По способу (приему) перевода соответствия можно подразделить на прямые, синонимические, гипо-гиперонимические, дескриптивные, функциональные и престационные

Прямые соответствия — это традиционно установившиеся словарные эквиваленты. Значительное количество их зафиксировано в сознании переводчиков в период профессиональной подготовки. Это парные корреляты с высокой степенью определенности, которые опять-таки на уровне межъязыковых реляционных категорий были определены как абсолютные межъязыковые синонимы.

Сравним первые фразы из пушкинского «Выстрела»* и их перевод на испанский язык**:

* Пушкин А. С. Полн. собр. соч. в 16-ти т. Т. IV. М., 1949. С. 57.

** Pushkin A. Los relates de Belkin. M„ 1953. P. 19—20.

«Мы стояли в местечке *. Жизнь армейского офицера известна. Утром ученье, манеж; обед у полкового командира или в жидовском трактире; вечером пунш и карты. В* не было ни одного открытого дома, ни одной невесты; мы собирались друг у друга, где, кроме своих мундиров, не видали ничего.	«Estabamos acantonados en una pequena localidad de X. La vida de un oficial del ejercito es conocida de sobra. Por la manana, instruccion, picadero, almuerzo en casa del jefe del regimiento о en la taberna de algun judio; por la noche el ponche у las cartas. En X. no habia ni una sola reunion de buena sociedad, ni una sola muchacha casadera; nos reunimos los unos en casa de fos otros у nо veiamos nada que no fueran nuestros propios unifonnes.
	Один только человек принадлежал нашему обществу, не будучи военным. Ему было около тридцати пяти лет, и мы за то почитали его стариком. Опытность давала ему перед нами многие преимущества; к тому же его обыкновенная угрюмость, крутой нрав и злой язык имели сильное влияние на молодые наши умы.»	Solo un hombre pertencia a nuestra sociedad sin ser militar. Tendria alrededor de treinta у cinco anos, por lo que nosotros le consideramos ya un veijo. La experencia le conferia muchas, ventajas sobre nosotros; por otra parte, su caracter eternamente sombrio, sus modales bruscos у su mala lengua ejercieron siempre gran influencia sobre nuestrasjovenes cabezas.»

В этих отрывках, пожалуй, кроме открытый дом — reunion de buena sociedad, почитать — considerar да умы, — cabezas все остальные лексические соответствия принадлежат к разряду «прямых».

Синонимические соответствия — это существующие на межъязыковом уровне относительные синонимы. Степень определенности таких коррелятов ниже, чем у абсолютных синонимов. Они составляются из слова оригинала и слова, выбранного из соответствующего синонимического ряда языка перевода. Это всегда частичные соответствия, корреляты которых при относительно равной семантической информации отличаются либо оттенками значений, либо экспрессивной, эмоциональной или стилевой окраской. В отрывке из «Выстрела» соответствия почитать — considerar и умы — cabezas являются синонимическими.

Для гипо-гиперонимических соответствии характерна еще более высокая степень сознательности выбора. Межъязыковые гипонимы и гиперонимы составляют основу таких соответствий. Замена названия видового понятия родовым именем или наоборот обычно провоцируется текстом перевода. Сравним оригинальную и переводную фразы из замечательного романа Хосе Эустасио Риверы «Пучина»:*

* Rivera Jose Eustacio. La voragine. La Habana. s.a. P. 99.

РивераХосе Э. Пучина. / Пер. с исп. Б. Н. Загорского. М., 1957. С. 86.

"Oscureciose el ambito que separaba de las palmeras, у solo veiamos una, de grueso tallo у luengas alas, que... — zumbaba al chispear cual yesca bajo el relampago que la encendia; у era bello у aterrator el espectaculo de aquella palmera herdica, que... moria en, su sitio, sin humillarse ni enmuducer".

«Пространство, отделявшее нас от рощи, погрузилось во мрак, и мы различали лишь одну из пальм, с толстым стволом и широкой кроной, которая мгновенно вспыхнула от удара молнии и затрещала, разбрасывая искры. Прекрасен и страшен был вид героического дерева, которое умирало на своем посту, не желая ни покориться, ни уступить!»

Существительному palmeras (пальмы) соответствует собирательное роща, а слову palma — его межъязыковой гипероним дерево. Появились эти соответствия в русском переводе лишь в связи с языковым контекстом, творцом которого является конкретный переводчик. Будь на месте Б. Загорского кто-то другой, возможно, он использовал бы прямые соответствия, а не видо-родовые.

Дескриптивные (перифрастические) соответствия образуются, когда слову оригинала соответствует описательный оборот, разъясняющий смысл этой лексической единицы. Нередко таким образом воссоздают содержание слов, называющих различные оеалии.

"Hubo una difusa intriga diplomatica con mitras, frailes у monjas, recordando el tiempo de los Apostolicos... El Confesor у la Madre de Patrocinio estimaban..."*

«Князья церкви и нечиновные клирики плели замысловатую интригу, воскрешая времена апостоликов... Духовник короля и мать Патросинио полагали...»**

* Valle-lnclan Ramon del. La corte de los milagros. М., 1971. P. 19.

** Валье-Инклан Рамон дель. Избранное. / Пер. исп. Б. Загорского. М., 1969. С. 210.

Сочетанию mitras, frailes у monjas соответствует окказиональный дескриптивный эквивалент князья церкви и нечиновные клирики, а слову el Confesor — дескриптивный оборот духовник короля.

В отрывке из повести Пушкина тоже было дескриптивное соответствие: открытый дом — reunion de buena sociedad.

Функциональными соответствиями являются такие соотносимые лексические единицы подлинника и перевода, которые совпадают по своей функции, но разнятся по семантическому содержанию. Функциональные эквиваленты обычно возникают в особо трудных случаях перевода, когда элементы языковой формы оригинала приобретают экспрессивный смысл. Игра слов, значимые фамилии, присказки, прибаутки — вот обычная сфера функциональных соответствий. Переводчик, например, реконструируя авторскую игру слов в новой языковой оболочке, как правило, не может создать каламбура, опираясь на прямые или синонимические соответствия.

В VII главе «Истории жизни пройдохи по имени дон Паблос»*герой говорит дону Дьего:

" — Soy, yo soy otro, у otros mis pensamientos. Mas alto pico у mas autoridad me importa tener, porque si hasta ahora tenia, como cada cual, mi piedra en el rollo, ahora tengo mi padre".

* Quevedo Francisco de. Obras completas. Madrid. 1988. P. 343.

Сложная игра слов основана на двойном смысле слова rollo и средневековой традиции, на которую намекает Кеведо. Rollo — устанавливаемый у въезда в средневековые города позорный столб, к которому либо привязывали преступников для посрамления либо вывешивали на нем их головы. Кроме того, rollo — каменная колонна в центре города, символизировавшая его юридические права. Колонну обычно окружала каменная скамья, на которой любили посидеть вечером горожане, у самых почетных из них были даже свои места на скамейке.

Конечно, перевести связанную с испанской реалией словесную игру, опираясь на изначальный смысл каждого элемента игровой конструкции оригинала, — вещь невозможная. Поэтому переводчик ищет свой семантический ход, сохраняя художественную функцию каламбура:

«— Другим я стал, сеньор, и другие у меня мысли. Целю я выше, и иное мне нужно звание, ибо если батюшка мой попал на лобное место, то я хочу попытаться выше лба прыгнуть».*

* Кеведо Ф. Избранное. / Пер. с исп. К. Державина. Л., 1971. С. 164.

В данном случае трудно говорить о том, что rollo функционально соответствует лобное место; точнее будет вести речь о фразовых функциональных эквивалентах. Примером словных функциональных соответствий могут служить значимые имена раблезианских персонажей в переводе Н. Любимова: comte Spadassin — граф Буян, saint Balletron — святой Дыркитру, Lardonnet — (повар) Жри и т. п.

Престационные соответствия устанавливаются между словом-реалией оригинала и его транскрипцией в переводе (если языки с одинаковой графикой, то этим же словом в тексте перевода). Таким образом, речь идет о переводческих заимствованиях, о которых говорилось в разделе об окказиональных эквивалентах. Как это ни парадоксально, транскрибированное слово не является полным эквивалентом своего двойника, находящегося в оригинале. В контексте перевода оно приобретает яркую стилистическую, окраску: воспринимается как «экзотизм», как национально окрашенная лексическая единица.

Рассмотренные виды лексических переводческих соответствий находятся в определенной зависимости друг от друга, о чем свидетельствует приводимая ниже таблица.

Виды переводческих лексических соответствий (эквивалентов)

По способу (приему) соотнесенности	По характеру функционирования в языке	По объему информации	По форме
прямые	константные, первичные	полные	эквивокабульные и неэквивокабульные
синонимические	константные, вторичные	частичные	эквивокабульные и неэквивокабульные
гипо-гиперонимические	окказиональные	частичные	эквивокабульные и неэквивокабульные
перифрастические	окказиональные	частичные	неэквивокабульные
функциональные	окказиональные	частичные	эквивокабульные и неэквивокабульные
престационные	окказиональные	частичные	эквивокабульные

Следует заметить, что в переводах встречаются также опущения слов или выражений, представленных в оригинале. Эти расхождения вызываются особенностями переводящего языка, стилем перевода, а также невольными, не имеющими стилистического значения тавтологиями, которые иногда появляются в подлинниках, различиями в национальных традициях воспроизведения в тексте нецензурной речи и в национальных оценках того, что считать нескромной лексикой. Опущения нецензурных элементов речи в переводах текстов современных авторов встречаются не так уж редко. Бывают подобные лексические расхождения и в описаниях сексуального толка. Хотя в нынешней переводческой практике подобные опущения иногда считаются ненужным пуризмом, и переводчики пренебрегают былыми запретами.

Особое место в переводах занимают амплификации (добавления), которые иногда возникают под воздействием ритма и стилистического рисунка фраз, т. е. благодаря подчиненности слогу всего текста. Восстановление каких-либо намеков, содержащихся в оригинале, особенно если речь идет о каламбурах, скрытой цитации и т. п., также приводит — хотя делается это весьма осторожно — к амплификациям в переводах, о чем подробнее пойдет речь в соответствующих разделах.

13. лексика, содержащая фоновую информацию

а. бытовые реалии*

Запас лексических единиц, передающих фоновую информацию подразделяется на ряд тематических групп. Подобные классификации уже проводились лингвистами,** но касались они лишь слов, называющих «чистые» реалии (группы А — Г предлагаемого ниже деления). Поэтому для А — Г групп в основном сохраняется наиболее удачная, на наш взгляд, классификация С. Влахова и С. Флорина, в которую, правда, внесены дополнения и поправки. Отобранные для А — Г групп примеры — число их можно значительно увеличить — представляют собой транскрибированные на русский язык названия, главным образом, латиноамериканских реалий и в некоторых случаях самой Испании.

* Большинство примеров взято из переводов латиноамериканской испано- и португалоязычной прозы и частично поэзии XX века.

Зона использования реалии оговаривается, как правило, в том случае, если реалия характерна лишь для одной или немногих стран Латинской Америки.

** См. Реформатский А. А. Введение в языковедение. Изд. 4-е, испр. и доп. М., 1967. С. 139; Супрун А. Е. Экзотическая лексика // Научные доклады высшей школы. Серия филол. наук, № 2. М., 1958. С. 51—54; Влахов С., Флорин С. Непереводимое в переводе. М., 1986. С. 55—76.

а) Жилище, имущество: ранчо (1. Хижина из пальмовых листьев или соломы; 2. Ферма, усадьба), хакал (хижина, крытая пальмовым листом), каней (1. Коническая хижина — Куба; круглый тростниковый шалаш — Венесуэла), зензала (жилище негров-рабов на плантации — Бразилия), фавела (лачуга бедняков на окраинах города — Бразилия), асьенда, асиенда (имение, поместье), эстансия (1. Скотоводческое поместье — Аргентина, Уругвай, Чили; 2. Пригородная усадьба — Куба), фазенда (имение, поместье — Бразилия), корраль (загон для скота), мачете (большой тесак для сельхозработ, используется и как оружие), метате, метата (каменная зернотерка), бимбалете (приспособление для подъема воды), боледорас, болеадоры (род лассо с двумя или тремя скрепленными с одного конца веревками или сыромятными ремнями, к свободным концам которых приделаны каменные шары с гусиное яйцо), тинаха (большой глиняный кувшин), мате (сосуд из тыквы для питья мате (см. ниже) — район Рио-де-ла-Платы), бомбилья (металлическая трубочка для питья мате с припаянным внизу косым двусторонним ситечком — в той же зоне), жангада (рыбацкий плот с парусом — Бразилия) и т. п.

б) Одежда, уборы: пончо (накидка, плащ с прорезью для головы), сарапе (подобная одежда в Мексике), пала (подобная одежда в Бразилии), сомбреро (крестьянская широкополая шляпа из листьев растения того же названия — Чили), ярэй, ярей (крестьянская шляпа из волокон пальмы ярей — Куба), альпаргаты (сандалии из пеньки, материи или сыромятной кожи), чирипа (кусок ткани, запахиваемый особым образом вокруг бедер вместо коротких штанов, — зона Рио-де-ла Платы), бомбачи (брюки, наподобие шаровар, одежда гаучо — зона Рио-де-ла Платы) и др.

в) Пища, напитки: тортилья (1. Кукурузная лепешка, 2. Омлет) асадо, чурраско (жареное на углях мясо), локро (тушеное мясо с овощами), чурро (крендельки, поджаренные в масле), масаморра (блюдо из маиса), санкочо (похлебка из пресных бананов, овощей и мяса), пучеро (похлебка из говядины), тропон (чилийское блюдо из картофеля), фежон (блюдо из черной фасоли — Бразилия), мукена (блюдо из рыбы или молюсков — Бразилия), туту (блюдо из фасоли — Бразилия), рападура (неочищенный тростниковый сахар), батат, юкка, маниока (съедобные корнеплоды), торонха, гуайава, папайа (съедобные плоды), мате (настой парагвайского чая — зона Рио-де-ла Платы), чича (кукурузная водка), пульке (алкогольный напиток из сока агавы — Мексика), текила (водка из сока агавы — Мексика), канья (крепкий алкогольный напиток из сока сахарного тростника), грапа (виноградная водка — зона Рио-де-ла Платы), писко (алкогольный напиток — Перу, Чили), агуардьенте, агуардиенте (крепкий алкогольный напиток из сахарного тростника, маиса или других растений), гуарапо (1. Сок сахарного тростника; 2. Алкогольный напиток из этого сока), сангрия (напиток из воды, красного вина и сахара) и т. п.

г) Виды труда и занятия: родео (сгон скота), дома (объездка дикой лошади — район Рио-де-ла Платы), сафра (уборка тростника — Куба, в других районах — сбор урожая, массовый забой зверя, скота) и т. п.

д) Денежные знаки, единицы меры: песо (основная денежная единица многих латиноамериканских стран), сентаво (мелкая ден. ед.), боливиано (ден. ед. — Боливия), крузейро (ден. ед. — Бразилия), мильрейс (бывшая ден. ед. — Бразилия), конто (ден. ед. — Бразилия), боливар (ден. ед. — Венесуэла), кетсал (ден. ед. — Гватемала), лемпира (ден. ед. — Гондурас), колон (ден. ед. — Коста-Рика, Сальвадор), кордова (ден. ед. -— Никарагуа), гуарани (ден. ед. — Парагвай), соль (ден. ед. — Перу), сукре (ден. ед. Эквадор), фуерте (серебряная монета — Венеуэла), лига (старинная мера расстояний, имеющая в различных странах Латинской Америки разные величины), вара (мера длины), арроба (мера веса), алмуд (старинная мера веса), кинтал (мера веса) и т. п.

е) Музыкальные инструменты, народные танцы и песни, исполнители: маракас, марака (погремушки), гуиро (тоже, что марака), кена (индейская флейта), рондадор (эквадорский музыкальный инструмент из тростника), фатуто (деревянный рог у индейцев), маримба (музыкальный инструмент, напоминающий ксилофон), бамбука (колумбийский танец), куэка (чилийский танец), гато (танец — зона Рио-де-ла Платы), солома (напевное скандирование гласных в такт работе), видалита (грустная любовная песня — зона Рио-де-ла Платы), сон (кубинский танец и песня), лунду (бразильский танец и песня африканского происхождения), самба (танец африканского происхождения), маринера (перуанский танец), уара-ча (танец — карибская зона), маламбо (мужской танец — Аргентина, Уругвай), перикон (старинный танец — зона Рио-де-ла Платы), корридо (песня, частушки), пайадор (народный певец — Аргентина, Уругвай), марьяче, мариачес (мексиканский музыкальный ансамбль).

ж) Народные праздники, игры: ромерия (гуляние на местах паломничества), родео (праздник скотоводов, на котором состязаются в бросании лассо, укрощение диких лошадей и т.п.), дома (соревнования по объездке диких лошадей), пелота (игра в мяч), петека (игра в мяч обтянутыми кожей ракетками — Бразилия), диаблильо (детская игра) и др.

з) Обращения: ниньо (молодой хозяин, господин), нинъя (госпожа, хозяйка), тайта, таита (отец, папаша — кечуа), синьозиньо (молодой хозяин, господин — Бразилия), амито (хозяин), ньор (просторечное от «сеньор»), синья (просторечное от «сеньора»), сеу (просторечное от «сеньор» — Бразилия), мано (брат, просторечие), чинита (ласковое обращение к женщине), че (междометное обращение — Аргентина, Уругвай) и т. п.

б. этнографические и мифологические реалии

а) Этнические и социальные общности и их представители: инки, аймара, кечуа, гуарани, майа, ацтеки или астеки, сапотеки, науатль или нахуатль, гуайми, арауканы, тамойо (индейские племена), гаучо (житель аргентиской и уругвайской пампы, равнины, чаще всего пастух), льянеро (житель льяносов — равнин в бассейнах крупных рек), сьенагеро (житель заболоченных районов Кубы), кампинцы (жители бразильских саванн), сертанежо (житель лесной глуши — Бразилия), тико (житель Коста-Рики), креолы (потомки испанских колонизаторов), чоло, чола (метисы — соответственно, сын, дочь индианки и европейца), самбо, самба (метисы — соответственно, сын, дочь негра и индианки), лонго, лонга (соответственно, молодой индеец, молодая индианка), ки-ломболо (белый негр — раб в Бразилии), конгасейро (восставшие крестьяне — Бразилия) и др.

б) Божества, сказочные существа, легендарные места: уака (божества, духи предков у индейцев Андского нагорья), пачакамак (высшее существо у инков), хирки (боги, идолы племен кечуа), кетсалькуатль (божество ацтеков), гуаличо, мандинга, канайма (боги зла), Тисингаль (легендарные изумрудные россыпи в Коста-Рике), Митла (древний священный город ацтеков), рок (сказочная птица), туливьеха (зловещая мифическая птица) и т. п.

в. реалии мира природы

а) Животные: лама, гуанако (разновидность ламы), мапурите (разновидность вонючки), кайман (разновидность крокодила), вискача (вид грызуна), анаконда, маха, курийю (виды удавов), кетсаль, кабуре, тиньоса, тиуке, аура, самуро, терутеро, алькатрас, каранчо (виды птиц), тарарира, ронкадор, пампано, карибе, бобо, пирайа (виды рыб) и т.д.

б) Растения: кебрачо, омбу, сейба, хукаро, манго, мангле, гуайабо, тотумо, палоборрачо, жакейра, балса, кока, мандиока, папайо, агуакате (виды деревьев и кустарников), юкка, маниока, окумо, батат (корнеплоды), нопаль, бисагуа (виды кактусов), фарагуа, пика-пика, паха брава (виды трав) и др.

в) Ландшафт, пейзаж: сельва (тропический лес), льянос, льяносы (южноамериканские степи), пампа (аргентинская и уругвайская степь), саванна (венесуэльские и колумбийские степи), сьенага (болотистая местность), манигуаль (тропические заросли), каатинга (низкорослые древесные заросли в засушливых зонах Бразилии), сертан (засушливые районы Бразилии) и т. п.

г. реалии государственно-административного устройства и общественной жизни (актуальные и исторические)

а) Административные единицы и государственные институты: территория (Аргентина, Венесуэла и др.), фре-гезия (церковно-административное деление — Бразилия), интенденсия (Колумбия), Кабильдо (городской совет), эскуэла нормаль (педагогический институт), института (средняя школа, гимназия — Коста-Рика) и др.

б) Общественные организации, партии и т.п., их функционеры и участники: гремио (профсоюзы — Агрентина, Уругвай и др.), копей (реакционная партия в Венесуэле), партидо бланка, партидо Колорадо (партии в Уругвае), априста (сторонник реакционной перуанской народной партии), френте популар («Народный фронт» — объединение левых сил в Чили), френте ам-плио («Широкий фронт» — объединение левых сил в Уругвае), седериста (член революционного комитета — Куба) и т.п.

в) Промышленные и аграрные предприятия, торговые заведения: инхенио (сахарный завод с плантацией), энженьока (тоже — Бразилия), сентраль (то же — Куба), эхидо (государственный сельхозкооператив — Мексика), гранха (совхоз — Куба), боличе, пулькерия, чичерия (питейные заведения), бодега (винный погребок), коммисариат (лавка и одновременно питейное заведение — Коста-Рика) и т. п.

г) Основные воинские и полицейские подразделения и чины: сегурналь (служба национальной безопасности в Венесуэле), карабинер (полицейский — Чили), карабинеры (пограничные войска), кабо (капрал, старшина), пелатон (взвод), коман-данте (майор) и др.

д) Гражданские должности и профессии, титулы и звания: мачетеро (рубщик сахарного тростника), гуахиро (крестьянин — Куба), менсу, менсулеро (чернорабочий или батрак, нанимающийся на месяц — Бразилия), пеон (сельхозрабочий, батрак), касик (1. Индейский вождь; 2. Крупный землевладелец), капатас (1. Главный гуртовщик; 2. Надсмотрщик), пуэстеро (батрак-скотовод), бананеро (сборщик бананов), каучеро (рабочий каучуковых плантаций), коррихидор (сельский староста — Перу), мататигрес (охотник за ягуарами — Коста-Рика).

д. ономастические реалии

В литературных произведениях и других текстах встречается немало реальных и вымышленных имен собственных. В настоящем разделе идет речь лишь о первых из них. Проблематике вымышленных имен посвящена специальная глава. В литературном переводе имена собственные не только выполняют функции наименования, называния существа или объекта, но и являются теми немногими словами, сама форма которых указывает на национальную принадлежность наименованного предмета мысли. Таким образом, собственные имена способствуют сохранению в переводе национального колорита оригинала.

а) Антропонимы. Среди многочисленных имен этого вида различаются общие имена и фамилии, например: Хуан, Педро, Беатрис, Каролина, Гальвес, Сильва, Альварес и т. п., и индивидуальные имена и фамилии, называющие известных общественных деятелей, военачальников, литераторов, художников, артистов, спортсменов и прочих знаменитостей и часто требующие в переводах особых комментариев.

б) Топонимы. Состав топонимов любого языка почти неисчислим и весьма неоднороден. В переводоведении названия реальных географических объектов целесообразно подразделить на две группы: обычные и мемориативные топонимы. Вторые из них заключают в себе кроме указания на геообъект дополнительную смысловую информацию, которая для переводчика бывает чрезвычайно важной. Нумансия не просто древний испанский город, но и символ мужества. Мексиканский городок Долорес прославился тем, что в нем была провозглашена в 1810г. независимость Мексики. Трувиль, Биариц были известны в XIX веке как фешенебельные курорты для богачей Буэн-Ретиро — городской парк, в XIX в. — любимое место отдыха мадридцев всех сословий. Улица Флорида — торговый центр в Буэнос-Айресе. Китайский квартал — средоточие притонов и публичных домов в Барселоне. Махалаонда — селение неподалеку от Мадрида, жители которого в средние века были постоянной мишенью для насмешек относительно их необразованности.

в) Имена литературных героев. В художественных текстах постоянно встречаются упоминания о персонажах других произведений литературы. В переводах сообщаемые такими именами сведения обычно комментируются. Сид, Фернан Гонсалес, Гусман де Альфараче, Ласарильо, Дон Кихот, Санчо Панса, Дульсинея, Лауренсия, Маркиз де Брадомин, Авель Санчес, донья Перфекта, Пепе Рей, Пепита Хименес — вот всего лишь несколько из множества испаноязычных имен, с которыми встречаешься на страницах современных романов и повестей. В художественном произведении даже те из имен, что не стали нарицательными, приобретают оценочные потенции. Путем сравнения или намека ими характеризуются различные литературные персонажи.

д) Названия компаний, музеев, театров, дворцов, ресторанов, магазинов, пляжей, аэропортов и т. п. Все эти имена содержат определенные страноведческие сведения, которые переводчику важно знать для правильного понимания и воссоздания текста. Приведем несколько примеров разнородных названий, взятых из переводов: Пемекс (государственная мексиканская нефтяная компания), Юнай (фруктовая компания «Юнайтет фрут компании»), Солис (театр в Монтевидео), Катете (президентский дворец в Рио-де-Жанейро), Тропикана (ресторан и шоу в Гаване), Копакабана (пляж в Рио-де-Жанейро), Гавана Либре (гостиница в Гаване), Таблада (оптовый скотный рынок в Монтевидео), Маракана (стадион в Рио-де-Жанейро), Эль Обиспо (уголовная тюрьма в столице Венесуэлы, во времена диктатуры П. Хименеса тюрьма политическая), Эсеиса (аэропорт в Буэнос Айресе), Ла-Репарасьон (знаменитая женская гимназия в Лиме) и т. п.

е. ассоциативные реалии

а) Вегетативные символы: омбу— поэтический символ аргентинской и уругвайской пампы, «древопокровитель» и защитник гаучо; мадроньо (земляничное дерево) — поэтический символ Мадрида; яхе — сок этого растения оказывает наркотическое действие, поэтому яхе, согласно верованьям индейцев Колумбии, считается вещим деревом, способным предсказывать судьбу; кипарис — 1. Символ траура, скорби, горя, 2. Символ бессмертия и т. п.

б) Анималистические символы: чоха— это птица считается часовым уругвайской пампы, крик ее предвещает неожиданную опасность; кабуре — хищная птица, перья которой, согласно поверью, обладают магической силой; кукуль — птица, в Гватемале поэтический символ свободы; кетсаль (кецаль) — та же птица у мексиканцев и тот же поэтический символ; собака — символ вора в средневековой Испании; кот — символ вора в ту же эпоху и т. д.

в) Цветовая символика: зеленый — 1. Цвет надежды, символ лучшего будущего (Панама, Чили), 2. Символ плодородия, удачи, чувственности, сексуальности (Испания); желтый — цвет траура (Испания, средние века); темно-лиловый, фиолетовый — цвета траура (Испания, Чили и др.); белый — символ партии бланко в Уругвае; красный — символ партии Колорадо в Уругвае и т. д.

г) Фольклорные, исторические и литературно-книжные аллюзии. В них содержатся намеки на образ жизни, поведение, черты характера, деяния и т. п. исторических, фольклорных и литературных героев, на исторические события, на мифы, предания, литературные произведения и т. п. Например, в известной повести Ф. Кеведо о пройдохе доне Паблосе ее герой говорит: "Hermano, este de la hambre es recio noviciado. ¡ Estaba hecho un hombre a comer mas que un sabanon, у hanme metido a vigilias! Si vos no lo sentis, no es mucho, que criado con hambre desde nino, como el otro rey con ponzona, os sustentais ya con ella".*

* Francisco Quevedo. Obras completas. Prosa. Madrid, 1988. С. 365. Далее указания на страницы даются в тексте.

«Голод, брат, жестокий искус для послушника. Человек создан, чтобы насыщать свою утробу, а меня заставляют поститься. Если вы не ощущаете голод, то это не удивительно, ибо, привыкнув к нему с детства, как тот царь, что привык к яду, вы, видимо, насыщаетесь им».* Имеется в виду Понтийский царь Митридат VII, который всю жизнь приучал себя к яду, опасаясь отравления. В этом случае имя царя является своеобразной ассоциативной реалией, намек на которую содержится в тексте.

² Кеведо Ф. Избранное. / Пер. с испанского К. Державина. Л., 1971. С. 203. Далее указания на страницы даются в тексте.

В конце своих жизнеописании Паблос, как он сам утверждает, покусился на роль папаши антихриста: «...di en amante de red... у роr hablar mas claro, en pretendiente de Anticristo que es lo mismo que galan de monjas» (p. 388). «... попал... в обожатели при монастырской решетке, или, говоря яснее, стал покушаться на роль антихриста, или, что все равно, вздыхателя при монахинях» (с. 243). Суть намека на антихриста в том, что, согласно поверью, тот должен был родиться от священника и монахини и т.д.

д) Языковые аллюзии. Они содержат намек на какой-либо фразеологизм, пословицу, поговорку, крылатую фразу или ходячее выражение. В переводе книги Шамфора говорится: «Две придворные дамы, проезжая по Новому мосту за какие-нибудь две минуты, успели увидеть там и монаха, и белую лошадь. Тогда одна из них, толкнув подругу локтем, заметила: «Что до шлюхи, то уж нам-то ее высматривать незачем».* Русскому читателю без комментария не понять содержащегося в анекдоте намека на старую французскую поговорку: «Когда по Новому мосту ни пойдешь, всегда встретишь там монаха, белую лошадь и шлюху». Глава XVII (часть II) романа классика кубинской литературы Рамона Месы «Мой дядя чиновник» предпослан заголовок: «El muerto al hoyo...». Это лишь часть пословицы «El muerto al hoyo у el vivo al bollo» (досл.; Мертвого в могилу, а живому сдобную булку). В названии известного фильма К. Сауры "Cria cuervos" также использовано лишь начало пословицы «cria cuervos у te sacaran los ojos» (досл.: Вырасти воронов, и они тебе глаза выклюют).

* Шамфор. Максимы и мысли. Характеры и анекдоты. / Пер. с фр. Ю. Б. Корнеева и Э. Л. Липецкой. М.-Л., 1966. С. 136.

Предложенное деление «фоновой лексики» стоит прокомментировать.

14. «экзотизмы» и окказиональные заимствования

Нетрудно заметить, что в группах а — г есть слова (тип ранчо, пончо, инки, лама и т. п.), которые вошли в русский язык на правах заимствований, и есть много слов, употребленных один раз или более в книжной речи — в переводах и, конечно, не закрепленных в лексической системе переводящего языка. Заимствования первого типа тоже неоднородны. Среди них такие слова, как танго, румба, которые закрепились в языке, потому что привились сами танцы н музыка к ним. Нечто подобное произошло со словом пончо, ибо у нас носят этот латиноамериканский наряд. Такие лексические единицы входят в русский язык традиционным путем: появляются вещи, возникают и слова. Другой путь и предназначение у слов ранчо, мачете, анаконда, родео, песо, сентаво, ацтеки, майа, креол, лама, гаучо, пампа, селъва и др. Названные ими понятия и вещи не связаны с нашей действительностью. Эти книжные слова необходимы для понимания иноязычной культуры и истории. Они сравнительно часто употребляются в различных переводных латиноамериканских текстах и в оригинальных трудах, посвященных Латинской Америке. Танго, румба и, в известной степени, пончо можно считать заимствованиями ассимилированными, хотя и не в столь высокой степени, как, скажем, футбол, велюр, аншлаг, гейзер или вестибюль. Среди «книжных» заимствований ассимилировались, например, слова ацтеки, хунта, креол. Однако на фоне русской речи во всех «книжных» заимствованиях данного типа особо выделяется присущая им локальная информация. Их экзотическое происхождение становится информативным. Они, подобно диалектизмам, оказываются «привязанными» к определенной социогеографической зоне, и любой мало-мальски опытный читатель тотчас «уловит» латиноамериканский дух этих слов. Их локальную информацию охотно используют в художественных целях оригинальные авторы, когда описывают латиноамериканскую среду или лиц, имеющих к ней отношение.*

* Ср. интересное замечание по поводу «фоновой лексики», сделанное А. А. Реформатским: «... особенно важно сохранение таких слов при переводах с чужих языков, где вовсе не все надо переводить, а иной раз необходимо сохранять названия, данные в чужом языке, лишь транскрибируя их. Многие такие «транскрипции» получают права гражданства и входят уже в запасной (для специальных нужд) словарный состав. Таковы обычно личные собственные имена (ономастика), названия монет, должностей, деталей костюма, кушаний, напитков, обращения и т. д., что при переводе всего остального текста сохраняет и местный колорит...» (Реформатский А. А. Введение в языковедение. С. 137. См. также ст. А. Е. Супрун).

Любой язык, видимо, нуждается в некотором количестве заимствований, называющих реалии иноязычной культуры. В русском языке есть небольшие пласты широкоизвестных слов, передающих национальный колорит конкретной страны или региона. Наряду с номинативными и художественными функциями часть таких слов используется для создания и сохранения стереотипных представлений о сущности того или иного народа, которые чаще всего не имеют ничего общего с подлинной характеристикой его национальных особенностей. Стоит, например, произнести слово Испания — и сразу же в сознании многих людей возникают шаблонные представления, мыслительные штампы: коррида, бой быков, тореро, тореадор, матадор, кабальеро с гитарами и навахами, серенады под балконом, сеньориты с кастаньетами и тому подобные «испанские красивости». На самом деле все это не так. Даже коррида, бой с быками, уже не привлекает испанца, как в былые времена.

Однако подавляющее большинство переведенных в а — г группах примеров составлено из слов иного типа. Бимбалете, бомбачи, чирипа, чурро, грапа, писко, алмуд, рондадор, маламбо, боличе, гуанако, тиньоса, омбу и т. д. — все это заимствования, не выходящие за рамки одной или нескольких переведенных книг. Их можно назвать окказиональными заимствованиями. Переводчик транскрибирует эти иностранные слова на русский язык, ибо в родной речи он не находит им прямых соответствий из-за отсутствия в обиходе своего народа названных ими вещей, предметов, явлений или понятий. Транскрибированные слова обнаруживают в переводном тексте информацию, которая была в них имманентной, скрытой в обычном для них контексте и стала явной и значимой на иноязычном фоне. Окказиональные заимствования воспринимаются как иностранные слова и благодаря этому выполняют не только номинативную функцию, называя реалии, но и художественную, помогая воссоздавать национальный колорит подлинника. Этой функции в оригинале у них обычно не бывает. Правда, в приведенных примерах есть индейские слова, вроде тайта, уака, хирки и др., которые не вошли в испанский язык Латинской Америки, и в испаноязычной прозе им присущи функции окказиональных заимствований. Таким образом, латиноамериканский автор, используя в испанском тексте индейские слова, уподобляется переводчику, транскрибирующему испанское слово-реалию. А русский переводчик, работающий с испаноязычным текстом, в котором встречаются описания индейцев и их быта, порою воссоздает два национальных лексических пласта, в которых отражены элементы культуры аборигенов и элементы сложных эклектичных культур латиноамериканских наций, сформировавшихся после открытия Америки.

Ассоциативные реалии, представленные в д — е группах, только начинают изучаться на научной основе. «Понятийный образ мира сочетается с вербальным его образом и словесный образ предмета или отношения выступает как форма логического отображения, как дополнительный национальный фон, над которым возвышается общечеловеческий логический образ».* Различия между «национальным фоном», присущим вербальной форме, т. е. лексической единице, и выраженным этой же единицей интернациональным понятием являются источником разнообразных фоновых несовпадений у понятийно-равнозначных слов разных языков. Воспроизведение в переводе ассоциативных реалий — занятие сложное и сугубо творческое. Теснейшая связь ассоциативных реалий с духовной культурой народа и его языком часто заставляет переводчиков прибегать к подстрочным комментариям или, в лучшем случае, к описательному переводу и различным пояснениям, вводимым в переводной текст.

* Верещагин Е. М.. Костомаров В. Г. Язык и культура. С. 173.

Предлагаемая и, видимо, неполная классификация лексических единиц, содержащих фоновую информацию, неопровержимо свидетельствует, сколь глубоко уходят в народный языки сколь широко разветвляются в нем корни национальной культуры. Язык, будучи сам своеобразнейшей частью национальной культуры, отражает в себе почти все ее элементы, сохраняет в письменных текстах свидетельства о самых разнообразных культурных ценностях и, кроме того, является единственным и неповторимым материалом, из которого создаются шедевры национальной и мировой литературы.

Сохранить национальное своеобразие подлинника в переводе — задача особой трудности. Она выполняется не только и, может быть, не столько за счет различных приемов передачи фоновой информации средствами переводящего языка, сколько творческим воссозданием всего идейно-художественного содержания произведения, передачей мироощущения автора. Его стиля и манеры письма средствами родного языка, который тоже детище и творец национальной культуры. Воспринимая оригинал как целостную художественную систему, переводчик пытается создать равноценное литературное произведение и выразить в нем отраженные в подлиннике национальные формы жизни, психологию народа и его культуру. И. Кашкин справедливо утверждал, что ощущение чужеземности в переводе достигается не внешней формальной экзотикой, «не поверхностным копированием чужеязычия, а путем глубоко понятой и чутко переданной сути, в которой заключена национальная особенность оригинала... Кола Брюньон Ромена Роллана в переводе Лозинского, оставаясь бургундцем, говорит с нами языком русского балагура. Люди Бернса обращаются к нам в переводах Маршака на нашем языке, не переставая быть шотландцами. Мы легко и естественно воспринимаем неповторимо-характерную речь Санчо Пансы в переводе Н. Любимого или Гека Финна и сиделки Сары Гэмп в переводах Н. Дарузес не как набор отдельных каламбуров, шуток и словечек, а как существенную грань человеческого характера и целостного образа».* Ивану Кашкину вторит Николай Любимов: «Национальный колорит достигается точным воспроизведением портретной живописи подлинника, воспроизведением бытовых особенностей, уклада жизни, интерьера, трудовой обстановки, свычаев и обычаев, воспроизведением пейзажа данной страны во всей его характеристике, воспроизведением народных обрядов, поверий и т. д.».**

* Кашкин И. В. В борьбе за реалистический перевод // Вопросы художественного перевода. М., 1955. С. 141.

** Любимов Н. Перевод — искусство // Мастерство перевода. 1963. М., 1964. С. 243.

Поэтому переводчик, сталкиваясь со словом, называющим реалию, должен ответить, как справедливо заметили С. Влахов и С. Флорин, по крайне мере на два вопроса: называет ли слово реалию в данном тексте, и если да, то следует ли это слово «брать взаймы»? Не станем подробно отвечать на поставленные вопросы, так как в работе названных авторов* есть доказательные рассуждения на это счет. Заметим лишь, что переводчику не следует поддаваться гипнозу иноязычного мира и видеть за каждым словом реалию. Необходимо помнить, что, употребляя слово-реалию, писатель не всегда подчеркивает, не обязательно выявляет им сущность самой реалии, т. е. не акцентирует внимание читателя на отличии от других предметов того же рода. К примеру, прозаик пишет: el pescador cogio un roncador — «рыбак поймал рыбу «ронкадор». А из контекста явствует, что важно не то, какую рыбу он поймал, а то, что он вообще поймал рыбу. Убедившись в такой трактовке текста, переводчик может не транскрибировать слово, называющее вид рыбы, а перевести его словом, выражающим родовое понятие, т. е. осуществить перевод с помощью родовидового соответствия. Все реалии соотносятся с какими-то общими понятиями, и это позволяет в определенных контекстах избегать окказиональных заимствований.

* См.: Влахов С., Флорин С. Непереводимое в переводе. С. 89—96.

15. способы перевода слов-реалий

Приведенные примеры и рассуждения подсказывают пять наиболее распространенных способов перевода слов-реалий.

а) Транскрипция (транслитерация). При первом появлении в тексте транскрибированные слова обычно сопровождаются сносками или умело вводимыми в текст перевода объяснениями. Подавляющее большинство окказиональных заимствований а — г групп было прокомментировано в сносках. Опытные переводчики и теоретики перевода не раз призывали коллег по переводческому цеху к чувству меры в использовании иноязычных слов в переводе.* Чрезмерное увлечение транскрибированием иноязычных слов, называющих реалии, а не так уж редко принимаемых за них, не только не способствует сохранению национального колорита, а, наоборот, уничтожает его, загромождая русское повествование и заставляя читателя спотыкаться на каждом шагу о ненужные экзотизмы. Учиться чувству меры надо у русских классиков, которые, описывая в романах и повестях далекие страны или жизнь Российской империи, умело и рационально использовали «фоновую лексику», искусно «вплавляли» ее в русскую художественную речь и создавали яркие картины национально быта других народов и народностей. «Я могу сослаться на опыт такого превосходного русского писателя, как Короленко, — пишет по этому поводу Н. М. Любимов. — По-видимому, он считал, что злоупотребление иноязычными словами — это линия наименьшего сопротивления. Как всякий большой художник, он шел по линии наибольшего сопротивления. Он так описывал внешность якутов, их юрты, их утварь, их нравы и образ жизни, он так описывал якутскую природу, что по прочтении его рассказов у нас создается впечатление, будто мы вместе с ним пожили в дореволюционной Якутии. Его пример — наука переводчикам. Вводить иноязычные слова допустимо в тех случаях, когда то или иное понятие, та или иная реалия не находят себе эквивалента в русском языке».**

* См.: Россельс Вл. Серая ткань // Мастерство перевода. 1969. М., 1970. С. 301—304; Любимов Н. Перевод — искусство // Мастерство перевода, С. 243—244; Шуман М. Слова переводимые и слова непереводимые // Мастерство перевода. 1963. М., 1964. С. 124—130.

** Любимов Н. Перевод — искусство. С. 243.

б) Гипо-гиперонимический перевод. О нем уже речь шла выше. Для этого способа перевода характерно установление отношения эквивалентности между словом оригинала, передающим видовое понятие-реалию, и словом в языке перевода, называющим соответствующее родовое понятие, или наоборот. В таких случаях, например, с испанскими словами нопаль (вид кактуса), кебрачо (вид дерева) или грапа (вид водки) будут соотносится в переводе их родовые межъязыковые гиперонимы: кактус, дерево, водка. Примеры обратной зависимости, когда слово оригинала выражало бы родовое понятие, а в переводе ему соответствовало бы понятие видовое, среди воссозданной «безэквивалентной» лексики встречаются крайне редко. Иногда переводчики варьируют оба указанных приема. Сначала они транскрибируют слово-реалию, а затем при следующем появлении его в оригинале переводят гиперонимом.

в) Уподобление. Этот переводческий прием очень близок к предыдущему. Разница между ними лишь в том, что уподобляемые слова скорее называют понятия, соподчиненные по отношению к родовому понятию, а не подчиненное и подчиняющее понятия, как было в предыдущем случае. Например, бомбачи — шаровары, мачете — тесак, боличе — кегли, ранчо — хижина. Степень понятийного сходства таких межъязыковых соответствий (неполных эквивалентов) выше, чем у соответствий родо-видовых.

г) Перифрастический (описательный, дескриптивный, экспликативный) перевод. В этих случаях соответствия устанавливаются между словом (или фразеологизмом) оригинала и словосочетанием перевода, объясняющим его смысл: альпаргатам соответствует сандалии из пеньки или матерчатые сандалии, пучеро — похлебка из говядины, сельве — тропический лес. Перифраза тоже нередко совмещается с транскрипцией, заменяя подстрочный комментарий и делая более естественной и соответствующей оригиналу переводную авторскую речь, коль скоро ее не прерывает сноска. «Хуана поставила на стол пучеро, похлебку из говядины, и все принялись за еду» — пример совмещения транскрипции и дескриптивного перевода.

д) Калькирование. В художественном переводе этот прием характерен не для передачи значений слов-реалий, то есть общеупотребительных слов в определенной национальной общности, а при воссоздании индивидуально-авторских неологизмов, когда переводчик, соперничая с автором, придумывает столь же выразительные, как в оригинале, окказиональные слова. Таких словесных «придумок» и калек много среди нарицательных имен и так называемых говорящих имен собственных. Но об этом речь впереди. К калькированию прибегают и при переводе пословиц и поговорок, когда в силу различных причин необходимо сохранить не только их смысл, но и их образно-смысловую основу (подробнее см. § 19). Структурно-семантическое калькирование иноязычных слов часто применяется в переводах научной литературы.

Предложенное деление способов передачи слов, называющих реалии не совпадает с мнением С. Влахова и С. Флорина, которым предусматривается несколько приемов передачи реалий в переводе: I — транскрипция (транслитериция), II — собственно перевод. Он включает: 1) неологизмы (калька, полукалька, освоение, семантический неологизм), 2) замена реалий, 3) приблизительный перевод (родо-видовая замена, функциональный аналог и описание, объяснение, толкования), 4) контекстуальный перевод.*

* См. Влахов С.. Флорин С. Непереводимое в переводе. М., 1986. С. 96—105; см. также: Флорин С. Реалии под микроскопом // Тетради переводчика, № 9. М., 1972. С. 67.

Причины такого несовпадения заключаются в следующем:

Во-первых, авторы ставят в один ряд окказиональные (переводческие) заимствования, образующиеся в результате транскрипции, и заимствования, усвоенные и освоенные.* Иноязычные заимствования могут быть усвоенными, т. е. вошедшими в тот или иной язык, но неосвоенными до конца, т. е. не подчинившимися грамматическим законам принявшего их языка. Примером тому могут служить колибри, сомбреро, танго, кенгуру, пенсне, кашне. Те же заимствования, которые «освоились» (ассимилировались, укоренились) в новой грамматической системе, делаются, говоря словами А. А. Реформатского, «незаметными», и «их былую чужеземность можно открыть только научно-этимологическим анализом». Спорт, штаб, солдат — это освоенные заимствования. Освоение — длительный процесс, в котором участвуют многие носители языка, а создаваемая переводчиком транскрипция слова-реалии — акт единичный. Когда переводчик имеет дело с часто повторяемыми в переводах с конкретного языка словами-реалиями (например, в переводах с испанского — эстансия, ранчо, асадо, агуардиенте), он по существу лишь повторяет уже использованный ранее переводческий прием и этим в известной степени способствует освоению иноязычного слова. Когда же переводчик нескольких видоизменяет транслитерированное слово, подгоняя его под грамматическую модель родного языка (на четырех с лишним тысячах страниц переводных текстов встретилась лишь одна такая адаптация: болеадорас — болеадоры), то и тогда он делает лишь один шаг в освоении заимствованного слова. Короче говоря, освоение нельзя рассматривать как переводческий прием. Это лексическое понятие, означающее процесс грамматической и фонетической ассимиляции заимствованного языком слова.

* См. Реформатский А. А. Введение в языковедение. С. 135—136; Будагов Р. А. Введение в науку о языке. С. 113 (Р. А. Будагов называет такие заимствования неукоренившимися и укоренившимися).

С другой стороны, транскрибируемое слово не механически вводится в язык перевода при помощи его графических средств. На самом деле, окказиональное заимствование сразу же подвергается, хотя бы в небольшой степени, адаптации: фонетической — ведь русский читатель все равно не произнесет транскрибированное французское слово так, как его произносит француз;* грамматической — в русском языке окказионально заимствованное существительное, если оно не оканчивается в единственном числе на е, и, у, о, тотчас включает в систему падежей: две арробы маиса, он взял бом-билью, рюмку текилы, она надела чупалью, мы заказали пиццу, пять солей, просторы пампы и т. п. А русские слова мужик, водка, самовар сразу «обрастают» в испанском языке артиклями: el (un) mujik, el vodka, el (un) samovar. Любое транскрибированное слово, даже когда язык заимствует его хотя бы к случаю, лишь на один раз, адаптируется, приноравливается, пусть робко и незначительно, к заимствующей языковой системе.

* Кто из испанистов в пору ученичества не попадал впросак и не узнавал в mujik родного слова мужик!

Во-вторых, представляется необходимым дифференцировать подходы к лексико-стилистическим характеристикам слов оригинала и их эквивалентам в переводе. Как уже говорилось, слова-реалии — неотъемлемая часть конкретного национального языка, часть, хорошо известная носителям языка, общеупотребительная. Современные переводчики не рискуют выдумывать на замену таким словам собственные неологизмы или калькировать их. Недаром авторы упомянутой книги иллюстрируют словотворчество и калькирование лишь немногими примерами, заимствованными из языковедческих пособий.

Наконец, в-третьих, предлагаемый как название одного из способов перевода термин «приблизительный перевод» и вкупе с ним «приблизительный синоним» представляются слишком неопределенными, расплывчатыми.

16. неологизмы и окказиональные слова в оригинале и в переводе

Современные лингвисты, регистрируя в речи появление новых слов, обычно выделяют среди них два типа: общеязыковые неологизмы или просто неологизмы, и индивидуальные, речевые неологизмы, или, как их чаще называют, окказиональные слова, окказионализмы.* Как известно, обычные неологизмы — это закрепляющиеся в языке новые слова или значения, которые называют новые предметы мысли. В век научно-технической революции и ускоренного духовного прогресса таких слов появляется множество, и образуются они по различным продуктивным моделям языка.** Помня о дихотомии языка и речи, важно подчеркнуть, что в конечном итоге, неологизмы относятся к фактам языка, ибо они вызваны к жизни не столько экспрессивно-эмоциональными надобностями индивидуума, сколько коммуникативной потребностью общества, словесно детерминирующего новые предметы, явления, факты, понятия и т. п.

* Именуют их и по-другому: стилистические (индивидуально-стилистические) неологизмы, литературные неологизмы, индивидуальные слова, одноразовые неологизмы, неологизмы контекста, слова-самоделки, эгологизмы и т. п.

** Из работ, в которых прослеживается история возникновения неологизмов и описываются их семантические и словообразовательные типы, следует упомянуть: Брагина А. А. Неологизмы в русском языке. М., 1973; Лопатин В. В. Рождение слова. М., 1973. Земская Е. А. Как делаются слова. М., 1963; Новые слова и значения. М., 1971 и рецензию Р. А. Будагова на этот словарь-справочник (см.: «Изв. АН СССР. Отд. лит. и яз.», 1971, т. XXX, вып. 4. С. 359—363).

В сфере перевода при воссоздании неологизмов обычно не возникает особых проблем. Они переводятся по общим правилам: либо с помощью эквивалентного неологизма, имеющегося в языке перевода (сходные процессы научно-технического роста, присущие развитым странам, и быстрое распространение научных, технических, бытовых и культурных новшеств приводят к почти одновременному возникновению многих равнозначных неологизмов в различных языках), либо транскрибируются или переводятся описательно.

Специальной переводческой проблемы, связанной с общеязыковыми неологизмами, видимо, не существует, но в диахронном плане она, безусловно, есть и в литературоведении, и в теории перевода. Восприятие, например, художественной литературы — категория историческая. У оригинала текст канонический, а восприятие его меняется от поколения к поколению. Многие из слов, которые для читателя конца XIX в. были неологизмами, стали для нашего современника обычными словами. А некоторые обычные слова того века превратились в архаизмы. Однако в эпоху создания произведения любой неологизм вводился автором с определенными функциональными целями, ради усиления выразительности и точности речи. Как же воспримет эти функциональные цели современный читатель, если неологизм перестал быть неологизмом? А как быть с обычным словом, которое сделалось архаизмом и воспринимается уже по-иному, вовсе не так, как думалось автору? Канонический текст художественного произведения не есть нечто закостенелое и неизменное. Не меняется он только внешне, а внутренне он живет по своим законам, зависящим от темпов и характера развития языка и общества. Массовое восприятие произведения меняется в связи с обстоятельствами общественной жизни, ростом образованности носителей языка, изменениями культуры, быта, нравов и т. д.

Другое дело — индивидуально-авторское словотворчество, составляющее важную особенность прежде всего художественной речи. Оно многообразно и определяется не только характером и широтой использования лексических и грамматических ресурсов языка, не только своеобычностью тропов автора и манерой его письма, но и особенностями авторских неологизмов. Широкое и систематическое изучение окказиональных слов началось сравнительно недавно.* Обычно утверждают, что термин этот появился в 1957 г. Однако справедливости ради следует напомнить, что индивидуально-авторские неологизмы анализировались нашими филологами и в 30-е годы, а термин «окказиональный» впервые в печати употребила Розалия Шор, когда писала об «окказиональных выражениях» в своей незаслуженно забытой книге «Язык и общество», не потерявшей научной ценности и в наши дни.

' См. Фельдман Н. И. Окказиональные слова в лексикографии // «Вопр. языкознания», 1957, № 4; Винокур Г. О. Маяковский— новатор языка. М., 1943. С. 15—35; Ефимов А. И. Язык сатиры М. Е. Салтыкова-Щедрина. М., 1953. С. 319—363; Смирницкий А. И. Объективность существования языка. М., 1954. С. 16—19; Хохлачева В. И. Индивидуальные словообразования в русском литературном языке XIX в. // Материалы и исследования по истории русского литературного языка. Т. V. М., 1962; Земская Е. А. Как делаются слова. М., 1963; Он же. Окказиональное словообразование В. В. Маяковского (отыменные глаголы и причастия). АКД. М., 1966; Он же. Об окказиональном слове и окказиональном словообразовании // Развитие словообразования современного русского языка. М., 1966; Ханпчра Эр. Окказиональные элементы в современной речи // Стилистические исследования. М., 1972; Аржанов А. Закон есть закон // «Журналист», 1968, № 3; Лыков А. Г. Заметки об окказиональных и потенциальных словах // «Вопросы современного русского языка». Краснодар, 1968; Он же. Окказиональное слово как лексическая единица речи // «Филологические науки», 1971, № 5; Лопатин В. В. Рождение слова. М., 1963. С. 62—145.

Окказиональные слова — достояние речи. Они всегда экспрессивны, создаются конкретным автором, порождаются целями высказывания и контекстом, с которым связаны и вне которого обычно не воспроизводятся. Даже в обычной речи основная их функция не номинативная, как у простых неологизмов, а характеристическая. Слова эти иногда и становятся общеупотребительными, т. е. входят в лексическую систему языка, но такая метаморфоза случается редко и, главное, они на нее не претендуют, ибо это не просто слова, а особые слова, специально предназначенные для экспрессивных и художественных целей. Вошедшее в язык слово теряет колорит необычности и новизны, но для окказиональных слов в художественной речи важно быть «неожиданными», важно привлечь внимание к своеобразию своей формы и содержания, важно дать понять читателю, что эти слова не воспроизводятся в речи, а творчески создаются в ней.

Спустя десятилетия после своего создания многие окказионализмы не теряют своей новизны, яркости и продолжают отражать индивидуальность словотворца. Чтобы убедиться в этом, достаточно перечислить хотя бы несколько окказиональных слов, созданных М. Е. Салтыковым-Щедриным: всенипочемство, вертопрашество, подкузьмление, головоушибание, рылокошение, рылобитие, беспощечинность, убаюкиватели (общества), белибердоносцы (литературные), каплунство, халдоватость, натяфтяфкать, душедрянствовать, топтательные (поползновения), ежоворукавичный (смысл), заднекрылечное (знакомство), намазанно-колеснейшие (прорицатели) и др.

Окказиональные слова можно подразделить на две разновидности: потенциальные (потенциализмы) и индивидуально-авторские (эгологизмы) слова. Это два полюса своеобразия, новизны и экспрессивности окказионализмов. Эгологизмы, примеры которых только что приводились, создаются по необычным или малопродуктивным моделям языка и отличаются индивидуально-авторским своеобразием и броской новизной. Чаще всего они появляются в письменной речи и наиболее часты в сатирических, юмористических, пародийных литературных жанрах. Потенциальные слова — тоже новые лексические единицы, которые создаются в процессе общения на основе высокопродуктивных словообразовательных моделей. Авторская индивидуальность почти не влияет на их создание, они очень похожи на существующие в языке слова. Окраска новизны как бы стушевывается в них благодаря высокой регулярности словообразовательного типа, к которому принадлежит созданное слово. Ракетообразный, рюмкообразный, стакановидный, бочковидный, грушеподобный, ракетоподобный и т. п. — все это примеры потенциальных слов. Такие лексические единицы словно бы скрытно существуют в языке, и нужен лишь определенный экстра-лингвистический стимул для их появления в речи. Но все-таки, как справедливо считают сторонники отнесения потенциальных слов к окказионализмам, эти слова создаются в момент речи, к «подходящему случаю» и не воспроизводятся как «готовые к употреблению» лексические единицы. Создаются каждый раз конкретным индивидом для нужд контекста. В них всегда ощущается известная доля новизны. В литературном творчестве любое потенциальное слово, как и любой другой окказионализм, выполняет художественную и экспрессивно-эмоциональную функции. Все это позволяет в дальнейшем рассматривать окказиональные речевые единицы без дифференциации их на потенциальные и индивидуально-авторские слова.*

* Особо следовало бы сказать об окказионализмах в научно-фантастической литературе, когда ими называют вымышленные объекты мысли или им придается значение и форма научного термина. Во всех этих случаях художественная функция нарочито сводится к функции номинативной, хотя нельзя отрицать и того факта, что с помощью этих «псевдотерминов» писатель-фантаст описывает место действия и социосферу.

Окказиональные слова используются в творчестве самых разных и разноязычных писателей. К сожалению, внимательное отношение к окказионализмам не является переводческим правилом. Очень часто переводчики просто не замечают окказионализмов, принимая их за неизвестные им общеупотребительные или региональноупотребляемые слова, и переводят окказионализмы обычной лексикой. Даже воспринимая окказиональное слово, многие переводчики не решаются заняться словотворчеством и прибегают к более или менее удачным описательным эквивалентам. Обратимся хотя бы к переводам произведений Хосе Марти.

Известно, что язык апостола кубинской революции неповторимо своеобразен. Габриела Мистраль писала, что его языковой стиль — это сочетание «оригинальности манеры, оригинальности словаря и оригинальности синтаксиса». Своеобразие письма Хосе Марти проявлялось не только в особом семантическом ореоле, которым он окружил обычные значения слов, и в ярких тропах, не только в умелом использовании архаизованных слов, диалектизмов и суффиксов субъективной оценки, не только в пристрастии к эллипсисам, анафорам и гипербатонам, но и в прямом словотворчестве. Марти говорил: «Я употреблю устаревшее слово, если оно хорошее, и создам новое, если это необходимо» ("Usare lo antiguo cuando sea bueno у creare lo nuevo, cuando sea necesario."). И он действительно создавал новые слова. В одной из статей Эрминио Алмендрос приводит далеко не полный список неологизмов Марти, насчитывающий, однако, 82 слова.* Больше всего среди них прилагательных с суффиксами -oso(a)-, -esco(a)-, udo(a)- и др.: tortugosos (alemanes), momentosa (comida), festosa (muchedumbre), invernosos (pueblos), senuda (moza), selvudos (arboles), idolesco (rostro), ogrescas (naturalezas), vociferos (espiritus), antiatica (muchedumbre), mandariega (gente), blandilocuo (hombre), festual (mesa), poemico (color), aurialado (poeta), auriteniente (hombre), colegiaje (situacion), gansescas (gentes) и др.

* Almendros Herminio. Notas sobre Marti innovador en el idioma // "Casa de las Americas". La Habana, 1967, N 41. P. 31—44. (Конечно, в список могло попасть несколько слов, не изобретенных Марти, а услышанных им и затем использованных, о чем предупреждает Алмендрос, но и эти слова ведь тоже окказионализмы).

Немало окказиональных существительных, образованных по разным моделям: terrivoras, reyecia, hojeria, nonente, nativez, criavirtud, degregacion, duenez, lecturista, bebederia, filoclasta, cazanubes, alzacolas и др.

Наконец, глаголы: comedificar, andantear, enmontanarse, velocear, buitrear и т. п.

He все прозаические и стихотворные произведения X. Марти, в которых есть окказионализмы, переведены на русский язык, но в тех, что переведены, нам не встретилось примеров воссозданных авторских неологизмов. Даже опытная П. Глазова предпочитает «описывать» окказионализм, а не воссоздавать его. Сравним фра

По способу (приему) перевода соответствия можно подразделить на прямые, синонимические, гипо-гиперонимические, дескрип­тивные, функциональные и престационные

По способу (приему) перевода соответствия можно подразделить на прямые, синонимические, гипо-гиперонимические, дескриптивные, функциональные и престационные