Украинский проект» в польской политике и политической мысли

То, что 20 лет назад Польша первой в мире признала независимость Украины, может вызвать у многих воспитанных на советских стереотипах (корни которых восходят еще к имперской традиции царизма) удивление и мысль о простом совпадении обстоятельств, или даже закономерности, продиктованной географической близостью.

А как могло случиться, что поляки, которых обычно представляем как господ, угнетателей или оккупантов, решились на такой шаг. Если и не стечение обстоятельств, то наверняка здесь кроется некий скрытый смысл, а может и далеко идущие планы.

Так имеет право думать обычный обыватель, который успокаивает свои потребности в исторических знаниях идеологическими клише коммунистической или просто модной теперь националистической продукции. Если же без гнева и пристрастий попытаться оценить баланс украинско-польских отношений на протяжении веков, то мы заметим совсем другую картину.

Распад старой Руси открыл перед южно-русскими землями две перспективы развития. Первая - включиться в процесс нового собирания русских земель, в котором с 14 в. инициативу переняла Москва, и стремиться к восстановлению единства Восточной «русской» Европы как оригинального культурно-цивилизационного «наследия св. Владимира», или же, пользуясь более популярным теперь выражением, «русского мира».

Вторая перспектива предполагала максимальную интеграцию в европейское цивилизационное и политическое пространство, признавая общие для Западного мира ценности. Местные русские элиты принимают участие в этих двух процессах, будучи ангажированными в большей мере, согласно исторической логике, в первый. Можно вспомнить лишь первого киевского митрополита, что поселился в Москве с 1320 г. и при этом первого московского святого Петра Ратенского родом из галицких земель, которому между прочим приписывается рост мощи Москвы, как центра собирания русских земель.

Укрепление второго проекта наступило после так называемой инкорпорации Галицко-Волынской Руси в состав Польской Короны. Наряду с московским проектом Руси появляется также западный, главным промотором которого выступает Польша. Фундаментальное значение в утверждении сознания существования двух отличных Русей приносит разделение единой некогда киевской, а с XIV в. все больше московской митрополии на две части. Польский король, а вместе с тем «господин и помещик Руси» Казимир Великий в 1370 г. в ультимативной форме потребовал от константинопольского патриарха независимого от московских правителей пастыря для своих православных подданных. Таким образом, утвердилось разделение в Русской Церкви - основе единства русского цивилизационно-политического пространства.

Понятие Руси на века срослось с польской политикой. В титулование польско-литовских правителей вошел также титул - «великий князь руский». Это в конечном итоге в будущем переросло в перманентный польсько-московский/российский конфликт, который окончательно привел к разделам Речи Посполитой. Польский историк Антоний Холоневский утверждал, что на самом деле причиной всех войн между русскими и поляками со времен Ивана Грозного до Николая II были «кресы», или же украинские и белорусские земли. Это противостояние вызвало 16 крупных войн, они повлекли заключение недолговечных «вечных миров». Проблема перерастала обычные территориальные претензии, и составляла причину глубинных цивилизационно-мировоззренческих споров о включении Украины и Беларуси или в пространство «русского мира», или - в многокультурную европейскую орбиту ценностей, созданную в Речи Посполитой Двух Наций.

Воспалительным пунктом в польско-московских отношениях была проблема титулования российских властителей, в котором они подчеркивали свой всерусский характер. Учитывая титул царя «всея Руси» сейм польский отказался от подписания соглашения с Москвой 1634 года и такое положение продолжалось до 1768 г., когда депутаты сейма согласились титуловать Екатерину II «всероссийской императрицей» взамен за декларацию о том, что Россия не будет посягать на польские владения «на Руси Белой и Красной».

Окончательное решение этого спора принесли разделения Речи Посполитой - почти все «наследие св. Владимира» оказалась под жезлом «русских государей».

Единственной «несобранной» частью русских земель остались владения Габсбургов в Галиции, Буковине и Венгерской Руси. Галичина, в которой на протяжении XIX в. усиливались польские влияния, стала очагом пропаганды мнения о национально-политической обособленности Руси/Украины.

Украинская тематика породила романтические бурления в литературах восточноевропейского региона. Из-под пера польских авторов связанных с национальным движением выходят не только перелицованные украинские думки или живописные описания украинской природы и истории. Описывая украинскую старину, они обращали внимание на борьбу за независимость украинских правителей и прежде всего - на сопротивление московским сатрапам. Подобно тому, как повесть «Тарас Бульба» вошла в канон русской литературы и послужила «связыванию» русских сердец, так повесть Михала Чайковского - «Гетман Украины» будила патриотические чувства русинов в Галиции. Корнило Устиянович, сын известного галицкого пробудителя со времен Главной Русской Рады, вспоминал, что это польское произведение наполняло его национальной гордостью без сравнения более, чем исторические произведения уважаемых местных несторов науки.

Мысль о Руси (Украине) как отдельной политической и национальной целостности проходила через всю польскую галицкую политику. Как писал член ордена Воскресения Господня о. Валериан Калинка «не только чувство правды которого должно нам хватить, но и сама политические интерес и интересы Церкви, цивилизации и Польши предписывают нам признать, что между Польшей и Россией существует отдельный народ, который не принадлежит ни к одному, ни ко второму, который не оставит своих чувств и национальных признаков...». Местные консервативные политики, с беспокойством обозревая утверждения в русском национальном движении пан-русских, или как с пренебрежением говорили «москвофильских» настроений, выступали под лозунгом: «Все для Руси (Украины), ничего для Москвы».

Общий польский национальный подъем, связанный с празднованием 300-летия Люблинской Унии в 1569 г., на которое приехали представители патриотических сред из всех трех оккупированных участков старой Польши, имело свой четкий «украинский» резонанс. Насыпая знаменитый Холм Люблинской Унии на Высоком Замке, польские патриоты организовали сбор средств на украинское общество «Просвита». Галицкий Сейм, сохранявший преимущественно польский характер, регулярно поддерживал субвенциями украинские организации и журналы, вместе с тем оставляли в стороне «москвофильские» институты. Когда оплотом «москвофильских» настроений все больше стала становится Греко-католическая церковь, польская локальная администрация предприняла ряд решительных шагов, чтобы искоренить эти настроения. Тогда, согласно плану галицкого наместника Казимира Бадени был разработан проект обсадки Святоюрского престола лояльным и непреклонным в католической вере владыкой, который прекратил бы рост пророссийских, проправославных настроений. Вследствие этого в начале ХХ в. наибольшее достоинство в Церкви получил митрополит Анрей Шептицкий.

Укрепление национального лагеря в противовес москвофилам определяло последовательное направление польской политики в Галичине второй половины XIX в. Особенно он радикализовался после прибытия сюда беженцев из России - участников польского Январского восстания 1863 г. Упоминалось, что во Львове можно было слышать их пение: «Kto powiedział że Moskale to są bracia dla Rusinów, temu pierwszy w łeb wypalę pod kościołem Bernardynów» («Кто сказал, что москали братья русинов, тому первому выстрелят в лоб в костеле Бернардинов»). Они принесли в Галичину свой герб, который подчеркивал триединый характер будущей федерации народов возрожденной Речи Посполитой. Наряду с польским орлом и литовским всадником «Погоней» в политическое обращение вошел также киевский, украинский архангел Михаил.

Особую роль в утверждении украинской независимой позиции имел эмигрант Паулин Свенцицкий, более известный как «Павел Свой», который в журнале «Sioło» громко пропагандировал мысль о том, что Украина - это не Россия. Вспомним, что в тогдашней Галичине это была еще не популярная мысль. Он впервые напечатал гимн «Ще не вмерла Украина». Полемизируя с имперской доктриной, он писал: «Россия говорит, что Руси (Украины) нет как отдельной национальности; докажем, что есть совсем наоборот, что Москва узурпирует себе славянские права Руси, и тогда посмотрим, как она (Москва) удалится от Европы, и как между ней и Западом вырастет непобедимая стена - славянская Украина-Русь».

Утверждению в европейской науке взгляда о том, что Россия и Украина не только различные, но и совершенно противоположные стихии и даже расово враждебные, служили труды эмигранта из Киева Францишка Духинского, который с трибуны парижской Сорбонны убеждал о «Турянской», азиатской Москве и «арийской», европейской Руси. Согласно этой логике, различия в «русском мире», наперекор «москвофильской» политике, подчеркивались и усиливались. В 1892 г. галицкое правление (Краевой Отдел) инициирует внедрение в правописание радикальных изменений, порывающих с традицией многовековой общности письменности на всех русских землях. А приглашение в 1894 г. на кафедру истории в Львовском университете проф. Михаила Грушевского утверждает в официальной историографии взгляд на исконное различие исторических судеб «Руси-Украины» и «Руси-Москвы».

Складывалось впечатление, что с польской стороны исходили более радикальные и последовательные независимые доктрины, касающиеся судьбы Украины, чем среди самих «заинтересованных». Довольно символично это проиллюстрировал в воспоминаниях участник польского студенческого движения во Львове Юзеф Новицкий. Однажды в начале ХХ в., Когда во Львов должен был пожаловать русский хор для проведения агитационных концертов, во время которых мог исполнять гимн «Боже царя храни», польские студенты, связанные с социалистическим движением, решили организовать акции протеста. Чтобы демонстрация имела украинский характер (о настроениях поляков русские хорошо знали) они согласовали эту акцию с украинской радикальной студенческой молодежью из Львова, которая охотно поддержала идею. Обещала численно включиться в манифестацию перед «Народным Домом», где должен был происходить концерт. «В 8-м часу польская молодежь собралась у «Народного Дома», украинцы не пришли. Мы сами должны были ворваться в зал и, симулируя украинцев, спеть «Ще не вмерла Украина».

Через несколько лет после падения империй Польша Юзефа Пилсудского снова вынуждена в значительной степени стимулировать стремление Украины к независимости. Во время совместного похода польской армии с войсками атамана Петлюры 1920 г. на Киев преподносился лозунг освобождения Украины из-под чужбинной большевистской оккупации. Знаем, что поддержки населения эта операция не получила. Поэтому Маршал возрожденной Польши с беспокойством так оценивал ситуацию: «Мы хотим дать Украине возможность самоопределится и быть управляемой собственным народом... Я поставил на карту, играю последнюю ставку, чтобы сделать что-то для будущего Польши, хотя бы таким образом ослабить возможности будущей мощной России и, если удастся помочь в создании Украины... Но целая проблема в том, чтобы в Украине оказалось достаточно сил и людей, чтобы образоваться и организоваться, ведь здесь постоянно сидеть не будем... Поэтому иного решения нет, как попытаться создать самостоятельную Украину».

В более поздние времена идея «попыток создать самостоятельную Украину» постоянно присутствовала в авторитетной польской политической мысли ХХ в., которая нередко тоже была заложницей не всегда благоприятных исторических обстоятельств. В этом контексте следует упомянуть и «прометейское» движение межвоенного двадцатилетия, и послевоенную среду парижской «Культуры» с легендарным Редактором Ежи Гедройцем, и этос независимых профсоюзов «Солидарность» с их лозунгами освобождения угнетенных народов, и также современную внешнюю политику Польши, которая несмотря на внутренние противоречия в одном остается постоянной - в попытке укрепить независимость Украины и максимально интегрировать ее с Европейскими структурами.