Происхождение и перспективы культуры

Постоянно наталкиваясь в своих исследованиях на факт репрессивности культуры, на противоречие между ее требованиями и природными влечениями Фрейд не мог не задавать себе вопроса о том, как возникла культура, каким образом импульсивный, невоспитанный дикарь смог побороть в себе агрессивные и антисоциальные наклонности. Очевидной казалась избыточная репрессивность культуры. Но останется ли культура репрессивной всегда? Сможет ли человек, укрепляя свой разум и ослабляя в тех или иных местах культурные сдержки, достичь гармонии природного и культурного?

Главные источники культуры находятся не в личности, а внутри ее: они укоренены в бессознательном. Человек не раз восставал против культуры, пытался сбросить ее с себя и вернуться в девственное состояние, но каждый раз за это жестоко расплачивался. Те травмы, которые он испытывал на своем историческом пути, мощные и жестокие вытеснения первичных влечений были источником основных запретов, "табу", на которых держится культура. Эти табу, (например, на каббализм или инцест) входят в структуру личности, благодаря чему сама мысль о людоедстве или кровосмешении вызывает отвращение.

Ценности культуры имеют одну основу - отказ от влечений. Как, например, человек овладел огнем? Первым побуждением при встрече с огнем было желание затушить его струей мочи: языки огня, напоминавшие возбужденный половой орган, вызывали чувство гомосексуального соперничества. Туша огонь, мужчина наслаждался своей мощью, чувствовал себя победителем. Чтобы сохранить огонь, нужно было преодолеть этот порыв. Поскольку мужчине приходилось бороться с сильным искушением, хранительницей огня, домашнего очага была поставлена женщина. У нее не было желания мочиться на огонь.

Важнейшие принципы культуры выросли, согласно Фрейду, из каких-то отказов и вытеснений. Нормы культуры - "зарубки" на стволе культуры. Стремление к чистоте, порядку, бережливости, равно как и отвращение к грязи, хаосу, распущенности являются "следами" вытеснения либидо на анальной стадии развития. Вытесненная любовь к экскрементам, страх запачкаться, обусловливают стремление к чистоте.

Если элементарной формой культуры является запрет, то нужно исследовать систему запретов у людей дописьменных культур. Фрейда интересовали табу, тотемные символы, верования, касающиеся мертвых, запреты на общение с родственниками у примитивных народов.

Табуированный предмет является святым и нечистым одновременно. Его почитают и боятся. Табу нельзя касаться, нельзя на него смотреть, соответствующее слово нельзя произносить. Нарушивший запрет сам становится табу, которое обладает способностью распространяться как зараза. Хотя функцией табу может быть защита важных лиц, предохранение от вредных веществ и опасных животных, табу, в принципе, иррационально и не нуждается в обосновании. Нарушение табу может быть искуплено омовением или иным церемониалом.

Фрейд обратил внимание на сходство поведения, связанного с табу, и невроза навязчивых состояний. Последний проявляется в том, что человек через "сверх-я" принуждается к совершению действий, лишенных рациональной мотивации. К табуированному предмету он испытывает страх. Образ привлекательного предмета - гениталий был вытеснен, желание перенесено на другой предмет. Но и страх был перенесен вместе с желанием. Был совершен новый перенос на новый предмет и т. д. Так возник широкий круг запрещенных, табуированных объектов и связанных с ними навязчивых действий.

Фрейд, однако, не отождествляет табу и невроз. Табу - социальное явление. Невроз - индивидуален. Коллективность табу говорит об универсальной черте психики примитивных людей, ее внутренней конфликтности. Преодолев естественное состояние и разграничив внутри себя самостоятельные зоны: "оно", "я" и "сверх-я", человек ощущает постоянную возможность внутреннего конфликта и предохраняется от него установлением жестких запретов. Впоследствии конфликт между внутренними инстанциями личности ослабевает. В связи с этим исчезает страх нарушить табу. Психика культурного человека более целостна благодаря развитому сознанию. Но ее амбивалентность сохраняется на всех стадиях развития.

На Фрейда произвела большое впечатление книга Робертсона - Смита о тотемизме. Тотемом у примитивных народов может служить какое-либо животное, которое почитается в качестве предка, покровителя рода. Люди данного тотема связаны обязательством не убивать его и не употреблять его в пищу. Тотемизм является источником страха перед инцестом, т. е. кровосмешением. Кровосмесительными, запрещенными, опасными считались первоначально браки между представителями одного тотема. Таким образом, тотемизм выполнял функцию регулирования брачных отношений: с помощью тотемов племя делилось на брачные классы.

Фрейд не считает, что страх перед инцестом можно объяснить рационально. Вред кровосмесительных браков не доказан. Известно, что в некоторых культурах инцестуозные браки практиковались как вполне законные. Так было, например, у египетских фараонов, которые женились на своих дочерях. Луч света на проблему тотемизма проливает психоанализ.

В этнографической литературе описывается тотемическое пиршество. Сначала люди танцуют, подражая движениям тотемного животного. Они выслеживают и убивают его. Затем оплакивают и поедают. После этого начинается шумное веселье, переходящее в оргию.

Описание тотемического пиршества напомнило Фрейду другой ряд фактов, относящихся к лечению детских страхов, так называемых "фобий". Некоторые дети проявляют особый интерес к определенному животному, которым восхищаются, которого боятся и хотят убить. Фрейд знал мальчика Арпада, который был увлечен петухами. Он постоянно наблюдал за ними, а когда взрослых не было поблизости - ловил, отрезал голову, и, танцуя вокруг убитой птицы, пел песню о том, что сам он сейчас - цыпленок, а когда вырастет - станет петухом. Другой мальчик - Ганс - выделял лошадей - с восхищением говорил о них, но боялся, что лошадь укусит, и хотел, чтобы она упала и умерла. Лечения Ганса и Арпада привело Фрейда к выводу, что петух и лошадь служили для детей символическими заместителями отца. У мальчиков он выявил амбивалентные чувства к отцу - любовь, стремление к подражанию, восхищение - и вместе с тем ревность, боязнь кастрации - эти чувства не могли ужиться друг с другом. Первые сохранились, а вторые были вытеснены и "спроецировались" на замещающий объект - животное, которое своей силой или уверенной гордой походкой могло напоминать отца.

В тотемических пиршествах и детских фобиях имеет место бессознательное отождествление предка, отца с жертвенным животным. Разгадку сходства этих двух фактов Фрейд нашел, как ему казалось, в идеях Дарвина о первобытной орде и гипотезах Смита и Аткинсона о ритуальном убийстве отца.

Ситуация рисовалась Фрейду следующим образом. В первобытной орде сильный самец-патриарх был вожаком и единолично владел всеми женщинами. Он изгонял повзрослевших младших братьев и сыновей, которые вынуждены были жить в целибате. Когда старший из них подрастал, он убивал отца, изгонял соперников и становился вожаком. Но вот однажды сыновья совершили убийство коллективно и не стали расставаться друг с другом. Вероятно, под влиянием матери, которая хотела оставить их всех при себе, они прониклись нежными чувствами друг к другу. В них пробудилось сознание вины и раскаяние, которые их объединили. Голос умершего отца стал голосом их совести. Этот голос говорил, что отвратительно убивать отца и, нарушая его волю, вступать в брак с женщинами своего племени. Так возник эдипов комплекс, состоящий из запретов на отцеубийство и кровосмесительство, ставший краеугольным камнем культуры.

Сам факт отцеубийства представлялся Фрейду реальным событием, которое подобно распятию и воскресению Христа, изменило ход истории. Память о нем передается из поколения в поколение и служит "точкой роста" индивидуального эдипова комплекса. Впоследствии запрет на отцеубийство начинает пониматься все более широко. Убийство любого родственника и единоплеменника считается преступлением.

Культура возникает, таким образом, в результате отказа от свободного следования инстинкту. На основе запретов и вытеснений, которые приводят к разграничению сознания и бессознательного. С ходом истории число запретов растет. Целостная когда-то психика, действовавшая под влиянием сиюминутных агрессивных и эротических импульсов, вынуждена все чаще отказываться от их удовлетворения.

Тотемический праздник является коллективным воспоминанием о факте отцеубийства. Праздник - это обязательный эксцесс, т. е. выход за повседневные нормы поведения. Во время праздника выражаются амбивалентные чувства, связанные с отцеубийством: радость по поводу освобождения от власти отца и печалью о нем. Поскольку тотемическое животное имеет тенденцию сливаться с образом языческого бога, пиршество превращается в "богопоедание", т. е. в причащение, характерное также для высших религий. Приобщение к богу-предку путем вкушения его плоти дает силу, является условием поддержания сплоченности.

Подытоживая взгляды Фрейда на культуру, можно сказать следующее.

Во-первых, в своей основе культура есть совокупность бессознательных запретов, ограничений, накладываемых на инстинкты. Все социальные институты - власть, семья, собственность, право, неприкосновенность жизни укоренены в древних табу на самоубийство и кровосмешение. Вокруг этих первичных запретов развивается система нравственных, юридических и бытовых норм.

Во-вторых, культура как конкретная общность людей, как социум, формируется благодаря сложной сети взаимных идентификаций, проекций, переносов, материалом которых являются первичные родительские образы и отношения в семье. Семья есть не только ячейка общества, но и источник всех социальных связей. В-третьих, общество, как живой субъект исторической жизни конституируется благодаря культуре, в которой главную роль играют религия, мораль, искусство и познание.

Но все эти виды социальных "сдержек" и установлений далеко не совершенны и не гарантируют всеобщего счастья. Утверждение, что таковое возможно - иллюзия. Человек свободен выбирать между добром и злом. Он многое может сделать для того, чтобы усовершенствовать культуру, достичь согласия, комфорта, удовлетворенности. Фрейд исследует здесь несколько путей.

Первый состоит в отказе от нереалистических желаний, в их подавлении. Этому учат восточная мудрость и такие философы, как Шопенгауэр. Но люди не могут и не хотят подавлять своих желаний. Даже если бы они могли это сделать, то по законам психической динамики это обязательно бы привело к росту неврозов, преступлений, самоубийств.

Второй, более приемлемый путь состоит в смещении энергии либидо с первичных влечений на социальные и духовные ценности. Даже удовлетворение от хорошо сделанной работы многое дает и позволяет компенсировать лишения. Еще более эффективно в этом отношении искусство, которое Фрейд сравнивает со сном наяву.

Но все-таки искусство дает лишь мимолетное отвлечение от тягот жизни. Необходимость его не очевидна. Художественная компенсация существует не для всех, а только для эстетически развитых людей.

Третий путь - преобразование мира. К этому зовут религия и социалистические течения. Но, согласно Фрейду, этот путь химеричен. Главные источники человеческих страданий не могут быть устранены. Желая переделать мир, человек ведет себя как параноик, отбрасывающий чувство реальности.

Четвертый путь - любовь. Она тоже предполагает смещение либидо с инстинкта на возвышенные чувства. Но любовь - естественна. В ней культура и жизнь связаны воедино. Любовь - единственная возможность реализовать идеал, хотя и труднодостижимая. Ведь мы никогда не бываем столь беззащитны, чем когда любим.

Итак, цели, к которым человек стремится - свобода, счастье - не могут быть реализованы в полной мере. Все, что может посоветовать психоанализ - это умеренность, экономия жизненной энергии, которую следует равномерно распределять между различными целями и занятиями в соответствии с их значимостью.

 

ј12. Психоанализ как метод объяснения и понимания социо-культурных процессов.

Каждый крупный социальный мыслитель мыслит в своей особой тональности, глубоко разрабатывая лишь одну какую-то точку зрения, присоединяя к ней, по возможности, и другие. Точка зрения Фрейда представляет общество как невидимую, бессознательную реальность, дающую о себе знать через "симптомы" - индивидуальные и коллективные. В этой живой реальности ежедневно и ежечасно сталкиваются и сочетаются психические силы инстинктов, влечений, структурных элементов личности, различных проективных образований. Общий объяснительный принцип психоанализа состоит в том, чтобы показать, каким образом комбинации и столкновения психических сил рождают социо-культурные явления. Психика как бы проецируется на "социальный экран". Влечения, чувства, образы - персонифицируются в различных социальных учреждениях и личностях выдающихся людей. Здесь кроется одна из загадок психоанализа: механицизм, физикализм, которые господствуют у Фрейда, когда он исследует психические механизмы, сменяются символизмом и мифологией, когда он через эти механизмы старается объяснить явления и процессы в культуре.

Фрейд считал себя психиатром и подчеркивал свою некомпетентность в вопросах, выходящих за рамки психологии и психиатрии. Однако в психоанализе изначально соединились терапевтические, этические, педагогические и философские интенции. И нет ничего удивительного в том, что из психотерапевтического метода выросла всеохватывающая глубинная психология, а из нее - философия человека и культуры. Не все люди обладают чувствительностью к социальным и мировоззренческим вопросам. Не все ученые, работающие в области техники, естествознания и медицины понимают, что и эти вопросы могут разрабатываться научно и профессионально. Фрейд, принимая близко к сердцу заботы, тревоги своей эпохи, пытался осмыслить их на языке психоанализа и, таким образом, выходил на самый высокий уровень социальных обобщений, высказываясь о природе социальной реальности, социальных связей, структуре и эволюции общества, функциях культуры, роли иррациональных механизмов в поддержании социального порядка, соотношении личных и общественных интересов и многом другом.

Вряд ли можно возражать против психоаналитического осмысления этих проблем. Труднее согласиться с фантастико-мифологической, иногда даже гротескной формой рассуждений Фрейда, который склонен объяснять возникновение культуры отказом мочиться на огонь, а развитие капитализма и денежной системы - репрессией анально-эротических влечений, то есть трансформацией "любви к фекалиям" в "любовь к деньгам". Свой особенно важный принцип - эдипов комплекс - Фрейд и сам иногда называл "научным мифом". В письме к Эйнштейну он предлагает великому физику согласиться с тем, что естественная наука в своих мировоззренческих основаниях тоже приходит к какой-то мифологии. Бессознательное представлялось Фрейду первоисточником психических и социальных сил, инициатором внутрипсихических и социальных конфликтов. Однако бессознательное недоступно прямому наблюдению. К нему нельзя прикоснуться ни с помощью разума, ни путем научного эксперимента. Только тщательное "всматривание", "вслушивание", "вдумывание" в беспокоящие симптомы, влекущие к себе идеи, поразительные образы, дает результат, которым оказывается не частичный диагноз, но понимание всей обширной области бессознательного. Это понимание не может не быть гипотетическим, символическим и мифологическим.

Несмотря на свою первоначальную склонность к естественно-научной методологии, Фрейд, видимо, интуитивно чувствовал, сколь бедным и неадекватным оказывается социологическое объяснение, лишенное образности, эмоциональности и морально-эстетической оценки.

Обсуждая в письме к Эйнштейну вопрос о войне, он спрашивает, почему нас возмущает война, почему мы не можем смириться с ней, хотя нашему рассудку она кажется соответствующей человеческой природе. Его интересуют не столько причины войны, сколько понимание войны, как феномена истории и социо-культурной жизни. Это аутентичное, а не опосредованное понимание, оказывается, прежде всего, этико-эстетическим. В прошлом войны тоже были жестокими, но они были и способом осуществления героических идеалов. Сегодня война дает выход только садистским импульсам, она - безобразна, морально неприемлема для цивилизованного человека, который в военной обстановке низводится до уровня дикаря или ребенка и принуждается к убийству других людей, что не может не вызывать у него отвращения. Война отбирает у человека право на жизнь - важнейшее из прав, провозглашенное в конституциях демократических государств. Война убивает веру, надежду, любовь, она попирает идеалы цивилизации. Вот в чем проблема, которая заставляет нас искать рациональные причины войны, ее социо-культурную функцию.

Известна мифологическая трактовка Фрейдом проблемы происхождения общества и культуры, перехода от дикого состояния к цивилизованному. Самое глубокое понимание этой проблемы он видит в переживании мифа об убийстве взбунтовавшимися сыновьями деспотического отца, проснувшемся в них чувстве вины, последующем раскаянии и достигнутом на этой основе коллективном договоре - никогда не убивать отца. Именно в этом мифе сформулировано главное предписание, лежащее в основе социального порядка - подчиняться легитимной власти.

Власть - основа общества, но ее первоисточник - иррационален, укоренен в бессознательном. Власть нельзя свести ни к насилию, ни к экономической взаимозависимости, ни к умственному, идеологическому господству. Отсюда - необходимость прибегнуть к мифологическому объяснению. Можно сколько угодно иронизировать по поводу недоказуемости исторического факта отцеубийства, отсутствия его видимых последствий. И, тем не менее, именно от этого "замечательного преступного деяния" берут начало корни социальной организации, нравственные запреты, религиозные иллюзии, эстетический катарсис. В мифе впервые осмыслен эдипов комплекс - основа индивидуальной психической организации. Изживание этого комплекса составляет суть психологического взросления и процесса исторической эволюции человека. Обожествление отца лежит в основе государства, церковной организации, уважения к семье и праву. Социальные чувства - это превращенные формы либидо. Социальные привязанности вырабатывались путем подавления эдиповых влечений в силу необходимости преодолеть соперничество между молодыми людьми.

Не разграничивая четко понятий: общество, культура, цивилизация, Фрейд говорит чаще всего о культуре, которую он видит состоящей из двух функциональных частей: во-первых, знаний и умений, позволяющих адаптироваться к природе и, во-вторых, норм, упорядочивающих отношения между людьми. Таким образом, культура есть нечто, изначально полезное, целесообразное и рациональное. Ее развитие, хотя и неравномерное, идет в сторону нарастания этих качеств. Культурное развитие подобно взрослению личности. В индивидуальной психике идет борьба конфликтующих сил - Эроса и Танатоса, сознания и бессознательного, "я", "оно" и "сверх-я". Перипетии этой борьбы приобретают в обществе формы классовой борьбы угнетенных и угнетателей, интеллектуальной элиты и народа, церкви и мира. Подобно тому, как смысл взросления состоит в развитии разума, благодаря которому человек учится управлять своими желаниями, смысл истории состоит в росте социальных, альтруистических чувств, в развитии науки, обуздании инстинктов культурой. Фрейда нередко упрекали в психологизме, нежелании принимать в расчет социально - экономические, геополитические, демографические и иные объективные факторы общественного развития. Но в последней своей книге "Моисей и единобожие" Фрейд выражал готовность принять теорию факторов. Однако любые объективные факторы становятся значимыми лишь постольку, поскольку они блокируют или усиливают, соединяют или разъединяют потоки психической энергии, вызывающей определенные чувства и действия.

Разум - тоже психическая сила. Но пока он еще слишком слаб, для того чтобы решать социальные проблемы широкого масштаба. Совершенствование социального порядка происходит не столько с помощью разума, сколько с помощью бессознательных репрессивных механизмов. Они, правда, уродуют человека, превращая его в невротика, но остаются единственным надежным бастионом против всеразрушающего бунта инстинктов, против анархии и хаоса. Будучи объективированы в законах и нравственных нормах, эти механизмы подвергаются шлифовке, рационализации, так что социальный контроль эволюционирует от насилия к закону, хотя и закон является лишь утонченной формой насилия.

Общество с самого начала включает в себя неравные по силе элементы: мужчин и женщин, взрослых и детей, а после войн - победителей и побежденных. Класс власть имущих создает законы, которые фактически лишь легитимизируют существующий порядок вещей, предполагающий неравенство. Но даже этот естественный порядок - непрочен. Иррациональное стремление к власти присуще всем людям. При этом господа и богатые желают иметь власть выше всяких ограничений, а порабощенные хотят равного для всех права. Стремясь добиться своего, люди вступают в конфликты и убивают друг друга. Агрессия и желание уничтожить врага - коренятся в природе человека. Война и жестокие преступления дают выход этим инстинктам. Но они не изменяют социального порядка, не уменьшают, а, скорее, увеличивают репрессивность культуры, которая вынуждена защищаться с помощью силы.

Психоаналитическая теория - реалистична, в том отношении, что предполагает неизбежной конкурентную борьбу между людьми, социальными группами и институтами. Эта борьба обусловлена противоречиями между психическими силами, которые воплощаются в тех или иных социальных институтах и группах. Наука - воплощение разума: труд, семья, искусство во многом приводятся в действие силами "оно"; религия, властные структуры, мораль - поддерживаются силами "сверх-я". Инстанции личности то ввергаются в конфликт, переходящий в невроз, то достигают компромисса, позволяющего жить нормальной жизнью, то вступая во временные связи, обманывая, искушая друг друга, стремясь захватить господство. Подобно этому, социальные группы и институты ведут борьбу друг против друга, расточая силы в войнах и революциях. Добиваясь компромисса, они поддерживают социальное равновесие. Доминирование той или иной группы, а следовательно и комбинации психических сил, придает обществу определенную этико-политическую и эстетическую окраску: деспотическую, демократическую, либеральную.

Источником социальных противоречий и одновременно социальной динамики и развития является борьба инстинктов - Эроса и Танатоса. Эрос, вообще говоря, объединяет людей, а Татанос чаще вызывает конфликты и рождает ситуации, когда "человек человеку - волк". Однако на социальную значимость Эроса и Татаноса влияет степень их осознанности и сублимированности. Несублимированный Эрос становится угрозой цивилизации, а сублимированный Татанос может быть творческой социальной силой. Дисциплинированный и социально-ориентированный инстинкт смерти - это карающая совесть, сила, "сверх-я". Татанос толкает к покорению природы, возделыванию земли, технизации социальных связей, воспитывая в человека реалистическое чувство жизни, которая неизбежно должна закончиться и поэтому требует разумного и экономного расходования сил.

Фрейд пытается вскрыть социально-психологические механизмы социального контроля, которые связаны с удержанием в повиновении народа, угнетенных классов. Среди них он выделяет нарциссическое любование собственной социальной системой, традициями страны, присущее всем классам, в том числе и угнетенным. Кроме того, угнетенные классы могут видеть в господах, в дворянах, в интеллигенции - свой идеал. Еще один механизм подавления - репрессия сексуальности. Сексуальная свобода во многих обществах является привилегией господствующих классов, в то время как для масс устанавливаются жестокие запреты, поддерживаемые церковью, армией, социально-статусной системой и институтом семьи.

Итак, первое основание общества - это бессознательные репрессивные механизмы. Второе основание - эмоциональные связи между людьми, обозначаемые в психоанализе как "перенос", "проекция", "идентификация". Это социализированные и принятые культурой либидинозные влечения, которые более гуманны и естественны, нежели насилие. Но социализированная любовь проявляется лишь в малых группах, в семье, дружеских отношениях. Устойчивые экономические и политические структуры на этих связях построить невозможно. Когда социальное либидо вырывается из границ малых групп, что случается в период революций, мощных политических движений, образуются аморфные толпы, угрожающие социальному порядку.

Популярные в конце XIX-началеXX в. в. социолого-психологические исследования толпы привлекли внимание Фрейда. Одну из своих работ он специально посвятил критическому анализу толпы. Соглашаясь с предлагаемыми Тардом, Ле Боном описаниями толпы, Фрейд отмечает неубедительность их объяснений и предлагает свою, психоаналитическую трактовку строения и действий толпы, которую он пытается затем распространить на другие организованные общности, имеющие корпоративную и иерархическую структуру.

Социальные психологи отмечали, что, участвуя в действиях толпы, человек ведет себя иначе, чем будучи членом организованной общности. Он мыслит больше образами, чем понятиями, воодушевлен коллективными чувствами, подавляющими интеллект, легко идет на преступление или жертвует собой. Толпа возбудима, импульсивна, легковерна, жестока. Человек в толпе чувствует себя всемогущим, не воспринимает рациональных аргументов, склонен поддаваться панике, безответственной пропаганде. Он стремится безотлагательно осуществить свои намерения, не обдумывая их. Массовая душа - примитивна, чем-то напоминает душу ребенка или первобытного человека. Эти особенности толпы У. Тард и Ле Бон пытались объяснить заражением, внушением, массовым гипнозом. Но, не говоря уже о "порочном круге" в этих объяснениях (внушение и заражение приводят к формированию толпы, а внушаемость и заражаемость объясняются пребыванием в толпе), тенденция толпы к формированию внутренней иерархической структуры и способность этой структуры воздействовать на информационные процессы, уровень интеллекта, способы истолкования событий вряд ли объясняются только внушением и заражением.

Суть феномена толпы заключается, по Фрейду, в следующем.

Во-первых, под влиянием опасности, незащищенности происходит возврат к инфантильной ситуации, когда гарантией удовлетворенности желаний и безопасности была помощь и руководство отца. Во-вторых, у человека толпы активизируется "сверх-я", авторитарная, моральная инстанция, которая замещает отца, и, соответственно, ослабляется рациональное сознание, развившееся значительно позже, чем "сверх-я". В-третьих, "сверх-я" проецируется на вождя. Индивид как бы отчуждает свое "сверх-я", объективирует его в образе вождя. В-четвертых, одни и те же бессознательные процессы происходят в психике каждого. Каждый чувствует себя сыном лидера - Отца, идентифицирует себя с любым другим участником толпы, как с братом. Тем самым, обеспечивается эмоциональная сплоченность, взаимоподдержка, равенство, которые тотчас исчезают, когда вождь гибнет или дискредитирует себя в глазах приверженцев.

Исходя из анализа толпы как первичного социального феномена Фрейд пытался по аналогии объяснить структуру, функции и поведение других иерархически организованных групп, в частности, армии, церкви, государства, политической партии. Такое объяснение выглядит некорректным - ввиду сложности этих институтов и переплетения в государственном, армейском, церковном сознании рациональных и нравственных, сознательных и бессознательных компонентов. Фрейд, вообще говоря, различает толпу и организацию, массу и институт. Но из-за нечеткого разграничения социальных механизмов и бессознательных психических связей его анализ социального порядка и групповой сплоченности оказывается поверхностным.

Третий фактор поддержания группового порядка - это разум, идеи. Важны идеи экономической взаимозависимости классов, преимуществ мирной коллективной жизни, социальной солидарности. Но идеям, как правило, не хватает силы для того, чтобы интегрировать общество. Идея панэллинизма в Древней Греции была достаточно сильна, чтобы смягчать войны между греками. Но все же она не предотвращала этих войн и не мешала отдельным греческим полисам вступать в союз с персами, направленный против соотечественников. Христианская идея не мешала в эпоху раннего Ренессанса христианским государствам воевать друг с другом. Идеи разума и гуманности, ставшие почти что религией просвещенной Европы, были попраны самым чудовищным образом во время первой мировой войны. Большевики с помощью коммунистической идеи надеялись покончить с войнами и агрессией, но сами старательно вооружались и объединяли своих сторонников на основе ненависти к остальному миру. (Из статьи "Почему война", опубликованной в 1933 году).

Неоднократно отмечалось, что в психоаналитической социологии пересекаются противоречивые идеи и умонастроения: позитивизм и романтизм, рационализм и иррационализм, эволюционизм и антиисторизм. Отчасти эти противоречия оправданы самой противоречивостью предметов исследования: человеческой природы, социума, культуры. Кроме того, они отражают переходность культурной эпохи, в которую жил Фрейд и в которой продолжаем жить мы.

Как продолжатель просветительской гуманистической традиции Фрейд верил в конечное торжество разума и науки, исходил из принципов целенаправленности общественного устройства. Он считал, что культура, воспитательная и образовательная системы могут на основе психоанализа сформировать нового человека, в котором сильное, разумное "я" займет доминирующее положение.

С другой стороны, Фрейд часто говорит о могуществе инстинктов, трактует влечение как первоисточник всех психических потенций, в том числе и мышления. "Я" оказывается при этом слугой "оно".

Фрейд не хотел оценивать природу человека как плохую или хорошую, эгоистическую или альтруистическую. Но в его оценке человеческой природы часто слышатся скептические и пессимистические ноты. Люди не любят трудиться и доводы разума бессильны против их страстей. Если судить о людях по содержанию их бессознательного, то все мы - "банда убийц". Целью всякой жизни является смерть. Жизненное чувство человека постоянно колеблется между стремлением к счастью и чувством тревоги, вины, страха. Жизнь в основе своей трагична и полна страданий.

Оценка человеческой природы, человеческой ситуации, культуры - как амбивалентных, противоречивых - безусловно не лишена оснований. Но все же представляется, что репрессивность культуры и сила разрушительных инстинктов преувеличиваются Фрейдом, в то время как объективные противоречия между классами, странами, цивилизациями, политическими элитами - учитываются недостаточно.

Главная проблема, по Фрейду, состоит в том, каким образом сублимировать мощные агрессивные импульсы, направить их в конструктивное социальное русло. Сам он признает, что такая возможность - проблематична. Ведь высшие формы сублимации, достигаемые в творчестве, доступны немногим. Большинство людей работает по обязанности, всегда в какой-то мере совершая насилие над собой.

Потребность индивида и интересы общества - взаимно-противоречивы. Цивилизация - великое благо и необходимость. Но, с другой стороны, она - бремя и опасность, поскольку вытеснение влечений ведет к распространению неврозов, накоплению агрессивности, растущей неудовлетворенности жизнью. Запастись терпением, покориться судьбе, признать, что перспектива победы разума и науки еще очень далека - вот главные мотивы, постоянно звучащие в работах Фрейда. Они позволяют занимать позицию лишь очень умеренного оптимизма, суть которого в том, чтобы "примирить людей с культурой".

 

Раздел 2. КАРЛ ГУСТАВ ЮНГ. КОЛЛЕКТИВНОЕ БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ.

 

ј1. Юнг - человек и мыслитель. Вехи жизненного пути.

Карл Густав Юнг - психиатр, психолог и культуролог родился 26 июля 1875 года в местечке Кесвиль, недалеко от Базеля, в Швейцарии. Отец его был пастором евангелической реформаторской церкви. О его деде - Карле Густаве старшем ходили легенды. Говорили, что он - незаконный сын Гете, на которого он был внешне похож. Дед Юнга был хирургом, немного поэтом, политиком-революционером. Очень интересовался психиатрией и основал лечебницу для слабоумных детей. Другой дед со стороны матери - доктор богословия, составитель грамматики древнееврейского языка, любил общаться с душами усопших. Отец Юнга имел степень доктора филологии, но, разуверившись в науке, полностью отдался вере. Таким образом, семейное окружение Юнга - это врачи, священники, учителя, поэты, лингвисты.

Семья Юнга имела небольшой доход. Карл учился в гимназии - вместе с детьми представителей местной знати - и рано осознал, что он "лишь бедный пасторский сынок, с дырявыми башмаками". Юнг рос замкнутым, малообщительным подростком, интересовался зоологией, археологией, историей, но был при этом погружен в мир своих снов и фантазий. Природная замкнутость, духовные токи, исходящие из семейного окружения, контрастность образов отца и матери, которых Карлу хотелось как-то духовно объединить, падение с лестницы и повреждение головы, обмороки - все это, возможно, расшатало психику ребенка и сделало его особенно восприимчивым к образам снов и фантазий. Мальчик как бы ведет двойную жизнь. Он - школьник, который должен много заниматься, чтобы не отстать от товарищей. И в то же время - житель другого мира, чудесного и величественного, как храм, открытого во все стороны, ужасного и притягательного.

Внешняя, обрядовая сторона религии, которая составляла содержание жизни взрослых, казалась рутинной, пустой. Эта религия не приближала к цели. Но в детском внутреннем мире ничто не отделяло человека от Бога. Сущность души впервые приоткрылась Юнгу в фантазиях и сновидениях. Во сне ему часто являлся мудрый благообразный старец Филемон. Он был его вторым внутренним "я". "Воспоминания о внешних фактах моей жизни, - писал Юнг уже в возрасте 83 лет, - по большей части потускнели и стерлись. Но встречи с иной реальностью, с бессознательным, навсегда запечатлелись в памяти. Там всегда были полнота и изобилие, а все другое отходило на задний план. Сны, видения были исходным материалом для моей научной работы, огненной магмой из которой выкристаллизовывались идеи, поступали новые впечатления".

Погруженность во внутренний мир открывала противоречивость вещей, скрытую от глаз. Например, "моя мать... она была очень хорошей матерью, от нее исходило земное тепло... но временами в ней проступал могучий и жуткий образ, обладающий огромной властью надо мной". В других случаях Юнг говорит о матери как женщине сильной, яркой, но ненадежной, не вполне искренней. Она часто покидала дом, уезжая лечиться, и доставляла мальчику страдания. На этой почве у него даже развилась кожная болезнь.

С отцом все было по-другому. К нему мальчик относился с уважением, но довольно скептически. Причина была не в том, что этот мягкий, слабохарактерный человек находился "под каблуком" у авторитарной жены. За догматическим христианством отца Карл не видел живой, мыслящей веры и божественного присутствия. Он рано убедился в том, что Бога нужно искать не в церкви, а в собственной душе. Катехизис казался ему невыразимо скучным. Он ждал от отца разъяснения богословских вопросов, в частности догмата о троичности Бога. Но отец, дойдя до этого места, сказал: "Этот раздел мы пропустим. Я сам тут ничего не понимаю". Карл удивился честности отца, но не простил ему этого "капитулянтства". Юнг уже в молодости перестал посещать кирху, видя в реформаторской церкви духовно обедненный мир. Позже Юнг велел высечь на каменной арке своего дома слова Эразма Роттердамского: "Призываемый или нет, Бог присутствует всегда".

Юнг с детства был убежден, что Бог открывается внутреннему человеку, его "самости". Позже он с иронией воспринимал рассуждения модернистов о смерти Бога. "Если есть человек, то есть и Бог. Боги не могут и не должны умирать". Юнг не боялся прослыть еретиком и думал, что в Боге, наряду со светлой, имеется темная, страшная сторона. На эту мысль его наталкивали размышления об истории, мировом зле, собственные сновидения.

Одному детскому сновидению он придавал особенно большое значение. На большом лугу, недалеко от родительского дома, он увидел в стене дверь, облицованную камнем. Войдя в нее и спустившись по каменной лестнице, он оказался в богато убранном подземном помещении. На ковре в центре стоял золотой трон. На нем находился гигантский предмет, похожий на ствол дерева, около метра в диаметре и высотой до пяти метров. Он был покрыт живой кожей, а наверху была голова без лица с единственным глазом на темени, неподвижно устремленным вверх. Так Юнг впервые, по его словам, познакомился с "творческим принципом" в виде фаллического символа. Это сновидение ощущалось как прикосновение к важнейшей тайне Земли, посвящение в царство тьмы. В этом и других подобных сновидениях был важен мощный эмоциональный импульс, пробивающий стену между сознанием и бессознательным, наполняющий душу желанием познать мир и благодарным удивлением. Впоследствии в фантазиях и сновидениях Юнга не раз рождались символы, указывающие на жизненную цель, которую предстоит понять и разрешить.

Опыт детства, которому Юнг, как и Фрейд придавал первостепенную значимость, не был связан у него с чувствами эдипова комплекса. Позже Юнг обнаружит у себя не "отцовский", а "материнский" комплекс. Тревога, возникающая в отношениях с матерью, породила общее недоверие к женщинам, которое Юнг преодолевал с трудом. Тем не менее, он все-таки сумел выстроить свою мужскую личность, стал семьянином, отцом пятерых детей и не был обделен вниманием молодых женщин. Любимыми авторами Юнга были Гете, Ницше, Шопенгауэр, Майстер Экхард, мистики и романтики. Но Юнг рано осознал свою склонность к интроверсии и опасность изоляции от мира. Он стал активно бороться "за прорыв" к душе другого человека. В психиатрии он увидел ту сферу, в которой "сходились" его социальные притязания, интеллектуальные интересы и мировоззренческие поиски.

В 1895 году он поступил на медицинский факультет Базельского университета. Защитил диссертацию "О психологии и патологии оккультных явлений", построенную на материале спиритических сеансов. С 1900 года начал работать в Цюрихе ассистентом в госпитале для душевнобольных под руководством известного психиатра Блейлера. Юнг "нашел себя", став психиатром. Роль врача, психолога и мыслителя, давала власть над людьми и представлялась наиболее привлекательной.

Занятия психиатрией и работа с шизофрениками, страдавшими расщеплением личности, сформировали у Юнга представление о взрослении, отличное от фрейдовского. Если Фрейд усматривал суть развития личности в постепенном усилении "я", росте рациональности, то Юнг видел магистральную линию в "самособирании", интеграции всех творческих и воспринимающих функций души. Этот процесс он назвал "индивидуацией".

Базель, где прошли годы учения, и Цюрих, в котором Юнг начал профессиональную деятельность, символизировали для него два полюса европейской культуры, две установки мировоззрения. В Базеле жили профессора, лично знавшие Ницше. Это был город, в котором витали духи великих философов. Цюрих создал сообщество ученых, опиравшихся на эмпирические методы, новейшее естествознание. Юнг болезненно переживал разрыв между научно-техническими устремлениями эпохи и глубинными христианскими основами культуры. Впоследствии он укажет на этот разрыв как на причину катаклизмов ХХ века: обезбожение, расколдовывание мира привело к тому, что мир стал пуст, скучен, мертв, а демоны переместились вглубь человеческой души и рвутся оттуда наружу, материализуясь в чудовищных политических фигурах, массовых движениях фашизма и коммунизма.

Первые работы Юнга посвящены исследованию спиритизма и оккультных явлений. Он систематически работал с медиумами - людьми, которые в состоянии гипнотического транса говорили на языках, которых никогда не изучали, описывали места, в которых не были. Полуграмотная девушка из деревни, дальняя родственница Юнга, под гипнозом свободно говорила на литературном немецком и могла изложить сложную философию гностиков 2-го века нашей эры. Размышляя над фактами появления в речах медиумом фраз и мыслей, явно не согласующихся со строем их души, выражающих взгляды и убеждения давно умерших людей, Юнг приходит к мысли о существовании неких "психических раковин" - или "проформ", обладающих необычайной жизненностью, изнутри организующих личность. Их он впоследствии назовет "архетипами".

Юнг работал в госпитале с шизофрениками, для которых характерны рассогласованность мыслей, поступков и аффектов, а также уход в себя (аутизм). Шизофренический барьер между личностью и миром приводит к крайней неравномерности в оценке идей: некоторым из них приписывается огромная значимость, другие кажутся пустяковыми. Опыт лечения шизофреников был поучителен. По крайней мере, две важные идеи Юнга связаны с ним. Во-первых, основная проблема личности состоит не в рационализации психики, как думал Фрейд - вслед за классиками европейского Просвещения - а в гармонизации сознания и бессознательного. Во-вторых, значимость идей обусловлена их психологической ценностью. Не различие в способностях познавания и социальных позиций стоит за расхождением взглядов верующих и неверующих, материалистов и идеалистов, а различие в ценности, которую они придают идеям Бога и Мира, Духа и Плоти. Конфликт мировоззрений есть конфликт психологический. Психиатр должен принять в нем, по крайней мере, такое же участие, как философ.

В методологии Юнга сильно выражен скептический, релятивистский аспект. Это не моральный скептицизм Фрейда, который не верил в Бога, мало верил в человека, но твердо верил в разум. Это интеллектуальный скептицизм науки ХХ века, века модерна, который легко принимает веру в Бога, умеренно верит в человека, не лишенного, при всей своей глупости, благодати, но уже перестал понимать, что такое разум.

Подход Юнга к разуму и сознанию - эволюционно исторический. Человек развивал свое сознание медленно и трудно. Разум никогда не был основой социальной жизни. Потребовались многие века для того, чтобы у небольшого слоя людей выработалась способность логически мыслить. Но и сегодня сознание не стало достаточно целостным и устойчивым. Оно все еще хрупко, уязвимо, фрагментарно. Способность научно познавать мир посредством высвобождения интеллектуальной составляющей из массы душевных потенций есть ценное приобретение. Но здоровый и продуктивный интеллект все еще редок и возникает лишь как результат счастливого стечения обстоятельств. Индивидуализм все еще чреват неврозом, расщеплением личности, "потерей души". Контроль над эмоциями, желательный во многих отношениях, лишает человеческие отношениях тепла, эмоциональной окраски. Не придавая человеку уверенности, он служит, скорее, обществу, являясь средством поддержания социальных структур, под прикрытием которых в массовом сознании возможен разгул самых диких, варварских инстинктов.

Мировоззрение Юнга нельзя сформулировать в общепринятых терминах: материализм - идеализм, эмпиризм - рационализм и т. п. Он ясно чувствовал в основаниях современной науки примесь первобытного догматизма, некую воинствующую, легитимную шизофрению, обусловленную отрывом разума от целостной коллективной души. Он призывал к осторожности и постоянной самокоррекции научной мысли - в свете всего духовного наследия - мифологии, искусства, религии, повседневного опыта. Человек, как считал Юнг, "никогда ничего полностью не воспринимает и не понимает". Всякий факт, всякое психическое переживание могут быть интерпретированы многими способами. Любой научный опыт содержит множество импликаций. Любая мысль способна ветвиться до бесконечности и т. п.

Внешне карьера Юнга складывалась благополучно. В 1903 году он женился на Эмме Раушенбах - дочери преуспевающего фабриканта. Жена стала помощницей и ученицей, успешно применяла его методики при лечении больных. С ней Юнг прожил счастливо 52 года, став отцом четырех дочерей и сына. Работу в клинике он успешно сочетал с наукой. Придя к представлению о фрагментарности психики, Юнг разработал "тест свободных ассоциаций", который работал, оценивая задержку при ответе на слово, вызванную его эмоциональной значимостью для пациента. Тест позволял выявить соответствие между эмоционально окрашенными комплексами слов и поведением испытуемого. Впоследствии тест был назван "детектором лжи" и до сих пор применяется в психиатрии и криминалистике.

В 1907 году Юнг опубликовал работу о раннем слабоумии. Он предположил, что эмоционально заряженный комплекс ответственен за выработку определенного токсина, задерживающего умственное развитие. Встреча и сотрудничество с Фрейдом, о чем будет сказано особо, составили важный этап в научном развитии Юнга. В 1909 году вместе с Фрейдом и Ференчи Юнг совершает лекционное турне по Америке и получает почетную степень доктора. Международная известность и частная практика Юнга растут. Он имеет неплохой доход и может посвящать больше времени свободным исследованиям. Юнг становится первым президентом международной психоаналитической ассоциации. Он погружается в мир сказок и мифов, воодушевленный мыслью выявить общечеловеческие структуры бессознательного.

Драма разрыва с Фрейдом открыла большую свободу исследованиям. Растет интерес Юнга к архетипам и символам души. Он все глубже "спускается в пучину" бессознательного. Последовавшие за разрывом 6 лет (1913-1918) Юнг обозначил как период "творческой болезни". Он стремился расшифровать свои сновидения и описать их общепонятным языком. В результате получилась объемистая книга в 600 страниц, иллюстрированная множеством рисунков и схем.

В творческой судьбе Юнга определенную роль сыграли его встречи с русскими - студентами, пациентами, философами, издателями. В Цюрихе состоялось знакомство Юнга с Ф. Шалевской, Т. Розенталь, С. Шпильрейн. Все они стали специалистами в области психоанализа. В 1907-1901 г. г. Юнга посещали московские психиатры М. Асатиани, Н. Осипов, А. Певницкий. После того как Юнг поссорился с Фрейдом и разорвал многие связи с коллегами, Э. Метнер - брат известного русского композитора - оказался чуть ли не единственным человеком, способным воспринимать идеи Юнга. В конце 30-х годов начатое Метнером издание сочинений Юнга было завершено Борисом Вышеславцевым.

В 20-е годы Юнг совершает ряд путешествий в Африку, к индейцам пуэбло, живущим в Северной Америке. Он стремится понять культуру как душу народа, полагая, что именно через взаимодействие и синтез культур реализуется общей смысл истории. Таким образом, встречаются две главные темы Юнга - психолога и культуролога - темы индивидуального развития личности и коллективного бессознательного. Подобно тому, как индивидуация направлена к достижению психической целостности личности за счет гармонизации и синтеза архетипов бессознательного, история человечества направлена к достижению его культурной целостности за счет взаимодействия культур Востока и Запада, мифов, религии, литературы и научных дисциплин.

В 30-е годы Юнг был удостоен титула почетного президента психотерапевтического общества. Это был период временного вынужденного сотрудничества с гитлеровскими властями. Интерес к мировой политике возрос у Юнга в результате наблюдения массовых психологических процессов в условиях тоталитарных режимов Муссолини и Гитлера. В конце второй мировой войны внимание Юнга все больше склоняется к общемировым проблемам. Поскольку на карту поставлена судьба человечества, естественно спросить: а не существует ли архетипа, который представляет человечество как целое? Ведь существование такого архетипа и сознательная работа с ним могут способствовать реальному синтезу культур. Действительно, в культурах Востока, а также в алхимии и гностицизме обнаруживается мотив Человека Света, который падает во тьму, оказывается расчлененным тьмой и затем должен быть "собран" и возвращен свету. Этот мотив символизирует созревание человечества.

Уверенность в единстве всего сущего укрепила убежденность Юнга в том, что терапевтическая работа, религия, политика, культура, искусство - это дороги, направленные к одной цели - единому сознанию человечества, в рамках которого все противоположности оказываются взаимодополнительными и снимаются в высшем синтезе.

В 1923 году Юнг приобрел участок земли на берегу Цюрихского озера и выстроил там маленький замок с башней, где проводил в тишине и уединении свободные дни. Здесь не было ни электричества, ни телефона, ни газа, ни отопления. Пища готовилась на печи, вода доставалась из колодца. Погружаясь в эту "первобытную жизнь" Юнг яснее ощущал полноту и подлинность бытия.

К концу жизни Юнг все меньше интересовался внешними перипетиями событий и все больше сосредотачивался на мировых проблемах. Его называли "мудрым старцем из Кюснахта". Возможно, он был одним из первых, кто осознал все значение наступающего кризиса мировой цивилизации. Угроза атомной войны, перенаселенность, загрязнение природы, исчерпание ресурсов - эти внешние аспекты кризиса видны невооруженным взглядом. Но в чем его главная причина? Какие внутренние конфликты человечества стоят за ним? Как выйти из состояния массового психоза, в которое человечество все более погружается? Эти и подобные им вопросы Юнг стремился разрешить на путях анализа коллективного бессознательного. Так, человечество стало его главным "пациентом".

 

ј2. Врачевание души как проблема культуры.

Юнг начинал свою работу как психотерапевт и психолог. Он не уставал подчеркивать, что его вклад в психологическую теорию основывается на практическом опыте лечения душевных недугов. Метод лечения оказывается в свете этого соображения вдвойне важным. Он должен быть практически эффективным и от него следует ждать научных результатов в смысле познания души.

Однако, что такое "метод лечения"? Когда речь идет о физическом организме и его лечении, то метод - строго определен, взаимоотношения врача и больного не содержат никаких личных интимных элементов, или, по крайней мере, эти последние не существенны для результата лечения. Терапия тела имеет целью снятие или уменьшение физических страданий.

Иначе обстоит дело в психотерапии. Здесь метод лечения подчас ничего не дает без понимания индивидуальной психики больного. Взаимоотношения врача и пациента с самого начала включают в себя какой-то личный элемент, поскольку психическая болезнь делает пациента зависимым от врача, а врач обязан показать свою компетентность именно как личность - в способности понимать, размышлять, эмоционально реагировать. Цель психиатра не сводится к уменьшению страданий. Подчас он даже старается усилить и обострить восприимчивость пациента, намеренно заставляет его страдать. Ведь способность испытывать страдание есть признак здоровья души.

Общее между психиатром и обычным терапевтом в том, что оба стремятся воздействовать - один - на душу человека, а другой - на его тело. Но воздействие на душу есть моральный акт. Результат такого воздействия зависит не только от знаний психиатра, но и от его моральной силы, особенностей характера и ума. И вот возникает вопрос: достаточно ли у психотерапевта душевных, моральных качеств, чтобы благотворно воздействовать на душу пациента? И другой вопрос: что произойдет при "смешении" психических сил, душевных субстанций врача и больного?

Контакт двух людей при их свободном личном взаимодействии чем-то напоминает психическую реакцию: можно ожидать просветления, прочного соединения сердец и душ, их "помутнения" или неожиданного "взрыва", взаимного угнетения и притеснения; ослабления или укрепления обеих личностей. Это сходство психологии и химии уловил Юнг, выдвинув гипотезу, что проблематика алхимии имела морально-психологическую основу.

Простой здравый смысл подсказывает, что психоаналитик не всегда является морально более здоровым, сильным и достойным человеком, чем пациент. Немало молодых людей избирает профессию психиатра, желая разрешить какие-то свои личные проблемы или надеясь приобрести власть над людьми. Юнг отмечал, что работа психоаналитика облегчает ему процесс индивидуации, то есть выработки зрелой, интегрированной личности. Ведь психиатр, пользуясь зависимостью и откровенностью пациента, имеет возможность, так сказать, "бесплатно", без усилий, извлечь из многих душ именно те "вещества", которых ему самому недостает. Эта своеобразная психологическая эксплуатация пациентов врачом была бы терпима, если бы не риск того, что врач будет стремиться - сознательно или бессознательно - удовлетворять за счет пациентов свои болезненные - садистические или иные стремления.

Примерно так понимал ситуацию врачевания души Юнг. Отсюда - его неприятие стандартных методов лечения, выработанных, в частности, Фрейдом и Адлером.

Юнг, конечно, не думал, что между врачом и пациентом могут существовать вполне равноправные, симметричные, свободные с обеих сторон отношения. Они неравноправны уже потому, что пациент переносит на врача свои чувства к родителю, к отцу. Такой перенос необходим, как условие лечения. Но Юнг считал, что основа взаимоотношений пациента и врача лежит гораздо глубже. Наиболее полное взаимопонимание достигается благодаря "трансцендентной функции", ориентированной на общий для всех людей, для пациента и врача, архетип Бога, служащий путеводной звездой в любой ситуации, способный ограничить как волюнтаризм психоаналитика, так и детскую капризность пациента.

"Если врач хочет руководить пациентом, он должен сопровождать его на части его жизненного пути и чувствовать вместе с душой этого человека", - говорит Юнг. Но значит ли это, что он должен "выбросить все теории за борт"? Нет! Он их использует, но лишь в конкретных случаях и только как гипотезы. Каждый случай - уникален, неповторим. "У врача не должно быть никаких фиксированных понятий о том, что правильно... если нечто кажется мне ошибкой, но оказывается более эффективным, чем правда, то я должен следовать ошибке, ибо в ней - сила и жизнь"...

Во взаимоотношениях врача и больного Юнг не всегда отделял профессиональную, лечебную коммуникацию от интимно-человеческой. Многие его пациенты - мужчины становились близкими друзьями, а с женщинами возникали любовные связи. Фрейд, узнавая о такого рода фактах приходил в ярость, видя в них нарушение медицинской этики. Юнг, объясняя свою позицию, ссылался на то, что тесные и постоянные отношения между пациентом и аналитиком не могут долго удерживаться на профессионально - ролевом уровне, когда пациент есть лишь объект для врача. Более того, стандартные и, в сущности, отчужденные социально-ролевые отношения, на которых строится цивилизация, должны быть разрушены во всех сферах жизни, не только в клинике, и заменены естественными человеческими отношениями.

Анализ, по Юнгу, это - диалектический процесс. В нем участвуют два человека, которые вкладывают в свои отношения значительную душевную энергию и не могут, да и не должны, контролировать бессознательные процессы переноса, контрпереноса, проекции, идентификации, которые разыгрываются между ними. Иногда их спонтанно развивающиеся отношения заводят в тупик, кончаются трагически, но иногда дают ценнейшие результаты: пациент не только выздоравливает, но существенно продвигается в своем душевном развитии. Этому не следует удивляться. Так бывает в любой работе. Врач, подобно столяру, скульптору или поэту может создать шедевр, а иногда - нечто слабое и жалкое.

Юнг чувствовал неясность критериев, отделяющих психическую норму от здоровья. Существует, по крайней мере, два различных, далеко не совпадающих критерия, отделяющих психическое здоровье от болезни. Между ними приходится делать иногда нелегкий выбор. Первый критерий - адаптированность человека к своему окружению, к работе, к культурной среде. Второй - наличие и свободное выражение "самости", означающее, что человек действительно стал самим собой. Конечно, Юнг предпочитал здоровье во втором смысле, понимая, однако, что оно может покупаться ценой социальной дезадаптации, вызывающей невроз. Парадокс в том, что неврозом приходится расплачиваться за здоровье.

Желая избежать логической ловушки Юнг никогда не давал четкого определения невроза. В общем виде он трактовал его как расщепление личности, ощущение, что в душе борются два начала, два влечения. В более глубоком смысле невроз есть страдание души, которая не обрела своего смысла. Однако в обоих случаях невроз не является чем-то только негативным. Он имеет и позитивный аспект. Ведь внутренняя борьба - это необходимый момент роста, взросления личности. И смысл душевной жизни также не дан раз и навсегда. Его приходится заново искать на каждом новом отрезке жизненного пути. Счастлив тот, кто смолоду "нашел себя", предпочел развивать "самость", не растрачивая энергию на какие-то частные цели. Ему потребуется потом лишь корректировать свою жизненную стратегию. Но тому, кто однажды во имя достижения какой-то частной цели, направил свою энергию по ложному пути, не предпринял решительного шага и оставил свою самость прозябать на задворках, предстоит жизнь хронического невротика. Таким образом, стратегическая цель лечения, по Юнгу, это, прежде всего, развитие личности, а не устранение какого-то частного дефекта.

Обдумывание метода психотерапии привело Юнга к вопросам глубоко философским, заставило изучать эзотерические учения, постигать мудрость Востока, углубляться в смысл религиозных и мифологических образов, в астрологию и алхимию.

В течение многих веков, вплоть до Нового времени, медицина не была специальной наукой. Выдающиеся врачи древности и средневековья - Гиппократ, Гален, Авиценна, Маймонид - были одновременно философами, алхимиками и астрологами. Современному позитивистки мыслящему интеллигенту этот факт представляется свидетельством невежества врачей и неразвитости медицины, которая вместо исследования биохимических процессов занималась оккультизмом. Юнг, читая алхимические рукописи, пришел к выводу, что именно алхимики первыми предвосхитили идею бессознательного. Они хотели синтезировать золото, искали философский камень и даже пытались вырастить в колбе гомункула - маленького человечка. Подоплекой алхимии были вовсе не естественно-научные, а мистические и психологические интересы. Многие важные понятия алхимии являются символами психологических процедур и состояний, открытых психоанализом.

"Сосуд" в алхимии означает замкнутость пространства души, в котором происходит процесс индивидуации и выращивается "философский камень", который есть не что иное, как целостность, мудрость, "самость", подлинное бытие личности.

"Конъюнкция" - есть соединение противоположностей. Сочетая элементы мужского и женского рода, алхимик хочет получить золото. Конъюнкция может означать и символизировать взаимодействие "оно" и "эго", сознания и бессознательного, аналитика и пациента. "Священный брак" или "химический брак" означал у алхимиков трансформацию хаоса элементов - в упорядоченную систему.

"Трансмутация" элементов - центральная идея алхимии - означает возможность изменить сознание путем углубления переживаний с помощью соответствующих упражнений. Каждый химический элемент подобно психическому обладает внутренней жизненностью и способен к перерождению.

Алхимик работает в контакте с мистическим партнером, сестрой, помощником, который символизирует "тень личности", бессознательное.

Ферментация, умерщвление, разложение, запечатлевание и ряд других подобных понятий используются в алхимии для того, чтобы описать процессы сбраживания, потемнения исходного материала, вступления в реакцию разных веществ, умирания одних и рождения других элементов и появления в итоге конечного продукта - золота или гомункулуса.

Четыре основных вещества, используемых алхимиками (свинец, сера, соль, ртуть) символизируют четыре психологических состояния: свинцовую депрессию, серную горючую агрессивность, горько-соленую мудрость и ртутную летучесть духа.

В Новое время, стремясь опереться на естествознание и приобрести статус полноценной науки, медицина освободилась от алхимии. Но она освободилась и от психологии, многое потеряв при этом. Лечение отдельно взятого физического недуга заслонило целостного человека. Но без учета психических предрасположений ни понять, ни вылечить болезнь - невозможно. А психические состояния и способности во многом обусловлены развитостью в индивиде коллективного бессознательного, символизируемого образцами культуры. Такова исходная позиция Юнга, стремящегося вернуть медицину в лоно культуры, слить ее с психологией, педагогикой и религией.

Врачевание души, по Юнгу, возможно лишь в культурно-историческом контексте. Психотерапевт - не обычный врач-клиницист. Нельзя лечить душу человека, не зная его биографии, ближнего и дальнего окружения, общекультурных и личностных влияний на него в разные периоды жизни. Но это лишь одна из трудностей. Вторая состоит в сочетании общих принципов лечения с индивидуальным подходом к больному. С одной стороны, врач исходит из того, что единичное, индивидуальное - ничтожно по сравнению с общим, родовым. Коллективное бессознательное с его архетипами существует сотни тысяч лет и обладает огромной мощью. Врач должен понять, с каким архетипом он имеет дело в данном случае, как этот архетип воздействует на психику больного, к чему он ее толкает. Другой - противоположный принцип гласит: "общее - ничто по сравнению с индивидуальным". Это значит, что нужно, прежде всего, понять личную проблему пациента, его индивидуальную психическую конституцию. Любой организм, любая психика возвращаются к норме, выздоравливают особенным образом, используя свои собственные ресурсы. Психотерапевт должен найти путь выздоровления именно для данного пациента. "Выздороветь для меня - значит стать тем, кем я должен стать, родить то, что я должен родить". Будущая цель, а не припоминание прошлого толкает к выздоровлению. Но как найти цель, как проникнуться ею? Метод Юнга состоит в побуждении к творчеству. Сновидения, мифы, религиозные верования - все это символы, творимые человечеством для того, чтобы справиться с конфликтами, разрешить внутренние противоречия.

В одной из поздних работ Юнг предложил метод активного воображения, помогающий найти выход из невроза. Пациент рисует красками любые образы, которые приходят в голову. Затем он уточняет, дорабатывает образ, выявляя тем самым свои бессознательные стремления и возможности их синтеза.

Когда психоаналитик активизирует формирование самости пациента, он может пробудить в нем силы, до сих пор дремавшие, непривычные для него самого и его близких. Поэтому может возникнуть впечатление, что с началом лечения пациент еще больше отклонился от нормы. И действительно, акцентуация невротической идеи может стать первой ступенькой к выздоровлению. Юнгу не раз приходилось говорить: "Слава Богу, он стал невротиком"! Пациент, подавлявший в себе невротический комплекс, наконец, освободил его и теперь с ним можно работать в открытую.

Психотерапия, по Юнгу, диалектическое искусство, диалог между двумя людьми. Диалектика в античной философии связывалась с искусством убеждения, риторикой. Но уже во времена Сократа она стала означать рождение истины в споре. Человек - целостная психическая система, которая вступает во взаимодействие с другой психикой. Каждый человек - это в равной мере относится к врачу и пациенту - индивидуален, целостен и автономен. Существует столько же модификаций лечебного процесса, сколько существует типических комбинаций характеров врача и больного. В психотерапии нельзя стереотипно применять общеизвестные методы. Если врач поступает таким образом, то можно говорить о профанации лечения. Однако и сделать правильные выводы из факта индивидуальности каждого случая болезни удается не сразу. Каждый терапевт склонен строить свою теорию. Так возникают различные клиническ