В самом центре уснувших Галактик

Моё детство в ладонях заката

Сном по крышам безумный лунатик

Кружит вихрем под ритмы токката

 

Детство вспоминается чем-то волшебным, доверху налитым бескрайним счастьем, азартных и наивных игр....

Вот Мишаня лупит мячом по траве: «я знаю 5 имён девочек - Оля, Ира, Лена, Катя и Надежда. По иронии судьбы у него будет 5 жён. И последняя Надежда обдерёт его до липки, оставит без дома и надежды. Последний раз его видели бомжующим на северном рынке. А Надя после гибели сына начнёт бухать и сгорит в этой квартире, не затушив сигарету.

Ручеёк – самая интимная игра с прохождением коридора.

Серёга «Втулка» выбирает Виту, пацанку с соседней ули-цы. Серж, сын учительницы географии и насильно жена-того инженера, славился тем, что мог запросто разобрать заднюю каретку на велике. Это потом будет мотоцикл «Чезет», ушастый «Запорожец».

В 93-м его расстреляют на трассе, когда он перегонял машину из Германии.

Вита поступит в театральное училище, и без того славив-шееся своими сексуальными причудами, и плотно станет на путь лесбиянки - двустволки.

 

Море волнуется раз.

Море волнуется два.

Море волнуется три.

Морская фигура на месте замри.

 

Вова «Плысик» «рожа да кости», схожий своей худобой на засушенного пескаря, замирает в такой же позе.

В 8-ом классе его девчонка влюбится в меня, и будет засыпать любовными записками со стихами Байрона.

Мы с ним даже подрались за школой, хотя я его уверял, что она мне не нравится.

Ни она, ни Байрон.

А может он, именно на это и обиделся.

Сейчас «Плыс» толст и лыс, в 90-е поднялся на алюминии, теперь разъезжает на лимузине, который по квадратным метрам равен его родительской комнатушке в общежитии

А его Марина займётся «чёрной магией», специализируясь по приворотам, и родит пятерых детей от разных мужей.

 

Вышел месяц из тумана

Вынул ножик из кармана

Буду резать, буду бить

Всё равно тебе водить:

Андрей, лепший кореш любил водить, потом стал водить железнодорожные поезда «Курск-Москва». Женский сердцеед, с послужным списком, ближе к трёхзначному - он первый из нас женился и никогда не изменял жене…

Светка, провожая меня в армию, призналась, что это она сдала меня физичке (см. главу Школа), объяснив это желанием, чтобы я только ЕЙ сочинял стихи.

Как водится, из армии она меня не дождалась и родила от Андрюхи двух близняшек. А сам Андрей сгорит в поезде, когда им не исполнилось и пять лет.

 

Ой!!! Что с тобой? Влюблена. В кого? В розу.

Пухлощёкий Олег «Полеща» кидает яблоко Розе, с очень перспективной фамилией Зильбермейхель, еврейской девочке из неприлично для национальности, бедной семьи…

Он пропадёт без вести в Афгане, а в его солдатской тумбочке найдут тетрадку, изрисованную розами…... Розалия Зильбермейхель иммигрирует в Израиль, так и

не узнав об Олеге.

Мы багровое знамя наследий

Припрятали в снежный сугроб

По страницам чужих энциклопедий

По развалинам наших трущоб

 

А пока мы одинаково счастливы, любим свою улицу, верим в дружбу, добро и будущее. Улыбаемся сказками, думаем бессмысленностями, прячемся слезами, снимся жмурками.

Учителя пытаются привить нам прилежание и знания, а мы тускло смотрим на часы и со звонком убегаем из школы.

Бежим гурьбой, как мальчишки за первым трактором.

Живя на улице Суворовской, живём по законам генера-лиссимуса: держим голову в холоде, живот в голоде, ноги в тепле, а жопу в мыле.

Оставив ключи под ковриком, бежим на улицу, где нет нравоучения и взрослых.

Жжём костры и капаем расплавленным целлофаном в муравейник. Вскарабкиваемся на дерево, кто выше.

С окончанием учёбы подкидываем вверх бесформенные портфели и они кожзамовыми кляксами падают на землю. Жирные пятна от пирожка с повидлом вытираем о штаны и ныряем в знойное лето, растворяясь в Солнце.

Я – чемпион мира по пряткам.

Кто не спрятался, я не виноват.

Рань Сусветная

Была рань несусветная

Я был голь перекатная

Я, как Наполеон – тоже на острове родился.

Мой Сахалин. Мой осиротелый, полузабытый остров.

Мой Сахалин. Мой одинокий, пополам раздираемый, спившийся Сахалин. Вскоре мы перебрались на материк и теперь, я без Сахалина сирота…а Сахалин без меня…

…Я появился на свет при Хрущеве в тысяча девятьсот шестьдесят переворотном году и прожил при нём 9 дней.

Никиту Сергеевича сняли с поста генсека 14 октября 1964 г

Так что я - уцелевший долгожитель хрущёвской эпохи.

Первой энциклопедией был мой палец, указывающий на предмет, как тут же родители переводили его на тот язык, которым я довожу эти воспоминания до Вас. На пальцах ещё можно было отобразить годики - возраст вмещался на одной ладошке.

При упитанном кормлении я много обделывался. Учитывая вакуумность тогдашнего пеленания – я был в полном дерьме. По уши.

А, учитывая беззаботность и сладостность детства – я был в полном шоколаде. Сейчас даже тонны шоколада не так очаровательны, как, то детское дерьмо…

 

К детству я привязан канатами воспоминаний: тогда всё было легко и просто. Да и сам я был легче и проще.

Мы жили по тамошним временам, как мелкие буржуа - двухкомнатная западня с неприкрытой роскошью удобств во дворе и тесноватым в плечах коридором, который я, сильно модернизируя словами, называл Холлом.

Вечно грохочущий, пытающийся куда-то уйти холодиль-ник «Юрюзань», телевизор «Шилялис» - нагревался так долго, что приходилось включать его заранее…

Но из всей мебели самая крепкая было СЧАСТЬЕ.

Крепкое семейное счастье. Простое детское счастье.

Мама проявляла заботу, папа фотографии.

Меня купали в цинковом корыте, которое запомнилось перевёрнутым пузом на заборе, и дождь стучит по нему барабаном тук-тук. Тук-тук.Тук-тук.