Плюсы и минусы свободной прессы

 

 

Урок № 15. Диктатору может понадобиться свободная пресса. Если у него нет нефти

 

Казалось бы, это совершенно очевидно: никакой политик не любит свободной прессы. Газета может оповестить читающую публику о том, что король — голый, а телеканалы разнести эту весть по всей стране. Одна заметка способна разрушить имидж, который формировался годами, а серия репортажей — привести к падению популярности.

Особенно боятся свободной прессы диктаторы. Дело в том, что подавляющее большинство диктаторов популярны только в опросах «ручных» социологов. Если кто-то действительно популярен, разве не проще спокойно и надежнее выиграть честные выборы? Легитимность и, значит, устойчивость власти куда выше у демократически избранных лидеров. Так что любой лидер, дорвавшись до власти, пытается первым делом подчинить себе те институты, которые могут прямо (как честные выборы) или косвенно (как свободная пресса) влиять на его шансы удержаться у власти.

В некоторых странах — там, где демократические институты и традиции сильны, а власть децентрализована, — подчинить институты не удается. Ричард Никсон, американский президент с 1968 по 1974 год, мог сколько угодно говорить «Пресса — это главный враг» и пытаться надавить на издателя газеты Washington Post Кэтрин Грэм, угрожая отзывом лицензий у принадлежащих ей местных телеканалов. Его усилия были тщетны. Репортажи о расследовании махинаций никсоновского предвыборного штаба продолжали публиковаться до тех пор, пока популярность президента, выигравшего выборы 1972 года с рекордным перевесом, не упала настолько, что ему пришлось — единственный раз в двухсотлетней истории американского президентства — подать в отставку.

С демократическими лидерами все понятно — даже если им и хочется ограничить свободу прессы, институты не позволяют. А что же диктаторы — всегда пытаются ввести цензуру? Оказывается, нет — все зависит от ресурсов, которыми они располагают. Если в стране есть природные ресурсы, задача проста: прессе — цензура, гражданам — часть нефтяной ренты, чтобы «жизнь была легче, жизнь была веселее», а правительство не казалось некомпетентным.

В период изобилия — например, в стране — экспортере нефти в период высоких мировых цен на нее — граждане не очень беспокоятся о компетентности правительственных бюрократов. Совсем другая ситуация возникает, когда основной ресурс в стране — люди и технологии. В этом случае многое зависит от эффективности правительства. Если министры коррумпированы, а чиновники некомпетентны, бизнес в этой стране развиваться не будет и, значит, жизнь граждан будет нелегкой и невеселой. Что же делать диктатору? Если граждане несчастны, то власть может легко выскользнуть из рук…

Как создать правильные стимулы для подчиненных? В корпоративном мире решение известно: чем больше информации доступно из децентрализованных источников, тем легче начальнику следить за усилиями сотрудников. Если речь идет не о фирме, а о целой стране, логика та же самая. Чем свободнее пресса, тем легче лидеру создавать стимулы для своих подчиненных. Конкурентные выборы на местном уровне могли бы играть ту же роль. (Такое — диктатура с демократическими местными выборами — случалось!) Однако свободная или, лучше, полусвободная пресса — более привлекательная альтернатива для большинства диктаторов. Конечно, в том случае, когда у них нет природных ресурсов.

 

 

ДИЛЕММА БРЕЖНЕВА

 

Идея о том, что система государственного управления без обратной связи утрачивает эффективность, не нова. В 1970 году физик Андрей Сахаров, историк Рой Медведев и кибернетик Валентин Турчин написали письмо политическому руководству нашей страны: «…Ограничения свободы информации приводят к тому, что не только затруднен контроль за руководителями, не только подрывается инициатива народа, но и руководители промежуточного уровня лишены и прав и информации и превращаются в пассивных исполнителей, чиновников. Руководители высших органов получают слишком неполную, приглаженную информацию и тоже лишены возможности эффективно использовать имеющиеся у них полномочия».

Еще за пять лет до этого, году в 1965-м, эти слова (а, как показал потом анализ архивов, члены Политбюро ЦК КПСС, главного руководящего органа страны, прочли это письмо) могли бы найти отклик у руководства страны. Однако в 1968 году уже вовсю велись разработки газовых и нефтяных скважин Западной Сибири, и реформы начала 1960-х были не нужны. Значит, не нужна была и «обратная связь». До 1985-го руководящим принципом оставались слова Владимира Ленина, первого коммунистического премьера России: «Нам нужна полная и правдивая информация. А правда не должна зависеть от того, кому она должна служить. Можно только принять разделение: нелегальная (только для руководящих органов правящей партии. — КС.) и легальная (для всех) информация».

 

 

ДИЛЕММА ГОРБАЧЕВА

 

В 1985 году природные ресурсы у нового главы коммунистического режима в СССР кончились. Точнее, упали цены на нефть — в три раза по сравнению с уровнем четырехлетней давности. И стало понятно, что неэффективную, закрытую систему государственного управления нужно срочно менять. А без притока денег от природных ресурсов страна, закупающая значительную часть продовольствия за рубежом и с экономикой, в которой практически невозможны инновации в потребительской сфере, обречена.

Авария на Чернобыльской атомной электростанции в конце апреля 1986 года стала поводом для большого шага в политике гласности — постепенного движения от тотальной цензуры к большей информационной открытости. Авария произошла 26 апреля, и в тот же вечер сообщения о резком повышении радиационного уровня прозвучали в сообщениях всех европейских информагентств. А вот граждане нашей страны узнали об аварии — и связанных с ней угрозах для здоровья — только 28 апреля. Удерживать тайну дольше было невозможно.

Двухдневное запаздывание жизненно важной информации — это задержало эвакуацию из Киева и прилежащих районов — кажется совершенно немыслимым сейчас, но в 1986 году невероятным казался факт, что такая информация появилась вообще. Американский политолог Юджин Метвин даже придумал специальный термин — «дилемма Горбачева» — для вопроса о том, нужна ли свободная пресса. Статья Метвина в National Review 12 апреля 1987 года начинается так: «Одна ласточка не делает весны. А одно беглое сообщение ТАСС о беспорядках в Центральной Азии не делает свободной советскую прессу. Но для кремлевских наблюдателей это событие, безусловно, достойно внимания: как если бы, скажем, калифорнийский кондор появился в Капистрано».

После появления «первых ласточек» оказалось, что в отсутствие свободных выборов пресса оказывается эффективным рычагом контроля над чиновниками. Выступая в 1987 году, Горбачев заявил: «…гласность — действенная форма всенародного контроля за деятельностью всех без исключения органов управления…» Советский лидер не знал, что эти слова как будто списаны из учебника по корпоративному управлению. Если есть внешние источники информации о результатах деятельности подчиненного, у начальника гораздо больше возможностей создать для него правильные стимулы. О том, насколько осложняет гласность задачу удержания власти диктатора, Горбачев, конечно, знал. Просто повышение качества государственного управления казалось ему более важной задачей. В итоге постепенная отмена цензуры стала, наряду с надвигающейся экономической катастрофой, причиной падения коммунистического режима, продержавшегося более 70 лет.

Николае Чаушеску, лидер коммунистической Румынии, выбрал другой путь. Диктатор, за время правления превративший европейскую страну, также богатую нефтью и газом, в какой-то средневековый султанат — достаточно сказать, что его жена, будучи вторым лицом в партии, была также и президентом Академии наук, — предпочел не допускать граждан до информации о том, что происходит в стране. Чаушеску полагал, что всесильная спецслужба, Секуритате, вовремя проинформирует лично его о том, что происходит в Румынии и как на это смотрят граждане.

Как выяснилось, на спецслужбы он полагался зря. Не только он: чуть ли не во всех коммунистических странах спецслужбы, как показал анализ их архивов, оказались совершенно не готовы к бурному развитию событий. Даже у тех органов безопасности, в которых нужная первичная информация была собрана, не было механизмов для ее обработки, анализа и передачи «наверх». Это неудивительно, потому что отношения диктатора со спецслужбами следуют той же логике: когда начальник получает информацию только из рук подчиненного, у подчиненного есть все стимулы работать спустя рукава и дезинформировать начальника. Недаром наиболее успешные (по сроку нахождения у власти) диктаторы — Сталин, Мао Цзэдун, Стресснер — старались не попадать в зависимость от спецслужб и регулярно уничтожали самых доверенных осведомителей.

Для Чаушеску утрата связей с реальностью кончилась плохо. 22 декабря 1989 года он собрал огромный митинг в свою поддержку, считая, очевидно, что народ на самом деле так сильно любит его, как сообщают ему подчиненные. Однако митинг обернулся катастрофой. Ненависть к диктатору всех присутствующих — от простых рабочих, построенных в колонны, до охраны и ближайшего окружения — стала очевидной. Чаушеску с женой пришлось спасаться бегством и два дня скитаться по стране, где никто не хотел давать им приюта. 25 декабря они были схвачены и после двухчасового «суда» расстреляны.

 

 

ДИЛЕММА ХУ ЦЗИНЬТАО

 

Для китайского руководства проблема — какая степень свободы прессы допустима? — имеет первостепенное значение. С одной стороны, полное снятие цензуры может серьезно поколебать устойчивость нынешнего режима. На главной площади китайской столицы до сих пор висит огромный портрет Мао Цзэдуна, одного из главных, наряду с Сталиным, Гитлером и Пол Потом, злодеев прошлого века. Сомневаться в мудрости нынешнего китайского руководства цензура не позволяет. С другой стороны, правительству как воздух нужны высокие темпы роста экономики, а для этого нужны иностранные деньги и технологии. Чтобы привлекать инвесторов, необходимо, чтобы у них было достаточно информации о том месте, в котором они будут заниматься бизнесом.

Получается какая-то промежуточная ситуация. Вспышка атипичной пневмонии — самый яркий пример. Местные власти в Китае имели сведения о первых стадиях эпидемии уже в ноябре 2002 года, однако бездействовали и, по всей видимости, не сообщали об этом центральному правительству. В демократических странах центральной власти легко узнать, что скрывают от нее местные чиновники, — у конкурентов этих чиновников есть все стимулы искать скрываемую информацию, а у журналистов — публиковать ее. В недемократическом же государстве цензура мешает не только гражданам, но и руководству страны. 15 марта 2003 года Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) издала предупреждение об опасности атипичной пневмонии во всем мире. Китайское правительство запретило национальным средствам массовой информации распространять сведения об этом, но, судя по косвенным признакам, само для себя выводы сделало. С запозданием в несколько месяцев необходимые меры по борьбе с эпидемией были приняты.

В сентябре 2008 года китайское руководство решилось как будто окончательно справиться с информационной дилеммой. Было объявлено, что государственное агентство Синьхуа будет осуществлять цензуру всей политической информации, сообщаемой работающими в Китае заграничными агентствами, оставляя свободной всю информацию, связанную с бизнесом. Какие же инвестиции без свободы информации? Инвесторам нужно знать, где и как можно вести бизнес.

И сразу же стало понятно, что разделить информацию на «чистую политику» и «бизнес» невозможно. Действительно, сообщение о том, что губернатор какой-то провинции коррумпирован, или о том, что его дочка владеет крупнейшим в провинции банком, — это политика или бизнес? Вот и приходится китайскому руководству все время лавировать между Харибдой свободной прессы, угрожающей устойчивости режима, и Сциллой цензуры, которая отталкивает инвесторов, не интересующихся ничем, кроме прибыли. Перед страной, которая бедна природными ресурсами и, значит, не может жить без богатых инвесторов и эффективных чиновников, стоит непростой выбор…

 

 

ДИЛЕММА ПУТИНА

 

Как бы похоже ни выглядели проблемы, стоявшие когда-то перед Лениным, Брежневым и Горбачевым, а сейчас и перед Ху Цзиньтао, для ученого-экономиста это всего лишь набор отдельных сюжетов, исторических анекдотов. Гораздо убедительнее выглядит закономерность, которая подтверждается не коллекцией историй, а статистическим анализом данных. Чтобы проверить гипотезу о том, что в странах-экспортерах нефти с невысоким уровнем демократии увеличение «нефтяных доходов» приводит к снижению свободы прессы, мы с Сергеем Гуриевым и Георгием Егоровым собрали данные про нефтяную добычу, развитость демократических институтов в 150 странах мира за последние пятнадцать лет51. Запасы нефти меряются просто, в баррелях, а вот показатели свободы прессы и уровня демократии — это индексы. Их можно составить из оценок экспертов или же из каких-то реальных данных, которые можно «потрогать» руками: например, показателем несвободы прессы является количество убийств и уголовных дел, заведенных против журналистов.

Самое сложное в статистической работе с большими массивами данных — изоляция тех закономерностей, которые хочется проверить, от всех посторонних эффектов. Например, возможно, что наличие нефтяных запасов влияет на уровень демократии. Эта гипотеза давно и много обсуждается специалистами по экономике развития. Поэтому весь наш анализ проводился с учетом этой возможной зависимости. Свобода прессы, по счастью, не определяется однозначно уровнем демократии — в этом случае изолировать воздействие изменения цен на нефть или нефтяных запасов на свободу прессы при заданном уровне демократии было бы невозможно. Есть даже военные диктатуры (например, Уганда) с относительно свободными СМИ.

Анализ данных показывает: закономерность, о которой мы подозревали, существует. В демократических странах, богатых природными ресурсами, — например, Великобритания, Нидерланды, Норвегия — повышение мировой цены на нефть не сказывается на свободе прессы. В недемократических зависимость видна очень хорошо: если есть нефть, то чем выше цена на нее, тем хуже становится со свободой прессы. Своего рода «нефтяное проклятие». Причем универсальное — дело не в тысячелетней истории Руси или особенностях характера национального лидера. Наша страна начала XXI век с неустойчивой демократией и огромными запасами нефти и газа. Неудивительно, что уровень свободы прессы падал с каждым годом. Даже «мини-оттепель», совпавшая с мировым финансовым кризисом — как раз после того, как цены на нефть резко упали с пиковых показателей лета 2008 года, — вписывается в нашу закономерность.

Однако у каждой статистической закономерности есть свои ограничения. Если что-то выполняется для разных стран «в среднем» (именно в этом смысл статистических закономерностей), это не означает, что это правило действует с той же неизбежностью, что и закон гравитации. Всегда есть выбор — жить со свободной прессой и высоким качеством госуправления (да, между ними есть прямая связь) или пытаться продлить срок собственного пребывания у власти, лишая граждан, чиновников и себя самого независимых источников информации.

 

Глава 5