Глава 1 СЛОВО КАК ЛЕЧЕБНЫЙ ФАКТОР
История психотерапии
На одной из сохранившихся стен древнеегипетского храма Ипет-Исут (Карнак) выбитые в камне иероглифы содержат следующий текст: «Возьми чистую лампу. Наполни ее ароматным маслом и повесь на палку из лавра. Воткни палку в стену с утренней стороны. Поставь перед лампой мальчика. Погрузи его в сон движениями руки. Потом зажги лампу. Произнеси слова заклинания семь раз. Пусть мальчик откроет глаза, а ты спроси его так: «Что видел ты?» Услышишь ответ такой: «Я видел богов вокруг лампы!» Скажи мальчику, что ты будешь задавать ему вопросы, а он пусть передает твои вопросы богам и слушает их ответы»...
Это первый известный в истории психотерапии сеанс гипноза. Технически он совершенен, если иметь в виду, как много приемов из него заимствовали современные гипнологи: и пассы рукой, и мерцающий свет лампы, и ароматический запах, и даже то, что для сеанса гипноза нужно подбирать наиболее внушаемых субъектов. Дети (египтянин - гипнотизер это знал) — наиболее внушаемая часть населения. В основе любых методов психотерапии лежит гипноз. Так считали древние (многим известны рассказы, как приговоренным к смерти давали выпить чистой воды, говоря, что это яд, и, глотнув, приговоренные к смерти умирали). В странах ранних цивилизаций, таких, как Египет, Греция, Индия и др., гипнотерапия находилась на первом месте. И в странах с неразвитой цивилизацией тоже. В первых странах гипнозом широко пользовались не только врачи, леча человеческие недуги словом, но и жрецы, гипнотизируя в своих целях огромные массы людей. В нецивилизованных — шаманы и колдуны. Если пользоваться современными терминами, то уже древнегреческие жрецы широко применяли наркогипнотерапию (гипноз усиливался действием наркотизирующих веществ). Отечественные ученые-психотерапевты, в разные года посвятившие себя лечению гипнозом и изучению этого феномена, также считали, что гипноз — основа психотерапии. Мы имеем в виду В.М. Бехтерева и В.Е. Рожнова, организатора первой в СССР кафедры психотерапии при Центральном ордена Ленина институте усовершенствования врачей (ЦОЛИУВ) и долгое время ее заведующего.
Австрийский врач Франц Антон Месмер (1734—1815) один из первых вплотную подошел к научному пониманию явлений гипноза. Он объяснил его «животным магнетизмом» и верил, что сам обладал особой силой животного магнетизма. Свои магнетические «флюиды» Месмер «передавал» больным, прикасаясь к ним рукой или металлическим прутиком. Он сконструировал громадный бак, наполнял его водой и закрывал крышкой с металлическим шариком наверху. К этому шарику Месмер прикасался хрустальным жезлом и «заряжал» воду. Люди могли воспринимать «целебную энергию», дотрагиваясь до бака, опуская в него руки, ополаскивая лицо и больные части тела заряженной водой, или пить из специальных ковшиков. Идеи Месмера и его бак с «заряженной водой», кстати, недавно ожили в нашей стране, когда некто А. Чумак тоже «заряжал воду» всем желающим прямо с экрана телевизора.
Однако в отличие от наших доморощенных целителей, Месмер не был шарлатаном, он был врачом и умело применял гипноз, хотя и называл иначе этот главный метод психотерапии. С именем Месмера связаны Первые техники индивидуального, группового и массового лечебного гипноза.
У Месмера были последователи, которые разнообразили технику гипнотизации. Ш. де Пюисегюр не был врачом, но он разработал методику гипнотизации пассами и впервые вводил больных в глубокую стадию гипноза — сомнамбулизм.
Аббат Фариа (прототип знаменитого героя Дюма) лечил в 1813—1823 гг. гипнозом толпы людей прямо в церкви, включая в свои проповеди приемы гипнотизации словом. Таким образом он работал с алкоголиками, проститутками (которые хотели порвать со своим ремеслом), чревоугодниками, сластолюбцами обоего пола, а также и ворами, грабителями (желавшими покончить со своей «профессией»). Аббат Фариа впервые применил психотерапию в качестве способа, влияющего на структуру личности (волю, мотивацию поведения, в том числе преступного). Он оставил толстую рукопись, в которой описывал, как он «усыплял людей, чтобы они душой воспринимали и волей своей выполняли от него услышанное». Во второй половине Х1Х в., в подмосковной деревне, на месте которой ныне находится город Красногорск, прославился «русский Фариа» — отец Владимир, который тоже, используя приемы гипноза, лечил с колокольни церкви (такой сильный был у него голос) пациентов, страдавших теми же болезнями, что и пациенты аббата Фариа. К отцу Владимиру стекались толпы людей из всех подмосковных сел и деревень и из самой Москвы. Церковь эта стоит и поныне.
13 ноября 1841 г. — знаменательная дата для научной психотерапии. На сеансах магнетизера Лафонтена в Париже случайно присутствует англичанин Брэд, врач по профессии. Сначала он принимает виденное за фокусничество, но, вернувшись в Лондон, все же решает проверить то, что происходило на сеансе. Он использует тот же прием, что и парижанин, — фиксирует взор своих пациентов на горлышке стеклянной бутылки из-под виски и убеждается, что пациенты действительно впадают в транс. Введя пациента в транс, врач внушает ему различные целебные состояния (так, именно Брэду удалось впервые снять суставную боль, приступ астмы, кишечные колики, мигрень, недержание мочи, расстройство менструального цикла и многие другие психосоматические расстройства). Транс, вызванный путем фиксации взора, Брэд назвал гипнозом (от греч. слова Hypnos — сон). Несколько лет спустя, в 1843 г., он выпустил в свет монографию «Нейрогипнология, или трактат о нервном сне, рассматриваемом в его отношении к животному магнетизму и сопровождаемом многочисленными случаями его приложения для целей облегчения и исцеления болезней». В этой книге впервые дана теория (основанная на френологии Галля) гипноза (термин «магнетизм» Бредом был исключен как ненаучный), подробно описаны приемы гипнотизации и стадии гипнотического состояния, а также приведены клинические примеры из собственной практики Брэда.
Следующим, вполне научным даже с современных точек зрения трактатом о психотерапии в целом и гипнотерапии в частности, было произведение сельского врача из Нанси А. Льебо (1823—1904) «Сон и подобные ему состояния, рассматриваемые прежде всего с точки зрения влияния разума на тело» (1901). Льебо полностью солидарен с Брэдом. Так была заложена первая школа гипнотерапии — Нансийская (та самая, которую посещал Фрейд).
В 1866 г. выходит в свет медицинский журнал «Обозрение гипнотизма» (первый на эту тему). В нем Льебо публикует свои статьи, объединенные общим названием «Исповедь врача-гипнотизера». Он обобщает в них свой 25-летний опыт психотерапевта, пролечившего 7500 больных с разными заболеваниями (физическими и психическими), причем, каждый получил не меньше 10 сеансов гипнотерапии. Вот выдержка из одной его статьи: «В настоящее время, когда люди науки отдают себя изучению гипнотизма и других состояний, ему подобным, которые демонстрируют силу влияния психического на физическое, любительские сеансы, не имеют смысла, как призывы к уничтожению этой, столько раз проклятой науки. Эти призывы теперь уже никогда не вызовут эхо, поскольку настоящие ученые занялись ею. Уже противники, которые презирали ее вчера, признают ее сегодня, и это так же истинно, как опасно: завтра, вынужденные к последнему отступлению, они, быть может, опять провозгласят гипноз бесполезным до тех пор, пока пристыженные и побежденные доказательствами, они будут вынуждены восхищаться им за тот свет знания, которым он озарит психологию, медицину, право, философию, религию, историю и многое другое, в том числе и их самих».
И все-таки психотерапия пошла скорее по пути Фрейда, чем Льебо. Психоанализ стремительно и мощно овладевал психологией и медициной в Европе и США, а в СССР психотерапия как таковая, в силу сложившегося «пикантного положения» (В.М.Бехтерев), оказалась на долгие годы в загоне. «Пикантность» эта определялась тремя факторами: 1. запретом психоанализа; 2. фактическим запретом гипнотерапии в лечебных целях; 3. невозможностью применить господствующую теорию И.П. Павлова к решению конкретных медицинских задач. (Павловская теория «сигнальных систем», «условных и безусловных рефлексов», «возбуждения и торможения в коре головного мозга» объясняла все, в том числе и болезни, но лечить не могла).
Вторым «неудачным» учителем Фрейда, как говорилось выше, был известный французский невропатолог Жан Мартен Шарко (1825—1893). Он сразу же противопоставил свою школу гипноза, которую открыл при известной парижской клинике Сальпетриера, нансийской школе Льебо (которую после Льебо возглавлял профессор, врач-терапевт Ипполит Бернгейм (1840—1919). Шарко (всем известны, например, душ Шарко и другие физиотерапевтические методы лечения функциональных психосоматических расстройств) изначально исходил из постулата, что «гипнотизм — болезненное состояние, характерное только для истерических личностей». Методы гипнотизации Шарко аналогичны его душу. Это сильные и резкие раздражители, направленные на какой-нибудь орган восприятия — зрение (сильная и резкая вспышка света), слух (громкий, в приказном тоне крик: «Спать!»), обоняние (внезапно пациенту давали нюхать, например, нашатырный спирт и при этом командовали: «Спать!»). Шарко также искал зоны, даже незначительное воздействие на которые погружало бы его пациентов в гипнотическое состояние. Две зоны он нашел и описал. Это кожа на темени (нужно слегка ее потереть, чтобы человек впал в гипнотическое состояние) и четвертый поясничный позвонок (его нужно слегка массировать, чтобы человек впал в гипноз). Финский писатель Мартти Ларни позже написал об этом сатирический роман, который так и назвал «Четвертый позвонок».
Шарко, объявив гипноз болезненным состоянием истерических личностей, невольно закрыл ему пути в практическую медицину. С другой стороны, глава конкурирующей с Шарко Нансийской школы Бернгейм тоже подорвал сами основы гипнотизма, заявив, что «гипноза нет, есть только внушение!». Он невольно поддержал Фрейда, утверждая, что «пациент впадает в гипнотическое состояние только благодаря харизме гипнотизера, которая располагает человека к внушению». Он даже нарисовал словесный портрет гипнотизера (который дожил до наших времен): гипнотизер должен обладать внушительной внешностью, хорошо поставленным твердым голосом, статной фигурой, непременно черными или темно-карими глазами и т.п.
Положительной стороной в понимании гипнотических явлений (хотя они и толковались как явления внушения) в Нансийской школе было то, что она не связывала гипноз с характером человека, утверждая, что гипнозу подвержены абсолютно все люди. Нансийская школа считала гипнотические явления вполне нормальными физиологическими (не патологическими, как утверждал Шарко) состояниями, обладающими лечебным эффектом. Нансийская школа подвела под свои взгляды хорошую физиологическую базу, изучив все стадии (кстати, хорошо описанные Шарко, такие, как каталепсия, летаргия и сомнамбулизм) экспериментально с соответствующими физиологическими измерениями. Экспериментальные исследования природы гипноза проводили и такие выдающиеся врачи, как упоминавшиеся фон Краффт-Эбинг и А.Форель. Они были последовательными сторонниками гипнотического лечения и опубликовали не одну научную статью в поддержку гипнотерапии.
В России страстным поклонником гипнотерапии был А.А.Токарский, ученик и последователь великого русского психиатра С.С.Корсакова. В 1891 г. он выступил на IV съезде русских врачей с докладом «Терапевтическое применение гипнотизма». В его докладе, в частности, были такие слова: «Смешно было бы думать, что гипнотизм вырос где-то сбоку, за дверями храма науки, что это подкидыш, воспитанный невеждами. Можно только сказать, что невежды, его достаточно понянчили и захватали своими руками».
Что касается В.М.Бехтерева, то за свою приверженность гипнозу он подвергался гонениям еще при царе. Так, архиепископ Петербургский и Ладожский Гермоген требовал, чтобы царь «заключил антихриста Бехтерева в Соловецкий монастырь». Достижением Бехтерева в изучении природы гипноза является, прежде всего то, что он не противопоставил внушение гипнозу, а объединил эти два феномена в один. Бехтерев полагал, что словесное внушение может вызвать гипнотическое состояние. Но точно также словесное внушение хорошо воспринимается пациентом, когда он находится в гипнотическом состоянии. Внешний вид и особенности личности Бехтерева точно отвечали требованиям портрета гипнотизера, который нарисовал Бернгейм. Владимир Михайлович одним своим видом вводил в гипноз целые толпы страждущих (как в свое время аббат Фариа). Интересен исторический факт «сталкивания» Бехтерева с Григорием Распутиным. Внешне они ни в чем (как могучие гипнотизеры-суггесторы) не уступали друг другу. При встрече оба сразу поняли, для чего их свели, и оба не захотели участвовать в ожидаемом от них спектакле. (Кто кого загипнотизирует? Распутин Бехтерева или Бехтерев Распутина?). Бехтерев признавал за Распутиным большую способность к внушению, позволявшую ему манипулировать людьми далеко незаурядными. Вместе с тем, он видел в Распутине точно такую же способность к внушаемости, которая, в свою очередь, позволяла манипулировать Распутиным даже вполне заурядным личностям.
Попытку подвести под природу гипноза теорию И.П. Павлова осуществил отечественный ученый К.И. Платонов (1878—1969). В монографии «Слово как физиологический и лечебный фактор» он нарисовал яркую картину разностороннего применения гипнотерапии в лечебных целях.
В основу гипнотерапии пытались положить также доминанту А.А. Ухтомского. Это сделал ученик Бехтерева В.П. Протопопов. И.П. Павлов прямо не поддерживал гипнотерапию, но и не отрицал. Так, он, в частности, говорил о гипнозе следующее: «Вообще надо сказать, что при экспериментальных заболеваниях нервной системы почти постоянно выступают отдельные явления гипноза и это дает право принимать, что это нормальный прием физиологической борьбы против болезнетворного агента». О крайне негативном отношении к гипнозу главного оппонента Павлова — Фрейда — мы уже говорили. Гипнотерапия в нашей стране не запрещалась, но и не поощрялась. Врачи находились на материалистических позициях, которые понимали в духе учения Павлова. Болезнь, с этих позиций, сугубо материальное явление, и лечить ее следует материальными способами — скальпелем и лекарствами. Так из триады Гиппократа выпал третий компонент лечения — слово. Понадобились десятилетия кропотливого труда, доказывающего «материалистичность» гипнотерапии, чтобы появилась кафедра психотерапии ЦОЛИУВ В.Е.Рожнова, воинствующего приверженца гипнотерапии как главного психотерапевтического метода. Учение Фрейда официально пришло в СССР только в 1977 г., когда в Тбилиси прошел Международный симпозиум, посвященный проблеме «Бессознательное». Материалы симпозиума заняли четыре огромных тома. Психоанализ в СССР, хотя и негласно, был разрешен. Гипнотерапия была опять отодвинута на задний план. Все психотерапевты сразу стали психоаналитиками.
Итак, мы рассмотрели наиболее важные, на наш взгляд, моменты из истории психотерапии. Мы отнюдь не пытались свести ее к истории гипнотерапии. Но если так вышло, то это соответствует действительности.
Теория психотерапии
Единой теории психотерапии не существует. По-прежнему господствуют или психоаналитические концепции (в основу которых так или иначе положено учение Фрейда о «бессознательном» и его механизмах), или нейрофизиологические концепции, пытающиеся объяснить механизмы словесного воздействия на человека соответствующими мозговыми процессами. Несколько в стороне от психоаналитических и нейрофизиологических концепций находятся концепции, сводящие психотерапевтические эффекты к тем или иным эндокрино-гуморальным факторам (эти концепции опираются на теорию Г.Селье). Мы предлагаем теоретическое обоснование современной практической психотерапии, которое сложилось у нас в течение многолетней психотерапевтической (клинической) практики и которое развивалось в русле отечественных психотерапевтических традиций.
При разработке концепции психотерапии мы исходили из возможности рассматривать психосоматическую систему человека как саморегулирующуюся структуру. Такая возможность, если иметь в виду естественные саморегулирующиеся системы, является очевидной и общепризнанной. Все естественные саморегулирующиеся системы можно условно разделить на три типа. 1. Допсихическая саморегуляция — начиная от вируса, включая растения, и кончая низшими животными. 2. Психическая (досознательная) саморегуляция — высшие животные (здесь уже присутствуют элементы, психосоматики). 3. Саморегуляция на уровне системы «сознание — самосознание — бессознательное», то есть собственно психосоматическая саморегуляция у человека.
В целом человек как саморегулирующаяся система включает в свои структуры саморегуляции все вышеназванные ее типы в качестве своих подсистем. Функционирование этих подсистем (начиная с клеточной) обеспечивает психосоматическую саморегуляцию.
К настоящему времени успешно исследуются непосредственные механизмы формирования психосоматической (сознательной) системы саморегуляции на всех этапах ее развития, начиная с онтогенеза. Начало данных исследований было положено Л.С.Выготским. В частности, он писал: «Всякая высшая психическая функция была внешней потому, что она была социальной раньше, чем стала внутренней, собственно психической функцией, она стала, прежде всего, социальным отношением двух людей. Средство воздействия на себя первоначально является средством воздействия на других, или средством воздействия других на личность» [38]. Данные взгляды Выготского можно считать исходными для концептуальных обобщений проблемы формирования психосоматической саморегуляции и в ее контексте теории психотерапии. Социальное в процессе становления личности в онтогенезе психосоматики интериоризуется («уходит» вовнутрь психики). Психика ребенка, усваивая «социальное», дифференцируется, приобретая структуру человеческой психики, которая «вплетается» своими структурными элементами и связями в систему социального. Усвоение «социального» начинается с овладения языком. Иначе говоря, слово изначально является психосоматической функцией. Формирование психосоматической системы, таким образом, начинается с формирования речи: «... общение, осуществленное при ближайшем участии языка, и приводит к формированию у ребенка речи, которая вызывает коренную перестройку всей структуры его психических процессов. Овладевая речью взрослых, а затем формируя и собственную речь, ребенок с ее помощью начинает перекодировать доходящую до него информацию, называя предметы и классифицируя их на основе речевой системы... Начинает по-новому анализировать и систематизировать впечатления, получаемые от внешнего мира, и перерабатывать доходящую до него информацию»[39].
Так человек через слово приобретает свою психосоматическую саморегулирующуюся структуру. И становится управляемым для других людей в процессе общения. Психотерапия тоже есть вид общения, и, следовательно, ее законы являются общими с законами человеческих коммуникативных отношений. Слово выступает носителем (кодом) всех компонентов межличностных отношений — познавательных, эмотивных, волевых и собственно психосоматических.
На последующих этапах становления психики, когда ребенок включается в деятельность сначала в виде игры, а став взрослым, в производственную деятельность (обучение в школе можно считать видом производственной деятельности), появляются характерные только для человеческой психики феномены, такие, как мотивы, указывающие на скрывающиеся в них потребности, и психосоматическая саморегуляция. На первом этапе формирования психики речь усваивается ребенком бессознательно. На последующих этапах, характеризующихся появлением структуры «сознание — самосознание», сначала в виде феноменов «Я» и «не-Я», происходит сознательное овладение речью. На этом этапе «работают» уже все психотерапевтические механизмы (гипноз, суггестия, самовнушение и т.д.). Структура психосоматики, которая включается в психотерапевтический процесс, на этом этапе имеет следующие уровни: предметный, чувственный, образный (фантазии и представления) и, наконец, уровень обобщения и абстрагирования. В зависимости от уровня, на котором реализуются психотерапевтические «команды», осуществляется форма психосоматического воздействия. Личность обладает завершенной системой психосоматики. И, следовательно, человек душой и телом становится социальным «объектом» для психотерапии.
Здесь необходимо добавить следующее. Овладение языком возможно лишь в процессе общения, простейшей моделью которого является взаимоотношение «Я — Ты» (вместо фрейдовского «Я — Оно»). Интериоризируя общественные связи и отношения, психика ребенка в каждом конкретном случае (при каждом общении со взрослыми) получает нечто большее, чем то или иное конкретное структурное образование. Получает и носителя этих структурных связей и отношений, то есть субъекта общения как другое «Я». Психотерапевтическое воздействие, таким образом, всегда сугубо авторское дело (поэтому даже внешний вид психотерапевта и внешние данные его голоса имеют большое, хотя и не главное, значение для, пациента и успеха психотерапии).
В связи с вышеизложенным, интересно рассмотреть некоторые психопатологические феномены, которые могут явиться хорошей иллюстрацией к развиваемому взгляду на генезис, структуру и механизмы психосоматики, в системе которой слово изначально есть психосоматический «элемент» и поэтому главный и непременный психотерапевтический фактор. Психопатологические феномены мы рассматриваем как модели («срезы» нормальной психики) тех или иных механизмов психосоматического функционирования на всех вышеназванных уровнях психики.
Для более наглядной иллюстрации рассмотрим психопатологические феномены, входящие в структуру синдрома аутодвойника, встречающегося особенно часто в клинике шизофрении и инфекционных психозов. Данный синдром нашел широкое отображение также в художественной литературе, в произведениях известных писателей. Отрывки из этих произведений мы будем использовать, представляя их в определенной последовательности, отражающей последовательность «кристаллизации» синдрома аутодвойника. Процесс «кристаллизации» данного синдрома начинается с ощущения больным присутствия постороннего, который на него каким-то образом (путем гипноза, или «как экстрасенс», или «электронными лучами») действует. В «результате» такого воздействия (аналог воздействия психотерапевта на пациента) у больного появляются слуховые и зрительные, а также тактильные (в различных частях тела и во внутренних органах непередаваемые словами ощущения и «боли») галлюцинации. Завершается данный процесс феноменами деперсонализации, в структуре которых можно выявить все стадии гипнотического состояния: каталепсию, летаргию и сомнамбулизм.
В «Двойнике» Ф.М.Достоевского читаем: «Вдруг... вдруг он вздрогнул всем телом и невольно отскочил шага на два в сторону. С неизъяснимым беспокойством шагал он, озираясь кругом; но ничего не было, ничего не случилось особенного, а между тем... между тем ему показалось, что кто-то сейчас, сию минуту, стоял около него, рядом с ним, тоже облокотясь на перила набережной, и чудное дело! — даже что-то сказал ему, что-то скоро сказал отрывисто не совсем понятное, но о чем-то весьма к нему близком, до него относящемся... Вдруг, сквозь завывание ветра и шум непогоды, до слуха его долетел опять шум чьих-то весьма недалеких шагов. Он вздрогнул и открыл глаза. Перед ним опять, шагах в двадцати от него, чернелся какой-то быстро приближающийся к нему человечек... Господин Голядкин уже мог даже совсем разглядеть своего нового запоздалого товарища, — разглядел и вскрикнул от изумления и ужаса; ноги его подкосились». Господин Голядкин, как мы узнаем дальше, в этом незнакомце узнал самого себя.
В данном отрывке с психологической точностью описаны начальные феномены овладения, родственные каталептической стадии гипноза. Читаем дальше: «...Голядкин-младший разрушил все торжество и всю славу господина Голядкина-старшего, затмил собою Голядкина-старшего, втоптал в грязь Голядкина-старшего и, наконец, ясно доказал, что Голядкин-старший и вместе с тем настоящий — вовсе не настоящий, а поддельный, а что он — настоящий». В этом отрывке мы можем различить две последующие стадии гипноза — летаргическую и сомнамбулическую. С точки же зрения психопатологии, здесь показан процесс распада личности. Психопатология начинается с сенестопатий (ощущение присутствия постороннего), к которым очень скоро присоединяются слуховые и зрительные галлюцинации. Затем начинается бред (если бы это был бы сеанс психотерапии, то на данной стадии возможно внушение сложных словесных программ пациенту). Наконец, собственно деперсонализация (сомнамбулизм), с полным отчуждением своего «Я». Личность распадается («расщепляется»), социальные связи нарушаются (так, собственно, возможно в процессе психотерапии разрушать болезненные структуры личности, заменяя их здоровыми).
Ниже приведем пример также из психопатологии, отображенной в художественном произведении с психологической достоверностью (рассказ Эдгара По «Вильям Вильсон»). В нем показан процесс распада высших личностных структур — морально-этических («идеала», «истины», «красоты», «совести»). В процессе психотерапии, особенно современной (с применением психотропных препаратов), возможно активное влияние и на моральную сторону человека. Таким образом, практика психотерапии сегодняшнего дня (раньше — искусство) убедительно показала, что в старом споре между психотерапевтами, суть которого сводилась к тому, можно ли человеку внушить (заставить его сделать) то, что не соответствует его моральным принципам, правы оказались те, кто утверждал, что «можно». (Из известных отечественных психотерапевтов за безграничность внушения выступал известный судебный психиатр В.Ф.Чиж. Против был В.М.Бехтерев. Фрейд, Юнг и Адлер были на стороне Бехтерева, как и их последователи — гуманистические психологи. На стороне Чижа был известный французский психиатр Жак Лакан. Оправдывает ошибавшихся, за исключением, конечно, наших современников — гуманистических психологов, то, что они жили, когда еще не было психотропных препаратов, моделирующих личность, с почти всеми особенностями ее психосоматики и нравственности. Но обратимся к нашему примеру.
В рассказе Эдгара По «Вильям Вильсон» герой со школьных лет преследуется своим «тезкой», который, по словам героя, «задался целью передразнить меня, доведя подражание моим движениям и речи до совершенства, и роль свою выполнял великолепно. Скопировать мою одежду было легко; походку мою и осанку он усвоил без труда; несмотря на свой врожденный дефект, он не упустил даже голоса... и его единственный в своем роде шепот стал эхом моего». Из этого отрывка видно, что раздвоение личности сформировалось раньше самой личности. Если так можно выразиться, Вильям Вильсон (так звали героя) находился под самогипнозом с детства. Но поскольку болезненный процесс развивался, отягощалась и структура синдрома. Читаем дальше. «... Какая человеческая речь способна в достойной мере передать то изумление, тот испуг, что испытал я при зрелище, мне представившемся?... Большое зеркало... — стояло там, где я его раньше не замечал; и когда, исполненный крайнего ужаса, я стал подходить к нему, мой собственный образ, но с побледневшими, забрызганными кровью чертами, двинулся мне навстречу слабой, шатающейся походкой... Это был мой противник — это был Вильсон, и он стоял передо мной, терзаемый предсмертной мукой. Его маска и плащ лежали на полу, где он их бросил. Каждая нить в его одеянии, каждая линия в безошибочно узнаваемых, неповторимых чертах его лица полностью, абсолютно совпадали с моими собственными!»
Из рассказа мы узнаем, что Вильям Вильсон еще в юности потерял свой «идеал» и свою совесть. Все его поведение указывало на это (он жил, как сомнамбула, лишенный высших корригирующих мотивы и поведение, инстанций). Только три раза за всю взрослую жизнь возвращался к нему его «двойник» (его совесть), предохраняя его от преступлений. Но исход был, по существу, предрешен. «Двойник» должен был погибнуть. Он погибает, и погибает, лишившись совести, его хозяин. Эдгар По показывает моральную и социальную гибель героя через тонкое описание психопатологии.
Прекрасные психологические и психопатологические картины аутодвойников можно найти также у А.П.Чехова («Черный монах»), Т.Манна («Доктор Фаустус»), Франца Кафки («Крот»), Н.В.Гоголя («Нос»). Многие механизмы психотерапии можно проиллюстрировать психопатологическими аналогами из этих произведений: гипноза и его различных стадий, самогипноза, суггестии, психической регрессии, «зомбирования», перестройки структуры личности до самых верхних «этажей» (психоортопедии — см. ниже) и т.д. Данные экспериментов в условиях сенсорной депривации и невесомосmu, в свою очередь моделирующие психопатологические феномены, также могут быть использованы как «срезы» психотерапевтических явлений[40]. Состояния, моделирующие деперсонализацию, О.И. Кузнецов и В.И. Лебедев назвали экстериоризационными реакциями, к которым отнесли диалог и персонафицирование (важные составляющие психотерапевтического воздействия на личность). Они пишут: «Приведенные экстериоризационные реакции с выделением из себя партнера в условиях длительной изоляции позволили нам рассматривать их как модели синдромов раздвоения личности в клинике». Дополнением к названным моделям могут служить также синдромы снижения личности как при тех или иных психических заболеваниях, так и при изменениях психики в результате старения и старости (еще Лев Николаевич Толстой в своей уникальной книжке «О старости» писал, что «старик — это человек, загипнотизированный своими годами»).
Итак, в основу понимания механизмов функционирования психосоматики человека как саморегулирующейся системы (где «слово» — главный структурирующий систему фактор) положен принцип прямых и обратных связей — принцип работы всех саморегулирующихся систем. Данный принцип детально разработан отечественным физиологом А.Ф. Самойловым. Свою концепцию саморегулирующихся психосоматических систем Самойлов изложил на Всесоюзном совещании по философским вопросам высшей нервной деятельности и психологии в1962 г.В целом эта концепция остается «рабочей» и в настоящее время. Суть ее, по словам автора, в следующем: «Когда кто-нибудь... смотрит на живого человека и разговаривает с ним, то оба эти человека образуют вместе как бы систему колец, по которым возбуждение бежит, передаваясь с одного кольца на другое, причем прорывы в кольце заполняются физическими процессами, обеспечивающими непрерывный ход возбуждения по возбудимым частям кольца. Лектор, читающий лекцию и старающийся по виду и поведению слушателей дать себе отчет в том, как воспринимается лекция, слушатели, вникающие в слова и смысл лекции, образуют вместе одно целое, одну систему кольцевых путей возбуждения» [41]. Иными словами, один человек может повлиять на состояние другого человека (в том числе и вызвать лечебный эффект), не касаясь его руками, поскольку психосоматическая система людей в основе своей коммуникативна (содержит соответствующую структуру, которая в процессе онтогенеза интериоризовалась). Только таким путем мы можем, на наш взгляд, подойти к пониманию социальных основ психотерапии (в тесной связи со психосоматической структурой человека).
