Редукционизм и апофеоз конфронтационности

Поэтому вполне естественны характерные для тоталитарного сознания крайние схематизм и редукционизм, сводящие все и вся к одной-единственной идее - истине. Ее можно назвать политическим мессианством, внушающим предопределенный гармонический и совершенный порядок вещей, основанный на одной-единственной идее. Здесь наука и искусство, экономика и политика, философия и промышленность, мораль и отношения между полами и многое другое направляются одной-единственной ключевой идеей. Здесь достигается некая слитность различных структур - экономических, политических, научных и т.д. Цементирующим началом выступает идеология. Биология и генетика, к примеру, перестают быть самостоятельными научно-исследовательскими дисциплинами. Наоборот, они объявляются средствами в руках буржуазии для порабощения пролетариата и подрыва исторического материализма (у большевиков) или же орудием мирового еврейства и коммунизма для подрыва Третьего рейха (у нацистов). Поэтому неудивительно, что в тоталитарном государстве речь идет не просто о науке, а о "немецкой", "арийской", "социалистической", "марксистской" и иных разновидностях идеологической "науки".

В соответствии с такой установкой тоталитаризм оставляет одну-единственную дверь в будущее. Дело в том, что тотализация, как отмечал М. Геллер, позволяет "заминировать все выходы из тоталитарной системы, подменяя идеи, желания, слова: патриотизм, национализм, религия, демократия, надежды, благородные стремления. Подмененные понятия приводят обратно - в тоталитаризм". Возникает некая завороженность тоталитаризмом, заставляющая превратно толковать и объяснять все общественные феномены и процессы. Например, вплоть до недавнего времени многие у нас были настолько убеждены в незыблемости тоталитарной системы, что в условиях демократизации на нее некритически был перенесен тезис о принципиальной невозможности демократизации тоталитаризма, выдвинутый еще во второй половине 70-х гг. Дж. Киркпатрик, Н. Подгорецом и другими американскими неоконсерваторами. Памятуя о всесилии тиранического властителя подавлять все и вся, создавать и разрушать государственно-политические структуры по своему произволу, отдельные так называемые демократы предлагали заменить тоталитаризм авторитаризмом, разумеется, "просвещенным", который в течение известного исторического периода постепенно, по-отечески, воспитает свой народ в духе демократии и внедрит демократические институты в структуру тоталитарной системы.

А в дальнейшем, когда распад тоталитарных структур вызвал неизбежные при таких широкомасштабных, революционных по своему характеру изменениях, означающих, по сути дела, смену одной общественно-политической системы другой, неразбериху, некомпетентность властей, анархию и т.д., авторитарная диктатура была предложена уже в "плюралистическом" варианте.

Обращает на себя внимание такая характерная как для правого, так и левого вариантов тоталитаризма деталь. И здесь и там тщательно разработан образ врага, чужака, недочеловеков, ущербных по своей сущности, неких ненастоящих, которых просто не жалко оскорблять, унижать и даже физически уничтожать. По-видимому, определенное пленение сознания людей подобными образами как бы снимало с них моральную ответственность за свои позиции и деяния.

Связывая воедино все без исключения политические и иные проблемы, такой подход рано или поздно перерождается в концепцию крестового похода и манихейский мессианизм, основывающийся на резком и бескомпромиссном разделении мира на сферы божественного и дьявольского, проводящий непреодолимую грань между добром и злом, стимулирует склонность впадать в неумеренный морализм и крайности, что, в свою очередь, порождает неизбежный конфликт между целями и возможностями их осуществления. Носители тоталитарного мышления склонны быть моральными абсолютистами, разделяющими мир только на белое и черное (у большевиков -красное и белое, а у нацистов - коричневое и красное или белое) и требующими на все вопросы немедленного и окончательного ответа.

Соответственно все участники "драмы истории" делятся на силы добра, ассоциируемые с тоталитарным режимом, и дьявольские силы зла, ассоциируемые со всеми теми, кто безоговорочно и на все сто процентов не стоит на страже этого режима. Здесь неукоснительно действует принцип "кто не с нами, тот против нас". В глазах такого фанатика любой несогласный или, что еще хуже, противник оказывается агентом сатанинских сил, которые будто замышляют грандиозный заговор для уничтожения сил добра. Теория заговора исключает возможность реалистической оценки социальных, исторических или политических факторов. Тот, кто посвящен в заговор, заранее знает весь ход событий, он занимается лишь конкретизацией деталей и этапов прохождения предустановленного течения истории.

Исключая возможность какого бы то ни было компромисса, теория заговора не оставляет места для сил, занимающих нейтральную позицию. Идти на согласие с теми, кто выступает против вождя и его политического курса, - значит порвать с верой и присоединиться к участникам заговора. За неимением подходящего выражения американский историк Р. Хофстедтер назвал такой подход "параноидным стилем", означающим "предельное преувеличение, подозрительность и фантазии о заговоре". Отличительной особенностью такого "параноидного стиля" является не просто то, что его приверженцы рассматривают "обширный" или "гигантский" заговор в качестве движущей силы исторических явлений. В их глазах сама "история представляет собой заговор", организованный мощными "демоническими силами". Параноидный тип склонен рассматривать историю как результат действий отдельных личностей. Он предполагает, что враг располагает особо важными источниками и рычагами власти. Например, он контролирует прессу, направляет общественное мнение с помощью "управляемых новостей", он обладает неограниченными ресурсами, секретами "промывания мозгов" или же держит в своих руках власть над системой образования и т.д. Это такой тип сознания, который доводит подозрительность и ненависть до уровня мировоззренческого кредо. Будучи совершенно нормальным человеком в отдельных сферах жизни, например в семье, на работе и т.д., такой тип способен впадать в крайности и действовать экстремистскими методами в других сферах, например в политике, религии и т.д.

Большевики, поставившие перед собой цель свержения существующей системы в лице царского самодержавия, с самого начала вынуждены были действовать как конспиративная партия. Но проблема состоит в том, что сущностной характеристикой большевистской партии оставались конспиративность, своего рода интеллектуальная, идеологическая и политическая закрытость и после завоевания власти. Всю ее деятельность как во внешней, так и внутриполитической сфере пронизывали секретность, подозрительность, в некотором роде заговорщический комплекс. В результате жизнь советского общества приобрела фантасмагорический, прямо-таки сюрреалистический характер. В глазах большинства советских людей действительность превратилась в некий шабаш "врагов", "предателей", "заговорщиков", "саботажников", "вредителей" и т.д., и т.п. Другими словами, здесь весь мир разделен на два непримиримых лагеря -"мы" и "они", "друзья" и "враги", "красное" и "белое".

В тоталитарной ментальности, сознательно и целенаправленно воспроизводимой и культивируемой мощным идеолого-пропагандистским аппаратом тоталитарного государства, эти особенности приобретают самодовлеющую значимость. Все это в совокупности создает условия для формирования homo totalitarieus как весьма странной и парадоксальной амальгамы таких характеристик, как чуть ли не обожествление рекордов и средней производительности; революционной (понимаемой в самом широком смысле) героики, героепочитания и посредственности; слепой веры и крайнего цинизма. Здесь же сочетаются вождизм на всех уровнях власти, идея незаменимости вождя с идеей человека-винтика, человека-функции, основанной на принципе, согласно которому незаменимых не существует. Имеет место также подмена истинной просвещенности блеском показной грамотности, искусства и творчества — искусственностью и механистичностью и, как говорил В.Н. Ильин, общества общественностью и т.д. При всей этой противоречивости и парадоксальном сочетании противоположных, казалось бы, начал определяющими в тоталитарном сознании являются конформизм, усредненность, самодовольство и удовлетворенность жизнью и т.д., составляющие в совокупности характерологическую матрицу посредственности как социально-политического типа человека массы.