Мы хотим вырваться из выдуманного мира! 3 страница

Что же касается западного марксизма, то здесь мы все оказались достаточно далеки от аналитического марксизма, несколько ближе к школе «Праксиса», выборочно склонны к диалогу с левым постмодернизмом, в большинстве относясь к нему критически; столь же ограниченным является наш диалог и с теоретиками западной социал-демократии. Как ни странно покажется советскому читателю, мы оказались ближе к работам теоретиков новых социальных движений, эко-социализма, левым исследователям постиндустриальных тенденций и глобальных проблем, современным ученым, близким к троцкистской и еврокоммунистической тенденциям. Перекликается наш подход и с разработками американского внепартийного марксизма 50-х – 70-х гг. ХХ в. и некоторыми идеями Франкфуртской школы.

Что касается нашего Отечества, то здесь наша школа в большинстве своем далека не только от неолиберальных и консервативно-державных философов и экономистов, но и от их лево-центристких собратьев. Наши идеи более «социалистичны», если так можно выразится, более артикулированы в критике современной системы отчуждения (и, прежде всего, глобального капитализма) и предложении социалистической альтернативы, чем рассуждающие о необходимости «опоры на две ноги» (либерализм и социализм) представители горбачевской традиции (здесь некоторое исключение составляют Г.Водолазов и В.Межуев), или же о наследовании державных достижений СССР теоретики-«патриоты» (здесь мы все равно критичны). Во втором случае важной лакмусовой бумажкой нашего направления является последовательный интернационализм, акцент на противоречивом единстве современного мирового развития, неприятие национализма и категорическое отторжение великодержавного шовинизма. Наконец, мы все далеки от сталинской догматической версии «марксизма-ленинизма» с его обязательной «пятичленкой» и т.п. методолого-теоретическими штампами, и уж подавно от возрождаемого культа сталинизма.

Что же касается позитивных differentia specifica нашей школы, то они определяются несколько более аморфно, что неслучайно: мы ищем новые решения. Ищем по-разному, исходя из традиций и наследия разных наук и течений, еще не обретя окончательных общепринятых формул. Однако, и здесь есть некоторые достаточно значимые инварианты, характеризующие наше направление.

Во-первых, мы в подавляющем большинстве последовательно исходим из того, что капиталистическая система вообще и современный глобальный капитал, в частности, – это исторически-ограниченная система. Она принесла человечеству и многие достижения, и многие преступления, но чем далее, тем более она развивается по все более опасной и в конечном итоге тупиковой траектории, в общем и целом уже выполнив свою прогрессивную историческую миссию. В то же время мы не идеализируем, подобно нынешним ортодоксам от марксизма, «реальный социализм». В конкретной оценке этого общества мы расходимся, оставаясь, однако, едины в том, что эта система была первой столь масштабной попыткой продвижения к некапиталистическому обществу. С ее развитием связаны многие достижения человечества (а не только нашей страны) в социальной и культурной областях. Но этот опыт и глубоко трагичен. Во многих своих проявлениях и основах «реальный социализм» был далек от тех принципов даже начальной стадии «царства свободы», которые были не только предсказаны, но и обоснованы в социалистической теории (прежде всего, речь идет о социализме как системе социально более эффективной, демократичной и гуманной, нежели капиталистическая).

Во-вторых, мы считаем возможным и закономерным развитие Человечества и, в частности, России, по социалистической траектории, предполагающей качественный скачок на пути эмансипации человека от власти отчужденных общественных сил, и экономического, и внеэкономического принуждения, освобождения от власти и капитала, и неподконтрольной человеку политической власти. Социалистическая траектория развития (для автора этого текста – более определенно: генезис коммунистического общества, для других авторов – менее жестко: прогресс реального гуманизма, социализма как мира культуры) в рамках нашего течения определяется как снятие и капитализма, и «царства необходимости» в целом.

Здесь важны два акцента.

Первый: мы говорим не об уничтожении, а о снятии прежних систем, т.е. об отрицании и одновременном наследовании их достижений, развитии прогрессивных тенденций (прежде всего, культуры в самом широком смысле этого слова – от технологий до воспитания; принципов «негативной свободы», свободы «от» личной зависимости, политического диктата и др.).

Второй акцент: мы говорим о снятии не только капитализма, но всех предшествующих отношений, основанных на отчуждении, а ведь в нынешнем мире сохраняются и, более того, вновь развиваются отношения рабства, имперские тенденции, религиозный фундаментализм и мн. др. феномены, казалось бы, канувшие в лету в прошлом столетии.

В-третьих, для нас достаточно очевидно, что мир нового социализма будет базироваться на преимуществе творческой деятельности, развиваясь прежде всего в пространстве креатосферы, сферы со-творчества. Один из авторов нашей книги, В.Межуев, будучи по генезису представителем марксистов-шестидесятников, прямо пишет, что социализм – это пространство культуры. Л.Булавка в данном случае говорит, развивая идеи К.Либкнехта («коммунизм=культура»), о новом коммунистическом обществе. Для М.Воейкова, Б.Славина, О.Смолина и др. речь идет о социализме как новом социальном строе. Для автора этих строк и А.Колганова ближе марксово понятие «царство свободы» (являющееся для нас синонимом коммунизма). В любом случае мы говорим о мире, преодолевающем узкие горизонты индустриальной системы, о «постиндустриальном социализме», если угодно.

При этом, однако, мы далеки от активно и справедливо критикуемой последние десятилетия на Западе идеи отождествления современной модели развития постиндустриальных тенденций в странах «золотого миллиарда» и социализма будущего. Первые идут в тупиковом направлении «общества пресыщения» и новой глобальной прото-империи; сверхзадача второго – качественно изменить траекторию развития новых технологий, отношений, институтов.

Соответственно, для нас социалистическая траектория есть не только процесс снятия различных форм социально-экономического отчуждения (прежде всего – но не только – эксплуатации) и развития не только личностных качеств, но и формирование таких необходимых для этого предпосылок, как основанная на приоритетных полномочиях гражданского общества демократия (с переходом к базисной, низовой демократии, демократии участия), безусловное соблюдение социальных и гражданских прав человека и т.п. И все это – лишь начало движения к новому, пока еще не ясному в деталях всестороннему самоуправлению открытых добровольных ассоциаций. Мы понимаем, что «строительство» социализма «сверху», при опоре на насилие – это путь в тупик. Многие десятки лет назад еще В.Ульянов подчеркнул, что социализм есть не только результат, но и процесс творчества самих людей.

В-четвертых, опыт ХХ века показал нам всем, и авторам этой книги, в частности, что движение по социалистической траектории есть долгий и нелинейный процесс – процесс побед и поражений, успехов и отступлений, причем процесс всемирный, тесно взаимосвязанный во всех своих звеньях. Поэтому удел ближайшего времени – инициирование и поддержка первых ростков этого нового мира внутри прежней системы, развитие переходных к социализму форм в тех анклавах мирового сообщества (странах, регионах, сетях, мире культуры), где сознательно ставятся задачи социалистического развития, борьба за иную – социально-, гуманистически- экологически-ориентированную, а перспективе – социалистическую – глобализацию.

При всех этих общих посылках мы существенно расходимся во многих вопросах.

Если начать с методологии, то одни из нас (в частности авторы этого текста) отчетливо делают акцент на диалектике, другие не забывают и о некотором позитивном вкладе постмодернизма, третьи не акцентируют своих методологических пристрастий.

Мы различаемся и по степени радикальности нашей критики существующей системы. Кто-то вообще предпочитает говорить только о «реальном гуманизме» (Г.Водолазов). Для других социализм – это развитие «пространства культуры» вплоть до превращения его в доминирующую сферу общественной жизни при некотором реформировании существующего типа экономической и политической систем, сохранении основ рынка и парламентской демократии (В.Межуев). Для третьих (в частности, авторов) – качественно новый мир, путь к которому лежит через социальную революцию.

Таких различий много. Тем не менее, для нас важно то пространство, которое нас объединяет и границы которого были намечены выше. Думается, что другие авторы этой книги его бы определили несколько иначе и в несколько иных терминах, но мы предупредили – это авторское видение нашего проекта.

Что же остается объективным – это то, что наша школа, не имя четкого оформления, уже стала деятельностной реальностью. Она работает. Нам интересно вести диалоги и споры внутри нашего относительно узкого сообщества (вот уже более пяти лет работает постоянно действующий семинар, на котором мы представляем и обсуждаем наши основные идеи). Мы выходим на широкую аудиторию на многочисленных конференциях и в своих публикациях, обретая значительный круг сторонников в регионах России, среди молодежи. Мы ведем активный диалог с нашими зарубежными коллегами как в Интернете (он отображен на страничке международного Интернет-инстиута «Социализм-XXI» на сайте www.alternativy.ru), так и непосредственно (только в конце 2000-х в Москве прошли наши дебаты с М.Хардтом и А.Негри, С.Амином, С.-М.Михаилом и другими известными учеными).

 

* * *

 

Суммируя, позволю себе краткий вывод: в России сложилось интеллектуальное течение, которое делает акцент на понимании современной (в широком смысле слова, начиная с XX века) реальности как эпохи глобальных, качественных изменений в самих основах общественной жизни, создающих предпосылки для генезиса не только пост-капиталистического, но и постиндустриального, постэкономического общества («царства свободы»); в этом смысле мы можем назвать наше течение «марксизмом постиндустриальной эпохи».

Такой подход позволяет нам рассмотреть современную социально-экономическую жизнь целостно, системно-диалектически, в контексте её исторического развития. И важнейшей основой для такой работы служит классический марксизм.

 

* * *

 

И еще одна финальная ремарка. Многие из читателей, наверное, давно рвутся нам возразить, что целый ряд из названных выше проблем давно и плодотворно развивается многими исследователями, даже не помышляющими о марксизме.

Ответ наш будет удивительно прост: да, именно так и обстоит дело. И причина этого проста: подобно знаменитому герою Мольера, который всю жизнь говорил прозой, даже не помышляя об этом, многие специалисты в области общественных наук вот уже более ста лет используют теорию и методологию марксизма, даже не зная, что те или иные положения, включенные в их научную деятельность, были выведены и доказаны Марксом, его коллегами и последователями [34]. Кто-то открывает велосипед заново (это типично для ряда не-марксистских ученых Запада, большинство из которых «Капитал» вообще не читали), кто-то просто забыл, чему его учили в молодости (последнее особенно типично для постсоветских ученых). Кто-то вообще никогда не задумывается, в рамках какой научной парадигмы он ведет свои исследования…

Но все они, так или иначе, реально работают в диалоге с марксизмом, даже не подозревая об этом. В принципе, это не так страшно, хотя бессознательное использование марксизма чревато упрощениями и вульгаризацией, а вот это уже губит науку. Посему хотелось бы, чтобы как можно больше ученых знало марксизм и сознательно применяло (или критиковало) его.

 

1.2. XXI век и «провалы марксизма»: в чем был прав и в чем ошибался Карл Маркс?[35]

 

Начало XXI века, как уже не раз отмечалось в печати, ознаменовалось в России и за ее пределами новой волной дискуссий вокруг идейного наследия Маркса и практической реализации его идей.

Причин этому несколько. Во-перовых, и в нашем Отечестве, и в других странах нарастает разочарование в либеральной теории. Предсказания четвертьвековой давности – конца истории и идеологий, классового мира, всеобщего демократического процветания и торжества прав человека – явно не сбываются. Особенно заметно это стало после начала в 2008 г. нового мирового экономического кризиса, но и до этого в большинстве стран, и в России в первую очередь, были видны «невооруженным взглядом» многие приметы заката неолиберальной волны. США (и кое-кто в нашей стране) все больше мечтают о новой империи. Войны остаются правилом. Глобальные проблемы и не думают уходить в прошлое. И главное: люди мучительно ищут общественный идеал, который бы хоть немного отличался от людоедского: делайте деньги и конкурируйте!

И тут «вдруг» вспоминается Карл Маркс с его обоснованием возможности движения к миру, в котором «свободное развитие каждого есть условие свободного развития всех». И еще с добавлением: свобода – это не только формальное право полунищей пенсионерки и олигарха проголосовать за того или иного пропиаренного кандидата, но и реальная экономическая и социально-политическая возможность развить и реализовать все заложенные в тебе таланты, обеспечить прогресс своих человеческих качеств в диалоге, а не конфликте с другими. Как тут не задуматься: а реально ли это в XXI веке?

Но тут приходит скептик-либерал и говорит: «Хватит!»

Хватит кровавых экспериментов в духе Мао, Полпота, Сталина и C^o. Давайте жить, как в «цивилизованном мире». А Маркс – это осколок прошлого, который интересен разве что с точки зрения истории социально-философской и экономической мысли.

Ну, насчет «вхождения в цивилизацию» – это мы уже знаем. Мы в России в нее уже вошли. Кому-то там действительно сытно и богато. Кому-то только сытно. Кому-то по-прежнему голодно. Но при этом большинству – неустойчиво. Неуютно. Жестко. Недушевно. Малокультурно. Зло. Нервно…

Впрочем, эмоции здесь не при чем, и мы оставим их в стороне. Давайте посмотрим на традиционные аргументы антимарксистов, доказывающих, что Маркс почти во всем ошибся.

Воспроизведу традиционный перечень упреков, оговорившись: автор впервые с этим столкнулся в далеко не лучшем советском учебнике по критике буржуазных идей. Там было сказано, что западные марксологи критикуют марксизм за то-то и то-то. Будучи студентом, я тогда удивился: неужели эта критика, действительно, столь примитивна? Спустя тридцать лет, в постоянной полемике с антимарксистами в России, США и многих других странах мира я убедился, что учебник был прав… Итак, аргументы критиков марксизма.

По Марксу пролетариат должен был нищать, а он стал жить намного лучше. По Марксу пролетариат есть эксплуатируемый революционный класс, а на самом деле он поддерживает капиталистические системы. По Марксу производство должно было становиться все более концентрированным, а мы видим прогресс малого бизнеса. По Марксу частная собственность должна быть уничтожена, а она процветает, захватывая все новые сферы. Классики предсказывали, что на смену капитализму революционным путем должен был прийти социализм, а сами революции должны были свершиться в наиболее развитых странах; на самом же деле они произошли в странах слаборазвитых, продержались несколько десятков лет и рухнули. Ну, и, наконец, по Марксу социалистическое общество должно было дать рост свободы и благосостояния, а в СССР мы жили в стране ГУЛАГа и дефицита колбасы…

На первый взгляд, все эти упреки обоснованны. И действительно, в некоторой своей части они резонны. Для того, чтобы отделить хулу от критики, разберемся с предпосылками анализа.

Начну с того, что Карл Маркс не строил прогнозов и не создавал символов веры. Если кто-то из него сделал пародию на религию, то это уже не Маркс… (насколько Маркс ответственен за последующие пародии на марксизм – тема особая; автор не раз к ней обращался ранее и здесь не будет на этом останавливаться). Карл Маркс, его коллеги и последователи исследовали законы жизни общества и формулировали эти законы, при этом многократно предупреждая: социальные процессы отличны от природных. Здесь действует множество разных факторов. Исследователь может показать закономерности действия ряда из них и доказать, что именно эти факторы в некоторых определенных условиях действуют именно таким образом. Но не более того. Никаких «железных» законов Маркс не выводил.

 

Маркс исследовал законы классического индустриального капитализма. Не так ли?

 

В «Капитале» Маркс исследовал индустриальный классический капитализм и показал, что для него характерны некоторые социально-экономические закономерности. Давайте их рассмотрим и заодно ответим на большую часть «критики» в адрес марксизма.

Закономерность номер один. Закон стоимости. Развивая идеи Смита и Риккардо (на что он сам прямо указывал), Маркс показал, что капиталистическая система в исходной своей определенности есть товарное производство. В основе последнего лежат обособленность производителей и общественное разделение труда. Соответственно, там, где производители будут обособлены, а разделение труда будет развиваться, будет (при прочих равных условиях) прогрессировать рынок. Там, где их будут ограничивать, рынок будет хиреть. Где здесь ошибка?

Далее, Маркс показал (и здесь он существенно отличен от нынешних либеральных экономистов), что рынок – это исторически ограниченная система общественных отношений людей, а не некий «естественный» и вечный «механизм» взаимодействия агентов и обмена информацией в экономике. В частности, он показал, где, когда и почему рынок возник; где, когда и почему (вследствие развития общественного регулирования – «контроля ассоциированных производителей за общественным производством» – раз; прогресса всеобщего творческого труда, создающего общественные блага, – два…) он будет снят новой системой организации хозяйства. Что здесь ошибочного?

Более того, Маркс доказал, что человек не всегда стремился и не всегда будет стремиться прежде всего к максимизации денег и минимизации труда. Вне рыночной системы, при господстве других общественных отношений человек ведет себя иначе. А вот в условиях господства рынка и капитала, действительно, человеческие качества, ценности, мотивы начинают подчиняться власти товаров и денег. Есть у тебя «Мерседес-600» – ты «крутой» (престижный, умный, талантливый) человек. Нет – «лох» (дурак, не талантлив и т.п.). В соответствии со строгой рыночной меркой (измерением человеческих качеств в деньгах) работающий в деревне учитель-энтузиаст в миллионы раз менее эффективен, чем нувориш, а любой олигарх в тысячи раз талантливее нобелевского лауреата. Так рынок переворачивает с ног на голову человеческие отношения, наводя мороки товарного и денежного фетишизма. И разве Маркс в этом не прав?

Заставшие советские идеалы люди на протяжении полутора десятилетий убедились в справедливости закона, в соответствии с которым иная общественно-экономическая система рождает иные ценности и мотивы, иной тип человека. Брачные контракты, когда от жены (мужа) ждут, прежде всего, делового партнерства в области получения и использования дохода и собственности, ожидание смерти родителей (чтобы, наконец, получить их наследство), отношение к детям как к выгодному вложению капитала с целью обеспечения старости – все это казалось бредом для большинства моих сограждан еще двадцать-тридцать лет назад и все это стало нормой для большинства молодых (и не только) людей сейчас. Я не оцениваю эти изменения. Я только фиксирую: Маркс был прав, когда показал, как и почему это происходит.

Впрочем, Маркс показал и другое. То, что включаясь в неотчужденные отношения сотворчества и солидарности люди обретают другие интересы и ценности. Да, в СССР был ГУЛАГ. Но было и много чего другого. Были миллионы молодых людей, бредивших в 60-е поэзией и космосом, физикой и открытием новых земель. Было нормальным полупрезрительное отношение к тем, для кого главное в жизни – деньги. Я и сейчас знаю (хотя бы по кругу моих личных товарищей) сотни людей, включенных в деятельность экологических организаций и профсоюзов, движение «Образование для всех» и правозащитные НПО, для которых главное в жизни – изменение к лучшему природы и общества в нашей стране и не только. Это обычные люди. Но иная деятельность и иные отношения общения рождают у них другие – пострыночные ценности и мотивы. Так ошибался ли Маркс, показав, что рынок (а не «естественная природа человека») рождает страсть к деньгам и что пострыночные отношения развивают другие ценности и мотивы, другой тип личности?

Прежде чем продолжить наш анализ достижений Маркса, замечу: в «Капитале» впервые сформулированы многие тезисы, которые затем (без отсылок к оригиналу) были включены в современные учебники «Экономикс» (так, знаменитое «уравнение Фишера», указывающее на определение количества денег в обращении, было задолго до него, точнее и более подробно обосновано в 3 главе I тома «Капитала»). Но это не столь важно.

Важнее другое. Маркс доказал, что при прочих равных условиях (эта оговорка важна: экономика развивается не в безвоздушном пространстве; и политика, и идеология, и т.п. факторы могут тормозить или ускорять те или иные экономические процессы) развитие рынка ведет к дифференциации его агентов. Одни богатеют и превращаются в собственников капитала. Другие беднеют, лишаются собственности и превращаются в наемных работников, единственной предназначенной на продажу собственностью которых является их рабочая сила. В постсоветской России этот закон проявил себя во всей своей красе, превратив в течение едва ли десяти лет меньшинство из тех, кто начинал частный бизнес, в буржуа, большинство – в наемных работников.

Перейдем к одному из важнейших вопросов об эксплуатации. Здесь идет долгий, более века не прекращающийся спор между марксистами и представителями теории факторов производства (позднее – предельной производительности), доказывающими, что прибыль создает сам по себе капитал, а не прибавочный труд наемного работника, безвозмездно присваиваемый собственником средств производства. Но вот что характерно: на практике капиталисты, а не только наемные работники, взаимодействуя друг с другом, прекрасно отдают себе отчет в том, что их интересы фундаментально противоположны. Начинается все с того, что капитал всемерно стремится удлинить рабочий день, а рабочие его сократить, капитал стремится сократить заработную плату и увеличить прибыль, наемные рабочие – наоборот; дальше – больше: создав профсоюзы и политические организации (социал-демократические, впоследствии социалистические и коммунистические партии), класс наемных работников стал добиваться существенного перераспределения прибыли в свою пользу. Простейший пример этого – прогрессивный подоходный налог (когда богатые до половины своего дохода отдают в общественные фонды).

Так вот, там, где экономическая и политическая борьба наемных работников и представляющих их общественно-политических структур активна и успешна, там и в этой мере происходит сокращение рабочего дня, увеличение зарплаты, рост социальных трансфертов. Как только и в той мере, в какой эта борьба ослабляется (а это типично для последних двадцати лет спада антикапиталистической борьбы, последовавшего за распадом СССР), начинается обратный процесс. На протяжении последних 20 лет многие страны столкнулись с процессом относительного (а в ряде случаев – например, в США 90-хх гг. ХХ века – и абсолютного) сокращения реальной заработной платы, социальных трансфертов и т.п.

А теперь об обнищании пролетариата. Эта идея принадлежит не Марксу. Маркс ее развил, показав закономерность относительного обнищания (когда прибавочная стоимость растет быстрее, чем заработная плата) и указав на закономерность: в условиях индустриального капитализма, при абстрагировании от социально-классовой борьбы пролетариата и других противодействующих факторов, не рассматриваемых в «Капитале», для капиталистической системы в целом характерна тенденция к и относительному, и абсолютному обнищанию пролетариата.

Как и почему эта тенденция в большинстве развитых стран себя исчерпала, марксисты показали более столетия назад, указав на возникшую еще сто лет назад и усилившуюся в дальнейшем систему противодействующих факторов, подробно описанных в любом толковом учебнике.

Но вот что важно: открытая Марксом закономерность увеличения богатства капитала за счет заработной платы наемных работников в условиях классической индустриальной капиталистической экономики действует. Ей могут противостоять и противостоят показанные теми же марксистами на основе работ того же Маркса другие закономерности. Переход к высоким технологиям и творческой деятельности, превращающим частничного работника, выполнявшего роли придатка станка или конвейера, в высокообразованного человека-креатора – раз. Мощные волны антикапиталистической оппозиции (от профсоюзов и левых партий, народных фронтов и примеров «мировой социалистической системы», до социально-ориентированной активности тысяч неправительственных организаций, социальных движений и других институтов гражданского общества, защищающих гражданские и социальные права человека) – два… Перечень можно продолжить.

Важен вывод: благосостояние части мирового рабочего класса (в развитых и ряде развивающихся стран) за полтора столетия со времен Маркса, действительно, в среднем росло, хотя и медленнее, чем совокупное богатство капитала. Но росли доходы класса наемных работников не благодаря доброй воле и благородству буржуазии, а вследствие классовой и социальной борьбы антикапиталистических сил, теория которой была развита (хотя и не открыта – об этом писал сам Маркс) марксистами.

Кстати о теории классовой борьбы. Маркс и его последователи отнюдь не считали ее универсальным объясняющим фактором человеческого развития. Такую роль ей отвели догматики сталинских времен и поверившие их трактовке марксизма (и влюбившиеся именно в эту их трактовку) либеральные советологи и марксологи. Маркс же и творческие марксисты многократно показывали, что это – не более (но и не менее), чем особая закономерность взаимодействия основных форм социальной общности, характерных для тех обществ, где производственные отношения приводят к формированию четко выделенных крупных общественных сил, занимающих различное (в том числе – противоположное) место в общественно-экономической жизни. Такое социальное структурирование характерно не для всех обществ, а для так называемой «экономической общественной формации». Тот же Маркс немало писал об иной специфике азиатских обществ и даже нашей родной России. Так что, пожалуйста, не надо оглуплять Маркса и марксистов.

Перейдем к вопросу о частной собственности.

Первый том «Капитала», действительно, заканчивается знаменитыми словами: «Бьет час капиталистической частной собственности…, экспроприаторов экспроприируют». И действительно, марксисты подчеркивали, что суть их учения можно выразить двумя словами: «снятие частной собственности». Подчеркну: снятие. Не уничтожение. Русский перевод прошлого века не случайно исказил смысл марксовой идеи. Для Маркса – и в этом суть его диалектической методологии – любое общественное явление должно развить в полной мере свой прогрессивный потенциал и только тогда, исчерпав его, сняться в новом отношении. При этом «снятие» для диалектика – это всегда отрицание с удержанием положительного. Сие азбука марксизма, который показал, где, почему, в каких отношениях и до какого предела частная собственность была, есть и будет прогрессивным общественным отношением; где и почему она должна быть снята, подвергнута позитивной критике.

Как же Маркс видел это снятие?

Анализ классического индустриального капитализма показал, что для него характерно обобществление производства. Не просто концентрация и специализация, но обобществление – сложный процесс роста взаимозависимости отдельных технологических комплексов, разворачивающийся по мере прогресса общественного разделения труда. Этот прогресс приводит к тому, что, выражаясь современным языком, нерегулируемый, стихийный рынок, основанный на индивидуальной частной собственности, становится малоэффективен. И это в полной мере подтвердилось сначала в процессе развития ассоциированной собственности акционерных предприятий, затем в виде государственного ограничения и регулирования рынка, вызванного к жизни Великой депрессией.

Стало практикой капитализма и ассоциирование собственности в виде передачи части акций работникам предприятий, развития кооперативов, государственного сектора, а он в развитых капиталистических странах много больше, чем принято думать. Традиционная статистика учитывает только государственные фирмы, чья доля в ВВП действительно невелика. Но в общественной собственности находятся в большинстве случаев наиболее ценные ресурсы современного мира: значительная часть недр, природные заповедники, значительная часть земельного фонда (особенно крайне дорогого городского), культурные ценности и информационные богатства, значительная часть учреждений культуры, образования и науки.

Последнее особенно важно: в общественной собственности сегодня находится едва ли не большая часть наиболее близкой к будущему постиндустриальной экономики, где занят преимущественно креативный класс. Если мы посмотрим на наиболее близкую к Марксову идеалу (из существующих в развитых странах) скандинавскую модель, то выяснится немало интересного. Например, в Финляндии практически все школы и большая часть университетов, большая часть учреждений здравоохранения и спорта, культуры и фундаментальной науки – все это общественный сектор, работающий на некоммерческих, т.е. нерыночных принципах. Более того, в этих странах через прогрессивный подоходный налог и другие каналы до половины прибыли капитала перераспределяется в пользу наемных работников. Иными словами, в этих странах сделан целый ряд значимых шагов на пути к реализации той тенденции общественного развития, которую Карл Маркс выделил как возможный и закономерный путь прогресса. При этом Маркс не раз указывал, что на этом пути немало препятствий, что прогресс нелинеен и не идет сам по себе: там, где реализующие прогрессивные тенденции силы мощны, а реакционные слабы, он будет идти быстрее и эффективнее. Но возможна и обратная ситуация.