Символы супружеского союза 1 страница

Семейный очаг в древности был символом святости семьи: его огонь возжигался от огня святилища. Хранение его было священным служением женщины: погасший огонь был знаком величайшей беды. Так понимали люди связь каждой семьи с жизнью общества и всего мироздания.

В религиях, мифах, эпосе и сказках разных народов брачующиеся соотносятся с небом и землей, солнцем и луной, связанными между собой брачными отношениями. Брак считался священным союзом.

В Древней Греции покровительницей брака была сама Гера - супруга верховного бога Зевса. Так высоко чтилась святость брака.

Любовь - главная тема искусства. Не потому ли, что она - самая сильная потребность души человека? Именно об этом говорит миф об Амуре и Психее, рассказанный Апулеем.

У одного царя было три дочери. Младшая была красивее всех, ее звали Психея. Слава о ее красоте пролетела по всей земле, и многие приезжали только затем, чтобы полюбоваться ею, но Психея страдала от того, что ею только любуются: она хотела любви. Отец Психеи по обычаю того времени обратился к оракулу за советом, и оракул сказал, что Психея, одетая в погребальные одежды, должна быть отведена в уединенное место для брака с чудовищем. Несчастный отец выполнил волю оракула. Оставшись одна, Психея почувствовала порыв ветра, который перенес ее в чудесный дворец, где она стала женой невидимого супруга. Загадочный супруг Психеи взял с нее обещание, что она не будет допытываться, кто он, не будет стремиться увидеть его лицо - иначе им грозит разлука, многие беды и мытарства. Но злые сестры, сжигаемые завистью, подговорили доверчивую Психею разглядеть супруга, когда он заснет. Ночью, сгорая от любопытства, Психея зажгла светильник и, увидев своего супруга, узнала в нем бога любви - Амура. Пораженная красотой его лица, Психея любовалась Амуром - и тут капля горячего масла светильника упала на плечо его, и Амур проснулся от боли. Оскорбленный, он улетел, а покинутая Психея пошла искать своего возлюбленного. После долгих мытарств Психея оказалась под одной крышей с Амуром, но не могла с ним видеться. Мать Амура - Венера - задала ей невыполнимые работы; только благодаря чудесной помощи Психея справлялась с ее заданиями. Когда Амур исцелился от ожога, он обратился с мольбой к Зевсу разрешить ему брак с Психеей; видя их любовь и подвиги Психеи во имя любви, Зевс согласился на их брак. Психея получила бессмертие и была причислена к сонму богов. Такова притча о боге любви и душе человека.

Об универсальности этой темы говорят мифы и сказки различных времен и народов. Таковы и известные нам русские народные сказки: "Финист - ясный сокол", "Царевна-лягушка" и, наконец, "Аленький цветочек" - сказка, рассказанная С.Т. Аксакову ключницей Пелагеей; здесь повторяется тема мифа об Амуре и Психее. Но есть в сказке и другие грани этой темы.

Меньшая дочь купеческая полюбила чудище безобразное за любовь его и доброту к ней. Любовь к невидимому другу помогла ей преодолеть страх и отвращение к его видимому образу (вспомним о наличном "Я" и духовном "Я"). Уродство, безобразие того состояния, в котором находится человек, побеждается любовью. И тогда совершается чудо преображения: "зверь лесной, чудо морское" становится "принцем молодым, красавцем писаным, на голове со короною царской, в одежде златокованой ".

Это типичный финал народных сказок: пройдя через смертельные опасности, преодолев и искупив свои ошибки, Он и Она обретают царское достоинство в браке, венчаются царскими коронами. Не символизируют ли эти венцы победу духовного в супружеской любви?

Мудрость любви

Многие мои собеседники верят "в судьбу". Будучи людьми не религиозными¹, они - верующие люди; их жизненный опыт, опыт окружающих, не говоря уж об искусстве, выражающем общечеловеческие, вечные законы душевной жизни, - все свидетельствует о существовании иного плана бытия, превышающего разумение и волю человека; его можно лишь предчувствовать. В слове "суженый" выражается эта вера в неслучайность встречи со своим избранником: с ним "суждено" было встретиться. И когда двое встретились, они "узнают" друг друга ("любовь с первого взгляда"). Люди ищут друг друга, как герой сказки "Поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что".

Обратимся снова к "Аленькому цветочку". Его алый цвет символизирует любовь, и просьба к отцу меньшой дочери выражает в скрытой форме просьбу о возлюбленном женихе. Об этом говорит и сон купца во время поиска аленького цветочка: он увидел дочерей своих старших, у которых женихи богатые, и собираются они выйти замуж, не дождавшись его благословения отцовского, а меньшая дочь его любимая "о женихах и слышать не хочет, покуда не воротится ее родимый батюшка". Таково символическое сплетение аленького цветочка с будущим женихом - "суженым" меньшой дочери.

Трудно найти купцу то, о чем просит его любимая дочь: "Коли знаешь, что искать, то как не сыскать, а как найти то, чего сам не знаешь? Аленький цветочек не хитро найти, да как же узнать мне, что краше его нет на белом свете?" И хотя разуму купца это непонятно, он узнает тот единственный аленький цветочек. "Находил он во садах царских, королевских и султанских много аленьких цветочков такой красоты, что ни в сказке сказать, ни пером написать; да никто ему поруки не дает, что краше того цветка нет на белом свете, да и сам он того не думает". "Порука", внешнее доказательство требуется, когда нет радостного озарения, непреложной уверенности: "Нашел!" Но вот как это происходит: "У честного купца дух занимается: подходит он ко тому цветку; запах от цветка по всему саду ровно струя бежит; затряслись и руки и ноги у купца, и возговорил он голосом радостным: "Вот аленький цветочек, какого нет краше на белом свете, о каком просила меня дочь моя любимая". Аленький цветочек объединяет жениха и невесту, потому что для каждого из них он - самый желанный. Эта сама Любовь, соединяющая и венчающая их царскими коронами.

"Браки совершаются на небесах". А.С. Пушкин с прекрасной простотой самой жизни рассказал об этом в повести "Метель". Вспомним рассказ ее героя Бурмина о том, что случилось с ним. "Поднялась ужасная метель, и смотритель, и ямщики советовали мне переждать. Я их послушался, но непонятное беспокойство овладело мною: казалось, кто-то меня так и толкал. Между тем метель не унималась; я не вытерпел, приказал опять закладывать и поехал в самую бурю". Метель, преградившая путь к венцу одному, привела к нему другого, "случайно" попавшего в церковь. "Старый священник подошел ко мне с вопросом: "Прикажете начинать?" "Начинайте, начинайте, батюшка", - отвечал я рассеянно. Девушку подняли. Она показалась мне недурна... Непонятная, непростительная ветреность..." Все происходит как-то помимо сознания и воли Бурмина, непонятно для него самого. Может быть, не случайно и то, что у героя нет имени: ведь главное действующее лицо в повести не он, а Промысел, приведший его к ногам Марьи Григорьевны.

Слово "промыслительность" и по этимологии, и по смыслу отличается от слова "судьба". В последнем корень "суд"; в первом - "мысл". Карающая судьба - персонаж древнегреческого миросозерцания. От нее не уйти герою античной трагедии. Промыслительность высшего Разума, Логоса, не насилует волю человека. Человек, наделенный даром свободы, может действовать вопреки промыслу, против голоса совести и интуиции и, наконец, стать глухим к своему внутреннему наставнику - духовному "Я". Своевольное наличное "Я", следуя сиюминутным влечениям, теряет духовную чуткость, проходит мимо своего призвания, не узнает "суженого".

В консультацию для разводящихся нередко приходят совсем юные молодожены, не выдержавшие и одного месяца супружеской жизни. Они были влюблены друг в друга, но жизнь показала, что они "совсем чужие люд и", они "ошиблись". Распространенности таких ошибок выбора сопутствует свобода добрачных сексуальных связей. Перефразируя слова К. Вяземского, хочется сказать: "И жить торопятся, и ощущать спешат", еще не научившись чувствовать.

Так мы подходим к заповеди добрачного целомудрия. Слово это, к сожалению, почти забыто и обесценено. Если вникнуть в его смысл, "реставрировать" его, то, согласно этимологии, "целомудрие" означает, во-первых, целостность, во-вторых, мудрость: полнота мудрости. Человек, лишенный целомудрия, теряет свою целостность. А для того, чтобы сохранить целостность, необходима мудрость. В слове "целомудрие" выражено единство целостности и мудрости. Ошибочно отождествлять это слово с безбрачием; целомудрие характеризует не столько физиологическое, сколько нравственное состояние. Можно быть целомудренным в браке, если он основан на любви и верности, но можно быть душевно развращенным, несмотря на физиологическую девственность.

Что означает слово "разврат"? П.А. Флоренский писал об этом: "Противоположностью целомудрию является состояние развращенности, разврата, т.е. развороченности души: целина личности разворочена, внутренние слои жизни (которым надлежит быть сокровенными даже для самого "Я" - таков по преимуществу пол) вывернуты наружу, а то, что должно быть открытым, - открытость души, т.е. искренность, непосредственность, мотивы поступков, - это-то и запрятывается внутрь, делая личность скрытною... Развращенный человек - как бы вывороченный наизнанку человек, человек, кажущий изнанку души и прячущий лицо ее. Глаза такового избегают встречного взгляда, но уста извергают гнилое слово... Хамовское² и хамское высматривание наготы родительства - это и есть тот вывих душевной жизни, который именуется развращенностью".

На страже целомудрия стоит чувство стыда. "...Бесстыдство - указатель порчи, "испорченности" ее (личности) и признак растленности души... "Тло" значит "дно", исподь... Очевидно, глаголы "тлеть" и "тлить" относятся к процессам тления, разрушения и сопревания... рас-тле-ние... - нарушение законного порядка слоев душевной жизни".

Об этом "законном порядке душевной жизни" современная психология говорит как о "иерархическом строе мотивов или ценностей личности", т.е. соподчинении их низших уровней высшим. Нарушение психического строя, порядка, приводит сначала к "непорядочности" человека, а в конечном итоге - к распаду личности. Таким образом, стыд - эмоциональное проявление совести - служит сохранности, целостности, жизнеспособности личности.

Становление цельного человека идет рука об руку с обузданием биологических влечений. Вспомним снова скульптуры клодтовских коней, обуздываемых всадниками (что на Анич-ковом мосту в Санкт-Петербурге). Конь олицетворяет естество человека с его могучими инстинктами, всадник - человека, управляющего своей природой и покоряющего ее сознанием и волей.

Известно, что у подростков чувства и влечения обычно не совпадают. Предмет романтической мечты оказывается несовместимым с сексуальными влечениями - и наоборот. Задача окультуривания чувства состоит в таком разрешении этого противоречия, когда высшее чувство становится ведущим по отношению к биологическому влечению. Тогда чувство становится чистым, а влечение перестает быть низменным, постыдным. Но этот процесс преобразования сложен и порой драматичен. Самому подростку он может оказаться не под силу, если он не воспитан жизненным укладом, впитавшим в себя нравственные идеалы, нормы, традиции, на которых держатся семейные отношения. Вот как пишет об этом В. Белов в книге "Лад. Очерки о народной эстетике".

Для молодых людей сдерживающим началом является стыд. В любом возрасте, начиная с самого раннего, стыдливость украшала человеческую личность, помогала выстоять под напором соблазнов³.

Особенно нужна она была в пору физического созревания. Похоть спокойно обуздывалась обычным стыдом, оставляя в нравственной чистоте даже духовно неокрепшего юношу... До свадьбы свобода и легкость новых знакомств отнюдь не означали сексуальной свободы и легкомысленного поведения. Можно ходить гулять, знакомиться, но... Девичья честь прежде всего... Худая девичья слава катилась очень далеко, ее не держали ни леса, ни болота. Грех, совершенный до свадьбы, был ничем не смываем... Ошибочно мнение, что необходимость целомудрия распространялась лишь на женскую половину. Парень, до свадьбы имевший физическую близость с женщиной, считался испорченным, ему вредила подмоченная репутация, и его называли уже не парнем, а "мужиком".

Так в русском народе понимали любовь, честь, целомудрие. И в наши дни еще можно услышать: "честная девушка", т.е. чистая, целомудренная, сохранившая девичью честь...

Целомудренный человек не растрачивает легкомысленно свои чувства, но мудро бережет их для одного, как бы заранее храня ему верность, веря в него. Стыдливость стоит на страже целомудрия: проявлять преждевременно свои "естественные" влечения нехорошо, потому что они естественны в браке, для рождения детей, и не оправданы как проявление несдержанности, как желание удовольствий.

Идеал и идеализация

Первоначальное, еще не отравленное горьким опытом жизненных травм чувство любви ("первая любовь") отличается вдохновенностью, восхищенностью человеком. Он представляется самым прекрасным, необыкновенным, исключительным. Обычно это называют "идеализацией", и нередко это действительно так. Возлюбленный является проекцией своего идеала, будучи совсем другим, реально далеким от этого идеала. Потом обычно следует разочарование, возникает чувство обманутос-ти и даже враждебное отношение к ранее любимому. Но здесь скрывается проблема: в чем же суть этой идеализации? Какая потребность стоит за ней? Почему эта потребность так сильна, что толкает человека на трагические жизненные ошибки? Почему даже горький опыт порой не останавливает от дальнейшего поиска своего идеала?

В диалоге Платона "Пир", беседуя с друзьями о смысле любви, Сократ сказал, что за ней стоит потребность "родить в прекрасном". Из всех речей слово Сократа было признано друзьями самым убедительным. Хотя для нас эстетический аргумент менее убедителен, чем для древнего грека, но в словах Сократа легко угадываются такие свойства любви, как ее творческий характер ("потребность родить") и устремленность к совершенству, абсолюту (проявлением которого является красота). Эта тема устремленности ввысь развита в том же диалоге Платоном в его речи о восхождении эроса от любви телесной к красоте как таковой.

В любви пробуждается духовное начало человека, и оно ищет встречи с духовным "Я" другого. Любовь является условием и путем духовного развития личности. И именно одухотворенность супружеской любви необходима для жизни и возрастания самой любви.

Идеал в любви не всегда иллюзия. У любви есть свойство, присущее только ей: прозревать неповторимость любимого, его духовное "Я", скрытое от него самого и окружающих. Значит, любовь является высшей способностью познания. Она видит в другом то, что недоступно интеллекту, закрыто от психологической науки, ориентированной на рассудочное мышление. Но прозрение любви возможно лишь в том случае, если есть доминанта на Собеседника, т.е. способность отрешиться от своих предвзятых представлений, эгоцентрических притязаний. Любовь открывает красоту духовного "Я" человека. Он воспринимается совершенно особым, необычным. Поэтому в любви есть изумление, восхищение.

Но это неизбежно приводит к противоречию идеала и реальности. Если начало любви - подъем всех жизненных сил человека, в котором сливаются идеал и конкретный несовершенный человек (наличное "Я"), то повседневная последующая жизнь любви неизбежно наталкивается на противоречие. Известный русский философ Владимир Соловьев так охарактеризовал это противоречие любви: "...Высшая задача любви уже предсказана в самом любовном чувстве, которое неизбежно прежде всякого осуществления вводит свой предмет в сферу абсолютной индивидуальности, видит его в идеальном свете, верит в его безусловность". Но обычно на вспыхнувший свет любви "смотрят как на фантастическое освещение краткого любовного "пролога на небе", которое затем природа весьма своеобразно гасит, как совершенно ненужное для последующего земного представления. На самом деле этот свет гасит слабость и бессознательность нашей любви, извращающей истинный порядок дела".

Извращением любви является подмена высшей цели этого чувства - реализации идеала - самодовлеющей телесностью. Это соответствует известному в сексопатологии фетишизму: подмене любовного объекта частями тела и принадлежащими ему вещами. "Ненормальность такого фетишизма, - писал В. Соловьев, - состоит, очевидно, в том, что часть становится на место целого, принадлежность на место сущности. Но если возбуждающие фетишиста волосы или ноги суть части женского тела, то ведь само это тело во всем своем составе есть только часть женского существа, и, однако, столь многочисленные любители женского тела не называются фетишистами, не признаются сумасшедшими и не подвергаются никакому лечению. В чем же тут, однако, различие? Неужели в том, что рука или нога представляют меньшую поверхность, нежели все тело?"

Когда личность человека отождествляется с его физическим телом, происходит подмена любви к человеку любовью к телу, что неизбежно ведет к разочарованию. Это соответствует массовой динамике любви от головокружительного взлета до охлаждения, в лучшем случае - до привязанности и привычки.

Любовь или влечение?

Говоря о любви, нередко подразумевают весьма различные, иногда прямо противоположные душевные состояния: "люблю ходить в кино"; "люблю мороженое" и т.д., называя словом "любовь" то, что доставляет удовлетворение, удовольствие. Здесь на первое место выступает мое "Я", а предмет любви оказывается лишь средством удовлетворения этой потребности. Так, к сожалению, мы нередко относимся и к людям: человек приятен, с ним хорошо, он доставляет удовольствие. И тут также "Я" на первом месте, а он (она) - всего лишь условие, средство, обеспечивающее мне удовольствие. Личность, индивидуальность этого человека сами по себе не играют здесь существенной роли, ее легко заменить другой - для разнообразия или большего удовольствия.

Так, например, консультируя одну разводящуюся супружескую пару, я спросила у молодой женщины о причине развода: "Вы недовольны своим мужем?" И она ответила: "Нет, у нас все было хорошо. Но я нашла лучше". Такой ответ вполне вписывается в логику потребительского отношения к человеку: его можно и нужно заменить, как любую устаревшую и надоевшую вещь.

Любовь - это чувство, отличающееся от эгоистического "влечения", "предпочтения", "интереса". В любви отвергается, преодолевается наличное "Я", обретается духовное "Я". Это понимание любви соответствует понятию "доминанта на Собеседнике" А.А. Ухтомского.

В современном "массовом" сознании любовь нередко отождествляется с сексуальным влечением, поэтому следует остановиться на их различии. В терминах диалектического подхода оно состоит в том, что любовь - это субъект, субъективное отношение, тогда как сексуальное влечение видит в другом объект для своего удовлетворения.

Понятно, что интимные супружеские отношения связаны с сексуальным влечением. Но речь в данном случае идет не об их отсутствии в любви, а о том, что доминирует: обращенность к другому или собственное удовольствие. Именно это различие имеется в виду при сопоставлении понятий "любовь" и "сексуальное влечение".

Рассмотрим случай из практики консультирования.

Л. позвонила мне домой с просьбой о немедленной встрече, жалуясь на невыносимо тяжелое состояние. Мы с ней встречались не раз, контакт между нами был установлен. Диалог начался по телефону. На вопрос: "Что случилось?" - она не могла ответить, так как звонила из дома. После двух вопросов внешнего характера я спросила: "Вы влюбились?" - и получила утвердительный ответ. "Изменили мужу? - "Да"...

Ранее Л. говорила, что муж "устраивает ее во всех отношениях" - он любящий, преданный, честный человек, хороший отец. Но он очень мало зарабатывает и не прикладывает усилий к тому, чтобы обеспечить семью; это - главная причина их конфликтов. Конфликты возникают по инициативе жены, муж покорно их терпит, во всем с ней соглашается и обещает исправить положение, но пока безрезультатно. Порой это приводит Л. в сильное возмущение.

Недавно Л. встретила свою "первую любовь", человека, за которого она когда-то очень хотела выйти замуж, но тот ушел в армию, не попрощавшись, и она, обиженная, нашла себе другого мужа. Новая встреча всколыхнула их прежние чувства, и теперь Л. ничего не может с собой поделать. У ее возлюбленного, как и у нее, двое детей, и он не может оставить семью, но и ее "не хочет терять". Л. тоже не хочет разрушать свою семью: она любит детей и мужа и боится, что муж узнает об ее измене и оставит ее. Она - человек импульсивный и может сама проговориться. Л. постоянно сравнивает мужа и возлюбленного, и главное в ее сравнении то, что первый "ничего в жизни не добился", не способен обеспечить семью, тогда как второй "все имеет: и дачу, и машину", не останавливается на достигнутом, "идет в гору". Он работает на железной дороге, и на мой вопрос: "Откуда у него все это?" - Л. не может ответить и, по-видимому, еще не задумывалась. На следующий вопрос: "Уверена ли она, что это - заработанные блага?" - Л. ответила, что вполне допускает, что - "нет", но теперь "все так"...

На вопрос: "Что Вы думаете делать в этой ситуации?" - Л. ответила, что хочет уехать года на два на заработки. Иначе с собой не справится. Но ей жалко детей, и муж не соглашается. Наряду с такой попыткой "уйти от себя" она, как бы споря со мной, говорит: "А почему я должна отказываться от своего счастья?! Надо же мне, наконец, пожить для себя?! Я забываю все, когда его вижу!" - "А если бы он был Вашим мужем. Вы были бы с ним счастливы?" - "Нет, это было бы одно мучение - любить такого человека: я - женщина эгоистичная, мне нужно, чтобы меня любили, а ждать, ревновать, слушаться такого, как он, - это я бы не смогла". - "Если это - ваше счастье, что же вас так мучает? Почему Вы сейчас так несчастны?" После раздумья: "Я как будто раздвоена, разорвана на две части. Знакомый сексолог говорил мне, что для разнообразия нужно "иметь кого-то на стороне". Я попробовала и вижу, что это неправда: нельзя делить себя между двумя мужчинами. Раньше мне было хорошо с мужем в интимных отношениях, а вчера я его грубо оттолкнула, сославшись на плохое самочувствие. Любовь не может делиться между двумя". - "А как же Ваш прежний знакомый делит Вас со своей женой?" - "А может быть, он не любит меня, как я его? Может быть, мне только кажется, что он меня любит? Как Вы думаете?" - "Не знаю, Вам виднее". - "Моя сестра - мудрый человек. Она говорит мне: "От добра добра не ищут". А знаете, когда она еще не знала о наших отношениях, она сказала о нем: "Ловелас". Может быть, я и вправду идеализирую его?" - "Не знаю..." - "А как узнать - любовь ли это?" - "Когда чувство глубокое, должна быть ответственность за человека..." - "Так что же, мне отказаться от любви?!" - "А что, любовь для Вас - это непременно сексуальные отношения?" - "А как же?! Как же может быть без этого?!" (взрыв протеста и возмущения). - "А я думаю, что - нет. И вот ответ на Ваш вопрос: если без этих отношений любовь кончается, значит, это - не любовь". На этом наша первая беседа прервалась, так как Л. вызвали по делу.

В ходе первой беседы с Л., ставя ей вопросы, я стремилась не только понять ситуацию, в которой она оказалась, но и помочь ей осознать эту ситуацию. Л. - страстный, увлекающийся человек, и помочь ей перейти от захватывающих ее эмоций к осознанию - нелегкая задача. Л., по ее словам, "запуталась", надо помочь ей разобраться в себе и в своих желаниях, которые действительно противоречивы: с одной стороны, Л. хочет уехать, "уйти от себя", с другой - она утверждает, что ей надо "пожить для себя", она убеждает себя и меня в том, что это "настоящая любовь", и в то же время просит меня помочь ей определить, любовь ли это; она утверждает, что нельзя делить себя между двумя мужчинами, и в то же время не хочет оставлять ни мужа, ни любовника. Мои вопросы к Л. сменяются ее вопросами ко мне. Отвечая на них, я стремлюсь учитывать ее внутренний диалог и поддерживать сторону ее высшего, духовно-нравственного начала. Наличное "Я" собеседницы резко протестует против возможности любви без чувственных удовлетворении. Но другой голос говорит прямо противоположное.

В следующей беседе, состоявшейся через две недели (которой предшествовали два телефонных звонка, уже менее "отчаянных"), Л. спросила: "Ну, скажите, мне все бросить?" - "Зачем же "все"? Любовь не бросить". - "Так что же? Делить любовь между двумя?!" (возмущенно). - "Смотря о какой любви вы говорите". Л. уже не возмущается, она понимает, о чем я говорю. За это время в ее сознании произошло явное изменение. Незаметно для себя она стала утверждать то (и теми же словами), что в прошлой беседе возмущало ее: например, она спорила со своими сотрудницами о том, есть ли "бескорыстная любовь", и в ответ на их отрицание уверяла их, что только такая любовь - "настоящая". Голос собеседника стал ее голосом, потому что был выражением голоса ее же неосознанного духовного "Я". Идеал бескорыстной любви - общечеловеческий идеал, выраженный в искусстве и мудрости всех времен, поэтому он присущ потенциально каждому человеку.

Во второй беседе, уже осознав альтернативу, в которой она находится, Л. проявила склонность к определенному выбору, ожидая от меня подтверждения и опоры в том выборе. Но я не удовлетворила ее ожидание, чтобы не нарушать самостоятельность и свободу этого выбора, пока продиктованного в значительной степени желанием успокоиться на каком-то определенном решении: "пристать к одному берегу".

В этой беседе Л. много говорила о том, что если бы ее муж "исправился", стал более энергичным в обеспечении семьи, ей лучшего не надо было бы желать. Мы сошлись на том, что лучше не возмущаться, а помочь ему устроиться на другую работу.

Прежний знакомый был для Л. "идеалом" мужа-добытчика, энергичного, "самостоятельного" мужчины. Но сама Л. - человек слишком "самостоятельный" и энергичный, чтобы ужиться со своим "идеалом" мужчины. Она поняла, что ее муж для нее - "идеальный" партнер.

В третьей беседе Л. выглядела успокоившейся. Она начала с того, что теперь мало видит мужа, потому что он приходит в двенадцать часов ночи, так как подрабатывает в кооперативе, куда она его устроила. Она ждет его прихода, даже скучает о нем и радуется, что он, наконец, обеспечит семью, станет тем, кого она хочет в нем видеть. Она встретилась недавно у метро со своим другом, но оба они торопились по домам, смотрели на часы...

В наше время ведущим мотивом вступления в брак является любовь. В прежние времена, да и ныне в традиционных семьях любовь обычно не предшествует браку^4. Однако прочным брак является в традиционной семье, а не в "современной". Социологи говорят о том, что среди тех, кто вступил в брак, потому что "пора заводить семью", оказывается больше благополучных пар, чем среди тех, кто соединился по любви. По-видимому, дело в том, что, называя "любовь" в качестве мотива брака, опрашиваемые вкладывают в это слово разные содержания. Можно выделить по меньшей мере три различных понимания этого слова: любовь как сексуальное влечение; любовь как потребность быть любимым; любовь как доминанта на Другом. Устойчивое преобладание одного из них в сознании и складе личности позволяет кратко наметить три типа личностных установок.

Доминирование полового влечения. Гипертрофия полового влечения ведет к образованию сексуальной доминанты, захватывающей все жизненные силы человека, превращая его в раба своих влечений. Это становится преградой для психического и духовного развития человека. Естественная нормальная иерархия личности оказывается перевернутой: высшие психические и духовные потребности, стремления "вытесняются" и блокируются низшими влечениями. Сами по себе правомерные, низшие влечения в таком перевернутом виде становятся извращенными и паразитирующими - это путь распада личности. Таков предельный вариант этой личностной установки.

Опыт консультирования разводящихся супругов говорит о том, что такие люди не способны к созданию семьи, так как у них слишком сильна потребность в смене "объектов" удовлетворения сексуального влечения. Порою они глубоко страдают от этого, сознавая, что неспособны любить, понимая, сколько горя приносят оставленным женщинам и детям. Однако нельзя считать их "безнадежными". Возможность решительно изменить себя и свою жизнь остается у человека, пока он жив.