Тема 1. Философия и мировоззрение. Тексты и задания контрольной работы для студентов

МИНИСТЕРСТВО СЕЛЬСКОГО ХОЗЯЙСТВА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

ФГОУ ВПО «ВЯТСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННАЯ АКАДЕМИЯ»

КАФЕДРА ФИЛОСОФИИ

ПОЛУЭКТОВА Е.В.

ФИЛОСОФИЯ

ПРАКТИКУМ.

Тексты и задания контрольной работы для студентов

заочной формы обучения.

Выпуск 4

Основная литература

1. Алексеев П.В., Панин А.В. Философия: Учебник для вузов. – М., 1996.

2. Антология мировой философии. - Т.1-4. – М., 1969.

3. Асмус В.Ф. Античная философия. – М., 1976.

4. Бердяев Н.А. Философия свободного духа. – М., 1994.

5. Введение в философию: Учебник для вузов. – М., 1989.

6. Зеньковский В.В. История русской философии. – М., 1991.

7. Канке В.А. Философия. Исторический и систематический курс. – М., 1997.

8. Кохановский В. Философия: Уч. пособие. – М., 1997.

9. Лосский Н.О. История русской философии. – М., 1991.

10. Мир философии. – М., 1991.

11. Радугин А.А. Философия: Курс лекций. – М., 1996.

12. Реале Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. – СПб., 1994.

13. Соколов В.В. Средневековая философия. – М., 1979.

14. Философский энциклопедический словарь. – М., 1983.

Дополнительная литература

1. Бердяев Н.А. Смысл истории. – М., 1990.

2. Блинников Л.В. Великие философы: Словарь-справочник. – М., 1997.

3. Войшвилло Е.К., Дегтярев М.Г. Логика: Учебник для вузов. – М., 1998.

4. Гуревич П.С. Философия культуры. – 1994.

5. Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях великих философов. – М., 1979.

6. Замалеев А.Ф. Курс истории русской философии. – М., 1995.

7. Западная философия ХХ века. – М., 1994.

8. Лосев А.Ф. История античной философии в конспективном изложении. – М., 1989.

9. Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. – М., 1992.

10. Философия и методология науки. – М., 1994.

Тема 1. Философия и мировоззрение

Из книги Г. Померанца «Записки Гадкого Утенка»

Приходилось писать и о другом… До сих пор помню сержанта, седого, как лунь. Кажется, его звали Лагутиным. Поседел он – тридцати лет – под Севастополем. Наши и немецкие окопы сошлись там метров на 80, огнем атакующих не остановить, а отступать некуда. И когда немцы подымались в атаку, матросы и солдаты бросались навстречу. А в штыковых боях самое трудное, по словам Лагутина, - переглядеть противника. Топтались, оба в оборонительной позиции, не торопились открыться, сделать взмах. И тут главное – переглядеть. Кто опустил глаза – тот погиб. Тогда размахивайся и коли. Сержант больше всего запомнил здоровенного рыжего немца, которого никак не мог переглядеть. Потом рыжий, скрипнув зубами, опустил глаза, и сержант его заколол. Напряжение таких гляделок страшное. Буквально убиваешь глазами, а потом уже штыком. От этой парапсихологии и седина.

Простой рассказ Лагутина – символ любой войны. Снаряды, мины, бомбы, движение атакующих цепей – только средства переглядеть противника, подавить его, убивают одного, бегут двое, трое (если не бегут – наступление провалилось). И действия полководцев можно сравнить с гляделками. Накануне войны Гитлер переглядел Сталина. Он прямо смотрел войне в глаза, а Сталин глаза прятал, не хотел верить, что война начнется сейчас, через месяц, через неделю. От этого ряд его распоряжений, нелепых и преступных (армии завязали глаза, чтобы никто не видел страшного и не говорил про страшное). И от этого сила первых ударов немцев – по ослепленным, парализованным войскам, лишенным опытных командиров…

Потом роли переменились. Война стала затяжной, а Гитлер не хотел этого видеть. Чем меньше выходил блиц,* тем больше он рвался к нему – и увяз в Сталинграде. А потом еще раз полез в ловушку, на этот раз – заранее приготовленную – на Курской дуге. Полководцы, как заметил Анатоль Франс, выигрывают войну не только потому, что они гениальны, а и потому, что их противники звезд с неба не хватают. Гитлер полез в Россию, не ожидая в низшей расе взлета боевого духа, объявил войну Америке, не ожидая челночных бомбардировок, и в результате проиграл войну дважды: так, как было, - и так, как могло быть, если бы Сталин жалел людей и не торопился прийти в Берлин к апрелю (атомная бомба, взорванная над Хиросимой в августе, уже была готова. Она делалась для Берлина).

Впрочем, тогда я об этом не думал. Перед собой я видел только сержанта Лагутина и других солдат, сержантов и офицеров и помогал им поверить в свою силу. В эти сравнительно спокойные месяцы мы все поверили, что непременно будем бить немцев. Мы переглядели Вия. Против мифа «мы арийцы»** был выстроен антимиф «мы сталинградцы» – и как-то мгновенно вошел в плоть и в кровь. Я прекрасно знал, что это миф, что наша дивизия Сталинграда не защищала, под Котлубанью действовала неудачно, в ноябрьском наступлении играла очень скромную роль и наконец была жестоко разбита в январе потрепанным немецким корпусом чуть ли не с семью всего танками. Что гвардейское звание нам дали скорее авансом, чем за великие подвиги, что, кстати, делалось не раз. Что так или иначе до Миуса дошла одна сводная рота, а сейчас стрелковых рот 27. Но все 27 рот верили, что они гвардейцы-сталинградцы. И с этой верой пошли в июле в бой и прорвали немецкий фронт – немецкий, а не румынский…

* Блиц криг – молниеносная война (нем.)

** Арии – индоевропейские племена, положившие начало индийской цивилизации. «Арий» – в переводе «благородный». Гитлеровская пропаганда объявила ариев избранным народом, призванным господствовать над другими народами, а современных немцев представила потомками ариев.

Я сам создавал эту веру – и не переставал ей удивляться. Успех летнего наступления 43-го года был триумфом советской пропаганды. Если под Садовой победил прусский школьный учитель* (в чем, правда, я сомневаюсь), то на Миусе (и в более важных битвах севернее) победили Василий Теркин, Фома Смыслов **и проч. и проч. и проч., в том числе мой севастополец сержант Лагутин, переглядевший рыжего немца.

Разумеется, дело не только в пропаганде. Произошло то, что Конфуций назвал бы исправлением имен: солдаты стали солдатами, офицеры – офицерами, генералы – генералами. Но все эти незаметные сдвиги сошлись, как в фокусе, в одном: в мифе о русской силе.

Есть некоторая аналогия между советской пропагандой и советской экономикой. В мирное время они обе застаиваются. И сколько бы их ни встряхивать, ни подтягивать – все зря: опять буксуют. Но во время войны, подогретые патриотизмом, направленные к одной цели (общей всем – не только на словах), они действовали.

Пегас***, запряженный в ярмо, сам рвался в бой. И на его крыльях люди взлетали над страхом смерти. Думаю, что нечто подобное было и в гражданскую войну. Тогда был свой миф. Террор, штрафные роты и батальоны - только пособие. Решает миф.

Миф – это не грубая скучная ложь. Это непременно вдохновение и поэтическая правда. Это игра, подобная божественной игре, создающей мир. Мир, в своем чувственном облике, тоже миф. Видимость – это миф, созданный божественной энергией… Невозможно полностью дегероизировать войну, как Солженицын уговаривал генерала Григоренко. Было и чудовищное, и леденящее душу, и отвратительное, и прекрасное. Как во всей истории.

Самое главное, что я сделал на войне, было мое скромное участие в создании мифа победы.**** Сравнительно с этим несколько случаев, когда я

распоряжался в бою, не имеют значения, хотя для меня они были очень важны. С чувством силы, созданным пропагандой, наша дивизия прорвала фронт, захватила деревню Степановка и удержала бы ворота прорыва, если бы не тупое упорство атак на никому не нужную Саур-Могилу.

Г. Померанц Записки Гадкого Утенка. М., 1998. С. 170 – 173.

*Имеется в виду Гитлер, который свои ораторские приемы вырабатывал, еще работая учителем в Пруссии.

** Персонажи популярных в годы той войны литературных произведений, выходивших в различных фронтовых изданиях (газетах, листовках).

*** Пегас – в греческой мифологии – крылатый конь, который ударом копыта выбил на горе муз источник, дарующий своими водами вдохновение поэтам. В современной культуре – символ поэтического вдохновения.

****Автор во время войны был фронтовым корреспондентом.

А.Кестлер Из книги «Слепящая тьма»

Годы сталинских репрессий. Арестован партиец-большевик Рубашов. Его допрашивает следователь Глеткин. Следователь пытается добиться от Рубашова признания в том, что тот занимался вредительской деятельностью и готовил покушение на Сталина. При этом,

как замечает Рубашов, для Глеткина не важно, совершал ли подследственный в реальности те поступки, в которых его обвиняют. Если Глеткину удается доказать, что Рубашов чисто теоретически мог бы их совершить исходя из своих убеждений, то тем самым, по мнению следователя, уже доказана виновность Рубашова. «Они потеряли представление о границах вымысла и реальности», - думает о представителях власти Рубашов.

Чтобы сломить волю подследственного, его допрашивают по ночам.

* * *

Под утро, когда Рубашов с очевидностью доказал, что не разваливал работу по производству легких металлов, глеткинский голос окрасился чуть заметным призвуком неуверенности…

— Значит, вы категорически отрицаете свою вредительскую деятельность во вверенной вам отрасли промышленности— равно как и наличие у вас преступных замыслов?

Рубашов кивнул и, преодолевая сонливость, стал ждать, как поступит Глеткин. Тот повернулся к стенографистке:

— Запишите. Следствие рекомендует снять данный пункт по недостаточности улик.

Рубашов торопливо закурил, чтобы скрыть охватившее его детское торжество. Первый раз он одержал победу над Глеткиным. Разумеется, это была грустная, ничего не решающая победа в проигранной битве, и все же он победил; вот уже несколько месяцев или даже лет не испытывал он подобного ощущения... Глеткин взял у стенографистки протокол допроса и по сложившейся у них традиции отпустил ее.

Когда они остались одни и Рубашов встал, чтобы подписать протокол, Глеткин, протягивая ему ручку, сказал:

— Оппозиция всегда с успехом использовала промышленное вредительство, чтобы создавать руководству временные трудности и разжигать недовольство среди рабочих. Почему же вы так упорно настаиваете, что не прибегали — и даже не намеревались прибегнуть — к этому проверенному средству?

— Да потому, что это идиотизм — сваливать все неудачи на вредительство, — ответил Рубашов.— И потому, что меня мутит от непрерывных процессов над вредителями, которые ни в чем не виновны.

Почти забытое ощущение победного торжества взбодрило Рубашова, и он говорил громче обычного.

— Вы вот считаете вредительство выдумкой, — возразил ему Глеткин, — а тогда в чем же, по-вашему, причина неудовлетворительного состояния нашей промышленности?

— Непосильные нормы, нищенская оплата труда и драконовские дисциплинарные меры, — сейчас же ответил Рубашов. — Мне известны случаи, когда рабочих расстреливали как вредителей за пустячные ошибки, вызванные голодом и усталостью. За двухминутное опоздание человека увольняют с такой записью в трудовой книжке, что потом его нигде не берут на работу.

Глеткин окинул Рубашова ничего не выражающим взглядом и спросил ничего не выражающим тоном:

— У вас были в детстве часы?

Рубашов ошарашенно промолчал...

— Вам не хочется отвечать на мой вопрос?

— Были, конечно, — недоумевая ответил Рубашов.

— В каком возрасте вы их получили?

— Н-н-ну... лет, может быть, в девять или восемь.

— А я,— по-обычному корректно и официально сказал Глеткин, — узнал, что час делится на минуты, в шестнадцать лет. Когда крестьяне моей деревни ехали в город, они просто выходили из дому на рассвете, а потом спали около станции, пока не прибудет поезд. Иногда он прибывал в полдень, иногда к вечеру, а иногда на следующее утро. И большинство наших рабочих — деревенские люди. Неподалеку от моей деревни, например, построили крупнейший в мире сталелитейный завод. И вот мои земляки, вчерашние крестьяне, загружали доменную печь и ложились спать*. К ним пришлось применить высшую меру наказания. В других странах процесс индустриализации растягивался на сто или двести лет, так что крестьяне естественно и постепенно привыкали к своей новой жизни. У нас они должны освоиться с машинами и промышленной точностью в десять лет. Если мы не будем увольнять их и расстреливать за малейшие ошибки, они не отвыкнут спать у станков или во дворах фабрик, и страну охватит мертвый застой, то есть она вернется к дореволюционному состоянию. В прошлом году Республику посетила делегация женщин-текстильщиц из Манчестера в Англии. От них ничего не утаивали, и когда они возвратились домой, то написали несколько негодующих статей, в которых сказано, что английские рабочие просто не выдержали бы таких условий труда, как у нас. Я читал, что текстильной промышленности Манчестера около двухсот лет. И я читал также, какие условия труда были у английских текстильщиков двести лет назад. Вы, гражданин Рубашов, пользуетесь аргументами английских текстильщиц. А ведь вам известны многие факты, которых они не знают. Так что алогичность ваших аргументов вызывает удивление. Но, с другой стороны, вы отчасти похожи на них: в детстве у вас были часы…

… - До некоторой степени вы, пожалуй, правы, — сказал наконец Рубашов. — Но раз уж вы сами затронули эту тему, то объясните мне, пожалуйста,

*Процесс плавки в домне требует постоянного контроля.

зачем вам нужны козлы отпущения, если вы понимаете, что причины наших промышленных неурядиц носят объективно-исторический характер?

— Опыт учит нас, — ответил Глеткин, — что сложные исторические процессы надо разъяснять народным массам на простом и понятном языке. Судя по моим сведениям из истории, человечество никогда не обходилось без козлов отпущения. Это—объективно-историческая закономерность, а ваш друг Иванов рассказал мне в свое время, что она опирается на религиозные воззрения древних народов. Он говорил, что это понятие ввели иудеи, которые ежегодно приносили в жертву своему богу козла, нагруженного всеми их грехами. — Глеткин замолчал и согнал назад складки гимнастерки под скрипучим ремнем. — Кроме того, существуют примеры, когда люди становились козлами отпущения добровольно. Лет в восемь или девять я слышал от нашего деревенского священника, что Иисус Христос называл себя агнцем*, который взял на себя грехи мира. Лично я не верю, что один человек может спасти все человечество. Но вот уже две тысячи лет люди этому верят.

Рубашов пристально смотрел на Глеткина. Что он задумал? Зачем завел этот разговор? В каких лабиринтах блуждал его неандертальский ум?

— Однако согласитесь, что по нашим-то воззрениям народу следует говорить правду, а не населять мир новыми дьяволами-вредителями.

— Если моим землякам сказать, что они все еще отсталые и неграмотные, несмотря на завоевания Революции и успешную индустриализацию страны, это не принесет им никакой пользы. А если их убедить, что они герои труда и работают эффективней американцев, но страну лихорадит от дьявольского вредительства врагов, — это хоть как-то им поможет. Истинно правдиво то, что приносит человечеству пользу; по-настоящему ложно то, что идет ему во вред. В краткой истории для вечерних школ подчеркивается, что христианство зафиксировало высшую по тем временам ступень человеческого сознания. Правду ли говорил Христос, когда утверждал, что Он Сын Бога и девственницы, нас не интересует. Мы имеем право вводить объективно полезные символы, даже если нынешние крестьяне воспринимают их буквально…

А. Кестлер Слепящая тьма. – Слепящая тьма. СПб., 1991. С. 138 - 141.

* Агнец – ягненок.

Александр Межиров

Мы под Колпином скопом стоим. Мы под Колпином скопом лежим

Артиллерия бьет по своим. И дрожим, прокопченные дымом.

Это наша разведка, наверно, Надо все-таки бить по чужим

Ориентир указала неверно. А она – по своим, по родимым

Недолет. Перелет. Недолет. Нас комбаты утешить хотят

По своим артиллерия бьет. Нас, десантников, армия любит

По своим артиллерия лупит, -

Мы недаром присягу давали, Лес не рубят, а щепки летят.

За собою мосты подрывали

Из окопов никто не уйдет,

Недолет. Перелет. Недолет… 1956

Вопросы к текстам

1. Как вы поняли, в чем смысл немецкого мифа «мы – арийцы» и в чем смысл антимифа «мы – сталинградца»?

2. Почему Померанц называет гордое самоощущение солдат своей дивизии «мы – гвардейцы-сталинградцы» мифом?

3. Что дала эта вера солдатам?

4.Кто создал веру «мы непобедимые русские воины»?

5.Как вы поняли, что значит, что идеологический миф есть поэтическая правда? Чем поэтическая правда отличается от обыденной правды жизни?

6. Задача идеологии – направить действия как можно большего числа людей (в идеале – всех) к одной цели. Как вы поняли, почему во время войны российская идеология лучше справляется с этой задачей, чем в мирное время?

7. В чем видит Глеткин причину необходимости жестоких наказаний за самые ничтожные нарушения дисциплины в промышленности?

8. Кого называют козлами отпущения и кого конкретно власти превращали в козлов отпущения во времена Глеткина и Рубашова? (По тексту)

9. Глеткин говорит о том, что крестьяне символы воспринимают буквально. Как это следует понимать? И о каком конкретно символе, понимаемом буквально крестьянами, идет речь в тексте?

10.Что следует считать правдой с точки зрения Рубашова, а что с точки зрения Глеткина?

11.Есть ли разница между пониманием правды Глеткиным и пониманием поэтической правды Померанцем? (См. «Записки Гадкого Утенка»)

12. Символы, которые кто-либо воспринимает буквально, – это, как вы знаете, мифы. Для Глеткина объективно полезными мифами выступают мифы о «врагах народа» и о «вредителях». Для крестьян враги народа и вредители – факты жизни. Идеология глеткиных намерена с помощью этих мифов превратить вчерашних крестьян в дисциплинированных рабочих. Сравните принцип действия мифа «мы сталинградцы» и мифа «мы – герои труда и работаем эффективней американцев, а неурядицы в промышленности – от вредительства врагов». Он один и тот же: и там и тут создается вера в то, чего пока нет. И вот Померанц утверждает, что эта вера стала поэтической правдой, превратила ложь в истину и принесла победу в войне. А Глеткин утверждает, что ради укрепления веры рабочих в то, что они герои, можно и нужно расстреливать невинных людей.

Какие же выводы можно сделать, обдумав эти два отрывка? Что от идеологии следует отказаться как от опасной лжи? Или что идеологию следует признать необходимой, поскольку она есть такая ложь, которая превращается, благодаря вере в нее людей, в правду жизни? (А жертвы, гибель невинных – это цена превращения мифа в правду, и без них не обойтись.) Или что идеология нужна, но нужно так ограничить ее действие, чтобы избежать жертв и отличать «поэтическую ложь» от опасной для людей и общества лжи? Выберите свой вариант ответа и поясните.

13. Стихотворение Александра Межирова имеет не только прямой (буквальный), но и символический смысл. Какой?

Тема 2. Проблема человека в философии

Н.А. Бердяев Из книги «Истоки и смысл русского коммунизма»

Марксизм-ленинизм или диалектический материализм эпохи пролетарских революций соответствуют новому пониманию свободы. И действительно коммунистическое понимание свободы очень отличается от обычных пониманий. Поэтому русские коммунисты искренно возмущаются, когда им говорят, что в советской России нет свободы. Рассказывают такой случай. Один советский молодой человек приехал на несколько месяцев во Францию, чтобы вернуться потом обратно в советскую Россию. К концу его пребывания его спросили, какое у него осталось впечатление от Франции. Он ответил: «в этой стране нет свободы». Его собеседник с удивлением ему возражает: «что вы говорите, Франция — страна свободы, каждый свободен думать, что хочет, и делать, что хочет, это у вас нет никакой свободы». Тогда молодой человек изложил свое понимание свободы: во Франции нет свободы, и советский молодой человек в ней задыхался потому, что в ней невозможно изменять жизнь, строить новую жизнь; так называемая свобода в ней такова, что все остается неизменным, каждый день похож на предшествующий, можно свергать каждую неделю министерства, но ничего от этого не меняется. Поэтому человеку, приехавшему из России, во Франции скучно. В советской же, коммунистической России есть настоящая свобода, потому что каждый день можно изменять жизнь России и даже всего мира, можно все перестраивать, один день не походит на другой. Каждый молодой человек чувствует себя строителем нового мира.

Мир стал пластичен и из него можно лепить новые формы. Именно это более всего соблазняет молодежь. Каждый себя чувствует участником общего дела, имеющего мировое значение. Жизнь поглощена не борьбой за свое собственное существование, а борьбой за переустройство мира. Тут свобода понимается не как свобода выбора, не как свобода повернуть направо или налево, а как активное изменение жизни, как акт, совершаемый не индивидуальным, а социальным человеком, после того, как выбор сделан. Свобода выбора раздваивает и ослабляет энергию. Настоящая созидательная свобода наступает после того, как выбор сделан и человек движется в определенном направлении. Только такая свобода, свобода коллективного строительства жизни в генеральной линии коммунистической партии, и признается в советской России. Именно эта свобода оказывается актуальной и революционной. Французская свобода консервативна, она мешает социальному переустройству общества, она свелась к тому, что каждый хочет, чтобы его оставили в покое. Свободу нужно, конечно, понимать и как творческую энергию, как акт, изменяющий мир. Но если исключительно так понимать свободу и не видеть того, что внутренне предшествует такому акту, такой реализации творческой энергии, то неизбежно отрицание свободы совести, свободы мысли. И мы видим, что в русском коммунистическом царстве совершенно отрицается свобода совести и мысли. Понятие свободы относится исключительно к коллективному, а не личному сознанию. Личность не имеет свободы по отношению к социальному коллективу, она не имеет личной совести и личного сознания. Для личности свобода заключается в исключительной ее приспособленности к коллективу. Но личность, приспособившаяся и слившаяся с коллективом, получает огромную свободу в отношении ко всему остальному миру. Свобода совести — и прежде всего религиозной совести — предполагает, что в личности есть духовное начало, не зависящее от общества. Этого коммунизм, конечно, не признает. Революционная коммунистическая мораль неизбежно оказывается беспощадной к живому конкретному человеку, к ближнему. Индивидуальный человек рассматривается, как кирпич, нужный для строительства коммунистического общества, он есть лишь средство.

В коммунизме есть здоровое, верное и вполне согласное с христианством понимание жизни каждого человека как служения сверхличной цели, как служения не себе, а великому целому. Но эта верная идея искажается отрицанием самостоятельной ценности и достоинства каждой человеческой личности, ее духовной свободы. В коммунизме есть также верная, идея, что человек призван в соединении с другими людьми регулировать и организовывать социальную и космическую жизнь. Но в русском коммунизме эта идея… приняла почти маниакальные формы и превращает человека в орудие и средство революции. Все эти извращения определяются не столько социально-экономической системой коммунизма, сколько его ложным духом. Свобода духа отрицается не экономикой, которая бессильна в отношении к духу, а духом же, духом враждебным свободе. Воинствующий духоборческий материализм коммунизма есть явление духа, а не материи, есть ложная направленность духа. Коммунистическая экономика сама по себе может быть нейтральна. Это коммунистическая религия, а не экономика, враждебна христианству, духу, свободе. Правда и ложь так перемешены в коммунизме именно потому, что коммунизм есть не только социальный феномен, но и феномен духовный. В идее бесклассового, трудового общества, в котором каждый работает для других и для всех, для сверхличной цели, не заключается отрицания Бога, духа, свободы и даже наоборот, эта идея более согласна с христианством, чем идея, на которой основано буржуазное капиталистическое общество. Но соединение этой идеи с ложным миросозерцанием, отрицающим дух и свободу, ведет к роковым результатам. Именно религиозный характер коммунизма, именно религия коммунизма и делает его антирелигиозным и антихристианским. Коммунистическое общество и государство претендуют быть тоталитарными. Но это и есть основная ложь. Тоталитарным может быть лишь царство Божье, царство кесаря* всегда частично. Для коммунизма царство кесаря становится царством Божьим… Весь мир идет к ликвидации старых капиталистических обществ, к преодолению духа их вдохновлявшего. Движение к социализму — к социализму, понимаемому в широком, не доктринерском смысле, — есть мировое явление. Этот мировой перелом к новому обществу, образ которого еще не ясен, совершается через переходные стадии. Такой переходной стадией является то, что называют связанным, регулированным, государственным капитализмом. Это тяжелый процесс, сопровождающийся абсолютизацией государства… В том, что происходит в советской России, есть много элементарного, элементарного цивилизирования рабоче-крестьянских масс, выходящих из состояния безграмотности. В этом нет ничего специфически коммунистического. Но процесс цивилизирования совершается через замену для масс символики религиозно-христианской символикой марксистски-коммунистической…

Н.А.Бердяев Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С.123 – 126.

* Царство кесаря – образ заимствован из Евангелия. Представляет собой в данном контексте метафору земной власти (власти кесаря, т.е. царя) – власти социальных учреждений. Она противопоставлена власти Бога – власти духовной.

В.Маяковский Из поэмы «Владимир Ильич Ленин»

Единица! Кому она нужна?! Голос единицы тоньше писка. Кто ее услышит? – Разве жена! И то, если не на базаре, а близко.	Партия – это единый ураган, из голосов спрессованный тихих и тонких, от него лопаются укрепления врага, как в канонаду от пушек перепонки.

…Единица – вздор, единица – ноль, один – даже если очень важный – не подымет простое пятивершковое бревно, тем более дом пятиэтажный, Партия – это миллионов плечи, Друг к другу прижатые туго. Партией стройки в небо взмечем, держа и вздымая друг друга.		Партия – спинной хребет рабочего класса. Партия - бессмертие нашего дела. Партия – единственное, что мне не изменит. Сегодня приказчик, а завтра царства стираю в карте я. Мозг класса, дело класса, сила класса, слава класса – вот что такое партия.

Вопросы к текстам

1. Как понимают свободу во Франции?

2. Почему, с точки зрения человека, приверженного советской идеологии, во Франции нет свободы?

3. Кем ощущает себя советский человек, если его взгляды и цели не

расходятся с руководящей линией коммунистической партии?

4. В чем видит советский человек свою свободу?

5. Почему к выбору советский человек относится отрицательно?

6. Что, с точки зрения Бердяева, на самом деле должно предшествовать творческому изменению мира?

7. Как представляет себе Бердяев полноценную свободу (из каких свобод она складывается)?

8. В чем, с точки зрения Бердяева, состоит несвобода личности в русском коммунистическом царстве?

9. В каком качестве (только) революционная коммунистическая мораль признает индивидуального человека?

10. Какой взгляд на индивидуального человека и на свободу выражен в поэме В.Маяковского «Владимир Ильич Ленин»? Бердяевский взгляд или взгляд советской пропаганды? Ответ поясните.

11. В чем видит Бердяев здравое, рациональное зерно коммунизма?

12. В чем он видит искажение этого верного понимания жизни?

13. Что, с точки зрения Бердяева, является причиной этих искажений: неверная социально-экономическая стратегия или ошибочное мировоззрение?

14. Идея бесклассового, трудового общества – социально-экономическая или мировоззренческая?

15. Когда Бердяев говорит о религиозном характере коммунизма, он имеет в виду, что это идеология, которая хочет заменить собой идеологию христианства, значит, намерена взять на себя все те функции, которые в обществе выполняет религия. Коммунизм хочет стать для человека всем: и верой, и главной сокровенной ценностью жизни и смыслом ее, и надеждой на лучшее будущее, и даже на бессмертие… Это в дополнение к тому, что коммунизм выступает средством организации общественной жизни и средством окультуривания масс. Именно в этом смысле Бердяев говорит о тоталитарности* коммунистического общества и государства. Но при этом

идеология коммунизма, будучи материалистической, признает реальными

лишь земные – социально-экономические цели человека. Таким образом,

религию заменяют на заботы о земном благополучии, благоустроении земной жизни.

Вопрос: может ли, с точки зрения Бердяева, царство кесаря заменить царство Божье, то есть, достаточно ли человеку (его душе) забот о земном (социально-экономическом) устроении своей жизни? Поясните, почему.

16. Так в чем же, с точки зрения Бердяева, состоит основная ложь коммунизма?

* Тоталитарный – в переводе с французского – весь, полный, целый. Тоталитарное государство – государство, осуществляющее полный (тотальный) контроль над всеми сферами жизни общества, что сопровождается ликвидацией конституционных прав и свобод граждан, репрессиями в отношении оппозиции и инакомыслящих.

17. Является ли, с точки зрения Бердяева, расширение власти государства и взятие им на себя контроля над экономикой чисто русским явлением?

18. Бердяев пишет о задаче цивилизирования рабоче-крестьянских масс. В чем состоит это цивилизирование и с помощью каких символов (мифов) оно происходило в советской России? (Для ответа используйте отрывок из «Слепящей тьмы» А.Кестлера, разъяснения, даваемые Рубашову Глеткиным.

19. Подведите итог: в чем, по-вашему, состоит основная идея этого отрывка? Что подвергнуто критике и в чем эта критика состоит?