Деревня Коскосалма в Водлозерье по рассказам моей Мамы

Дорогие коллеги!

Для меня большая честь выступать перед столь уважаемым ученым сообществом. Чрезвычайно полезно лично для меня быть слушателем. В качестве докладчика я сознаю уязвимость своей позиции. Не будучи специалистом в области этнографии русских или историком Карелии, не побывав ранее в Коскосалме, я все-таки рискую предложить свое краткое сообщение, исходя из ценности каждого, ранее не услышанного и не зафиксированного слова очевидца, или, пользуясь этнографическим термином – информанта. Моими информантами были моя Мама, Котина Анна Дмитриевна, в девичестве - Осипова, и тетя - Яняк (Осипова) Анастасия Григорьевна, уроженки деревни Коскосалма 1938 и 1941 года рождения. Название «Коскосалма по рассказам моей Мамы и тети», вероятно, вызовет улыбку, хотя и верно по существу. Условное рабочее название доклада – «Коскосалма в 1940-1953 годы», ибо это время, до смерти моей бабушки Татьяны Дмитриевны Осиповой (Кулешовой), после чего сестры оказались одна в детском доме, другая – в техникуме за пределами родной деревни.

Итак, деревня Коскосалма в 1940-е годы. Сведения моих информантов субъективны и не всегда точны, но им хорошо запомнилось, что в деревне в то время было около 20 домов. В домах жили семьи Осиповых, Кореневых, Кулешовых, Манасеиных, Мариных, Тарасовых, Тихоновых, Приемышевых, Стрикачевых, Тумановых, Гусевых, Пахомовых, Бычковых, Калинихиных, Демидовых, Лаврушовых, Федуловых. Позднее в деревне поселились Могучие, Дунаевы, Фомины, Бобровы. Бабушка Боброва, старая добрая женщина, работала сторожем на скотном дворе. Сестры любили многочисленные сказки и легенды, которые она рассказывали. К началу 1940-х годов подавляющее большинство населения деревни составляли женщины и дети. Деревню не обошла коса репрессий. Первым среди репрессированных был Григорий Васильевич Осипов. Его расстреляли, но это стало известно лишь в 1950-е гг. Вскоре после ареста Григория умерла от горя его мать – бабушка Анна. Вскоре арестовали и многих других. В 1941 году все оставшиеся мужчины призывного возраста (человек 10) были мобилизованы на фронт. В начале 1950-х годов из лагерей вернулся Манасеин, вскоре скончавшийся, и Лаврушов, вероятно, попавший во вторую, послевоенную волну репрессий. О судьбе других репрессированных нам не известно. После войны домой вернулось лишь несколько мужчин-инвалидов: Трошин, Фомин. Почти все здоровые мужчины не вернулись, вероятно, все погибли на фронтах войны или были репрессированы в послевоенные годы.

Старшим в семье Осиповых остался восьмидесятилетний Василий Иванович Осипов. Его дом в районе Итогора был один из самых благополучных в довоенную пору. В нем не голодали, хотя жили бедно. Во время войны власти забирали у жителей почти все продукты. Для сестер Итогора их детства представляется центром деревни, да и всего мирового пространства. Судя по всему, это был даже не дом, а целый хутор: старый дом, в котором жила семья, новый дом, который строили Василий Иванович и Григорий Василиевич, но после ареста Григория осиротевший и ряд лет простоявший пустым, баня, сарай с лесопилкой, а также скотный двор, принадлежавший в то время колхозу. Судя по всему, до ареста Григория, хозяйство было крепким, а до коллективизации, которая, как и почти по всей России, была насильственной, - даже богатым. О достаточно благополучных годах напоминали отдельные предметы: модные сапожки и кашемировый шарф Татьяны Дмитриевны, но их пришлось продать в начале 1950-х гг. По рассказам Анастасии Григорьевны, со слов ее деда Василия, еще в 1920е гг. на Ильинском погосте на Рождество и Троицу устраивались ярмарки, и товар можно было приобрести самый разный, а также там можно было повеселиться – попеть, потанцевать. Для молодежи ярмарки были лучшим местом знакомств и свиданий. На ярмарке и встретились дочь рыбака Татьяна Кулешова и Григорий Осипов. Где-то в начале 1940-х ярмарки прекратились. Началась война и не было товара, даже соли. Закрыли и местную часовню. Иконы, вероятно, разобрали местные жители. Зато появилось некоторое подобие клуба с тарелкой громкоговорителя и шестом, на котором поднимали флаг.

Лесопилка Осиповых находилась на берегу Лахты – относительно мелкого и спокойного участка Водлозера. Василий Иванович пилил доски и шил знаменитые лодки-водлозерки. Здесь же вязали плоты, во множестве плававшие по Лахте, привязанные к берегу. К северу от Итогоры располагалась часть деревни (улица или хутор) Дѐшалово, где жила дочь Василия Ивановича - Акулина. Среди других районов деревни мои информанты назвали Подгорье – район под Итогорой, а также Курдилово. Для моих информантов Коскосалма – это прежде всего Итогора, двор Осиповых, хотя там позднее стали жить и другие: Фомины, Дунаевы.

Всего у Осиповых было два сына и две дочери. В колхоз вступать не хотели, но когда оказались там, Григория назначили бригадиром, что не спасло его от репрессий, а позднее бригадиром стала вдова Григория Васильевича Татьяна Дмитриевна. После ее смерти бригадиром стал Стрикачев Н.М. Вероятно, это не был даже самостоятельный колхоз, но Коскосалма считалась бригадой большего, быть может, Куганаволокского колхоза. В деревне жили рыбаки, пастухи, доярки, сторож, зоотехники, учителя, медсестра, почтальон, плотники, лодочники. За работу получали «палочки», а жили подсобным хозяйством. Дед Осипов строил лодки, охотился на глухарей, тетеревов и пушного зверя, ловил рыбу. С 1941 года почти все жители – женщины. С Куганаволоком существовала связь по воде. Из соседних поселков информантам были известны Канзанаволок, деревня на том же острове, Колгостров, Равкала (рядом с Варишпелдой). Почти всюду добирались на лодках. Иногда в Равкалу в период малой воды можно было дойти пешком, перейдя протоку вброд.

Старый дом в Итогоре, построенный из бревен, был очень теплый. В нем семья жила летом и зимой до начала 1950-х гг. Большая печь делила этот уютный дом пополам, образуя, по существу, две комнаты. В большей из комнат стоял стол с самоваром, в углу – полка с иконами. Утром и вечером перед иконами читали молитву. В доме был большой погреб, состоявший из «ледника», куда колотый лед засыпался каждую весну, когда шел ледоход, а также отделения для ржи, картофеля, свеклы. На льду хранили рыбу и редко бывавшее в доме мясо, когда забивали кого-то из животных, обычно раненых или ослабших. В погребе также стояли столы для молока, масла, но последние продукты отдавались в качестве налога. При доме был сарай, где находилась летняя комната или «горенка». В сарае хранились пустые бочки, которые делал Василий Иванович, а также кадки с квасом – хмельным, житным, ведра с водой. В сарае было отделение, где жил скот: коровы, телята, лошади, овцы. Почти весь скот, а потом и постройки и имущество пришлось продать, чтобы платить налоги. Мебели в старом доме было мало: лишь стол, полати и лавки. Новый дом был современнее, обшит досками, но холоднее. В новом доме были буфеты, стол, кровати. Дом продали, разобрали и перевезли в Канзанаволок, где собрали из этих бревен школу. При старом доме была небольшая избушка, в которой, вероятно, предполагали жить Василий Иванович с женой, но поселилась в ней первая жена Григория Васильевича с сыном и дочерью. Григорий Васильевич взял вторую жену – Татьяну, но и старая жена - Паулина осталась в Итогоре, в упомянутом домике. Семейная легенда гласит, что родственник первой жены, некто Гусев, хвастался, что донес на Григория, буквально, - «посадил его». Правда ли это, не знаем. Вообще же, репрессировали многих мужчин, и почти всех расстреляли. Вряд ли дело было только в гусевском доносе. При этом брат Григория Василий Васильевич не был задет репрессиями и даже возглавлял райком в Куганаволоке, затем – в Медвежьегорске. Вдова Григория Татьяна Дмитриевна была вынуждена тащить не только семейное тягло, но и бригадирствовать, что говорило о ее силе воли, но и о скудости местного коллектива. Репрессии обескровили и разорили его. Пострадавшие старались держаться все вместе. Мать Татьяны Дмитриевны также перебралась в дом Осиповых, которые бедствовали, но не голодали. Вели подсобное хозяйство. Сеяли рожь, лен. В год смерти Татьяны Дмитриевны сестры помнили оставленные близ дома в яме замоченные стебли льна, которым, как и остальным хозяйством, некому было заняться.

Сестры запомнили, что мама целый день была на работе. Ей приходилось бригадирствовать. Хозяйство держалось на деде – Василии Ивановиче. После его смерти в 1945 году все приходилось делать детям. Из пяти детей Татьяны Дмитриевны выжили только две младшие девочки. С ранних лет им приходилось работать по дому: утром выгонять в поле коров и вечером встречать их, доить, кормить, собирать грибы и ягоды, молоть ржаную и пшеничную муку на ручном жернове, заготавливать дрова в лесу для сельсовета Канзанаволока, пилить дрова, копать землю, сажать и выкапывать картофель, репу, морковь, заготовлять сено для коровы. Приходилось отдавать в качестве налога топленое сливочное масло (6,5 кг. в год). Но в доме оставалась молочная сыворотка. Основной пищей была картошка. Ее варили в печи в чугунке. Вставали рано, а ложились поздно, выполнив всю домашнюю работу, а девочки еще должны были подготовиться к урокам, которые делали при свете лучины. Электричества не было. Керосин берегли. Он был дорог, да и возить его приходилось из Пудожа. Василий Иванович колол лучины и вставлял их в коробку из металла, помещенную в расписную кадку с водой. В доме и сарае сохранились на дверях старинные амбарные кольца из металла и щеколды, но двери уже не запирали, а лишь подпирали палкой.

Хорошо запомнилась сестрам суббота с ее обязательной уборкой: подметанием и мытьем пола «добела», а затем – с баней. В военные годы Василий Иванович был единственным хозяином, топившим в деревне баню. После того как помылись домочадцы, он пускал в баню всех соседей, а то и почти всех оставшихся в деревне жителей. В хозяйстве была не только «белая», но и «черная» баня, чаще использовавшаяся как подсобное помещение.

Нужно сказать, что в военные и послевоенные годы из деревни старались уходить. В нее почти не возвращались отслужившие в армии. Репрессии и война забирали своих жертв навсегда. Детей и женщин, оставшихся в деревне в годы войны косил тиф. Молодые девушки старались выйти замуж и уехать из Коскосалмы. Уж больно тяжелым был почти неоплачиваемый труд в колхозе. Тем не менее, в годы войны в Коскосалму из Пудожа пешком пришла чья-то семья. Какое-то время они переживали здесь голодные годы. Все-таки рыба водилась в изобилии. Не было соли, и ее непросто было хранить. В самые голодные годы рыбу сушили, перетирали в муку, пекли из этой муки с травами и кореньями лепешки. 1940-е годы запомнились как время страшных испытаний. Начало 1950-х гг. запомнилось возвращением нескольких репрессированных и появлением цыган. Семейное предание связывает эти события. К цыганам приходили и просили погадать на картах – сказать о судьбе тех репрессированных, кто не вернулся. Смерть Сталина в марте 1953 года запомнилось сестрами как страшное горе. Народ плакал, искренно или нет, судить спустя 60 лет трудно. Вскоре, в октябре того же года последовало настоящее горе – смерть Татьяны Дмитриевны, после чего сестры были вынуждены покинуть родную деревню. С годами память о родных местах стиралась, родни в Коскосалме не осталось. Деревня для сыновей Анны Дмитриевны стала почти мифом, а для внуков это имя уже, увы, ничего не значит. Возможность побывать на исторической родине, возникшая благодаря энтузиастам, возрождающим Водлозерье, дает шанс возродить и нашу семейную историю, восстановить связь с корнями.