Прядь о Хравне сыне Гудрун 2 страница

Магнус конунг был вне себя от ярости. Он сидел вместе с городским епископом; там находился и Ион Священник, он был другом епископа. Конунг сказал, что Гисл должен быть убит, и в этот момент колокол возвестил о начале праздника. Конунг сказал;

— Как, уже третий час? Взгляните-ка на солнце!

Так и сделали, и оказалось, что было только начало третьего часа³⁹. Епископ сказал:

— Государь, хоть этот человек и содеял немалое, по случаю праздника ему бы следовало даровать пощаду.

Конунг сказал:

— Это ваша уловка, однако вы рассудили против моей воли.

— Вовсе нет, государь, — говорит епископ, — вам решать, как с ним поступить.

Затем собрались исландцы. Там было много родичей и друзей Гисла; они обсуждали это дело и советовались, что предпринять. Они были в большом затруднении и так ни о чем и не договорились.

 

 

III

 

Наступило воскресенье, и конунгу передали, что Гьяввальд хотел бы с ним увидеться. Конунг пришел к нему. Гьяввальд сказал:

— Я хочу, государь, привести в порядок мои дела, потому что не знаю, сколько мне еще отпущено времени. Я хотел просить вас даровать Гислу пощаду. Он храбро отомстил за своего отца.

— Не стоит на это рассчитывать, — говорит конунг. Гьяввальд сказал:

— Ты знаешь, конунг, что я долгое время следовал за тобой повсюду и не раз рисковал своей жизнью ради твоей. Я всегда с готовностью выполнял все поручения, какие ты на меня возлагал, хороши они были или плохи, и теперь, может статься, это наша последняя встреча. Я уже беседовал со священниками и поведал им о своих делах, и причастился. Они говорят, что я смогу заслужить спасение, если прощу то зло, которое причинили мне. И я ожидаю, государь, что ты не станешь преграждать мне путь в царствие небесное тем, что предашь смерти этого человека.

— Будь по-твоему, — говорит конунг. Он ушел, а Гьяввальд вскоре умер.

 

 

IV

 

В понедельник рано поутру исландцы держали совет. Тейт сказал:

— Не много нам чести, если наш земляк и достойный собрат будет убит, однако все мы видим, что любой, кто ввяжется в это дело, рискует и жизнью своей, и имуществом. Предоставим конунгу решать, и если не удастся сохранить жизнь этому человеку, то пускай и мы все умрем, а нет — так всем будет дарована пощада. Мы должны выбрать своего вожака и слушаться его.

Они все высказались за то, чтобы он стал их предводителем, а они будут следовать его советам. Он сказал:

— В таком случае вы все должны поклясться мне в том, что не станете жалеть ни себя, ни своего добра ради того, что я сочту нужным предпринять в этом деле.

Они так и сделали.

Потом они пошли в баню, и тут затрубили в рог. Тейт тотчас же выскочил из бани. Он был в рубахе и полотняных штанах, лоб ему обхватывал золотой шнурок, а поверх рубахи изнанкой наружу накинут был двуцветный плащ на сером меху, алый с коричневым.

Сбежались все исландцы, однако, когда трубят на сходку, всегда проходит какое-то время, прежде чем соберется народ. Тейт сказал:

— Пойдем не мешкая к дому, где сидит Гисл, чтобы подоспеть туда раньше конунговых людей.

Они двинулись по улице с большим шумом, а у той женщины окно как раз выходило на улицу. Она выбежала поглядеть и сказала Гислу:

— Большое несчастье, что ты здесь, потому что сюда идут люди конунга.

Гисл отвечает:

— Не будем из-за этого горевать, хозяйка. Он сказал тогда такую вису:

 

Вешать нос до срока
скальд не станет, — сталью
ноги нам нагреют —
хоть сулят расправу.
Смерть не диво, дева,
древо сечи⁴⁰ хочет
подвиг свой восславить
висой напоследок.

 

Тут они принялись рубить дверь, и она с треском разлетелась. Люди увидели, что Гисл слегка шевельнулся. Тейт сбил с него оковы, взял его в свой отряд и они отправились на сходку. А навстречу им шел Сони Предводитель Гостей⁴¹. Он шел забрать Гисла. Он сказал:

— Вы, исландцы, не теряли времени даром. Сдается мне, что вы решили сами вершить суд над этим человеком. Но конунг и его люди хорошо помнят, что вы натворили нынче утром, а Магнус конунг не прощал и меньших оскорблений, чем убийство его дружинника этим салоедом.

 

 

V

 

Когда начался тинг, первым поднялся Сигурд Шерстяная Нитка. Он сказал:

— Я полагаю, большинству присутствующих известно, что убит наш товарищ по оружию, Гьяввальд. Приехал из Исландии человек с обвинением против него, но не стал требовать себе возмещения, как поступают другие, а взял и убил его. Нам, людям конунга, кажется, что иные считают пустяком перебить по одному всех конунговых дружинников. Может статься, со временем они так расхрабрятся, что и с самим конунгом будут считаться не больше, чем с другими. То, что здесь произошло, — большой позор и заслуживает жестокой кары, и это дело не поправить, даже если за одного нашего человека убить десятерых исландцев и так наказать их за дерзость, чтобы им впредь неповадно было захватывать людей, находящихся во власти конунга.

И он умолк. Тогда встал Тейт, сын епископа, и сказал:

— Не разрешит ли конунг теперь мне взять слово?

Конунг спросил у человека, стоявшего рядом:

— Кто этот человек?

Тот отвечает:

— Государь, это Тейт, сын епископа.

Конунг сказал Тейту:

— Ни в коем случае не разрешу я тебе говорить, потому что от твоих речей не приходится ждать ничего хорошего, и ты заслужил, чтобы тебе отрезали язык.

Тогда встал Ион Священник, сын Эгмунда, и сказал:

— Не разрешит ли конунг мне сказать несколько слов?

Конунг спросил:

— Кто теперь говорит? Тот человек отвечает:

— Исландский священник Ион.

Конунг сказал:

— Разрешаю тебе говорить.

Ион Священник начал свою речь так:

— Благодаренье Богу, эти страны стали христианскими, и Норвегия, и Исландия, ибо прежде бродили вперемешку и люди, и демоны, а нынче дьявол остерегается показываться нам на глаза. Теперь он использует людей для исполнения своих замыслов. Вот и сейчас, как все мы слышали, он говорил устами того, кто здесь только что выступал. Уже был убит один человек, а он убеждает нас, что нужно убить еще десятерых. Я думаю, такие люди многого добьются своими дурными делами и злыми уговорами, если захотят отвратить хёвдингов от справедливости, милосердия и прочих добрых привычек и станут подстрекать и подбивать их творить жестокости и злодейства, дабы порадовать врага рода человеческого убийством крещенных людей. А ведь мы, государь, такие же верные тебе люди, как и те, что живут в этой стране. Следовало бы вам, правителям, которые сидят в этом мире и вершат суд над народом, подумать о том, что вы представляете на земле того Судию, который придет в Судный день вершить суд над всем миром. И теперь, государь, в вашей власти вынести правый приговор и остеречься выносить неправый, ибо на всякий тинг и на всякую сходку является сам всемогущий Господь со своими святыми. Бог посещает добрых людей и правый суд, а дьявол приходит со своими слугами к дурным людям и на неправый суд, и можно не сомневаться, что придет Судья, который рассудит обе стороны по справедливости. Подумайте-ка теперь, государь, какой огонь горит жарче и дольше, тот ли, что разведен в печи, когда жгут дубовое полено, или тот, что зажжен от сухой ветки. Так вот, если ты, конунг, будешь вершить неправый суд, то быть тебе брошенным в тот огонь, где горит дубовое полено, но если ты рассудишь по справедливости, то можно надеяться, что ты очистишься в том огне, что зажжен от сухой ветки.

Так окончил Ион Священник свою речь. Конунг сказал:

— Сурово ты говорил, священник.

Однако не было заметно, чтобы он был сильно рассержен. Тогда встал Гисл и сказал:

— Не позволишь ли, конунг, и мне сказать несколько слов?

Конунг спросил, кто говорит. Ему сказали.

— Я не стану тебе препятствовать, — говорит конунг. Гисл сказал:

— Я хочу рассказать о том, что отец мой был убит, и это дело рук Гьяввальда и Тормода. Мне тогда было шесть лет, а Торвальду, брату моему, девять. Мы оба присутствовали при убийстве моего отца. Гьяввальд тогда сказал, что и нас, братьев, также следует убить. И не очень-то достойно мужчины рассказывать о том, государь, что мне тогда трудно было сдержать слезы.

Конунг сказал:

— Однако ты их мужественно проглотил.

Гисл сказал:

— Сказать по правде, государь, этой весной я долго подстерегал Гьяввальда, и дважды был совсем близок к цели. В первый раз дело кончилось ничем из-за моего почтения к церкви, а в другой раз мне помешал колокольный звон. И теперь я думаю, что колокольный звон может спасти мне жизнь. Однако я сочинил о вас хвалебную песнь и хотел бы ее исполнить.

Конунг сказал:

— Говори, если хочешь.

Он исполнил песнь с достоинством, однако в ней было немного искусства. Потом Гисл сказал Тейту:

— Вы отнеслись ко мне с большой добротой, но теперь я не хочу дольше подвергать вас опасности. Я хочу отдать себя во власть Магнуса конунга и подчиниться его воле.

— Поступай как знаешь, — говорит Тейт. Гисл снял с себя оружие, подошел к конунгу, положил голову к нему на колени и сказал:

— Делайте теперь с моей головой, что хотите. Однако я буду благодарен, если вы даруете мне жизнь и сделаете меня таким человеком, каким пожелаете.

Конунг отвечает:

— Сам будь хозяином своей голове. Садись за стол на место Гьяввальда, ешь и пей, и исполняй ту же службу, что выполнял он прежде. Я поступаю так по просьбе Гьяввальда, моего друга. А теперь я вызываю восьмерых исландцев быть поручителями в этом деле. За убийство Гьяввальда я назначаю штраф в шестнадцать марок золотом. Половину должен уплатить ты, а другую половину пусть уплатят по марке поручители.

Они поблагодарили конунга и на том уладили это дело. Потом конунг обратился к Иону Священнику:

— Мне понравилась твоя речь, ты говорил от Божьего имени, и я хотел бы, чтобы ты за меня молился, потому что твои молитвы имеют большой вес у Господа, ибо я верю, что ты поступаешь так, как угодно Богу.

Тот пообещал конунгу молиться за него.

Однажды, когда Ион Священник шел по улице, к нему обратился какой-то человек:

— Зайди в этот дом, — сказал он, — с тобой хочет увидеться Сигурд Шерстяная Нитка.

Он так и сделал. Сигурд сказал:

— Не знаю, священник, в чем тут дело, однако твои слова пошли мне во вред, и я заболел. Я хочу, чтобы ты прочел надо мной молитвы.

Он так и сделал и благословил его. Тогда Сигурд сказал:

— Многое могут сотворить слова твои, и суровые, и добрые, потому что мне уже полегчало.

Сигурд дал Иону Священнику богатые подарки, и они расстались друзьями. Этот Сигурд основал мужской монастырь на Нидархольме и передал ему большие владения.

После этого Ион Священник и Тейт, сын епископа, уехали в Исландию. Тейт сделался большим человеком, но прожил недолго, а Ион Священник стал епископом в Холаре и теперь считается святым.

 

Прядь о Пивном Капюшоне

I

 

Жил человек по имени Торхалль. Он жил в Синих Лесах⁴² в Жилище Торхалля. Был он человек зажиточный и уже в летах, когда случилась эта сага. Торхалль был невелик ростом, безобразен и не особенно сноровист, однако искусен в работе по железу и дереву. Он жил тем, что варил пиво на тинге, и благодаря этому скоро стал известен всем знатным людям, потому что это они большей частью покупали у него пиво. Случилось же так, как нередко бывает, что и пиво, и те, кто им торговали, не всем приходились по вкусу. Торхалля нельзя было назвать расточительным, был он скорее скуп. Он плохо видел и у него вошло в привычку покрывать голову меховым капюшоном. Так он всегда и ходил на тинге, и оттого, что он не был именитым человеком, люди прозвали его Пивным Капюшоном. Это прозвище к нему и пристало.

Однажды осенью Пивной Капюшон как обычно отправился в свой лес нажечь угля. Лес тот находился за Скалой Хравна, к востоку от Длинного Склона. Там он провел несколько дней, добывая уголь. Как-то раз ночью сидел он над ямами, в которых горели стволы деревьев, и не спал. А когда ночь подошла к концу, он уснул. И вот огонь поднялся из ям и перекинулся на соседние ветки, и они тотчас же загорелись. Вскоре огонь перешел на лес, и он запылал. Тут подул сильный ветер. Пивной Капюшон проснулся и обрадовался своему спасению. Пламя охватило лес. Сперва сгорел тот лес, которым владел Пивной Капюшон, но потом огонь перекинулся на другие леса, и они были выжжены дотла. Теперь это место зовется Выжженная Пустошь.

Сгорел там и лес, который назывался Лес Годи. Им владели сообща шесть годи⁴³. Один из них был Снорри Годи, другой Гудмунд сын Эйольва, третий Скафти Законоговоритель⁴⁴, четвертый Торкель сын Гейтира, пятый Эйольв сын Торда Крикуна, шестой Торкель Бахрома, сын Рыжего Бьёрна. Они купили этот лес, чтобы использовать его для своих нужд на тинге.

Потом Пивной Капюшон возвратился домой, а слух о пожаре разнесся по округе. Первым из тех, кто понес убытки, об этом прослышал Скафти. Осенью он послал весть на север в Островной фьорд с людьми, которые ездили из одной местности в другую, и велел сказать Гудмунду о сожжении леса, а еще о том, что дело это прибыльное. Такое же известие он отправил на запад людям, которые владели лесом. За зиму весть облетела их всех, и было решено, что шестеро годи встретятся на тинге и будут действовать сообща, а Скафти тем временем возбудит дело, потому что он живет неподалеку.

Когда наступила весна и подошли дни вызова в суд⁴⁵, Скафти поехал с большим отрядом и вчинил Пивному Капюшону иск о сожжении леса. Он потребовал, чтобы тот был объявлен вне закона⁴⁶. Пивной Капюшон вспылил, стал хвастать и говорить, что у Скафти, верно, поубавится спеси, когда на тинг приедут его друзья. Скафти ничего на это не ответил и уехал.

Летом на тинг прибыли шестеро годи, владевшие лесом, и не откладывая держали совет. Они договорились начать тяжбу и вести ее так, чтобы получить как можно больше выгоды, или добиться того, чтобы самим выносить решение по этому делу.

Пивной Капюшон приехал на тинг и привез пиво на продажу. Он встретился со своими друзьями и постоянными покупателями и попросил у них поддержки, предложив им купить пива, однако все они в один голос отвечали, что прежде уже заключали с ним сделки, но никакой выгоды от этого не имели, и еще говорили, что не хотят рисковать и ссориться из-за него с такими могущественными людьми. Никто не захотел ни поддержать его, ни торговать с ним. Решил он, что совсем плохо дело. Тогда он пошел по землянкам, но никакого ответа не получил, хотя и просил людей о поддержке. Пришел тут конец его заносчивости и дерзости.

Как-то раз Пивной Капюшон зашел в землянку Торстейна, сына Халля с Побережья⁴⁷, и попросил у него помощи. Торстейн дал ему тот же ответ, что и другие.

 

 

II

 

Одного человека звали Бродди сын Бьярни, он был шурином Торстейна и сидел рядом с ним. Бродди было тогда двадцать лет. Когда Пивной Капюшон вышел из землянки, после того как Торстейн отказал ему в помощи, Бродди сказал:

— Сдается мне, зять, что этот человек не заслуживает изгнания, и мало чести тем, кто так заносится, что вчинил ему иск. Я думаю, ты согласишься, что было бы благороднее оказать ему поддержку.

Торстейн отвечает:

— Помогай ему, коли тебе так хочется, а я тебя в этом поддержу, как и во всем другом.

Бродди поручил одному человеку привести Пивного Капюшона. Тот вышел и увидел его у стены землянки. Он стоял там и жалобно плакал. Человек пригласил Пивного Капюшона в землянку и приказал перестать плакать:

— И не вздумай хныкать, когда войдешь к Торстейну.

Пивной Капюшон заплакал от радости и поступил, как ему было ведено.

Когда они предстали перед Торстейном, Бродди сказал:

— Торстейн, мне кажется, не прочь тебя поддержать и он считает, что дело это вздорное. Не мог же ты спасать чужие леса, когда сжег свой.

Пивной Капюшон спросил:

— Кто этот видный человек, что сейчас говорит со мной?

— Зовут меня Бродди, — отвечает тот. Тогда Пивной Капюшон сказал:

— Уж не Бродди ли ты, сын Бьярни?

— Так и есть, — говорит Бродди.

— Ты и выглядишь благороднее других, — сказал Пивной Капюшон, — и имеешь на то основания.

Тут он разговорился и совсем осмелел.

— Пора тебе, Бродди, помочь ему, раз ты так решил, — сказал Торстейн, — а то, что-то уж больно он тебя расхваливает.

Бродди поднялся, и с ним много людей, и вышел из землянки. Он отвел Пивного Капюшона в сторону и поговорил с ним с глазу на глаз. Затем они направились на поле тинга. Там собралось много народу, все они были на лёгретте. А когда люди разошлись, Гудмунд и Скафти остались сидеть и толковать о законе. Бродди и его спутники бродили по полю тинга, а Пивной Капюшон отправился на лёгретту. Он упал на землю, подполз к их ногам и сказал:

— Я счастлив, что повстречал вас, знатные люди и милостивые хёвдинги! Может быть вы не откажете мне в помощи, добрые люди, хотя я и недостоин этого, потому что без вашей поддержки мне конец.

Долго пересказывать все, что говорил Пивной Капюшон, а держал он себя как самый ничтожный человек. Гудмунд сказал, обращаясь к Скафти:

— Жалок этот человек.

Скафти отвечает:

— Куда же подевалось твое высокомерие, Пивной Капюшон? Не думал ты весной, когда мы вчиняли иск, что тебе придется просить меня разрешить нашу тяжбу⁴⁸. Видно, мало тебе было проку от поддержки хёвдингов, которой ты мне тогда грозился.

Пивной Капюшон говорит:

— Был я тогда не в себе, и что всего хуже, не хотел, чтобы ты сам нас рассудил. А о хёвдингах и говорить нечего: стоит им только вас завидеть, как они все становятся малодушными. Счастлив буду я, если вы возьметесь разрешить мое дело. Могу ли я только на это надеяться? Ведь ты, Скафти, должно быть, так на меня разгневался, что теперь и не захочешь за это браться. До чего же я был глуп и неразумен, когда ответил отказом на твое предложение, а теперь я не осмеливаюсь показаться на глаза свирепым людям, которые наверняка убьют меня, если вы оба за меня не заступитесь.

Он все твердил одно и то же и говорил, что почтет за счастье, если они сами возьмутся рассудить их тяжбу:

— Сдается мне, что сохраннее всего моим деньгам будет у вас.

Гудмунд сказал, обращаясь к Скафти:

— Не думаю, что он заслуживает изгнания. Не пойти ли нам ему навстречу, позволив самому выбрать людей для ведения тяжбы? Не знаю только, как на это посмотрят другие истцы.

— В таком случае, добрые люди, — говорит Пивной Капюшон, — вы не откажете мне потом в своей защите.

Скафти сказал:

— В моей власти покончить с этим делом, ибо я его возбудил. Так и поступим, Пивной Капюшон: мы с Гудмундом возьмем все на себя и сами вынесем решение, и тем прекратим тяжбу. Думаю, это пойдет тебе на пользу.

Пивной Капюшон поднялся, и они подали друг другу руки. После этого Пивной Капюшон назвал одного за другим свидетелей, и те подошли. Первыми Пивной Капюшон назвал Бродди и его спутников.

Скафти сказал:

— Ответчик пригласил нас с Гудмундом рассудить это дело, и хотя все мы, потерпевшие ущерб, договорились, что сами сообща вынесем по нему решение, мы с Гудмундом охотнее других готовы взять это на себя, если только Торхалль согласится. Вы — свидетели, что дело это требует уплаты штрафа, а не изгнания. Ударим по рукам, и я объявляю об окончании тяжбы, которую я начал весной.

После этого они ударили по рукам.

Тогда Скафти сказал Гудмунду:

— Не покончить ли нам на месте с этим делом?

— Твоя правда, — ответил Гудмунд. Пивной Капюшон сказал:

— Не стоит так спешить, ведь я еще не решил, кого мне выбрать — вас или других.

Гудмунд сказал:

— По нашему соглашению выносить решение должны мы, если только ты не выберешь для этого кого-нибудь другого из числа тех, кто вместе с нами вчинил тебе иск.

Пивной Капюшон отвечает:

— Не о том ли я хлопотал все это время, чтобы судили не они? Однако когда мы ударили по рукам, было решено, что те двое, кого я назову, будут выбраны по моему усмотрению.

Спросили у свидетелей. Люди Гудмунда и Скафти стали спорить, что был такой уговор, но Бродди и его спутники подтвердили, что так и было условлено и что Пивной Капюшон сам должен назначить людей, чтобы те вынесли решение.

Тогда Скафти сказал:

— Что за этим кроется Пивной Капюшон? Я вижу, ты уже не поджимаешь хвост, как прежде. Кому же ты намерен поручить рассудить нас?

Пивной Капюшон сказал:

— Не долго стану я раздумывать. Я выбираю Торстейна сына Халля, и Бродди сына Бьярни, его шурина, и думаю, что это больше пойдет на пользу делу, чем ваше вмешательство.

Скафти сказал, что по его мнению дело и так обстоит не плохо, кто бы его ни решал:

— Потому что дело наше ясное и правое, а у них достанет ума понять, что с тобой нужно поступить по всей строгости закона.

Пивной Капюшон присоединился к спутникам Бродди, и люди разошлись по землянкам.

III

 

На следующий день должно было быть вынесено решение. Торстейн и Бродди держали совет. Торстейн хотел присудить к уплате большего штрафа, но Бродди сказал, что поступить надо так, как считает он, и что он сам вынесет решение. Бродди предложил Торстейну на выбор — либо обнародовать решение, либо держать ответ, если кто-нибудь станет возражать. Торстейн предпочел объявить приговор, чем препираться с годи. Затем Торстейн сказал, что Пивному Капюшону недолго осталось ждать решения своей участи и что он должен будет уплатить всю сумму сполна у Скалы Закона. После этого они отправились к Скале Закона, и когда было произнесено все, что следует согласно судебному обычаю, Торстейн сын Халля, спросил, здесь ли годи, вчинившие иск Пивному Капюшону.

— Мне было сказано, что мы с Бродди должны рассудить это дело. Сейчас мы объявим решение, если вы готовы его выслушать.

Те сказали в ответ, что надеются услышать справедливый приговор. Тогда Торстейн сказал:

— Сдается нам, что невелика была цена вашему лесу. Стоил он немного, да и проку вам от него было не больше — слишком уж далеко он находился. Каково же должно быть своекорыстие людей, владеющих многим, чтобы и на этом захотеть нажиться. Пивной Капюшон не должен держать ответ за ваш лес, когда он сжег свой, и произошло это по чистой случайности. Но раз этому делу был дан ход, должно быть назначено возмещение. Вы вшестером владели этим лесом. Мы хотим, чтобы вы получили по шесть локтей домотканого сукна⁴⁹ каждый и чтобы уплачено вам было здесь, на месте.

Бродди уже отмерил и разрезал домотканую материю и тут принялся кидать ее им, каждому по куску, приговаривая:

— Возмещение, достойное труса.

Скафти сказал:

— Нетрудно заметить, Бродди, что тебе не терпится с нами поссориться. Ты неплохо постарался в этом деле, а теперь не прочь вступить с нами в открытую вражду. Я думаю, в другой тяжбе нам повезет больше.

Бродди ответил:

— Немало тяжб придется тебе выиграть, Скафти, прежде чем ты возместишь ущерб, который тебе нанес Орм, твой родич, за то, что ты сложил его жене любовную драпу⁵⁰. Скверное это было дело, и заплатить за него пришлось сполна.

Тут Торкель Бахрома сказал:

— Куда как недальновидно поступают такие люди, как Бродди. Ради дружбы с Пивным Капюшоном или его подарков он готов превратить своих противников в заклятых врагов.

Бродди говорит:

— Что ж недальновидного в том, чтобы держать свое слово, хотя бы и была разница между вами и Пивным Капюшоном? А вот ты-то точно недоглядел, когда отправился на весенний тинг и не уступил дорогу Стейнгриму. У него-то жеребец был хорошо откормлен, вот он и наехал на тебя сзади, а кобыла твоя возьми да упади под тобой, уж больно была она тощая. Не знаю наверняка, что там между вами произошло, но люди видели, как ты лежал без движения, оттого что лошадь зажала копытами твой плащ.

Эйольв сын Торда, сказал:

— Мало того, что этот человек обвел нас вокруг пальца, он еще и позорит нас перед всеми.

Бродди говорит:

— Вовсе я вас не обманывал. А вот тебя-то и вправду провели, когда ты ехал на север в Мысовой фьорд и украл быков у Торкеля сына Эйрика. Старри из Гуддаля бросился тебя преследовать, но ты заметил погоню, только когда добрался до Озерной Долины. Был ты тогда так напуган, что обернулся кобылой — неслыханное дело! — а Старри и его люди пригнали быков назад. Что не говори, а уж он-то тебя, точно, обвел вокруг пальца.

Тогда Снорри Годи сказал:

— Не пристало нам браниться здесь с Бродди, однако при случае мы припомним ему, с какой враждебностью он с нами обошелся.

Бродди говорит:

— Не много будет тебе чести, Снорри, коли ты станешь ломать голову над тем, как мне отомстить, когда ты и за отца-то своего не отомстил⁵¹.

Торкель сын Гейтира, сказал:

— Похоже, что не зря ты носишь свое имя⁵²: всем ты пытаешься досадить, но не все это стерпят. Придет время и тебе быть убитым.

Бродди сказал:

— Негоже нам, родич, поминать перед всеми несчастья наших близких. Однако, что толку скрывать то, что известно многим: Бродд-Хельги был убит. Слыхал я также, что отец твой в конце концов получил за это по заслугам⁵³. Да и тебе нетрудно будет нащупать то, чем отметил тебя мой отец в Долине Битвы.

На этом они расстались и разошлись по землянкам. Здесь Пивной Капюшон выходит из саги.

 

 

IV

 

На следующий день Бродди отправился в землянку Торкеля сына Гейтира, вошел и заговорил с ним. Торкель отвечал неохотно и был сильно разгневан. Бродди сказал:

— Я потому пришел к тебе, родич, что был неправ. Наговорил я тебе все это по молодости лет да по глупости, не допустим же, чтобы из-за этого испортились наши родственные отношения. Прими от меня в дар этот меч с резной рукоятью. Хочу я еще, чтобы ты погостил у меня летом, тогда увидишь ты, что нет у меня лучших сокровищ, чем те, какими я тебя наделю.

Торкель с благодарностью принял подарок и приглашение и сказал, что он всегда хотел, чтобы их отношения были хорошими. После этого Бродди вернулся к себе.

Вечером накануне окончания тинга Бродди шел на запад через реку. Он уже сходил с моста и тут повстречал Гудмунда. Они не сказали друг другу ни слова и разошлись. Тогда Гудмунд обернулся и спросил:

— Какой дорогой поедешь ты с тинга, Бродди?

Тот обернулся и ответил:

— Если тебе так не терпится это узнать, я поеду через Киль в Мысовой фьорд, а оттуда в Островной фьорд, и дальше через Ущелье Светлого Озера к Комариному озеру, а там через Краповую Пустошь.

Гудмунд сказал:

— Я надеюсь, ты сдержишь свое слово и поедешь через Ущелье Светлого Озера.

Бродди говорит:

— Сдержу, будь уверен. А ты что ж, Гудмунд, думаешь преградить мне путь? Здорово же у тебя чешутся руки, если ты загораживаешь мне этот горный проход, так что мне и не проехать там с моими спутниками. Не закрываешь же ты тот проход, что у тебя в заду, чтобы быть без изъяна!

Они разошлись, а слова эти облетели весь тинг. Когда об этом узнал Торкель сын Гейтира, он пошел к Бродди и попросил его, чтобы тот ехал через Пески или по восточной дороге.

Бродди говорит:

— Я поеду той дорогой, какой обещал Гудмунду, иначе он может счесть меня малодушным.

Торкель сказал:

— Поедем тогда вместе, родич, и возьмем с собой наших людей.

Бродди охотно согласился, сказав, что почтет за честь иметь его своим спутником. Затем Торкель и Бродди отправились со своими людьми на север через Бычью Пустошь. Был с ними и Эйнар сын Эйольва, тесть Торкеля. Они подъехали к Притоку и там заночевали. Эйнар и дальше сопровождал их с большим отрядом, и они не расставались до самой Дрожащей Реки. Потом Эйнар поехал домой, а Торкель и Бродди не останавливались, пока не приехали к себе на восток в Оружейный фьорд.

В то лето Торкель поехал погостить к Бродди, своему родичу, и получил богатые подарки. До конца своей жизни оставались они добрыми друзьями и сородичами.

Здесь кончается сага о Пивном Капюшоне.

 

 

ПРИЛОЖЕНИЯ

О.Смирницкая

КОРНИ ИГГДРАСИЛЯ

Тремя корнями

тот ясень-дерево

на три стороны пророс:

Хель – под первым,

хримтурсам второй,

под третьим – род человеков.

(«Речи Гримнира»)

Исландцам – жителям далекого острова на севери Атлантики, выпала великая судьба стать хранителями памяти о событиях эпохи викингов и наследниками ее духовной культуры. Устное предание не забылось здесь в письменную эпоху, как это случилось в других скандинавских странах, но разрослось в мощное и живое древо, которое мы называем исландской литературой. Зеленые ветви этого древа достигают нашего времени, а корни его тянутся на три стороны. Первый и самый глубокий корень – это миф; второй корень уходит к легендарным героическим временам; третий – к началам исторического времени.

С исторического времени и начнем.