Основное противоречие жизни и его разрешение 2 страница. Бог, для меня, это то, к чему я стремлюсь, то, в стремлении к чему и состоит моя жизнь, и который поэтому и есть для меня,-- говорит христианин,-- но есть

Бог, для меня, это то, к чему я стремлюсь, то, в стремлении к чему и состоит моя жизнь, и который поэтому и есть для меня,-- говорит христианин,-- но есть непременно такой, что я Его понять, назвать не могу. В самом деле, если бы я понял Бога, я бы дошел до Него, и стремиться бы некуда было, и жизни бы не было. Приблизиться мне к Нему можно и хочется и в этом моя жизнь, но приближение нисколько не увеличивает и не может увеличить моего знания³. Всякая попытка человека вообразить, что он познает Бога (например, как творца или милосердного и т. д.), удаляет его от Бога и прекращает его приближение к Богу⁴.

Одно из самых путающих все наши метафизические понятия суеверий есть суеверие о том, что мир сотворен, что он произошел из ничего и что есть Бог творящий. В сущности мы не имеем никакого основания предполагать Бога творца и никакой нужды (китайцы и индийцы не знают этого понятия), а между тем Бог Творец и Промыслитель не может совместиться с христианским Богом -- Отцом, Богом -- Духом, Богом, частица которого живет во мне, составляет мою жизнь, и проявить и вызвать которую составляет смысл моей жизни, Богом -- любовью. Бог Творец равнодушен и допускает страдание и зло. Бог дух избавляет от страдания и зла и есть всегда совершенное благо. Бога Творца нет. Есть я, познающий данными мне орудиями, чувств мир и знающий внутренно своего Отца Бога. Он --начало меня духовного. А мир внешний есть только мой предел⁵.

Говорят: Бога надо понимать как личность. В этом большое недоразумение: личность есть ограничение. Человек чувствует себя личностью только потому, что он соприкасается с другими личностями. Если бы человек был один, он не был бы личность. Эти два понятия взаимно определяются. Но как же про Бога сказать, что Он личность, что Бог личный. В этом корень антропоморфизма. Про Бога можно сказать только то, что говорили Моисей, Магомет,-- что Он один; и то один не в том смысле, что нет другого или других богов -- по отношению к Богу не может быть понятия числа, и потому нельзя сказать про Бога, что Он один, в значении числа,-- а в том смысле, что он одноцентренен, что Он -- не понятие, а существо, то, что православные называют живым Богом, в противоположность Богу пантеистическому, т. е. высшее существо духовное, живу-

¹ "Христианское учение", с, 14--15. ³ "Мысли о Боге", с, 5. ⁴ Там же, с. 6.

² Там же, с. 14. ⁵ Там же, c. 11-12.

щее во всем. Главная непостижимость для нас Бога состоит именно в том, что мы знаем Его как существо единое,-- не можем иначе знать Его,-- и между тем единое существо, заолняющее собою все, мы не можем понять. Если Бог не один, то Он расплывается, Его нет. Если же он один, то мы невольно представляем Его себе в виде личности, и тогда Он уже не высшее существо, не все. А между тем для того, чтобы знать Бога и опираться на Него, нужно понимать Его наполняющим все и вместе с тем единым¹.

Бога знаешь не столько разумом, даже не сердцем, но по чувствуемой полной зависимости от Него, вроде того чувства, которое испытывает грудной ребенок на руках матери. Он не знает, кто его держит, кто греет, кто кормит, но знает, что есть этот кто-то, и мало того что знает,-- любит его². И мы видим, что самый строгий и последовательный агностик, хочет он или не хочет этого, признает Бога. Он не может не признавать того, что, во-первых, в существовании его самого и всего мира есть какой-то недоступный смысл; во-вторых, что есть закон его жизни,-- закон, которому он может подчиняться, или от которого может уклониться. Вот это-то признание высшего, недоступного человеку, но неизбежно существующего смысла жизни и закона своей жизни и есть Бог и Его Воля³.

Все, что мы знаем, мы знаем потому, что есть Бог и мы знаем Его. Только на этом можно. основываться твердо и в отношениях к людям и к себе, и к внеземной и вневременной жизни. И это не только не мистично, но, напротив, противоположный взгляд есть мистицизм, а это -- одна самая понятная и всем доступная реальность⁴.

Конечно, нет ни одного верующего человека, на которого бы не находили минуты сомнения, сомнения в существовании Бога. И эти сомнения не вредны; напротив, они ведут к высшему пониманию Бога. Тот. Бог, которого знал, стал привычен, и не веришь больше в Него. Веришь вполне в Бога только тогда, когда Он вновь открывается тебе. А открывается Он тебе с новой стороны, когда ты всей душой ищешь Его⁵. Он есть то, без чего нельзя жить. Знать Бога и жить -- одно и то же. Бог есть жизнь. Живи, отыскивая Бога, и тогда не будет жизни без Бога⁶.

 

 

 

Что происходит от того, что человек признает своим я не свое отдельное существо, а Бога, живущего в нем? Во-первых, то, что, сознательно не желая своему отдельному существу блага, такой человек не будет или менее напряженно будет отнимать его у других; во-вторых, то, что, признав своим я Бога, желающего блага всему существующему, этого же будет

¹ Там же, с. 20-21.

⁴ Там же, с. 24.

² Там же, с. 7.

⁵ Там же, с. 16.

³ Там же, с. 23.

⁶ "Исповедь", с. 41.

желать и человек ¹. И по учению Христа задача человеческой жизни состоит в слиянии собственной, сыновней воли с волей Отца -- Бога.

Цель, конечная цель человеческой жизни в бесконечном по времени и пространству мире, очевидно, не может быть доступна человеку в его ограниченности. Но смысл ее, т. е. зачем он живет и что он должен, делать, непременно должен быть понятен человеку, так же понятен, как понятно его назначение работнику на большом заводе². Человек есть орудие для совершения не известного вполне человеку дела, и цель этого дела не может быть известна, а известен человеку только путь, направление, по которому ведут его живущие в нем разум и любовь. И в самом деле, разве может быть цель для жизни мира и жизни людей, когда они сливают свою жизнь с жизнью мира? Понятие -- цель есть понятие ограниченности человеческого разума, вроде понятий награды и наказания, и потому -- понятие, не приложимое к жизни мира. Если есть цель, то она должна быть достигнута, и тогда -- конец. Но для мира вообще есть только жизнь, для участников в жизни мира есть и может быть только направление, путь³. И мы знаем это направление. Движение всего человечества идет от стремления к личному благу к требованиям совести. Совесть есть тот высший закон всего живущего, который каждый сознает в себе не только признанием прав этого всего живущего, но любовью к нему. Требования совести суть то, что на христианском языке называется волей Бога, и потому смысл жизни состоит в том, чтобы исполнять волю Бога, сознаваемую, нами в нашей совести. К чему приведет это? Ответить нельзя; но ясное сознание необходимости исполнения воли Бога меняет всю нашу внешнюю жизнь и приводит к тому, что дает ей постоянный, все более и более уясняющийся, радостный и разумный смысл⁴.

Сойтись по-настоящему могут люди только в Боге. Для того, чтобы людям сойтись, им не нужно идти навстречу друг другу, а нужно всем идти к Богу. Если бы был такой огромный храм, в котором свет шел бы сверху только в самой середине, то для того, чтобы сойтись людям в этом храме, им всем надо было бы только идти на свет в середину. То же и в мире. Иди все люди к Богу, и все сойдутся⁵.

Сила, с которой мы убеждены в чем-нибудь, полная, совершенная, непоколебимая, бывает не тогда, когда доводы логически неотразимы, и не тогда даже, когда чувство совпадает с требованиями ума, а только тогда, когда человек опытом убеждается, испытав противоположное, что есть только один путь. Такое убеждение нам дается о том, что жизнь есть только одно: следование воле Бога⁶.

¹ "Мысли о Боге", с. 13.

³ "О смысле жизни", с. 7--8.

⁵ "Путь жизни", с. 81--82.

² "Для чего мы живем", с. 3.

⁴ "Для чего мы живем", с. 13.

⁶ "Для чего мы живем", с. 11.

Исполнение воли Бога -- дело жизни. Но в чем воля Божья? Чтобы узнать волю Отца, надо узнать истинную, основную свою волю. Она, сыновняя воля, всегда совпадает с отцовской¹.

Очень обычная ошибка полагать цель жизни в служении людям, а не в служении Богу². Все, что мы можем поставить себе целью, как волю Бога,-- все недостаточно, неполно, все только признак, но не самая воля Бога³. Нет ничего радостнее того, как то, когда мы знаем, что люди любят нас. Но удивительное дело: для того, чтобы люди любили нас, надо не угождать им, а надо только приближаться к Богу. Только приближайся к Богу и не думай о людях, и люди полюбят тебя⁴. Мы знаем, верно знаем, когда мы живем по воле Бога, Но не знаем мы самую волю Бога, и нам надо помнить, надо знать, что мы не знаем и не можем знать ее; а не выставлять себе цели внешние, отожествляя их с волей Божьей, как бы ни высоки казались нам эти цели, как, например, поучение людей в истинах веры, установление на деле Царства Божьего на земле, указание примера жизни no -Божьи и многое другое⁵. Мы все думаем, что воля Отца может быть во внешних делах, а воля Отца -- только в том, чтобы мы в том ярме, в которое запряжены, были кротки и смиренны и, не спрашивая -- куда, зачем, что везем, везли бы, пока есть сила, останавливались бы, когда велят, и опять везли бы, когда, велят, и не спрашивали бы -- зачем и куда.-- "Возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем". Будь кроток и смирен сердцем, будь доволен всем, согласен на всякое положение, и исполнишь волю Отца. Поэтому, чтобы исполнять волю Отца, надо узнать -- не что делать, а как делать то, что приходится делать⁶. Признаки же того, что живем мы по Его воле, даны нам самые несомненные. Самый первый, главный, несомненный признак, которым мы так склонны пренебрегать, это -- отсутствие ощущения духовного страдания. Если испытываешь полную свободу, ничем ненарушимую, то живешь по воле Божьей. Другой признак, поверяющий первый, это ненарушение любви с людьми. Если не чувствуешь враждебности ни к кому и знаешь, что к тебе не чувствуют зла, ты в воле Бога. Третий признак, опять поверяющий первый и поверяемый им, есть рост духовный. Если чувствуешь, что делаешься духовнее, побеждаете животное,-- ты в воле Бога⁷.

Христианское учение возвращает человека к первоначальному сознанию себя, но только не себя -- животного, а себя -- Бога, искры Божьей, себя -- сына Божия, Бога такого же, как и Отец, но заключенного в животную оболочку, И сознание

¹ Там же, с. 45.

² Там же, с. 7.

³ Там же, с. 19.

⁴ "Путь жизни", с. 82.

⁵ "Для чего мы живем", с. 20.

⁶ "О смысле жизни", с. 19.

⁷ "Для чего мы живем", с. 20.

себя этим сыном Божьим, главное свойство которого есть любовь, удовлетворяет и всем тем требованиям расширения области любви, к которой был приведен человек общественного жизнепонимания. Там, при все большем и большем расширении области любви для спасения личности, любовь была необходимостью и приурочивалась к известным предметам: к себе, семье, обществу, человечеству; при христианском мировоззрении любовь есть не необходимость, не приурочивается ни к чему, а есть существенное свойство души человека. Человек любит не потому, что ему выгодно любить того-то и тех-то, а потому, что любовь есть сущность его души,-- потому что он не может не любить. Христианское учение есть указание человеку на то, что сущность его души есть любовь, что благо его получается не от того, что он будет любить того-то и то-то, а от того, что он будет любить начало всего -- Бога, которого он сознает в себе любовью, и потому, сливая свою волю с Его Высшей Волей, будет любить всех и все¹.

¹ "Мысли о новом жизнепонимании", с. 152.

 

ГЛАВА IV

Самосовершенствование

Царство Божие внутри и вне нас. Существенные свойства и значение самосовершенствования. Грехи. Соблазны. Суеверия. Усилия воздержания. Самоотречение, смирение, правдивость. Молитва.

 

Бог проявляется в разумном человеке желанием блага всему существующему, и в мире -- в отдельных существах, стремящихся каждое к своему благу. Вместе с тем, хотя конечная цель жизни мира и скрыта от человека, он все-таки знает, в чем состоит ближайшее дело жизни мира, в котором он призван участвовать; дело это есть замена разделения и несогласия в мире -- единением и согласием. Наблюдение, предание, разум показывают человеку, что в этом состоит то дело Божие, в котором он призван участвовать; и внутреннее стремление его рождающегося в нем духовного существа -- любви -- влечет его к тому же самому. Внутреннее влечение рождающегося духовного существа человека только одно: увеличение в себе любви. И это-то увеличение любви есть то самое, что одно содействует тому делу, которое совершается в мире: замены разъединения и борьбы -- единением и согласием, то, что в христианском учении называется установлением Царства Божия¹.

Царство Божие -- и внутри нас, и вне нас. Когда мы его устанавливаем в себе, оно устанавливается в мире². Я живу затем, чтобы исполнять волю Пославшего меня в жизнь. Воля же Его в том, чтоб я довел свою душу до высшей степени совершенства в любви, и этим самым содействовал установлению единения между людьми и всеми существами в мире³. Цель жизни -- только одна: стремиться к тому совершенству, которое указал нам Христос, сказав: "Будьте совершенны, как Отец ваш небесный". Эта единственная доступная человеку цель жизни достигается не стоянием на столбе, не аскетизмом, а выработкою в себе любовного общения со всеми людьми. Из стремления к этой правильно понимаемой цели вытекают все полезные человеческие деятельности, и соответственно этой цели решаются все вопросы⁴. Любовь вызывает любовь в других; Бог, проснувшийся в тебе, вызывает пробуждение того же

¹ "Христианское учение", с. 15--16.

² "О самосовершенствовании", с. 8.

³ "Для чего мы живем", с 15.

⁴ "О самосовершенствовании", с. 6.

Бога в других¹. Поэтому установление Царства Божия внутри нас нужно и для Бога, и для нас, и для других людей².

Природа, говорят, экономна в расходовании своих сил: при наименьшем усилии стремится достигнуть наибольших результатов. Так же и Бог. Для того, чтобы установить в мире Царство Божие, единение, служение друг другу и уничтожить вражду, Богу не нужно делать это Самому, если позволить себе так выразиться. Он вложил в человека Свой разум, освобождающий в нем любовь, и все, чего Он хочет, будет сделано человеком. Бог делает Свое дело через нас. А времени для Бога нет. Вложив в человека разумную любовь, Он уже все сделал³. Человек поставлен в такие условия, что единственное возможное для него, истинное, разумное благо состоит в стремлении к личному самосовершенствованию; личное же самосовершенствование таково, что оно достигается только тогда, когда человек признает себя орудием Божиим для установления Его Царства⁴. Я -- орудие, которым работает Бог. Мое истинное благо в том, чтобы участвовать в Его работе. Участвовать же в Его работе я могу только теми усилиями сознания, которые я делаю для того, чтобы держать в порядке, чистоте, остроте, правильности то орудие Божие, которое поручено мне -- себя, свою душу⁵.

"И не придет Царствие Божие видимым образом и не скажут: вот оно здесь или вот оно там. Ибо вот: Царствие Божие внутри вас есть". В той мере, в которой достигает человек внутреннего совершенства, в той мере устанавливает он Царство Божие и только в установлении Царства Божия он подвигается к внутреннему совершенству. Без сознания того, что усилие мое содействует установлению Царства Божия приближением совершенства Отца, не было бы жизни. И потому каждый из нас живет только в той мере, в которой он установляет Царство Божие вне себя и совершенствуется внутри себя⁶. Смысл жизни нашей, единственный, разумный и радостный -- в том, чтобы служить и чувствовать себя служащими делу Бо-жию, установлению Царства Его⁷.

Если ты видишь, что устройство общества дурно, и ты хочешь исправить его, то знай, что для этого есть только одно средство: то, чтобы все люди стали лучше. А для того, чтобы все люди стали лучше, в твоей власти только одно: самому сделаться лучше. Люди приближаются к Царствию Божию, т. е. доброй и счастливой жизни, только усилиями каждого отдельного человека жить доброй жизнью ⁸.

"Да, это было бы так, если бы все люди разом поняли, что все это дурно и не нужно нам",-- говорят люди, рассуждая

¹ "Мысли о Боге", с. 26.

³ "Мысли о Боге", с. 24.

⁵ "Путь жизни", с. 309.

⁷ Там же, с. 8.

² "О самосовершенствовании", с. 8

⁴ "Для чего мы живем", с. 23.

⁶ "Для чего мы живем", с. 23.

⁸ "Путь жизни", с. 315.

о зле жизни людской. "Положим, один человек отстанет от зла, откажется от участия в нем,-- что же это сделает для общего дела, для жизни людей? Изменение жизни людской делается всем обществом, а не одиночными людьми".

Правда, одна ласточка не делает весны. Но неужели от того, что одна ласточка не делает весны, не лететь той ласточке, которая уже чувствует весну, а дожидаться? Если так дожидаться каждой почке и травке, то весны никогда не будет. Так же и нам, для установления Царства Божия, не надо думать о том, первая ли я или тысячная ласточка, а сейчас же, хотя бы одному, чувствуя приближение Царства Божия, делать то, что нужно для его осуществления¹.

"Огонь пришел я низвесть на землю: и как желал бы, чтобы он уже возгорелся". (Луки XII, 49).-- Но почему же огонь этот так медленно разгорается? Если могло пройти столько веков, и христианство не изменило строя общественной жизни, какое право имеем мы думать, что это как-то само собою сделается теперь? Большинство людей, приведенное к необходимости признания истины христианства, все еще не берет эту истину за основание своей деятельности. Отчего это? А только оттого, что люди ждут изменения от внешних условий, а не хотят понять того, что достигается это только усилием каждого отдельного человека в своей душе, а не какими-либо внешними изменениями².

"Ищите Царствия Божия и правды его, а остальное приложится". Ищите лишь того, чтобы быть исполнителями воли Бога; тогда все будет: и праведность, и радость, и жизнь, не говоря о хлебе и одежде, которые и не нужны. Нужен только хлеб насущный -- пища жизни, про которую Христос сказал: "пища Моя творит Волю Пославшего"³.

 

 

 

Жизнь истинная дана человеку под двумя условиями: чтобы он делал добро людям и увеличивал данную ему силу любви. Одно обусловливает другое: добрые дела, увеличивающие любовь в людях, только тогда таковы, когда при совершении их человек чувствует, что в нем увеличивается любовь, когда он делает их любя, с умилением; увеличивается же в нем любовь (он совершенствуется) только тогда, когда он делает добрые дела и вызывает любовь в других людях. В этом одно из существеннейших свойств самосовершенствования.

Отсюда легко заключить, что всякое устройство, всякое определение, всякая остановка сознания на каком-нибудь состоянии есть преобладание заботы и увеличение в себе любви совершенствования без добрых дел. Самая грубая форма есть

¹ Там же, с. 316.

² Там же, с. 316-317.

³ "Для чего мы живем", с. 17.

стояние на столбу; но всякая форма есть более или менее такое стояние.

Всякая форма отделяет от людей, следовательно, и от возможности добрых дел и вызывания в них любви. Таковы и общины. И это их недостаток, если признать их постоянной формой. Стояние на столбу, и ухождение в пустыню, и житие в общине может быть нужно временно людям, но как постоянная форма это очевидный грех и неразумие. Жить чистою, святою жизнью на столбу или в общине нельзя, потому что человек лишен одной половины жизни -- общения с миром, без которого его жизнь не имеет смысла. Представьте себе, что все люди, понимающие учение истины, собрались бы вместе и поселились на острове. Неужели это была бы жизнь? Все дело ученика Христа -- установить наихристианнейшие отношения с этим миром. Дело наше, как дело няньки,-- возрастить порученное нам -- нашу жизнь.,

И пусть не говорят столь любимую пошлость, что растить свою жизнь -- эгоизм. Растить свою жизнь -- служить Богу. Люби Господа Бога твоего всем сердцем, всей душой и всем помышлением твоим и ближнего, как самого себя. Когда видишь пользу ближнего и не видишь никому пользы от своего роста, и. приходится выбирать, выбирай всегда рост своей жизни, потому что польза ближнего всегда сомнительна, благо же роста своей жизни всегда несомненно. Сказать, что жизни нет у человека, который не растит свою жизнь, не есть метафора. У такого человека точно нет жизни, как нет ее в дереве, которое спускает старую кору, но не выращивает новую, как нет ее в животном, которое разлагается, но не ассимилирует пищу. Вся плотская жизнь организма с ее пищей, ростом, продолжением рода есть по отношению истинной жизни (растущей) разрушительный процесс. Ведь не только нет никакой возможности просвещать и исправлять других, не просветив и не исправив себя до. последних пределов своей возможности, но нельзя и просвещать и исправлять себя в одиночку, а всякое истинное просвещение и исправление себя неизбежно просвещает и исправляет других и только одно это средство действительно просвещает и исправляет других вроде того, как загоревшийся огонь не может светить и согревать только тот предмет, который сгорает в нем, но неизбежно светит и греет вокруг себя, а светит и греет вокруг себя только тогда, когда сам горит¹. В утверждении же, что совершенствование есть эгоизм и что для совершенствования нужно будто бы уходить из жизни, заключается великая неправда, так как совершенствоваться можно только в жизни и в общении с людьми ².

Совершенство, указываемое христианством, бесконечно и никогда не может быть достигнуто; и Христос дает свое учение, имея в виду то, что полное совершенство никогда не будет достигнуто, но что стремление к полному, бесконечному совер-

¹ "О самосовершенствовании", с. 1--4.

² Там же, с. 5.

шенству постоянно будет увеличивать благо людей, и что благо это поэтому может быть увеличиваемо до бесконечности. Христос признает существование обеих сторон параллелограмма, обеих вечных, неуничтожимых сил, из которых слагается жизнь человека: силу животной природы и силу сознания сыновности Богу. Не говоря о силе животной, которая, сама себя утверждая, остается всегда равна сама себе и находится вне власти человека, Христос говорит только о силе Божеской, призывая человека к наибольшему сознанию ее, к наибольшему освобождению ее от того, что задерживает ее, и к доведению ее до высшей степени напряжения. Учение христианское кажется исключающим возможность жизни только тогда, когда люди указание идеала принимают за правило. Только тогда представляются уничтожающими жизнь те требования, которые предъявляются учением Христа. Требования эти, напротив, одне дают возможность истинной жизни. Без этих требований истинная жизнь была бы невозможна. Учение Христа тем отличается от прежних учений, что оно руководит людьми не внешними правилами, а стремлением к достижению божеского совершенства. И в душе человека находятся не умеренные правила справедливости и филантропии, а идеал полного бесконечного божеского совершенства. Спустить требования идеала значит не только уменьшить возможность совершенства, но уничтожить самый идеал, тогда как он не выдуман кем-то, но лежит в душе каждого человека. Учение же Христа только тогда имеет силу, когда оно требует все большего и большего совершенства, все большего и большего слияния божеской сущности, находящейся в душе человека, с волей Бога -- соединения Сына с Отцом.

Ни одно состояние по этому учению не может быть выше или ниже другого. Всякое состояние, по этому учению, есть только известная, сама по себе безразличная ступень к недостижимому совершенству и потому -- само по себе не составляет ни большей, ни меньшей степени жизни. Увеличение жизни, по этому учению, есть только ускорение движения к совершенству. И потому движение к совершенству мытаря Закхея, блудницы, разбойника на кресте ~ составляет высшую степень жизни, чем неподвижная праведность фарисея. И потому-то для этого учения не может быть правил и законов, обязательных для исполнения. Человек, стоящий на низшей ступени, подвигаясь к совершенству, живет нравственнее, лучше, более исполняет учение, чем человек, стоящий на гораздо более высокой ступени нравственности, но не подвигающийся к совершенству. Всякая степень совершенства и всякая степень несовершенства равны перед этим учением; никакое исполнение законов не составляет исполнения учения. Исполнение учения -- в движении от себя к Богу¹.

¹ "Мысли о новом жизнепонимании", с. 147--150.

 

 

 

Душа наша, сознавая свою отделенность от Бога и других живых существ, стремится к соединению с тем, от чего она отделена. Соединяется же душа человеческая с Богом все большим и большим сознанием в себе божественного начала. С другими же существами соединяется душа все большим и большим проявлением любви. В этом стремлении к соединению сознанием в себе Бога и любовью, хотя часто и не сознаваемом нами, заключается сущность нашей жизни и ее единое и истинное благо.

Большее и большее соединение души человеческой с Богом и другими существами, и потому и большее и большее благо человека достигается освобождением души человеческой от того, что препятствует человеку сознавать свое божественное начало и любить другие существа. Препятствуют этому сознанию, а также и любви: грехи, т. е. потворство похотям тела; соблазны, т. е. ложные представления о благе, и суеверия, т. е. ложные учения, оправдывающие грехи и соблазны¹. Жизнь человеческая была бы неперестающим благом, если бы суеверия, соблазны и грехи людей не лишали их этого возможного и доступного им блага².

Те люди, которые верят в то, что Бог сотворил мир, часто спрашивают: зачем же сотворил Бог людей так, что они должны грешить, не могут не грешить? Спрашивать об этом все равно, что спрашивать о том, зачем Бог сотворил матерей так, что для того, чтобы им иметь детей, им надо мучиться, рожать, выкармливать, воспитывать детей? Не проще ли было бы, если бы Бог сразу дал матерям готовых детей, без родов, без кормления, без трудов, забот, страхов. Никакая мать не спросит этого, потому что ребенок и дорог ей потому, что и в муках родов, и в кормлении, и в выращивании, и в заботах о детях была ее лучшая радость жизни. То же и с человеческою жизнью: грехи, соблазны и суеверия, борьба с ними и победа над ними,-- в этом и смысл и радость человеческой жизни. Тяжело бывает человеку знать про свои грехи, но и зато большая радость чувствовать, что освобождаешься от них. Не было бы ночи, мы не радовались бы свету солнца. Не было бы греха, не знал бы человек радости праведности³. Грехи, соблазны и суеверия -- это та земля, которая должна покрывать семена любви для того, чтобы они могли взойти⁴.

Единое, истинное благо человека в любви. Лишается же человек этого блага, когда он вместо того, чтобы увеличивать в себе любовь, увеличивает в себе потребности тела, потакая им ⁵. В этом состоит грех излишества.

¹ "Путь жизни", с. 13--14.

³ Там же, с. 113.

⁵ Там же, с. 115.

² Там же, с. 100.

⁴ Там же, с. 114.

В наше время большая часть людей думает, что благо жизни в служении телу. Это видно из того, что самое распространенное в наше время учение, это -- учение социалистов. По этому учению жизнь с малыми потребностями есть жизнь скотская, и увеличение потребностей это первый признак образованного человека, признак сознания им своего человеческого достоинства. Люди нашего времени так верят этому ложному учению, что только глумятся над теми мудрецами, которые в уменьшении потребностей видели благо человека¹. Людям следовало бы учиться у животных тому, как надо обходиться со своим телом. Как только у животного есть то, что ему нужно для его тела, оно успокаивается; человеку же мало того, что он утолил свой голод, укрылся от непогоды, согрелся,-- он придумывает разные сладкие питья и кушанья, строит дворцы, готовит лишние одежды и вообще стремится к ненужной роскоши, отчего ему не лучше, а только хуже живется². Ни вино, ни опиум, ни табак не нужны для жизни людей. Все знают, что и вино, и опиум, и табак вредны и телу и душе. А между тем, чтобы производить эти яды, тратятся труды миллионов людей. Зачем же делают это люди? Делают это люди оттого, что, впав в грех служения телу и видя, что тело никогда не может быть удовлетворено, они придумали такие вещества, как вино, опиум, табак, которые одуряют их настолько, что они забывают про то, что у них нет того, чего они желают ³. Еще с самых древних времен мудрецы учили, что не надо есть мяса животных, а питаться растениями. У Плутарха, писавшего жизнь Пифагора, спрашивали, почему и зачем Пифагор не ел мяса. Плутарх отвечал, что его не то удивляет, что Пифагор не ел мяса, а удивляет то, что еще теперь есть люди, которые могли бы сытно питаться зернами, овощами и плодами, и которые, вместо этого, ловят живые существа', режут их и едят ⁴. "Не убий" относится не к одному убийству человека, но и к убийству всего живого. И заповедь эта была записана в сердце человека прежде, чем она была записана на Синае ⁵.