Вот кто-то с горочки спустился, наверно, милый мой идёт...
На нем защитна гимнастёрка, - она с ума меня сведёт....
На девятое мая приходят дедушкины друзья – фронтовики. Никто не выпячивает медалей, всё тихо как-то. Водочка, селёдочка, картошка с подсолнечным маслом... и я пяти или шести летний со всеми за столом: только в рюмке – квас или гриб (это напиток такой делали). Ну и настоящие грибы были – солёные грузди... а как же – у Груздевых-то! Вот кто-то из дедушкиных друзей рванул на груди рубаху, показывая изувеченное осколками тело. Страшно. О чём он там говорил, что доказывал, кому... – не понятно, но снова песня всех объединяет и умиротворяет. Ну, "Катюша", конечно... потом:
Редко друзья, нам встречаться доводится, но уж когда привелось...
Вспомним, что было и выпьем, как водится, как на Руси повелось...
Выпьем за сёла, что нами оставлены...
И дальше не смотря на все разоблачительные двадцатые съезды, в обязательном порядке:
Выпьем за Родину, выпьем за Сталина, выпьем и снова нальём.
Помню, как папа иной раз схлёстывался с дедушкой, обсуждая роль Сталина в нашей, отдельно взятой стране, но в песне все сходились – именно сталинские песни папа больше всего и любил. Особенно песни братьев Покрас:
По-над Тереком-то тучи залегли,
Под копытами дороженька дрожит, -
Это едут молодые казаки
В Красной Армии Республике служить.
Оседлаю я горячего коня,
Крепко сумы приторочу в перемёт,
Встань казачка молодая у плетня, -
Проводи меня до солнышка в поход.
Газыри лежат рядами на груди,
Алым пламенем пылают башлыки,
Красный маршал Ворошилов погляди,
На казачьи богатырские полки!
Это, кстати, песни-то всё довоенные. Неправда, что Сталин про казаков в войну только и вспомнил. Просто было белое казачество, а было – красное... у них – разные судьбы:
Сабли наши остры, кони наши быстры,
Боевая честь нам дорога!
Кони сытые, бьют копытами,
Встретим мы по-сталински врага!
- Это всё народ сам пел, не по принуждению... А при Хрущёве вовсе вроде как в разрез с официальной линией... Помните, конечно: "Когда нас в бой пошлёт товарищ Сталин и первый маршал в бой нас поведёт!" И фильм пересняли, и Крючкову перепеть пришлось: "Когда суровый час войны настанет..."! Ан, народ всё-таки пел не про час, который настанет, а про товарища Сталина. Но я не об этом хочу рассказать. А вот о чём... Советская песня действительно была песня народная, ни телевизор, ни магнитофон – их тогда ещё не было... а сама она проложила себе дорогу к людям. В первую очередь потому, что соответствовала глубоким фольклорным основам, основополагающим принципам русского песенного творчества. Вот, например, тема прощания-смерти, то есть по сути – бессмертия – это архаическая фольклорная тема. Порой советские стихотворцы писали не шибко и талантливо (с литературной точки зрения), но верно угадывали народные идеалы... Тут же и тема верности: и супружеской верности и верности Родине, слитые воедино... В общем – героический эпос. (Я привожу тексты исключительно по памяти – так как они пелись тогда в нашем семействе, заодно и проверяя для себя – а что запомнилось – через столько-то лет!)
Вот как в фольклоре: "Не для меня придёт весна, не для меня Дон разольётся..." или "Прощай отецкая станица, прощай мой ёмный хуторок, прощай девчонка молодая, прощай лазоревый цветок..." и так далее и так далее... В общем, как в гениальной строчке Николая Гумилева: "Жди меня, - я не вернусь..." А вот, что пелось у нас...
Тучи над городом встали
В воздухе пахнет грозой.
За далёкою Нарвской заставой
Парень идёт молодой.
Далека ты путь-дорога,
Выйди ж милая моя!
Мы простимся с тобой у порога
И быть может, навсегда...
...........................................
И, конечно, эту...
Там вдали за рекой догорали огни,
В небе ясном зоря догорала...
Сотня юных бойцов из будёновских рот
На разведку в поля поскакала....
.......................................................
И без страха отряд поскакал на врага,
Завязалась жестокая битва...
И боец молодой, вдруг поник головой
Комсомольское сердце пробито.
Он упал возле ног вороного коня
И закрыл свои карие очи:
Ты, конёк вороной, передай дорогой,
Что я честно погиб за рабочих!..
Эта песня, кстати, восходит к казачьей ещё времен русско-японской войны:
Там, вдали за рекой, за рекой Ляо-хе
В небе ясном зоря догорала.
Сотня юных орлов из казачьих полков
На разведку в поля поскакала…
Диалог с конём это вообще классика прощальных песен, древний миф...
Дан приказ ему на Запад, ей в другую сторону...
Уходили комсомольцы на гражданскую войну...
Уходили, расставались, покидали отчий край....
Ты мне что-нибудь, родная, на прощанье пожелай.
И что же всей душой желает любимая:
Если смерти, то – мгновенной, если раны – небольшой!
Он пожал подруге руку, глянул в девичье лицо...
А ещё, сказал он тихо, напиши мне письмецо...
И далее (без всякой иронии) просто шекспировский диалог:
Так куда же напишу я, как узнаю адрес твой?
Ничего, сказал он тихо – напиши куда-нибудь...
А вот продолжение "Каховки" – песня про орлёнка:
Орлёнок, орлёнок, взлети выше солнца
И степи с высот огляди:
Навеки умолкли весёлые хлопцы –
В живых ты остался один...
................................................
Не хочется думать о смерти, поверьте,
В семнадцать мальчишеских лет.
Люди нынешние, пустые готовы и подшутить и шутят во всеуслышанье над старыми песнями. Не от большого ума.
Недавно пародисты на ТВ накинулись на:
Смело мы в бой пойдём
За власть Советов!
И как один умрём,
В борьбе за это...
На самом деле песня эта эсхатологическая, глубоко христианская, мученическая... И, кстати, многие песни существовали в двух вариантах – у белых и у красных. Кто у кого перенял и переделал, теперь уже не установить... Вот "белый" вариант:
Слушай товарищ,
Война началася,
Бросай своё дело,
В поход собирайся!
Смело мы в бой пойдём,
За Русь Святую
И как один прольём
Кровь молодую...
Вон показались
Красные цепи,
С ними мы будем
Биться навеки...
И с той и с другой стороны баррикад русский дух оставался русским...
Иногда использовались дореволюционные песни (тут, по крайней мере, понятно, кто у кого заимствует). Плагиата я в том не вижу – это преемственность, традиция... Например, в "Прощании славянки":
И снова в поход, труба нас зовёт...
Мы все встанем в строй
И все пойдём в священный бой!
Вот вам: «И как один умрем...!»
И, кстати, с такой же мелодией и почти таким же текстом звучит припев "Марша нахимовцев":
Идём мы в поход, нас море зовёт...
Ну, марш нахимовцев мои не пели, а вот целый пласт песен, сделанный на один распев: "Раскинулось море широко...", "Прощайте скалистые горы...", "Прощай любимый город..." – это у нас любили, это народные песни...
Или вот такая довоенная еще песня была:
На земле, в небесах и на море,
Наш напев и могуч и суров.
Если завтра война,
Если завтра в поход...
Будь сегодня к походу готов…
- Ведь это тоже «Прощание славянки» и ничто иное...
Есть песни, которые очень любят, но за столом не поют. Песни сакральные... Например "Вставай страна огромная". Это как второй гимн... А может быть и первый...
Лебедев-Кумач не был выдающимся стихотворцем. Но... начальные, совершенно гениальные строки и припев принадлежат не ему, а взяты из солдатской песни 1914 года. Там только вместо "фашистской" нечестии – "тевтонская". Разница в стихотворном уровне, если смотреть на бумаге, совершенно очевидна. Тем не менее (а может именно и потому – ибо не сам измыслил, а обратился к традиции) эта песня остаётся, пожалуй, главной русской песней XX века. Я попробую восстановить картину, выделив (предположительно) старый текст в кумачевской песне курсивом...
Вставай страна огромная, вставай на смертный бой!
С фашистской силой тёмною, с проклятою ордой!
Припев: Пусть ярость благородная вскипает, как волна, -
Идёт война народная, священная война!
Дадим отпор душителям всех пламенных идей,
Насильникам, грабителям, мучителям людей!
Припев....
Не смеют крылья чёрные над Родиной летать,
Поля её просторные не смеет враг топтать!
Припев....
Гнилой фашистской нечестии загоним пулю в лоб,
Отродью человечества сколотим крепкий гроб!
Припев...
Впрочем, новодельных куплетов (второй и четвертый?) никто и не слушает, но песню в целом – можно слушать бесконечно. Священная песня... Но, само собой, не одни патриотические песни пели (хотя их-то – обязательно, до слёз, до кома в горле...). Пели и дореволюционные романсы: "Степь да степь кругом, путь далёк лежит..." (тоже прощание и тоже – смерть), "Из-за острова на стрежень" (и тут гибель) и множество других. Пели песни лирические, тюремные... Здесь хочется привести песни из папиного репертуара. Основу его составляли песни, подхваченные в детдоме (с. Словинка, Палкинский район, Костромской области), а так же на питерских улицах... Питерские песни его детства в основном блатные. Приведу одну. Это известная песня "Три гудочка". Вот папин вариант:
Три гудочка прогудело,
Все на фабрику пошли,
А чекисты в энто время
На облаву пошли...
Среди ентой облавы
Наш Ванюшка попал.
Черной цепью окруженный
В уголовку шагал.
Привели и посадили:
Ванька думал шутя.
А на утро объявили:
"Расстреляем тебя!"
Дверь тихонько проскрипела...
Вошло семь палачей
И Ванюшку потащили
К смертной казни своей!
Вот ведут по переулку,
Кто-то крикнул: "Беги!"
Двадцать пуль ему вдогонку...
Семь осталось в груди...
На столе лежит покойник,
Ярко свечи горят...
Это был бандит налётчик, -
За него отомстят.
Был он в кожаной тужурке,
Был он в кожаных штанах,
Был он в кожаной фуражке –
Два нагана в руках...
Три гудочка прогудело –
Все на фабрику пошли...
А на утро в переулке
Двух лягавых нашли...
Сейчас поют какие-то переделанные тесты на весёлый одесский мотив. Папа пел на мотив протяжный, медленный. Жалостливо.
Были песни и не совсем приличные: «На Фонтанке двадцать пять…» или вот питерский гоп со смыком: «Васенька толкнул меня сначала…»…
Как ни кажется это парадоксальным – всё это прекрасно уживалось в одном репертуаре со сталинскими песнями. "Я в ту ночь полюбил все тюремные песни..." – пропел в 1963 году Николай Рубцов... И я тоже полюбил. Приведу еще один из папиных вариантов очень известной песни, которую как раз зафиксировал в своих стихах Н. М. Рубцов, но в папином исполнении так (их детские дома находились примерно в ста км друг от друга):
Вот умру, я умру я,
Похоронют меня
И никто не узнает,
Где могилка моя...
На мою да на могилку
Да никто не придёт...
Только раннею весною
Соловей пропоёт.
Пропоёт и просвищет
И опять улетит.
Я остался сиротою –
Счастья-доли мне нет...
А вот из его любимых – довольно редкая разбойничья песня (я её в фольклорных записях не встречал):
Луна-красавица лениво
Обходит тусклый свод небес,
Кусты руками раздвигая,
Бежал разбойник через лес.
Вдруг колокольчик то бубенчик
Звенит устало вдалеке...
Глаза разбойника блеснули,
Блеснул булатный нож в руке!
И лошадей остановила
Его могутная рука, -
С разбитым черепом на землю
Упало тело ямщика...
Когда ж к часам он прикоснулся,
Отца родного он узнал
И пал разбойник на колени
И долго-долго он рыдал...
Луна-красавица лениво
Сокрылась за лесом вдали...
А на рассвете на дороге
Два трупа хладныя нашли...
Здесь развёрнута классическая тема покаяния перед смертью.
Интересен и вариант "Есть по Чуйскому тракту...":
Есть по Чуйскому тракту дорога,
Много ездит по ней шоферов...
И был самым отважным шофёром
Колька, звали его Снегирев.
Там на "Форде" работала Рая
И частенько над Чуей-рекой
Грозный "Форд" и тяжелая АМО
Друг за дружкой гонялись стрелой...
Дальше, как и в известных вариантах затевается гонка:
- Если АМО "Форда" перегонит,
Значит, Раечка будет твоя!
Однако в папином варианте (в отличие от других, что я слышал) – Колька Снегирев гибнет и финал другой:
На могилу ему положили
Номер АМО и мятый штурвал...
Ещё запомнились папины армейские песни. Танкистские. Ну, широко известная - "По полю танки грохотали..." Хотя самая любимая у танкистов была другая, на мотив казачьей песни "Как на черный берег..."(первые слова повторяются каждый раз трижды):
Первая болванка (3 раза) попала танку в лоб,
Механика водителя вогнала сразу в гроб!
Припев: Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим командиром
Не приходится тужить!
А втора болванка пробила бензобак
Я выскочил из танка, ну, я сам не знаю как!
Припев...
А меня вызывают в особый, брат, отдел:
Отчего ты с танком,... с танком не сгорел?
Припев...
А я им отвечаю, я им говорю:
В следущей атаке, обязательно сгорю!
Припев...
Удивительно, что под настроение папа мог и тюремную песню спеть, а мог какую-нибудь арию из оперы, но больше любил читать Пушкина. Мы отправлялись куда-нибудь в музей или в путешествие, а он – читал. Полтавский бой, куски из "Руслана и Людмилы", "Медного всадника"... я выучил наизусть ещё, кажется, прежде, чем сам научился читать. Но вместе с Пушкиным запомнились (и помнятся до сих пор) песни тюремные.
А вот за рулём, сначала знаменитого папиного мотоцикла, а потом и машины, пелись советские песни:
А дорога серою лентою вьется,
Залито водой лобовое стекло...
Пусть твой грузовик через бурю пробьётся,
Я хочу, шофер, чтоб тебе повезло...
Или:
Оглянется каждый прохожий,
Увидя твой взор озорной.
Ты в ситцевом платье похожа
На яркий цветок полевой.
Глаза твои искрятся смехом,
Но мимо проходит мой путь!
Быть может, я счастье проехал,
И надо назад повернуть!
Дорога, дорога, нас в дальние дали зовёт!
Быть может до счастья осталось немного –
Быть может один поворот!
Ездили мы так: папин форсированный Иж, на котором он выступал на мотокроссе (призёр чемпионата города 1951 года). На нём – он сам, мама, сзади ещё моя старшая сестрёнка и я, как самый маленький, верхом на бензобаке, меж папиных рук. Ездил папа весьма лихо... Потом он продал мотоцикл, что бы купить бабушке с дедушкой кооперативную квартиру (мы сначала жили вшестером на Алтайской)... Заметим между строк: первый взнос за квартиру стоил как мотоцикл – тысячу рублей и... вселяйтесь, пожалуйста. А всего квартира стоила столько же сколько "Волга" – пять тысяч. Так, что можно было и не ждать бесплатной квартиры по очереди, а при желании – заработать и купить. Теперь это для большинства граждан не возможно...
Но вот и опять увлёкся... А между тем, пора перейти к собственно моим – то есть шестидесятых-семидесятых годов песням...
Магнитофонная эпоха.
Папа купил большую магнитолу, где под крышкой на верху – о, чудо! – был магнитофон... и началось... Конечно, первым делом, (тайком – скрытым микрофоном, разумеется) были записаны все наши детские выступления, семейные застольные песни... ну, и любимые песни советской эстрады – с радио, с пластинок, с телевизора... В конце шестидесятых появились и плёнки с Высоцким – круг замкнулся...
Но сперва, всё по порядку.
Какие всё-таки чистые и добрые голоса той эпохи... Бог с ними, с песнями (песни разные были!), но голоса! Бернес, Утёсов, потом – Хиль, Горовец...
Вдали за Вислой сонной лежат в земле сырой
Серёжка с Малой Бронной и Витька с Моховой...
....................................................................................
Ночь коротка, спят облака
И лежит у меня на ладони
Незнакомая ваша рука...
.........................................
Мне часто снятся те ребята,
Друзья моих военных дней
Землянка наша в три наката...
...............................................
А "Журавли"!
Мне кажется порою что солдаты
С кровавых не пришедшие полей...
...........................................................
А какие чистые и нежные женские голоса звучали: Кристалинская, Пьеха, Воронец, Зыкина, Сенчина, Толкунова... Но женственность и целомудрие женской песни оборвались в творчестве Пугачёвой... и пошло, поехало...
Глянув ныне несколько передач по каналу "Ностальгия" я узнал много "нового" о своём времени. Со слов ведущих получалось, что вся советская молодёжь без ума была от "Битлов", потом увлеклась каким-то "Пинк флоидом", "Ди паплом" и т. д.... Ничего подобного ни я, ни мои друзья не знали и не ведали. Этим увлекалась русскоязычная диссидентсвующая интеллигенция, но никак не русские школьники и студенты. Мы любили Родину и, хотя мало проявляли интереса к советской эстраде, - ни за что на свете не променяли бы её на западную. На немногочисленных поклонников западной культуры мы смотрели, как на врагов Отечества... Кто же слушает "битлов", да только тот, кто помешался на американский жвачке, джинсах и пр... Наша пионерская дружина собирала посылки вьетнамским школьникам, которых бомбили американцы... и как можно слушать "ихнюю" музыку! (Про радио "голос Америки" или Би-би-си говорили тогда: "фашисты"... "фашисты по радио передали...", "фашисты сказали..." Вот, между строк про "Голос Америки". Помню, как жутко возмущались мои ярославские родственники: "По "голосу" фашисты передали, что наш ярославский шинный завод сгорел до тла, а его только-только подожгли. Кто-то по радио услышал – народ прибежал, успели потушить..." Оплошали диверсанты или разницу во времени не учли?)
Как-то мимо наших ушей промелькнули не плохие в общем-то певцы "Поющих гитар", "Самоцветов", "Песняров"... Это всё неслось из репродукторов на улице, с экранов, по радио:
Синий, синий иней, лёг на провода
В небе тёмно-синем – синяя звезда...
...............................................................
Ты всю ночь не спишь, а в окна к тебе ломится
Ветер северный, умеренный до сильного...
.........................................................................
Но дошла в садах сирень до кипения
И осталась ты во мне – вся весенняя...
(Между прочим, подшефное село, где мы трудились "на картошке", называлось Кипенью и каждый день из "колокольчика" эта песня...)
..................................................................
Пришли девчонки, стоят в сторонке,
Платочки в руках теребят...
...............................................
Где же моя ненаглядная где?
- В Вологде-где-где-где, в Вологде, где...
............................................................
Оглядываясь, понимаешь, что и эти песни оставили добрый след в душе, а вовсе не навязанная извне, до мозга костей нерусская, рок музыка. На рок-концерте я был только раз в жизни - в институтские уже годы (в 1979 г.). Сокурсники с трудом уговорили пойти – как они тогда говорили – "на Макара" (т. е. на "Машину времени"). Я, ради объективности нашей дискуссии, согласился, но выдержал лишь половину программы: примитивно всё это и пошло... Да и никак русского человека не задевает... Но это всё потом будет, а за десятилетие до этого - в первом классе, при знакомстве, вот как меня встретили в школе: "Высоцкого знаешь?" И тут же, не дожидаясь ответа, вместо обмена именами, мальчишка пропел от начала до конца: "В королевстве, где всё тихо и складно..." Ну, Высоцкого я знал – у папы были уже плёнки... – но тот мальчишка не слушал, он торопился исполнить весь известный ему репертуар, где, как много лет спустя, выяснилось, многое вовсе к Высоцкому отношения не имело...
В семидесятые как Штирлица, Высоцкого можно было услышать сразу одновременно из нескольких окон – только разные песни, разумеется... Но это было ещё грандиознее, ибо он был не просто вездесущ (там-то что, – телевизор вещал одно повсюду!), но и многолик в одном лице...
О других бардах узнал я много позднее (где-то в конце или после школы уже). Да, мы записали на магнитофон и сами пели песню Верещагина из "Белого солнца":
Ваше благородие, госпожа Удача,
Для кого ты добрая, а кому – иначе...
Но то, что это Окуджава - узнал позже. Пластинками его мы увлеклись в конце семидесятых, начале восьмидесятых. Впрочем, их раньше и не было, а на плёнках у простого народа он мало распространялся. Певец для узкого круга интеллигенции. Галич своими "запрещёнными" песнями привлёк моё внимание не надолго. И опять же – это после: после его отъезда, после смерти... Любил я очень запись:
А почта, пересадками летит с материка
До самой дальней гавани Союза,
Где я бросаю камешки с крутого бережка
Далёкого пролива Лаперуза...
И ещё более замечательное:
Мама! Я хочу домой!
Но знать не знал ещё, что – Визбор. Тем более что мы записали то, что по радио – а там это пел Хиль.
Или вот вышел фильм "Бумбараш" – и повсюду: по всем дворам, стройотрядам и турпоходам магнитофоны разнесли: "Ходют кони над рекою..." и остальные. И знать я не знал, кто такой Ю. Михайлов, тем более, что на самом деле – Ким. Песня воспринималась, как песня не Золотухина даже, а самого Бумбараша.
(Кстати о Киме – между строк... Помнится в начале перестройки уже был вечер "русской поэзии" в Москве, в Политехническом... Подводя итог, я сказал товарищу: "Из всех поэтов русский один Ким и тот – кореец...")
О наших питерских бардах и вовсе мы ничего не слыхали. Да, пели в пионерском походе: "Когда на сердце тяжесть и холодно в груди..." и другие. Но кто такой Городницкий?..
Так, ещё быть может, не написав своих лучших песен, - авансом народной любви – Высоцкий стал главным бардом эпохи. А народ, в таких вещах, не ошибается... И он – Владимир Семёнович - это понимал и старался не подвести...
Когда в 2008 году на радио проведут глобальный опрос на предмет: кто самая выдающаяся историческая личность, ответ будет неожиданным для вопрошавших... Но не для нас. Помню, как какой-то ведущий возмущался в эфире: почему это Сталин на первом месте, а Высоцкий на втором (Ленин, кстати, на третьем)! Как они все (ведущие-завидущие эти) старались – двадцать лет реформ только и делали, что поливали Сталина - и с ним всё советское – грязью... И на тебе! Для народа он по-прежнему,- личность выдающаяся. Ну, да ладно, а как Высоцкий в эту компанию пролез! Но мне в этом списке всё видится закономерным. Справедливым. Ну не Горбачев же, ни Ельцин... А то, что поэт среди сильных мира сего? И это не удивительно – ибо ему всегда было до всего дело.
Помниться, поехали мы семейством на нашем замечательном "Запорожце" в отпуск к морю. По пути останавливались в кемпингах. Тогда всё было организованно дешево и просто: на огороженном поле палатки, автостоянка, иногда – столовая... на столбе – "колокольчик". Приезжаем на первую ночевку: на полную мощь динамиков – "Вдоль обрыва по-над пропастью, по самому по краю..." Приезжаем на вторую – тот же "колокольчик", та же песня с той же строки... и так далее, так далее... Велика Россия, вот и Украина пошла – и там то же...
Это первая его маленькая пластика вышла. Вот в чем дело.
Но по настоящему, конечно, песни его стали постигаться в юности... А там и Рубцов к нему присоединился... Потаённый, скрытый до поры поэт. Но... вернёмся в детство. Ещё о пионерских песнях рассказать хочется, ибо и они сердцу милы.
Пионерские песни
Здесь, в детских песнях, тоже всё было сделано в соответствии с фольклорными канонами. Вот тема пути-дороги:
Там, за рекою,
Там за голубою,
За синими оврагами, зелёными лесами...
Ждут нас тревоги,
Ждут пути-дороги...
И там одну найдём,
С которой не свернём.
...................................... (из к/ф "Армия Трясогузки")
И вот то же:
Громыхала Гражданская война – от темна до темна...
Много в поле тропинок, только Правда – одна.
............................................................................... ("Неуловимые мстители")
Помните, мифологический ход мысли: тропинок много – налево, направо – богатым быть, женатым... но выбирать нужно только прямо, там где "убиту быть". И в этом спасение...
А вот вообще шедевр. Не помню, чья это песня, но слышу и по сей, день тонкий, чистый голос, выводящий запев:
То берёзка, то рябина,
Куст ракиты над рекой.
Край родной, на век любимый,
Где найдёшь ещё такой!
........................................
Вроде вот так, просто, три дерева поименованы, но все три – в десятку: знаковые в фольклоре величины... А голос-то –
Между небом и землёй
Песня раздаётся...
Вот, ведь, с чего начинается Родина...
В пионерском лагере.
Проезжая, много лет спустя, мимо пионерского лагеря моего детства, решил завернуть, детишкам показать, самому вспомнить... Э-эх!
По несчастью или к счастью,
Истина проста:
Никогда не возвращайся
В прежние места...
Это ещё один славный поэт нашего времени пел – Геннадий Шпаликов. В общем, что: территория, понимаете, частная – всё огорожено. Охранник нас не пустил... Спортивный лагерь теперь какой-то. Смена стоит двадцать одну тысячу – больше средней зарплаты рабочего – вот как! Впрочем, не я спрашивал (мы-то в своё время отдыхали бесплатно...), а это – единственная информация, которую мне предложили...
А как интересно проходили наши смены...
Взвейтесь кострами
Синие ночи,
Мы – пионеры, -
Дети рабочих!
Близится эра
Светлых годов.
Клич пионера:
Всегда будь готов!
Ну, это ладно, а вот - любимое:
Ты, картошечка-картошка – тошка, - тошка,
Пионеров идеал – ал – ал!
Тот не знает наслажденья – денья – денья,
Кто картошки не едал – дал – дал!
И были, правда, костры, и картошка печеная была... И "зарница" была – это славная такая игра в войну. Тем более, что особо и играть не приходилось – ещё совсем недавно фронт прошелся трижды по этим местам: линия Маннергейма. Нас, естественно, тянуло убежать – полазить по финским бункерам. Говорят, они несколько этажей под землю... Ночью в палате разговоры со страшилками про подземелье. Напугать девчонок в белой простыне со свечой в пустой банке с дырками вместо глаз – это уже проходили, это – не интересно. И вот затеяли поход. За старшего взялся Валерка Гусев. Нас, юных поисковиков, набралось шестеро... Идем лесной дорожкой – а был у нас такой увалень Боря, он говорит: "А если садист встретится?" Слово "маньяк" в то время ещё не практиковалось, говорили – "садист". Естественно, мальчишки рассказывали страшные истории, в которых садисты ловили и мучили детей. (Тут, кстати, всё целомудренно было – другого чего мы не понимали).
Вся группа встала, все посмотрели сначала на Борю, а потом уставились на Валерку. Валерка подумал и авторитетно сказал: "Вы двое за ноги хватайте, вы двое – за руки... А я - по морде, по морде!" Спокойствие восстановилось, и группа двинулась дальше. Идём в молчании и вдруг Боря: "А если их двое будет, садистов?" Опять все встали и уставились на Валерку. Не моргнув глазом, Валерка отвечал: "Вы двое – на первого, вы двое – на второго – за руки, за ноги, а я обоим – по морде, по морде!" Опять отлегло, и опять двинулись дальше. Через некоторое время – стоп машина: Боря опять вопрошает: "А если их трое будет?" Валерка уже с раздражением: "Трое не будет!"
Наконец, дошли. Обещанного фонарика у Валерки не оказалось, но были спички. Полезли в подземелье... Сыро, вода капает, спички то и дело гаснут. Страшно... Здорово!
Ну, ладно-хорошо. Это так, картинка всплыла по ходу. Собственно, о песнях... Вот разучивали мы к слёту:
