Блок приема, переработки и хранения информации 3 страница

Jackson J.H. On some implications of dissolution of the nervous system // Taylor J. (ed.). Selected Writings of John Hughlings Jackson. N.Y., 1958. V. 2. P.29—44.

Дж.х.джексон о природе двойственности мозга¹

В большинстве случаев поражение зоны полоса­того тела левого полушария мозга разрушает речь, а идентичное поражение правого полушария речь не затрагивает. Читатель может заметить, что мы не называем точно то место мозга, поражение которо­го вызывает потерю речи. Хотя я признаю, что зад­няя часть третьей фронтальной извилины является зоной, чаще всего пораженной при нарушении речи, я не локализую речь в такой маленькой мозговой зоне.

Локализовать поражение, разрушающее речь, и локализовать саму речь — это разные вещи. (...)

Хотя на первый взгляд это может показаться парадоксальным, я предполагаю, что потеря речи вследствие повреждения только одной половины мозга — левой — убедительно доказывает, что при использовании слов мозг является функционально двойным. Оба полушария не являются простыми дубликатами друг друга в отношении этой функции. Я надеюсь доказать, что, во-первых, две половины мозга являются сходными, так как каждая содержит процессы, относящиеся к словам, и, во-вторых, они не сходны в том смысле, что только левая половина принимает участие в использовании слов для речи, а правая половина — в «других процессах, в кото­рых используются слова». (...)

Мы говорим, что правое полушарие является полушарием, от которого зависит автоматическое использование слов, а левое полушарие — это полу­шарие, где автоматическое использование слов сли­вается с их произвольным использованием. Другими словами, правое полушарие — это такая половина мозга, которая обеспечивает автоматическое исполь­зование слов, а левое полушарие — и автоматичес­кое, и произвольное использование.

Уточним, что мы понимаем под речью. Гово­рить — это не значит просто произносить слова. Про­изнесение некоторого количества слов еще не образует речь. Говорить — значит формулировать предложения.

Воспринимать предложение и формулировать его — это вещи совершенно разные. Когда мы воспринимаем предложение, процесс его понима­ния идет полностью автоматически, и если мы слу­шаем, не задумываясь слишком глубоко, мы не можем не воспринять это предложение. Человек, который говорит какое-то предложение, дарит мне две вещи: он восстанавливает слова в моем мозгу и восстанавливает их в определенном порядке — вос­станавливает именно это предложение. Но если я говорю (...), я должен восстановить слова и поста­вить их в определенном специфическом для каждо­го данного предложения порядке. Тот, кто не способен говорить, может понимать предложения, но не может их формулировать.

Левая половина мозга позволяет нам говорить; правая — воспринимать предложения. (...)

Там, где большинство ученых скажет, что боль­ной не способен говорить, или он потерял память на слова, я скажу, что он потерял анатомические субстраты слов. Анатомический субстрат слова — нервный процесс, относящийся к очень специфи­ческому движению артикуляционной системы. (...)

Когда говорится о движениях по отношению к словам, это не значит, что обязательно имеет место действительное сокращение артикуляторных мышц. Просто в левом полушарии при наличии внутрен­ней речи возникает легкое возбуждение высших нервных артикуляторных процессов, которые сильно возбуждаются, когда слова действительно произ­носятся. Также автоматическая активация артикуля­торных движений требуется для понимания слов в правой половине мозга (как, например, происхо­дит в процессе восприятия слов, которые произно­сят другие люди), что предполагает существование легкого возбуждения.

Здесь можно говорить о зарождающихся движе­ниях, или «идеальных» движениях. (...)

Тот факт, что больной не может говорить (в том смысле, что он уже не в состоянии активно произ­носить предложения), но не потерял способности к автоматизированному использованию слов, согла­совывается с тем общим законом, который я пы­тался установить в отношении эффектов любого поражения больших полушарий. Согласно этому за­кону, по моему мнению, именно наиболее произ­вольные и специфические процессы поражаются в первую очередь и более значительно. Сказать, что в случае поражения больших полушарий больной ока­зывается ограничен рамками более автоматического поведения, значит выразить лишь следствие из это­го закона.

¹ Jackson J.H. De la nature de la dualite du cerveau // Hecaen. H. (ed.) La dominance cerebrale. Paris, 1978.

Н.П.Бехтерева о гибких и жестких звеньях мозговых систем обеспечения психической деятельности

В процессе эволюции возник сложнейший ор­ган — мозг человека, обладающий, с одной стороны, удивительной, сохранившейся на протяжении тыся­челетий избыточностью и, с другой стороны, извест­ной анатомической предуготованностью некоторых его зон, полифункциональностью очень многих своих ней­ронных популяций, огромным, астрономическим количеством связей и физиологической утратой мно­жества из них в онтогенезе, а также характеризующийся незаменимостью отдельных его структурно-функцио­нальных единиц у взрослого человека (а в отношении отдельных функций — и у ребенка). По-видимому, основным, значимым для физиологии здорового и больного мозга принципами следует считать анато­мическую предуготованность структурно-функциональ­ной организации тех единиц, деятельность которых жизненно важна для сохранения условий существова­ния вида и открывает индивиду возможность ориента­ции в среде соответственно свойствам вида. К первым относятся области регуляции жизненно важных функций — сердечно-сосудистой, дыхательной дея­тельности и других функций и программ развития та­кой же важности. Ко вторым безусловно относятся области проведения и базисного анализа простых сиг­налов внешнего и внутреннего мира и реализации от­ветов на них и условно у человека более сложных сигналов в форме коммуникационной деятельности. Зоны первого и второго порядка являются более или менее жесткими звеньями мозговых систем, причем одна и та же зона может участвовать во многих функ­циональных системах.

Первоначально, в раннем онтогенезе, по-види­мому, подавляющее большинство мозговых систем обеспечения каких-то определенных (двигательных, эмоциональных и т.п.) функций занимает значи­тельно большие территории, или, точнее, в связи с их пространственной разделенностью правильнее, вероятно, говорить о наличии первоначально боль­шего количества звеньев мозговых систем. Затем по мере онтогенеза эта избыточность несколько умень­шается и в связи с исходной полифункциональ­ностью зоны мозга начинают служить другим целям, включаются в обеспечение каких-то других функ­ций и — прежде всего у человека — процессов, име­ющих отношение к индивидуальному обучению. Можно было бы условно эти утрачиваемые звенья назвать гибкими, если первым, обязательным, при­своить название жестких. Но можно ли обнаружить в какой-либо системе эти гибкие звенья, утрата ко­торых не наносит зримого простым глазом вреда

¹ Бехтерева Н.П. Здоровый и больной мозг человека. Л.: Наука, 1988. С.63—68.

 

функции, а наличие, по-видимому, увеличивает ее возможности? Оказывается, можно, так как в мозге есть системы (система), наличие гибких звеньев в которых есть их обязательный атрибут, хотя основная работа системы происходит за счет аппарата жест­ких звеньев. Обнаружено это явление было нами еще в 60-х годах. (...)

Наличие в мозговых системах обеспечения пси­хической деятельности жестких и гибких звеньев впервые было обнаружено при исследовании физи­ологической динамики по ходу реализации проб на краткосрочную (оперативную) память. (...)

Точки мозга, где изменений физиологических показателей не наблюдалось, первоначально условно оценивались как не связанные с мозговым обеспе­чением данной деятельности. Те точки мозга, ко­торые реагировали лишь на первые задания или изменения в них, расценивались как реагирующие неспецифически — по типу ориентировочной реак­ции или по типу детекторов новизны. Причисление их к детекторам новизны было обусловлено не толь­ко появлением этого, тогда нового термина и свое­образной модой на него, но и наличием первых, не реагирующих на данные пробы зон. И наконец, те зоны, в которых каждый раз появлялась при выпол­нении теста сходная по рисунку воспроизводимая реакция, были отнесены к звеньям системы обес­печения интеллектуально-мнестических функций, в более общем виде — к звеньям системы обеспече­ния психической деятельности, а в более частном, конкретном варианте — к звеньям системы, участ­вующей в обеспечении проб на краткосрочную сло­весную память.

Такого рода вывод казался нам вполне правомер­ным... до того момента, пока мы не стали сравнивать данные, полученные у одного и того же больного в разные дни исследования. На схемах срезов мозга зоны, воспроизводимо отреагировавшие на пробу на словес­ную краткосрочную память вчера, не совпадали с теми, которые были получены позавчера. Они не совпадали и с теми, которые были получены сегодня. Точнее — не полностью совпадали. В части зон ото дня ко дню воспроизводимо менялась физиологическая динамика. А другие точки мозга то переставали реагировать, как бы становились нейтральными, то, наоборот, из нейт­ральных становились активными. Надо сказать, что данные, полученные у больного первоначально, были настолько убедительными, что лишь стремление получать точные клинические ориентиры заставило повторить пробу. А результаты оказались такими неожиданными и на первый взгляд даже разочаровы­вающими в самой логике исследования структурно-функциональной организации мозга!

После естественной фазы раздумья над этими фактами созрела идея выяснения, с чем же связана изменчивость поведения большого количества зон мозга в сходных условиях.

Условия, которые ранее были стандартизирова­ны лишь в отношении самих тестов, стали менять целенаправленно. Так, например, тесты предъявля­лись в один и тот же день в обычной ситуации, или при максимальном ограничении внешних раздра­жений, или при включении дополнительного по­стоянного раздражителя (музыка, мелькающий свет и т.д.). Исследования проводились и в таких услови­ях, когда рядом, в той же или соседней комнате, происходил разговор, безразличный или разный по значимости для больного.

Уже самые первые исследования такого рода пол­ностью подтвердили догадку о связи динамики струк­турно-функциональной организации системы с условиями, при которых осуществляется данная, срав­нительно простая психическая деятельность. Как и ра­нее, в каких-то зонах глубоких структур мозга и менее исследованной тогда нами коры воспроизводимость физиологических реакций сохранялась независимо от условий исследования. В других зонах при изменении условий исследования воспроизводимость реакции по­являлась, исчезала, становилась более или менее вы­раженной. Принципиально то же повторялось при направленном изменении внутренней среды мозга — при проведении тестов на фоне применения фарма­кологических препаратов, активных в отношении адренергической, холинергической и серотонинерги-ческой медиации.

Как это расценивать? Зоны первого типа были обозначены нами как жесткие звенья, представляю­щие жесткий скелет системы, определяющий самое ее существование, обеспечивающие экономичность в работе мозга. Зоны второго типа обозначены как гиб­кие звенья, по-видимому определяющие возможность протекания деятельности в различных условиях, бо­гатство возможностей. Не исключено, что для вы­полнения применяемых стереотипных проб все это богатство и не нужно, и если бы психическая дея­тельность была принципиально столь же простой и стереотипной, оно постепенно утратилось бы. Но мыс­лительная деятельность в самой своей основе, где сте­реотипия играет всего лишь роль рабочих блоков для различных нестереотипных построений, нуждается в этом богатстве. Вот потому и оказалось возможным даже при простых психологических пробах увидеть, что основой организации обеспечения психической деятельности служит корково-подкорковая структурно-функциональная система со звеньями разной степе­ни жесткости. Принцип и факты были подтверждены, показаны общность принципа и возможность исполь­зования для анализа других процессов в мозге, что позволило перейти уже в исследованиях психической деятельности к расшифровке нейрофизиологических механизмов. (...) Тех, кто знаком с соответствующей литературой, не должны удивлять наши данные о свя­зи подкорковых структур с психическими функциями. (...)

Для обоснования принципов структурно-функ­циональной организации мозга необходимо было и выявление механизмов, факторов надежности мозга и мозговых систем и построение хотя бы теоретичес­ких предположений, как, возникнув в процессе эво­люции, мог сохраниться орган с таким количеством степеней свободы, с такой избыточностью? Этим вопросом наша лаборатория целенаправленно зани­мается с начала 70-х годов (Н.П.Бехтерева. 1971). Что касается механизмов надежности мозговых систем, то, по-видимому, первым обусловливающим их фак­тором является уже доказанный сейчас факт обеспе­чения различных функций мозга не одной структурой, а системой со многими звеньями различной степени необходимости. Наличие системы допускает принци­пиальную, хотя нередко и трудно реализуемую воз-местимость потери ее отдельного звена. По-видимому, хотя разрушение (лечебный лизис) даже нескольких гибких звеньев мозговых систем обеспечения психи­ческих функций может не вызвать заметного дефек­та, наличие таких звеньев — и прежде всего с точки зрения возможностей функционирования системы в разных условиях внешнего мира и внутренней среды мозга — также является одним из факторов надежнос­ти. Фактором, обеспечивающим увеличение возмож­ностей мозга в целом и надежности мозговых систем, является их медиаторная полибиохимичность при преимущественном значении какого-то определенно­го вида медиации для системы, обеспечивающей какой-то, также определенный вид деятельности. Важнейшим фактором надежности мозга служит по­лифункциональность многих его структурных обра­зований, или, точнее, их нейронных популяций, которая предопределяет не только возможность воз­никновения новых звеньев мозговых систем в процесе обучения, но и объединения мозговых структур в фун­кциональные системы, позволяя формировать в моз­ге своего рода «перекрестки или узловые станции».

Е.Д.Хомскля проблема факторов в нейропсихологии ¹

Понятие «фактор» впервые было введено в ней­ропсихологию А.Р.Лурия в 1947—1948 гг. в работах «Травматическая афазия» (1947) и «Восстановление функций после военной травмы» (1948) и с тех пор составляет необходимый компонент понятийного аппарата нейропсихологии.

Понятие «фактор» имеет принципиальное значе­ние для всей теоретической концепции нейропси­хологии, разработанной А.Р.Лурия. С его помощью А.Р.Лурия сумел преодолеть то «непосредственное на­ложение психологических понятий на морфологичес­кую канву», которое, по мнению И.П.Павлова, и составляет основную ошибку психоморфологизма. Под фактором А.Р.Лурия понимал «собственную функцию» той или иной мозговой структуры, определенный принцип, способ (modus operand!) (1948, 1969 и др.) ее работы. Каждая зона мозга, участвующая в обеспече­нии функциональной системы, лежащей в основе высшей психической функции, ответственна за опре­деленный фактор; его устранение (или патологическое изменение) приводит к нарушению работы соответ­ствующей функциональной системы в целом.

А.Р.Лурия ввел в нейропсихологию различение «первичного дефекта» и «вторичных следствий» этого дефекта. Под первичным дефектом понимается нару­шение собственной функции данной структуры мозга как следствие выпадения (ослабления) фактора, свя­занного с этой мозговой структурой (например, нару­шение звукового анализа и синтеза при поражении височных отделов коры больших полушарий); под вто­ричным дефектом — системное влияние этого нару­шения на всю функциональную систему в целом (например, речевую) или на несколько функцио­нальных систем сразу, поскольку различные функцио­нальные системы имеют общие звенья. Выпадение (или патологическое изменение) работы такого звена ве­дет к появлению целого комплекса взаимосвязанных нарушений высших психических функций — нейро-психологическому синдрому.

Поражение той или иной мозговой структуры может проявляться либо в полном выпадении ее собственной функции, либо (чаще) — в симптомах угнетения или раздражения данного участка мозга. Патологическое состояние различных участков мозга проявляется прежде всего в изменении физиологичес­ких закономерностей работы этой структуры, т.е. в из­менениях нервных процессов в виде ослабления их силы, нарушения подвижности, уравновешенности, нарушения сложных форм внутреннего торможения, ослабления следовой деятельности, нарушения ана­литических или синтетических форм деятельности и т.д. Эти нарушения нейродинамики, возникающие при поражении того или иного участка мозга, т.е. наруше­ния определенных факторов, и являются непосредст-

¹ Нейропсихологический анализ межполушарной асим­метрии мозга / Под ред. Е.Д.Хомской. М.: Наука, 1986. С. 23—33.

 

венной причиной распада той или иной высшей пси­хической функции (А.Р.Лурия, 1948, 1969, 1970 и др.).

Таким образом, именно фактор, т.е. определен­ные физиологические закономерности, следует непос­редственно соотносить с мозговым субстратом, а не психологический процесс как таковой, каким бы прос­тым он ни казался. С помощью понятия «фактор» А.Р.Лурия ввел физиологические закономерности в об­щий понятийный аппарат нейропсихологии (1978).

Анализ нарушений высших психических функ­ций, обозначенный А.Р.Лурия как «синдромный анализ» (т.е. изучение не отдельных нарушений пси­хических функций, а их сочетаний, их закономер­ных объединений в единый синдром), предполагает прежде всего поиск первичной основы синдрома — фактора (или факторов), определяющего весь харак­тер синдрома. Это изучение нейропсихологических синдромов через факторы, ответственные за раз­личные звенья функциональных систем, лежащих в основе высших психических функций, А.Р.Лурия на­зывал также «факторным» или «факториальным» анализом (А.Р.Лурия, Е.Ю.Артемьева, 1970).

Изучение факторов и их роли в нейропсихологи­ческих синдромах А.Р.Лурия и его сотрудниками про­водилось преимущественно на материале локальных поражений левого полушария головного мозга. Этот этап развития нейропсихологии занял приблизитель­но 45—50 лет, с момента возникновения отечественной нейропсихологии (в начале 30-х годов) и до середины 70-х годов. В последние годы в связи с дальнейшим развитием нейропсихологии, а именно в связи с продолжающейся ее дифференциацией на различ­ные направления (клиническую, эксперименталь­ную, реабилитационную, психофизиологическую, нейропсихологию детского возраста), расширением нейропсихологической проблематики (в частности, интенсивным изучением проблемы межполушарной асимметрии мозга и др.), введением новых методов нейропсихологического исследования (клинических, аппаратурных, математических), проблема факторов получила свое дальнейшее развитие.

Один из важнейших вопросов данной пробле­мы — это вопрос о классификации факторов, до сих пор в нейропсихологии не ставившийся.

Анализ нейропсихологических данных, получен­ных на различном клиническом материале, позво­ляет выделить следующие типы факторов.

1) Модально-специфические факторы. Данные факторы связаны с работой специфических анали­заторных систем: зрительной, слуховой, кожно-ки-нестетической, двигательной. Эти факторы изучались (и продолжают изучаться) в нейропсихологии в пер­вую очередь. Именно они послужили основой для формирования самого понятия «фактор».

В качестве морфологического субстрата в этих случаях выступают прежде всего вторичные поля коры больших полушарий вместе с их корково-кор-ковыми и корково-подкорковыми связями. Нару­шение функций вторичных полей коры больших полушарий может быть следствием как непосред­ственных корковых поражений, так и связанных с ними подкорковых образований.

Модально-специфические нарушения в зритель­ной, слуховой, кожно-кинестетической и двигательной сферах могут проявляться в виде различных гности­ческих дефектов (разные формы зрительных, слухо­вых и тактильных агнозий, разные формы апраксий, сенсорные и моторные нарушения речи — первичные дефекты) и в виде различных модально-специфических мнестических нарушений (нарушения зрительной, слуховой, тактильной, двигательной памяти). Нару­шения модально-специфических факторов лежат в основе целого ряда хорошо изученных нейропсихоло-гических синдромов: поражения затылочных, темен-но-затылочных, височных, височно-затылочных, теменных, премоторных отделов левого и правого по­лушарий мозга. Описанию этих синдромов посвящены многие нейропсихологические работы, и прежде все­го монография А.Р.Лурия «Высшие корковые функ­ции и их нарушения при локальных поражениях мозга» (1969). В настоящее время изучение этих факторов про­должается, в частности большое внимание уделяется «пространственному фактору» и его роли в происхож­дении различных нейропсихологических симптомов. Выясняется специфика действия данных факторов в зависимости от стороны поражения (Э.Г.Симерницкая, 1978; Н.Ю.Ченцов, 1983 и др.).

2) Модально-неспецифические факторы, связанные с работой неспецифических срединных струк­
тур мозга. Они включают целую группу факторов, связанных с разными уровнями и разделами неспе­
цифической системы. К их числу относится «фактор подвижности—инертности» нервных процессов, ле­
жащий в основе синдромов поражения передних(премоторных, премоторно-префронтальных) отде­
лов головного мозга, нарушение которого обуслов­ливает разного рода персеверации в двигательной,
гностической и интеллектуальной сферах, описан­ные в нейропсихологии (А.Р.Лурия, 1969). К ним
относится и «фактор активации—деактивации», свя­занный с работой медиальных отделов лобных до­
лей мозга (А.Р.Лурия, 1966, 1969 и др.), нарушение которого ведет к различным симптомам нарушения
произвольного внимания и селективного, избира­тельного протекания психических процессов (А.Р.Лу­
рия, 1969, 1973; Н.А.Филиппычева и др., 1982; ЕЛ.Хамская, 1972 и др.).

Изучение этого, вида факторов в настоящее вре­мя проводится и в плане дифференциации понятий «инертность», «инактивность» и «аспонтанность» (В.И.Корчажинская и др., 1980 и др.), где под «инерт­ностью» понимается нарушение переключения с одного вида деятельности на другой, «инактивность» рассматривается как увеличение латентных периодов какой-либо деятельности, а «аспонтанность» трак­туется как поведенческая категория, как нарушение программируемого целенаправленного поведения или как внутренняя бездеятельность больного.

Явления аспонтанности, инактивности и инерт­ности могут проявляться в различных видах познавательной деятельности, в частности в зритель­но-гностической, отражаясь на работе глазодви­гательной системы. Высказывается предположение о связи данных факторов с различными разделами не­специфических активационных механизмов, поскольку для поражения медиальных отделов лобных долей мозга характерны различные симптомы аспонтанности в зри­тельно-гностической деятельности, а для поражения медиальных отделов теменно-затылочных областей мозга — снижение уровня активности. Наличие раз­ных активационных систем признается, как известно, многими авторами (О.С.Адрианов, 1976; Н.П.Бехтере­ва, 1971; Е.Д.Хомская, 1972 и др.).

Нарушения этого типа факторов лежат в основе не структурных, а динамических расстройств раз­личных психических функций.

3) Факторы, связанные с работой ассоциативных
(третичных) областей коры больших полушарий. Данные факторы отражают процессы взаимодействия раз­ных анализаторных систем и процессы переработки уже преобразованной в коре информации. Третичные поля, составляющие свыше половины всей площади коры больших полушарий, подразделяются на несколь­ко комплексов: передний конвекситальный префрон-тальный и задние — верхний и нижний — теменные и височно-теменно-затылочный (зона ТРО). Поражение двух основных комплексов третичных полей — кон-векситального префронтального и зоны ТРО, извест­ных как «немые зоны» в классической неврологии, — сопровождается богатой нейропсихологической симп­томатикой и хорошо описано в нейропсихологичес­кой литературе. При этом страдают наиболее сложные формы психической деятельности (А.Р.Лурия, 1966, 1970 и др.). Характеризуя лежащие в основе подобных синдромов факторы, А.Р.Лурия говорил о первом из них как о «факторе программирования и контроля» за различными видами психической деятельности, а о втором — как о факторе «симультанной («квазипрост­ранственной») организации психической деятельнос­ти» (А.Р.Лурия, 1969,, 1973, 1982 и др.).

Действие этих факторов проявляется в самых раз­личных видах психической деятельности. Так, при пора­жении третичных полей лобных долей мозга нарушения программирования и контроля наблюдаются как в эле­ментарных двигательных и сенсорных процессах, так и в сложных формах перцептивной, мнестической и интеллектуальной деятельности. При поражении тре­тичных полей, расположенных в зоне ТРО, наруше­ния симультанного анализа и синтеза проявляются в самых различных операциях, начиная от наглядно-об­разных и кончая вербально-логическими (А.Р.Лурия, 1969, 1971, 1975 и др.)

В настоящее время изучение этих факторов ведется на различном клиническом материале (сосудистом, травматическом, опухолевом); уточ­няются особенности указанных нейропсихоло­гических синдромов, определяемые характером заболевания; выясняются их латеральные особен­ности (Л.И.Московичюте, 1982; Н.А.Филиппычева и др., 1982 и др.).

4) Полуторные факторы, или факторы, связанные с работой левого и правого полушарий как целого.

Изучение полушарных факторов с современных нейропсихологических позиций началось сравнитель­но недавно, хотя А.Р.Лурия считал, что «вопрос о совместной роли левого и правого полушарий мозга является в настоящее время едва ли не наиболее дискутируемым в нейропсихологии» (1978, с.5).

Полушарные факторы принадлежат к числу интегративных по своему характеру. В отличие от перечисленных выше относительно региональных факторов, действие которых имеет относительно частный характер, полушарные факторы характе­ризуют работу целого полушария. Возможность по­добных полушарных интегративных принципов работы мозга в настоящее время можно считать доказанной различными методами — и не только в нейропсихологии. К числу подобных доказательств относятся данные, полученные Р.Сперри и М.Газза-нигой на людях с «расщепленным мозгом» (1970 и др.), факты о функциональной асимметрии мозга у животных (В.Л.Бианки, 1980 и др.), результаты ис­следования ЭЭГ-показателей левого и правого полу­шарий у близнецов и многие другие (И.В.Равич-Щербо, Т.А.Мешкова, 1978 и др.).

Таким образом, функциональная неоднород­ность левого и правого полушарий в настоящее время не подвергается сомнению. Более того, ряд авторов указывает на то, что она имеет и анатомические ос­нования (О.С.Адрианов, 1980 и др.).

Изучение межполушарных различий имеет уже длинную историю. В настоящее время на смену пред­ставлениям об абсолютной доминантности левого по­лушария (у правшей) по отношению к речевым функциям и другим психическим процессам, свя­занным с речью, приходят представления о функ­циональной специализации полушарий, об участии обеих гемисфер в обеспечении и речевых, и всех других высших психических функций, однако это участие имеет специфический характер (Л.Я. Боло-нов, В.Л.Деглш, 1976; А.Р.Лурия, 1969, 1973, 1978; Э.Г.Симерницкая, 1978, 1985 и др.).

В современной литературе высказываются самые различные точки зрения относительно особеннос­тей (или стратегий) работы левого и правого полу­шарий. Все они характеризуют не тип поступающей в полушарие информации, а способ ее переработки. К ним относятся следующие принципы:

а) Принципы, связанные с абстрактными, кате­гориальными (вербально-логическими) и конкретны­
ми (наглядно-образными) способами переработки информации. Абстрактно-логическая и конкретная или
вербально-невербальная дихотомия, как известно, хорошо изучена в общей психологии, а именно в пси­
хологии восприятия, памяти, мышления. Эти два типа кодирования и переработки информации в современ­
ной психологии трактуются как две независимо функционирующие системы.

Клинические нейропсихологические данные под­тверждают самостоятельный характер этих двух основ­ных способов обработки информации. После открытий П.Брока (1861) и К.Вернике (1874) речевые функции связывают с левым полушарием головного мозга. Поз­же клинические наблюдения показали, что левое полу­шарие играет ведущую роль в осуществлении не только речевых, но и других, связанных с речью функций (В.М.Бехтерев, 1907; С.А.Саркисов, 1940; И.Н.Филимо­нов, 1974 и др.). Таким образом, первоначальная концепция неравнозначности больших полушарий раз­вивалась главным образом в русле афазиологии. Пре­имущественное участие правого полушария в анализе невербальной наглядно-образной информации было установлено экспериментально в исследованиях М.Газ-заниги с соавторами (1978 и др.), Р.Сперри (1968) и ряда других авторов на комиссуротомированных боль­ных, А.Р.Лурия (1969), Х.Экаэном (1969) - на боль­ных с локальными поражениями мозга, Ф.Лермиттом (1975) и С.В.Бабенковой (1971) — на сосудистых боль­ных и целым рядом авторов — на здоровых испытуе­мых (Е.П.Кок, 1967; M.White, 1972 и др.).

Важно отметить, что с позиций современной нейропсихологии противопоставление специализа­ции полушарий проводится не по функциям (рече­вые—неречевые), а по типу обработки информации. И в речевых операциях присутствует наглядно-образ­ный компонент («чувственная ткань» языка, инто­национные компоненты речи и др.), так же как и в наглядно-образных возможно участие вербально-логической системы (речевая инструкция, прого-варивание условий задачи и т.д.), в связи с чем целесообразно выделять полушарные факторы, а не свойственные якобы полушариям психические функции.