положения на сцене — за столом, за кафедрой. Вовсе не обязательно и даже нежелательно положение «незыблемой фигуры, возвышающейся на трибуне». Для лектора гораздо удобнее свободное положение за столом, где можно и встать, и иногда присесть, и подойти к карте или таблицам, и приблизиться к краю сцены. Такое свободное передвижение рождает свободу тела, Движения, мимики, а это в свою очередь дает свободу голосу.

Античные ораторы, включающие в разработку речи пять частей: нахождение материала, расположение материала, словесное выражение его, запоминание и произнесение, важнейшим элементом красноречия считали последний — произнесение. Цицерон в трактатах об ораторском искусстве не раз приводил изречение Демосфена о том, что в красноречии «первое дело — произнесение, и второе — произнесение, и третье — тоже произнесение». Причем главными частями этого процесса античная риторика считала владение голосом и владение телом.

Времена античных ораторов миновали, от современного лектора требуется, чтобы он прежде всего сообщал на высоком идейном и научном уровне содержание, а не «услаждал чувства» и «вызывал экстаз». Однако многие элементы теории произнесения необходимо учитывать и сейчас, главным образом для того, чтобы застраховаться от «аудиторного шока» и создать оптимальные предпосылки для установления контакта с аудиторией.

Человеческий голос обладает очень большой силой воздействия на слушателей. Это богатейший музыкальный инструмент, в работе которого принимает участие весь наш организм. Голос индивидуален и очень богат характеристиками, по его звучанию мы узнаем невидимого собеседника, состояние того, с кем говорим, его настроение, отношение к нам. Недаром существуют такие эпитеты к голосу, как теплый, холодный, сухой, металлический, бархатный, грустный и т.п. Нам дано от природы управлять своим голосом, изменяя его высоту, силу, тон, тембральную окрашенность. И все эти голосовые модуляции мы в жизни производим постоянно в зависимости от настроения, самочувствия и отношения к тому, с кем и о чем говорим. Почему же это умение вдруг исчезает у некоторых, как только они вышли на трибуну или поднесли к губам микрофон? Почему голос перестает слушаться, и человек начинает или монотонно бубнить что-то себе под нос, или, наоборот, надрывно выкрикивать свой монолог с фальшивым пафосом?

Здесь самый опасный враг — «произносительный шаблон». Где-то в подсознании у нас засело, что «докладчик» должен говорить особым голосом, «недомашним», мы его неоднократно слышали, и этот стандартный мелодическии рисунок исподволь влияет на нас, настраивая голос на «стандарт такой-то». Второй наш внутренний враг — это естественное волнение и необычность самой ситуации — возвышение над аудиторией отделение от нее. Отсюда скованность привычных человеческих эмоций и боязнь их неуместного проявления.

Нервное напряжение приводит к мышечной скованности, которая в момент волнения охватывает весь организм человека, в том числе дыхательный и голосовой аппарат. Именно от мышечной скованности идут такие дефекты звучащей речи, как «сдавленный тусклый» голос, внезапная охриплость, прерывистое дыхание и т.п. Чтобы дать голосу свободу, обеспечит гибкость полетность, надо не допускать мышечных зажимов и уметь вовремя снимать их. Для этого прежде всего следует занять удобную позу. И, конечно же, постепенно развивать и тренировать свой речевой аппарат.

Тембральную окрашенность голоса, данную нам от природы, мы изменить почти не в состоянии, а вот развивать гибкость голоса, его полетность, силу и устойчивость — в нашей власти.

Конечно, лучше всего, если лектор пройдет специальный курс под руководством специалиста. Но это, к сожалению, пока далеко не всем доступно, заниматься же самостоятельно техникой речи может каждый с помощью соответствующих пособий ^[38].

Напомним здесь некоторые общие рекомендации лекторам:

нельзя выступать с больным, простуженным горлом;

во время произнесения речи поза должна быть свободной, не затрудняющей дыхания;

в небольшой аудитории лучше стремиться к «домашней», естественной интонации, «беречь тишину», усиливая голос только в необходимых случаях; в большой аудитории можно говорит громче, но также следить за тем, чтобы оставалась возможность для увеличения диапазона громкости, не начинать сразу очень громко и вообще использовать этот предельный регистр в самых крайних случаях;

помня о влиянии на нас «ситуативных голосовых штампов», стараться отделываться от них, стремиться найти свой собственный произносительный стиль для каждой ситуации, т.е. всегда «петь своим голосом»;

зная о недостатках своего голоса — повышенной громкости, визгливости или, наоборот, слабости его, неразвитости диапазонов, следует сознательно регулировать громкость, тренировать гибкость голоса, стремясь к возможному снижению неприятного эффекта.

Психологами речи замечена интересная закономерность: если певец поет с напряжением или чтец произносит свой монолог с голосовой перегрузкой, т.е. на пределе, то в зале обязательно возникает «массовый кашель», у слушателей начинает першить в горле или появляются неприятные ощущения в гортани. Эксперименты и специальные исследования показали, что процесс восприятия речи, или так называемого аудирования, происходит не только через слуховой канал, но и через наши произносительные органы, т.е. когда мы воспринимаем речь, то одновременно с говорящим как бы «микропроизносим» ее, вторим во внутренней речи или во внутреннем пении говорящему или поющему, производя мышечные сокращения, микродвижения синхронно с тем, кого воспринимаем.

Очень важно занять такое место в аудитории, чтобы ни одна часть слушателей не была поставлена в положение «зрителя сзади» или «из ложи для слепых», чтобы каждый сидящий в зале ощущал заботу лектора о себе, чувствовал, что лекция произносится для него.

Непременное условие успеха выступления — соблюдение регламента. И здесь все не так просто, как может показаться на первый взгляд. Надо и время соблюдать, и импровизировать при необходимости, и выполнять поставленную цель, не уклоняясь от намеченного плана. И все это делать, не нарушая контакта со слушателями.

Многие лекторы выступают, заглядывая в текст. Есть и такие, которые используют прием «взглядывания на аудиторию». То есть в первом случае лектор произносит свою речь, подняв голову и общаясь в основном с аудиторией, время от времени опуская голову (и, естественно, прерывая на это мгновение нить контакта), чтобы проверить, не уклонился ли от намеченной цели.

Во втором же случае он в основном занят чтением текста. Такая форма публичного выступления допустима и даже желательна на научных конференциях или симпозиумах, а также в условиях официально деловых отношений. Чтение же с листа публичной лекции непозволительно, так как нарушает то главное условие, ради которого произносится монолог, — активное воздействие на слушателей в желаемом направлении.

Произнесение лекции с заглядыванием в текст не лучший вариант, хотя возможный на первых порах, пока у лектора нет уверенности в себе. Однако такая лекция похожа на учебный танец балерины, когда она делает все необходимые па, держась за станок, — вроде бы все движения верны, но танца нет. Лектор, держащийся за спасительный текст, не собьется, но ритмично нарушая возникающий контакт, он все-таки теряет нить связи со слушателями. Нечего и говорить, что для митинговой речи или беседы пропагандиста такая форма совершенно неприемлема.

Каждый лектор в своей работе использует различные вспомогательные материалы, куда входит не только сам текст, план или карточки, но иллюстрации, схемы, карты, плакаты, даже кадры диафильмов или фрагменты фильма. Но как ими пользоваться в процессе живой речи, чтобы не помешать контакту с аудиторией? Вопрос этот полно и разносторонне освещен в изданиях по ораторскому искусству и лекторскому мастерству. Мы же лишь напомним о необходимости такого поведения лектора, которое не нарушает контакта со слушателями. Все его действия должны быть направлены на то, чтобы увлечь, заинтересовать, убедить собравшихся, чувствовать их настрой и вести за собой. Этой цели служат и различные вспомогательные материалы. Обращаясь к иллюстрации, схеме, карте и т.п., лектор заранее продумывает слова, вводящие этот иллюстративный материал и возвращающие обратно к тексту. Иначе получается, и это, к сожалению, распространенная ошибка, что иллюстрация разрывает не только текст, но и вообще контакт с лектором. Все технические средства и иллюстрации разных видов могут только сопровождать лекцию, подчеркивать слово, но не заменять его.

Итак, для того чтобы застраховать себя от «аудиторного шока» во время выступления, надо овладеть самим текстом лекции, а также технологией использования вспомогательных материалов, которые могут быть самого разного вида, но соответствовать одному условию: быть удобными в работе и как можно меньше заметными в процессе произнесения текста. Чем лучше отрепетирован весь процесс произнесения, тем увереннее чувствует себя лектор в аудитории и тем больше эффект от его работы.

Добавим еще, что лектор не должен терять самообладания в случае неожиданной помехи или неурядицы. Если контакт уже налажен и вы стали единомышленниками, зал сочувственно промолчит даже в том случае, если произойдет какая-то заминка. Но при этом лектор не имеет права отключаться от аудитории. Можно извиниться, поблагодарить за терпение или подшутить над своей незадачливостью, но не пугаться, не терять нить контакта.

Особо следует остановиться на индивидуальных особенностях лектора, которые могут помешать установлению контакта со слушателями.

Недостатки характерологического свойства относятся к неисправимым — их можно только делать менее заметными для окружающих или смягчать по мере накопления опыта выступлений перед публикой. Так, робость, неуверенность в себе, повышенная нервозность мало поддаются контролю и управлению, но чем чаще приходится преодолевать их, тем менее они заметны окружающим и с меньшим напряжением проходят выступления впоследствии. И, естественно, зная об особенностях своего характера, лектор будет более тщательно готовиться и подстраховывать себя всеми возможными способами.

Есть недостатки другого плана, связанные больше с дурными привычками, чем с особенностями нервной системы. Таким явлениям в быту мы часто не придаем значения — нас мало тревожит, например, привычка подергивать плечом, или барабанить пальцами во время разговора, или раскачиваться в такт произносимой речи и т.п. Но для человека, выступающего с публичной речью, а тем более делающего ее своей профессией, такие повадки становятся серьезной помехой. Слушатели фиксируют свое внимание на этих досадных мелочах и не успевают следить за речью, ее содержанием. Интересно отметить, что подобные недостатки одинаково мешают установлению контакта с аудиторией как в том случае, когда лектор не замечает их, так и в том, когда он знает и думает об этом. Последняя ситуация даже хуже, так как сковывает лектора, он не в силах полностью сосредоточиться на произнесении текста, а мучительно думает о том, чтобы не совершить то или иное привычное действие. Кстати, и у слушателей под воздействием неуловимых психических законов возникает это же напряжение, неловкость, они волей-неволей начинают подсчитывать количество подергиваний плечом или резких взмахов руки вместо того, чтобы вникать в содержание речи. Поэтому лектор должен не только знать свои дурные привычки, но и изживать их полностью, чтобы они не возникали при снятии контроля произвольного внимания.

То же в полной мере относится и к технике речи. Это такие элементы, как владение голосом, хорошая дикция, правильное произношение, владение орфоэпическими и акцентологическими нормами речи, умение пользоваться всеми интонационными богатствами речевой мелодики для выразительности высказывания.

Рассмотрим вкратце эти элементы лишь с точки зрения возможностей преодоления наиболее распространенных недостатков, мешающих установлению контакта между лектором и аудиторией.

У некоторых лекторов плохая дикция. Это не органический недостаток, он исправим с помощью соответствующих упражнений по технике речи. «Что же касается упражнений для развития голоса, дыхания, телодвижений и наконец языка, — писал Цицерон, — то для них нужны не столько правила науки, сколько труд» ^[39].

Надо сказать, что и органические дефекты — картавость, шепелявость и т.п. — исправляются специалистами-логопедами. Но это вопрос личного желания человека — хочет и может ли он проходить длительный курс логопедического лечения. Если лектор соблюдает все остальные требования культуры публичной речи, то с небольшим дефектом дикции слушатели легко смиряются и скоро перестают его замечать.

Некоторые лексические дефекты связаны с индивидуальным речевым типом и потому очень трудно исправимы. Вспомните, что каждому из нас свойствен определенный внутренний ритм, который выражается в походке, жестах, движениях и индивидуальном речевом темпе. Этот внутренний темпо-ритм изменить невозможно, но его надо знать и учитывать в работе. Так, если темп речи убыстрен, т.е. человек говорит так называемой скороговоркой, то в этом беглом потоке речи звуки могут искажаться, проглатываться, что совершенно недопустимо в публичной речи. Поэтому надо особо тщательно следить за четкостью произнесения звуков. Есть недостатки, связанные с дурными привычками — растягивание гласных или, наоборот, произнесение их со стиснутым ртом, манера говорить, не разжимая губ. Такие привычки человек, выступающий с публичными лекциями, обязан изживать, тренируя свой артикуляционный аппарат до их полного преодоления.

А.Ф. Кони утверждал, что «не видимый ни для кого предварительный труд—основа уверенности лектора» и «размер волнения обратно пропорционален затраченному на подготовку труду» ^[40]. Этот труд включает в себя работу не только над лекцией, но и над собой, воспитание соответствующих личностных качеств, выработку определенных навыков и умений.

Для понимания истоков психолингвистических затруднений, которые преодолевает лектор, подыскивая нужное слово и строя фразу, познакомимся очень кратко с механизмами речи и памяти.

Механизмы речи

Одно и то же слово выступает в трех видах: как видимое, слышимое и произносимое. Психологи, изучающие механизмы речи, доказали, что первоначально слово усваивается нами через слуховой канал и закрепляется в речедвигательных центрах (мы одновременно слышим и артикулируем — проговариваем хотя бы во внутренней речи), — это единая нерасторжимая естественная система. Если человек не слышит, он будет немым. Зрительный, буквенный код, хотя и играет громадную роль в накоплении словарного запаса, все же вторичен. Все три анализатора речи — слуховой, речедвигательный и зрительный — тесно взаимосвязаны.

Чтобы в процессе популяризации не нарушить научную точность тех или иных положений, будем придерживаться по возможности ближе к тексту теории механизмов речи известного ученого доктора психологических наук Н.И. Жинкина ^[41].

Рассматривая всю систему механизма речи, следует прежде всего выяснить, как и где формируется словарный запас и как производится отбор нужных слов для передачи сообщения.

Мы минуем подробное описание важнейших этапов построения слов из отбираемых речедвигательным анализатором звуков речи, удержания этих слов в слуховом анализаторе головного мозга и перейдем сразу к последующим процессам — построению фраз и текста в целом.

Накоплением словаря управляет речедвигательный анализатор головного мозга, который, как бы просеивая звуковые и зрительные облики слов через проговаривание (прочтение), подает их в свой «запасник» — долговременную память, где они держатся в весьма приблизительной форме. Под влиянием речевого стимула слова восстанавливают свою полную форму, требуемую для высказывания, и транспортируются в слуховую и зрительную память. При этом мозг мгновенно подбирает их в соответствующие словосочетания по синтаксическим и семантическим правилам, а также по логическим критериям истинности или ложности.

Бесконечный ряд возможных слов и словосочетаний для выражения мысли ограничивается, во-первых, кругом знаний говорящего и слушающего (уровнем компетенции) и, во-вторых, общей задачей сообщения.

Собственно, логические правила вступают в действие лишь после того, как состоялся отбор предмета сообщения.

«Говорящий обращается к людям с расчетом сообщить нечто такое, что способно перестроить их поведение. Для осуществления этого необходим учет постоянно меняющихся текущих жизненных ситуаций. Говорящий совершает речевой поступок, который вызывает разнообразные поступки со стороны лиц, принимающих его речь. При этом говорящий исходит из предположения, что передаваемое им сообщение неизвестно слушающим, что оно является ответом на возникшие у них вопросы и способно удовлетворить их определенные потребности. Возникший у слушателя вопрос может содержать полную неопределенность, поэтому ответ на него отбирается из бесконечного числа возможных сообщений…

Каков бы ни был ответ, даже отрицательный, он является законченным сообщением, содержащим полные слова с определенным звуковым составом, определенной их семантикой и объединенным в определенную грамматическую форму и интонацию. Это и есть данное конкретное законченное сообщение».

Как видим, процесс превращения мысли в сообщение очень сложен. Словарный запас долговременной памяти постоянно пополняется и «инвентаризируется» в процессе чтения, слушания.

«Транспортировка» из имеющегося в долговременной памяти словаря необходимых в данный момент слов и «перекодирование» их по всем указанным правилам происходит в другой зоне — кратковременной, или оперативной памяти. Закономерности действия этого участка мозга психологами изучены меньше и еще меньше описаны в методике обучения связной речи.

Н.И. Жинкин первым изучил причины затруднений при составлении собственных текстов речи, обусловленные механизмом оперативной (кратковременной) памяти. Начиная строить высказывание, мы в общих чертах предвидим, предугадываем, «упреждаем» всю его конструкцию и интонационное оформление. Эта функция упреждения структуры высказывания принадлежит оперативной памяти. Чем больше развита эта память, ее гибкость, маневренность, тем более точно и быстро она подает говорящему нужную модель.

Кратковременная память выполняет и еще одну важную функцию: она хранит, удерживает начало высказывания, пока говорящий подбирает следующие части конструкции. Именно этим двусторонним свойством оперативной памяти обеспечивается связность, непрерывность, плавность речи, или, по Жинкину, «синтез в одновременности».

Подчеркивая, что первоосновой, источником наполнения необходимыми речевыми моделями всех зон речевой памяти является речедвигательный анализатор головного мозга, Н.И. Жинкин приходит к очевидному выводу: «Формирование механизма составления текста не заканчивается в средней школе, а так или иначе продолжается почти всю жизнь человека. Наиболее трудным является упреждение тех слов, которые предстоят включению в текст, так как только при учете этих слов весь текст приобретает цельность и становится последовательным. В процессе упреждения слова уже записанные (или произнесенные.— С.И.), упреждаемые и в данный момент вписываемые (или произносимые.— С.И.) индуцируют друг друга».

Какой же вывод из всего сказанного следует для выступающих с публичной речью и стремящихся к ее совершенствованию?

Для того чтобы свободно владеть устным монологом, следует постоянно «тренировать все части механизма речи». Наименьшее число «отказов», естественно, дает тот механизм, который содержится в идеальном порядке, как следует отлажен и части которого точно пригнаны. Применительно к «речевым механизмам» можно сказать, что здесь первенствующую роль следует отвести многократным тренировкам в произнесении, запоминании «речевых блоков» и даже необходимых интонационных переходов, пауз, усиления и ослабления ударений…

Такт лектора

Эффективность выступления лектора в немалой степени определяется его тактом, в основе которого лежит целый комплекс человеческих качеств. Лектор — всегда умелый педагог, психолог, понимающий запросы и потребности людей, глубоко уважающий их. Развитое чувство такта, ощущение другого как самого себя позволяет лектору найти нужный тон, не возвышаясь над слушателями и не заискивая перед ними, найти соответствующую ситуации интонацию и манеру поведения.

Даже такая «мелочь», как одежда лектора, играет немаловажную роль в установлении контакта с аудиторией. Кроме того что неряшливый костюм производит неприятное впечатление на слушателей, он еще мешает и оратору сосредоточиться на материале лекции, отвлекая мысли на дефект в одежде. Вспомните о такой психологической закономерности: аудитория сосредоточивает свое внимание на том же объекте, что и лектор, и если ваше внимание будет приковано к тревожащему вас изъяну в костюме, то и большинство слушателей начнут следить за вашим рукавом или оттопыривающимся лацканом пиджака, а не за содержанием лекции.

Следовательно, и костюм, и поза, и жест, и умение держаться на трибуне — необходимые слагаемые общей исполнительской культуры, которые облегчают и ускоряют установление контакта с аудиторией. Это важное для каждого выступающего умение формируется на основе природного человеческого такта, который можно в себе воспитать, — надо только научиться ставить себя в положение слушателя и стараться избавить других оттого, что неприятно самому.

Таким образом, свобода речи и убедительность ее зависят от общей подготовленности лектора, его культуры и глубокой серьезной подготовки к предстоящей лекции, т.е. от того комплекса действий, который полу­чил очень точное название — разработка общей стратегии лекции.

ГЛАВА 3