Обучение как сплав принципов онтогенеза и психотерапии

Продолжая разговор об онтогенетических принципах построения учебного процесса, подчеркнем, что знакомство с иноязычной речью происходит, прежде всего, на слух. Оно начинается с обращения педагога к безмолвным, как маленькие дети, слушателям, которые пока только и могут, что молчаливо внимать какому-то звучащему тексту.

На самом деле этот текст особый. Он представляет собой тот волшебный сосуд, в который помещена вся языковая информация, необходимая для того,

Онтогенетические и психотерапевтические принципы обучения взрослого человека...

чтобы за короткий период времени научить взрослых людей общаться на иностранном языке, и которую им оттуда постепенно предстоит извлечь. Иными словами, этот текст является речевым фрагментом, моделью действующего языка, насыщенной языковым материалом. Приведем здесь слова известного психолингвиста A.M. Шахнаровича, который по следам Л.С. Выготского утверждает, что «всякий фрагмент языкового материала содержит в себе, как живая клеточка, все основные свойства, присущие языку в целом. Вот почему ребенку удается из сравнительно бедного, сравнительно ограниченного языкового материала вывести целостную языковую систему, которая, однако, не остается неизменной на протяжении его жизни и, более того, никогда не достигает какой-либо законченности, завершенности» [490, с. 29].

Полностью с этим согласившись, надо, однако, сказать, что наш языковой материал, хоть и является ограниченным, но отнюдь не является бедным. Он содержит в себе около 5 тыс. лексических единиц и основы всей нормативной грамматики (по аналогичному принципу организованы все наши основные учебные тексты для изучения иностранных языков, с которыми мы работали: английский, русский как иностранный, хинди). Мы имеем в виду не только тот отрывок текста, который предъявляется в первый день, а весь языковой материал в целом. Он, как правило, распределяется на 22 занятия по 4,5 академических часа (всего 100 часов), которые проходят в течение семи с половиной недель, трижды в неделю и, как диктует жизнь, по вечерам.

Данный режим занятий и количество учебных часов в заданных условиях, как показывает практика, являются для нашего курса обучения оптимальными. Они позволяют не только сформировать и развить у учеников речь (в пределах указанного выше объема знаний), но и сохранить свежесть их сил и высокий тонус занятий до самого заключительного их аккорда. Завершение занятий на высокой и прочувствованной, но незаконченной ноте, до наступления усталости, способствует желанию не останавливаться на достигнутом и продолжить работу уже самостоятельно.

Конечно, объем полученных знаний всегда бывает индивидуальным, в зависимости от способностей и достигнутой за время обучения степени их развития. Но даже самые неспособные, казалось бы, ученики никогда не усваивают менее одной трети предлагаемого материала, а это по математическим расчетам составляет почти 1800 лексических единиц, что, по мнению лингвиста Г. Мюллера, вполне достаточно, чтобы «свободно чувствовать себя в любой области и с высокой степенью вероятности... понимать своего собеседника» [281, с. 72].

Если у ребенка есть несколько лет, чтобы вместе с развитием всех психических функций постичь систему и структуру языка и овладеть речью, то, опираясь на уже существующие функции взрослого человека, стимулируя и еще более развивая их с применением особых психотерапевтических и психокоррекционных средств, наш метод обучения на основе Интегратив-ного лингво-психологического тренинга позволяет сократить этот процесс всего до нескольких недель.

Итак, постижение иноязычной речи взрослыми людьми начинается и происходит в теплой атмосфере «группы-семьи», создаваемой психотерапев-

Глава XV

тическими приемами, в обстановке общения. Группа к тому же, по словам К..Э. Рудестама, «оказывается микрокосмом, обществом в миниатюре, отражающим внешний мир и добавляющим ингредиент реализма в искусственно создаваемое взаимодействие» [380, с. 22-23].

Обучение, при содействии психологических тренингов, следует по модели речевого и языкового развития ребенка, т.е. по формуле: «понимание — говорение — чтение — письмо». Здесь, как и в детстве, человек начинает сначала понимать и говорить, и только затем читать и писать, естественно овладевая при этом практической и как бы «самопорождающейся» грамматикой. Только лишь после этого, уже достаточно свободно владея речью, он может, по желанию, оправляться в «школу», где будет волен постигать грамматические премудрости языка уже в теории.

Необходимо отметить, что практически все принципы построения учебного процесса и комплекса методических средств имеют одновременно как онтогенетическую (по аналогии с развитием речи в детском возрасте), так и психотерапевтическую направленность, что друг другу не противоречит, а только взаимодополняет.

Учебный текст, из которого учащиеся получают языковую информацию и о котором мы говорили выше, состоит из 7 крупных блоков (каждый блок рассчитан на неделю занятий). Он представляет собой, как это обычно бывает в интенсивных курсах, историю об иностранных персонажах, волей судеб собранных в группу, оказавшуюся в России, где с ними происходят вероятные и невероятные приключения. Наш текст так и называется «Невероятные приключения иностранцев в Москве». Последний фактор, а именно выбор места пребывания группы, кажется нам очень существенным (и в этом мы солидарны с Г.А. Китайгородской), поскольку помещает участников группы в привычную, а значит, более комфортную для них обстановку, что само по себе уже обладает некоторым психотерапевтическим эффектом. Таким образом, неизвестным для учащихся становится лишь иноязычная речь, которую предстоит постичь в знакомом окружении.

Тот факт, что учащиеся вдруг обнаруживают себя этими иностранцами и что приключения будут происходить именно с ними, придает обучению тон повышенного интереса и загадочной интриги, создающих одну из сильнейших обучающих мотиваций. Не секрет, что любого человека в первую очередь интересует собственная персона и все, что с ней связано. Мир преломляется в сознании человека через собственное «Я». В детском возрасте такой эгоцентризм проявляется особенно ярко, когда маленькому человечку кажется, что вселенная вращается исключительно вокруг него и для него. В нашем обучении, рассчитанном на взрослых людей, но которых мы, незаметно для них самих при помощи особых функциональных приемов, как бы возвращаем на уровень детства (происходит то, что P.M. Грановская называет «функциональной инфантилизацией»), данный «эгоцентрический» фактор необходимо учитывать. Это ни в коей мере не означает, что мы поощряем развитие эгоцентризма (наоборот, в ходе социально-психологических тренингов мы стараемся свести его в личности человека к минимуму). В данном случае мы лишь используем наличие этого естественного фактора как

Онтогенетические и психотерапевтические принципы обучения взрослого человека...

натуральную подпорку для повышения эффективности обучения. Мы, скорее, поворачиваем этот фактор в сторону идентификации, т.е. самоотождествления людей с представленными персонажами, что позволяет «пропускать» и текст (а значит, и речь персонажей), и описываемые в нем события, и все происходящие при обучении действия, независимо от ролевых перевоплощений, через себя.

Очень близким по смыслу, хотя и с зеркально отраженным подходом, является высказывание американского педагога и методиста, разработчика инновационных обучающих программ Эрика Дженсена [532, с: 294], что только тогда, когда обучение оказывается персонально направленным, лич-ностнозначимым и буквально вплетенным в канву собственной жизни ученика, оно становится для него поистине интересным, глубоким и прочным.

С этим согласуется и применяемый нами прием «Я— маска», неоднократно описываемый в литературе, которым в жизни часто пользуются как дети, так и взрослые (причем дети — в игре, а взрослые — наяву). Этот прием, с одной стороны, способствует отождествлению учащегося с соответствующим персонажем, который становится частью его «Я», а с другой стороны, обеспечивает — в качестве психотерапевтического эффекта — чувство защищенности человека от внешней среды и обстоятельств.

Чувству защищенности способствуют и театральный реквизит — непременный атрибут наших занятий. В театральном костюме, в игровой маске человеку, особенно взрослому, не страшно совершать ошибки, в том числе речевые — вроде бы «говорю и действую не я, а маска», а также без тени стеснения проявлять свою личность с разных сторон, во всей ее многогранности.

Учебный реквизит, роль которого часто исполняют старые подручные средства, вещи и игрушки, порой не имеющие ничего общего с их теперешним предназначением, способствует развитию фантазии и обладает тем важнейшим игровым значением «предметной деятельности», позволяющей взрослому человеку, как и ребенку, овладевать речью быстрее и лучше. Как писал С.Л. Рубинштейн, «ребенок открывает не общий теоретический принцип; он практически овладевает -— при содействии взрослых — новым, в самой основе своей социальным, способом обращаться с вещами посредством слова» [377, с. 399]. Точно также взрослый человек — при содействии педагога — практически, при помощи наглядных действий, предметов и всевозможных манипуляций с ними, учится овладевать словом.

Как первые слова ребенка, так и первые иноязычные слова взрослого человека являются по своему характеру и по терминологии А.Р. Лурии «симп-рактическими», т.е. неразрывно связанными с практическим действием [257, с. 37]. «...Овладение языком невозможно вне формирования действия с ним как с материальным предметом», — утверждает и Д.Б. Эльконин [506]. Результаты постижения речи бывают еще более успешными, когда при обучении взрослые люди, как дети, своими руками создают многие предметы и материалы для обучения (шьют, лепят, рисуют и т.д.). Человек учится сам, задача педагога — помочь ему в этом.

От всех прочих текстов, используемых в интенсивном обучении, наш текст отличается, пожалуй, наименьшей серьезностью. Наполненный мяг-

Глава XV

ким юмором, он вызывает постоянную улыбку. Более того, он даже написан как добрая пародия на один из лучших, на наш взгляд, и известных отечественных текстов, предназначенных для интенсивного обучения — текст Т.Н. Игнатовой [162].

Юмор — это еще один из психотерапевтических факторов, который не только снимает психологические барьеры и зажимы, но и является катализатором развития продуктивного творческого мышления.

Нам не раз доводилось слышать от других преподавателей такие сентенции, что «мы не дети и наши ученики не дети, мы все должны заниматься серьезным делом». На это, прежде всего, хотелось бы высказать мысль известного врача-психотерапевта М.Е. Литвака о том, что счастливый и плодотворный труд возможен только тогда, когда понятия «должен», «могу» и «хочу» совпадают по содержанию. Чувство юмора тесно связано с творческим мышлением. В семьях, где царит добрая, веселая обстановка, где много юмора и смеха, дети вырастают более талантливыми. Юмор способен сделать более способным и взрослого человека. Здесь опять-таки будет уместно привести афоризм М.Е. Литвака о том, что что-то серьезное можно делать только с улыбкой. «Отсюда вытекает, — говорит он, — что несерьезно быть серьезным. Нельзя делать серьезные дела с серьезным видом. Это несерьезно» [242, с. 335]. По этому же поводу знаменитый физик Нильс Бор заметил, что есть вещи настолько серьезные, что остается только посмеяться над ними.

Над ролью смеха и юмора в жизни человека задумывались многие серьезные ученые, как отечественные, так и зарубежные. Так, например, над этой проблемой работает целая лаборатория Стэнфордского университета США, профессор которой Вильям Фрай опытным путем установил, что человеческий организм реагирует на смех изменением биохимического состава крови, регенерацией клеток организма, увеличением нейронных связей головного мозга, укреплением иммунной системы человека. Применительно к обучению осмелимся предположить и даже утверждать, что в свою очередь это ведет к повышению работоспособности, обострению положительных эмоций, восприятия, внимания, памяти и мышления.

Как психотерапевтическое средство юмор используется, прежде всего, в медицине. Так, американский врач Артур Стоун разработал специальный курс смехотерапии для лечения онкологических больных. Вводя смехотера-пию в обучение, рассматривая человека и его проблемы овладения иноязычной речью комплексно (с точки зрения педагогики, языкознания, психологии и медицины), мы наблюдаем такой же комплексный и положительный эффект и в области психического и физического здоровья людей, и в области постижения ими иностранного языка.

Все вышесказанное имеет прямое отношение и к игровой деятельности, в нашем случае «игротерапии», в форме которой проходят наши занятия. Лишь при помощи игры мы можем внести в обучение тот элемент сказки, фантастики, волшебства, которые позволят сделать мир взрослого человека, как и мир ребенка, интригующе новым, зовущим к познанию.

Здесь мы считаем важным еще раз напомнить, что если обычные игровые методы лишь вводят игру как элемент обучения, как своего рода игровые

Онтогенетические и психотерапевтические принципы обучения взрослого человека...

вкрапления в обучающий процесс и игры сами по себе (хотя и очень полезные), как правило, не имеют между собой глубинной функциональной связи и не составляют единого концептуального комплекса, то наш тренинговый метод полностью положен на психотерапевтическую и коррекционную основу. Он представляет собой целостную систему целенаправленных, взаимообусловленных и взаимодополняющих техник, упражнений и процедур, проводимых в игровой форме, охватывающую все языковые, коммуникативные, когнитивные и психодинамические стороны речевого процесса.

Наш учебный текст построен, так же, как и ряд других текстов в интенсивном обучении, в форме диалога или, по терминологии Г. Лозанова — полилога, т.е. диалогического общения многих персонажей. Так, вслед за Л.В. Щербой, Л.С. Выготский замечает, что «с психологической стороны диалогическая речь является первичной формой речи» и что «подлинное свое бытие язык обнаруживает лишь в диалоге»; более того, «для устной речи диалог является самой естественной формой», в то время как монолог в значительной степени искусственен [92, с. 316].

Подача языкового материала в начальные 1 — 3 недели обучения исключительно на слух, в виде текста звучащего, способствует развитию слуховых способностей взрослого человека и понимания им иноязычной речи. Не секрет, что понимание человеком обращенного на него речевого массива является едва ли не самым главным в постижении иностранного языка. Если для того, чтобы худо-бедно выразить свою мысль, можно по разговорнику вызубрить наизусть соответствующую ситуации фразу, то понять ответ на нее, который часто бывает непредсказуемым, очень сложно. Аудитивная тренировка, настраивающая ухо и заставляющая человека начать ориентироваться в чужой речи, развивает слуховые сенсорные функции.

Если у ребенка развитие психических функций и процессов связано в первую очередь с морфологическим созреванием, то относительно взрослого человека обычно говорят о развитии психических функций за счет функциональных органов. И то и другое зависит как от наследственных задатков, так и от взаимодействия с окружающей социальной средой. Идею о функциональных органах головного мозга впервые выдвинул А.А. Ухтомский, и заключается она в том, что при многократной отработке и закреплении навыка, нервными центрами головного мозга человека вырабатывается целая система особо прочных связей, которая функционирует и в дальнейшем. В данном случае такая система нервных связей работает на восприятие, распознание и понимание речи.

Развитие психических функций человека (в силу морфологических ли изменений, или через формирования функциональных органов) происходит только тогда, когда стимулы для их работы и тренировки поступают регулярно. Поскольку «погружение» в речевую среду во время занятий происходит лишь трижды в неделю, то для ее искусственного создания и поддержания в домашних условиях требуется неоднократное прослушивание иноязычной речи в записи, или иначе — звучащего текста, который, как мы уже говорили, является моделью действующего языка. Запись прослушивается в двух вариантах: первый вариант — текст произведен с тихим не-

6 И. Румянцева

Глава XV

пословным переводом, второй вариант — текст без перевода наложен на музыку, где каждый законченный смысловой его отрезок совпадает с соответствующим ему по содержанию музыкальным сопровождением, т.е. речевой материал и сопровождающий его музыкальный фон конгруэнтны.

При подаче языкового материала подобным образом мы исходим из лоза-новского положения о том, что в речевом общении человек реагирует не только на слова, но и на целый комплекс сопровождающих эти слова раздражителей — интонацию, жесты, мимику, выражение глаз и вообще на все то, что связано с воспринимаемой речью. Чем более яркими, новыми, чувственными будут эти раздражители, чем более будут соответствовать они получаемой речевой информации, тем лучше будет проходить восприятие речи, тем глубже останутся следы этой поступающей информации в памяти человека.

В данном случае, при отсутствии реального собеседника, таким сопутствующим сильным и чувственным раздражителем является музыка, ее тонкий мелодический рисунок, ритм и темп, соответствующие интонации, ритму и темпу прослушиваемой речи. (Можно представить, например, насколько ярче и образнее воспринимается любая радиоинсценировка, сопровождаемая хорошо подобранной музыкой, нежели просто сухой голый текст.)

В отличие от Г. Лозанова, который применял прием прослушивания текста под очень медленную музыку в темпе «ларго» (около 60 четвертных долей в минуту), используя только классические произведения и чаще всего в стиле барокко, мы полагаем, что между звучащим текстом и музыкальным сопровождением обязательно должна существовать темпоральная, ритмическая, мелодическая и, самое главное, эмоциональная и смысловая корреляция. То есть, подчеркнем, что и текст и мелодия должны быть конгруэнтны по целому ряду параметров. Мы не можем согласиться с Г. Лозановым в том, что «модернизму, поп-музыке нет места в учебном процессе» [250, с. 93]. Нам кажется не слишком удачным, например, сцену похода иностранцев в ГУМ или на базар положить на музыку Бетховена или Гайдна — такая музыка в данном случае будет звучать полным диссонансом, однако мелодия «Купите бублики, горячи бублики» вполне подойдет. А вот сопровождение музыкой Чайковского или Мусоргского сцены посещения ими Большого Театра, даже если текст при этом звучит достаточно весело и легкомысленно, будет полностью оправданным. Здесь может создаться дополнительный эмоциональный и смысловой контраст, лишь обостряющий восприятие и усиливающий внимание и память.

Музыка, как и текст, таким образом, является носителем необходимой информации. При таком использовании музыки ее вспомогательный эффект, как психотерапевтический — эмоционально-стимулирующий, расслабляющий и суггестивный, так и информативный, будет особенно значимым. Как в песне невозможно оторвать слова от мелодии, так и в нашем звучащем тексте музыка вплетается в текст естественно и органично.

Иное значение музыкального оформления заключается в том, что речь в данном случае, как и в реальной жизни, не представляется изолированной от сопутствующих ей шумов и иногда помех. И человеческое ухо, как детское при овладении родной речью, так и взрослое при овладении речью иноязычной, учится выделять ее из потока других посторонних сигналов.

Онтогенетические и психотерапевтические принципы обучения взрослого человека...

Надо сказать, что музыкальное оформление текста, кратко описанное выше, представляет собой лишь крохотную часть общего курса музыкоте-рапии, применяемого в ИЛПТ.

Обучение говорению начинает осуществляться опытным путем почти одновременно со слуховой практикой. После примерно двадцатиминутного привыкания к иностранной речи, когда педагог, предъявляя и артистично разыгрывая текст, знакомит обучающихся с их ролями и персонажами, а в этом качестве и друг с другом, учащиеся приступают к постижению разговорной речи путем Интегративного лингво-психологического тренинга (ИЛПТ). То есть самые необходимые фразы и выражения начинают тренироваться для усвоения в обстановке общения при помощи специальных психологических приемов и средств (включающих особые игры и упражнения).

Мы уже говорили о предметно-действенном моменте овладения человеком речью, а также приводили слова P.M. Грановской о том, что психика человека развивается в процессе его внешней деятельности как результат взаимодействия человека с миром и обществом. Психические функции первоначально формируются, «опираясь на внешние действия, а затем, по мере тренировки, реализуются как внутренние действия без внешних опор» [111, с. 20]. Именно таким образом, будучи психической функцией, развивается и речь человека, от «наглядно-действенной» внешней формы до формы внутренней, интеллектуальной. Именно этот принцип погружения, присущий в природе прежде всего формированию родной речи ребенка, мы используем и воспроизводим в своем обучении иноязычной речи взрослых людей. Создается языковая среда, в которую люди как бы «погружаются», и затем «наглядно-действенным» образом внешние речевые действия переводятся во внутренний план, чему способствуют специальные психотехники.

Это могут быть, как говорилось выше, приемы «игротерапии» — например, игра в «отель», «ресторан», «врача» или «путешествие» (имеющая, в первую очередь, социально-психологическое значение). Но главное — это упражнения иного, тренингового, характера. В качестве иллюстрации приведем некоторые упражнения, развивающие, например, сенсорно-чувственно-эмоциональную сферу. Так, скажем, бывает полезно произвести описание музыкального отрывка в цвете, т.е. терминами красок. Или перевести в речь различные акустические шумы: например, к звуку мотора автомобиля или пылесоса, пишущей машинки или пиликающей скрипки, льющейся воды или треску цикад бывает интересно подобрать названия профессий людей, которые могут иметь к этим шумам отношение — шофер, домохозяйка, слесарь, биолог и т.д.

Психотехник подобного рода, используемых нами в ИЛПТ, огромное множество. При их помощи реальное внешнее произнесение конкретных слов, фраз и текстов, связанное с определенной предметной деятельностью, действиями, сенсорными ощущениями и эмоциональными впечатлениями, превращается во внутренние психолингвистические образы, как бы внутренние лингвоментальные отпечатки действа, произошедшего наяву. При помощи внешних приемов речь как бы «вращивается» и становится явлением внутренним.

6*

Глава XV

Принимая во внимание важную для работы головного мозга и порождаемых им психических процессов, а следовательно, для обучения, роль сенсорной информации и эмоций, особое значение в тренинге мы уделяем тонкой настройке всей сенсорной и чувственно-эмоциональной сферы человека, раскрепощению и обострению его чувств. Как мы помним, дети изучают мир, а вместе с ним и родной язык посредством чувств и, лишь входя во взрослую жизнь, начинают опираться на интеллект и логику. Для восстановления во взрослом возрасте эффективного детского чувственного познания речи необходимо развивать чувственное восприятие и всю психодинамическую сферу человека.

Нельзя забывать и о тренировке мышечных ощущений, ибо, по словам М.М. Кольцовой, «именно в двигательной области объединяются нервные импульсы со всех органов чувств» [194, с. 64]. Как считал И.М. Сеченов, мышечное чувство примешивается ко всем ощущениям, усиливает их и помогает связать в единое целое. Именно поэтому движение, действие с предметами и активность человека в тренинге и игре способствует развитию речи как ребенка, так и взрослого.

Одним из главнейших факторов обучения и мощным импульсом к научению является мотивация, основу которой составляют побуждения организма — осознаваемые или неосознаваемые психические факторы, склоняющие человека к совершению действий определенной направленности и способствующие достижению поставленных целей. У ребенка, познающего новый мир и речь как часть этого мира и способ общения с ним, мотивация чаще всего является естественной. Именно поэтому освоение ребенком речи происходит так успешно и органично. В случае обучения взрослого человека мотивацию (а следовательно, и цель коммуникации) непременно нужно создавать — особенно ту ненавязчивую скрытую ее форму, которая, даже будучи искусственно привнесенным элементом, вызывает естественный интерес и сильное побуждение к свершению определенных действий и решению конкретных задач. Одной лишь волевой движущей силы «нужно», даже прекрасно осознаваемой человеком, бывает недостаточно.

В качестве иллюстрации наличия или отсутствия скрытой мотивации приведем два кратких примера коммуникативных заданий: один — взят из курса Г.А. Китайгородской, а второй — из нашего курса обучения. Представьте себе, что вы собрались остановиться в отеле. По этому поводу Г.А. Китайгородская предлагает такой вариант задания: «Вы не получили подтверждения о забронированном номере. Позвоните в гостиницу. Выясните у администратора, можете ли вы надеяться на получение необходимого вам номера» [182, с. 97]. Нетрудно догадаться, что разговор будет очень коротким и скучным. Ответ может быть «да» или «нет», но для дальнейшей беседы задание мотивацией практически не обеспечено. Мы же предлагаем следующий вариант задания: «Вы собираетесь остановиться в гостинице с любимой болонкой. Позвоните администратору и выясните, есть ли в гостинице отель для домашних животных со всеми службами и удобствами — парикмахерской, рестораном, сауной, салоном красоты, медпунктом и т.д. Сообщите, что у собаки строгий режим дня и диета: прогулки утром, днем и вечером, что она ест мясо, свежие овощи и фрукты, пьет молоко и апельсиновый сок». В данном задании, намерен-

Онтогенетические и психотерапевтические принципы обучения взрослого человека...

но гротескном и несколько эпатажном, что само по себе рождает интерес и улыбку, присутствует мотивация не только для отработки конкретной лексики (в этом смысле задание достаточно жесткое), но и для обширной непринужденной беседы, которая может быть ограничена лишь рамками вашей фантазии (в этом смысле задание абсолютно свободное).

Для того, чтобы и упомянутые несколько выше приемы игротерапии — игры в «магазин», «ресторан» и т.д. были более эффективными, в задании или примерном руководстве к ним, непременно должна присутствовать скрытая мотивация, создать которую с успехом помогает вызывающий интерес юмор. Так, например, если вы просто придете в магазин что-нибудь купить — это не очень интересно, а значит, практически нет предмета для разговора. А вот если стареющая кинозвезда-миллионерша (чтобы не обидеть пожилого человека, ее роль может исполнить молоденькая девушка или даже мужчина) приведет в магазин бедного молодого любовника с целью его «прилично» одеть, то мотивация для речевой деятельности будет вполне очевидной. Просто сымитировать заказ еды в ресторане, согласитесь, скучно, а вот если представить себе анекдотическую ситуацию, когда за одним столиком вдруг окажутся скромный постящийся священник и девица легкого поведения в «веселом подпитии», то разговор может возникнуть легко и естественно.

Здесь необходимо сказать, что приемы и средства ИЛ ПТ направлены в первую очередь на непроизвольное внимание, восприятие, запоминание и воспроизведение речи, т.е. аналогичное тому, как ребенок обучается в детстве. Мы имеем в виду то, что и запоминание, и воспроизведение языкового материала в речи происходит без особых усилий со стороны человека, почти автоматически — иначе говоря, без постановки перед собой специальных мнемических задач на запоминание, сохранение, узнавание или воспроизведение материала.

Диалогическая форма речи, в которой написан текст — основной кладезь языкового материала (текст состоит из тем, подтем и ситуаций), с одной стороны, контекстна, т.е. речь является достаточно связной в том смысле, что вся история персонажей, рассказанная в диалогическом виде, становится понятной из самого контекста. С другой стороны, эта речь ситуативна, т.е. смысл отдельно взятых ситуаций в тексте становится понятным лишь будучи взятым совместно с конкретной ситуацией. Напомним, что речь ребенка развивается от ситуативной формы к связному ее виду. Изначально она именно ситуативна. По словам С.Л. Рубинштейна, «сначала общение у ребенка происходит лишь с его ближайшим окружением» [377, с. 404]. (Так и в нашей психотерапевтической «семье» люди общаются поначалу лишь с ближайшим окружением, но достаточно значительным по количеству: оно составляет от 8 до 12 человек. — И.Р.) «Вкрапленные в непосредственный контакт с близкими отдельные высказывания, просьбы, вопросы и ответы, — пишет С.Л. Рубинштейн, — отливаются в разговорную диалогическую форму. Лишь затем появляется потребность передать, отобразив его в речевом плане, более или менее обширное смысловое целое (описание, объяснение, рассказ), предназначенное и для постороннего слушателя и ему понятное. Тогда развивается связная речь, умение раскрыть мысль в связном речевом построении» [377, с. 404].

Гиава XV

Иноязычная речь взрослых людей при обучении через ИЛПТ, так же, как и речь детей, поначалу ситуативна по характеру, т.е. она связана с определенной ситуацией. Ситуативная речь полна мимики, пантомимики, экспрессивных жестов, порой утрированных интонаций, инверсий и других средств выражения, доносящих до партнеров смысл высказывания. Лишь затем, следуя потребности развития общения и передачи партнерам по обучению более или менее обширного смыслового целого, речь взрослого человека приобретает связный, контекстный характер; она становится понятна на основе собственного предметного содержания.

Речевые «формулы детства»:

«Понимать - говорить - читать - писать»

и «Синтез - анализ - синтез»

Можно сказать, что одними из главных положений в обучении через ИЛПТ являются два психологических и психолингвистических закона, которые мы окрестили «формулами детства», поскольку они передают суть речевого развития ребенка, так необходимую нам, чтобы смоделировать этот процесс уже при обучении людей взрослых. Эти законы, или, как мы говорим формулы, впервые были использованы в обучении взрослых Г. Лозановым, мы же наполнили их, при помощи ИЛПТ, новым «тренинговым» содержанием.

Первая формула — «понимание — говорение — чтение — письмо», которую мы уже довольно подробно обсуждали, означает, что сначала необходимо научить людей понимать иноязычную речь, затем говорить и лишь после этого читать и писать, т.е. взрослый человек в очень сжатые сроки проходит на иностранном языке путь речевого развития ребенка.

Вторая формула — «синтез — анализ — синтез» — означает, что взрослый человек, как и ребенок, сначала учится воспринимать иноязычную речь целым потоком, потом начинает ее анализировать и вновь «складывать» в единое целое.

Таким образом, в ИЛПТ отработка фраз при обучении пониманию и говорению совершается целиком в синтетическом виде, что базируется на природном законе целостности восприятия. Лишь затем, много позже, мозг начинает операцию самостоятельного процессирования информации: выделение элементов из целого, определение правил их комбинаторики, осуществление повторного синтеза на новом витке осмысления.

Овладение грамматикой языка, как ребенком, так и взрослыми людьми, происходит по аналогичному закону.

Обучение чтению и письму так же синтетично. Чтение в нашем обучении — это процесс воплощения хорошо известных акустических образов в зрительную форму. Когда через определенное время обучаемые возвращаются к знакомому на слух тексту, который они многократно прослушивали и с которым много играли и упражнялись, и видят его собственными глазами, случается чудо: они начинают читать. Так же и ребенок, выучивший буквы, на прогул-

Онтогенетические и психотерапевтические принципы обучения взрослого человека...

ке с мамой вдруг начинает читать вывески на зданиях: «Аптека», «Продукты», т.е. те слова, которые он множество раз слышал и произносил сам.

Синтетический, образный путь обучения чтению, когда на первый план выходит семантическое целое, а не отдельные буквы как графическое изображение звуков, лишенные отдельного значения и смысла, является наиболее естественным и продуктивным. Именно поэтому те дети, которые пришли в школу, не умея читать, и которых там обучают чтению по буквам, так и остаются порой на всю жизнь плохими чтецами.

Так же верно и то, что люди, которые много и с удовольствием читают, обычно хорошо и грамотно пишут. В данном случае зрительный образ, рожденный в психике человека и подкрепленный при своем возникновении положительными эмоциями, легко воспроизводится при движении рукой по бумаге. Здесь срабатывает закон теории психомоторной связи И.М. Сеченова, который гласит, что «всякое представление, возникшее в психике заканчивается движением». При обучении письму это движение нужно перевести в графический след от движения руки.

Использование готовых фраз как речевых стереотипов и своего рода шаблонов абсолютно естественно. Мы подчас не осознаем, насколько часто пользуемся ими в реальной жизни. Мы говорим, например, «Спокойной ночи!» и «Счастливого пути!», но выражения «Счастливой ночи!» и «Спокойного пути!» без соответствующего контекста покажутся нам странными, тогда как фраза «Счастливого Рождества!» не вызовет удивления. Мозг не только усваивает предложенные ему стереотипы, но и закрепляет их при помощи особых условных связей, узаконивая или «запрещая» те или иные словосочетания.

Как мы уже отмечали, мозг человека в техническом, компьютерном определении является мультипроцессором. Получая информацию в синтетическом виде, он одновременно оперирует ею на уровне звука, формы, цвета, движения, тактильных ощущений, вкуса, запаха, веса, размера и многих других параметров. Он собирает «образцы» информации, сортирует ее, анализирует и связывает в блоки, выводит значения из огромного количества стимулов, поступающих в него синхронно. Мозг работает параллельно во многих направлениях, модальностях, уровнях сознания, интеллекта и эмоций, причем роль эмоций в процессе переработки данных огромна. Мозг не предназначен для получения голых схем и плохо их анализирует и усваивает. Именно поэтому традиционное обучение, тяготеющее в основном к логике и схематизации, не всегда бывает эффективно — мозгу для плодотворной работы недостает необходимой стимульной подпитки. Обучение через ИЛПТ в этом плане является чрезвычайно действенным и обладает большими резервами.

Описанные в данной главе онтогенетические принципы обучения иноязычной речи через ИЛПТ не являются исчерпывающими, мы лишь попытались очертить основной круг вопросов, касающихся этой темы. Поскольку многие затронутые вопросы относятся к ключевым проблемам психолингвистики, т.е. к развитию языковой и речевой способности, восприятию, пониманию и порождению речи, то к более тонким нюансам этих процессов мы обратимся в следующих главах. Но прежде всего мы поговорим о том, что представляют собой языковая и речевая способности человека.

Глава XVI