Эстетика букв или на что я потратил свое лето

 

Настеньку пригласили на ужин родители ее парня. Там она должна была познакомиться с семьей своего, как ей казалось, будущего мужа, хотя о свадьбе никто еще, конечно, не заикался даже.

Родители Настеньки были люди деловые, и времени на знакомства с какими-то приходящими ухажерами своей дочери у них не было. Прямо так мама Настеньке и заявила, чем очень свою дочку расстроила, хотя та на большее и не надеялась.

А семья парня Настеньки, его, кстати, звали Иван, была простая и атмосфера там царила теплая и добрая. Родители Ивана были из рабочего люда: отец токарь, а мать бухгалтер. На работе они работали, а дома нет. Дома они, как это водится, отдыхали. Хозяйством занималась бабушка Ивана, да младшая сестра его – Патрасия. И бабушка, и сестра Ивана были очень умелыми в том, что касается уборки, готовки и терпения. Вдвоем они следили, чтобы дом был в чистоте, все были сыты, а атмосфера была благоприятна для саморазвития и совершенствования навыков каждого отдельного индивида, что является членом этой семьи.

И вот Настенька пришла на ужин в эту добрую семью. Дверь ей открыл Иван. Он же проводил девушку в комнату, где все ждали только ее. Настенька вошла и сразу же обратила внимание на портрет Брамса, что висел на стене. А Настенька так любила музыку Брамса. Так любила, что прямо там и умерла.

Все, конечно сразу всполошились, а особенно отец Ивана. Ему все это сразу напомнило, как умер его отец, он сгорел при пожаре. Пожар тот был вызван поджогом, а отец отца Ивана приехал вместе с остальными пожарными его тушить, но не потушил, а сгорел. Бабушка Ивана тоже помнила этот случай, но всполошилась меньше всех.

– Я знала, что так случится. – Вымолвила маленькая Патрасия.

– Не говорил глупостей, не могла ты ничего предвидеть! – Осадила ее бабушка.

– Привел ты смерть в наш дом, сынок. Ох, не хорошо это. – Причитала мать.

Отец же сидел и не мог вымолвить ни слова, и, наверное, это была самая адекватная реакция на ситуацию. Так бы можно было сказать, если бы он не встал, не надел пальто и не выбежал вон из квартиры.

– А что же делать то теперь? – Спросил озадаченный Иван.

– Позвони ее родителям. – Небрежно бросила бабушка.

– Но они заняты. – Возразил Иван.

– Тогда ладно. – Отмахнулась бабушка.

Мать заплакала.

– Ужин готов! – Вскрикнула Патрасия.

 

 

Шестилетняя Лида подбегает к матери и жалобно протягивает: «Мамочка, у меня но-ожки промо-о-окли».

– А вот не надо было по мокрой траве бегать. – Укорила ее мать и повела в дом, заставив снять промокшую обувь и носки.

Но кому это все интересно, когда по соседству живет тридцатидвухлетний чудак, сидящий на дешевых амфетаминах.

Федор Шевский мало спит, мало ест, и все время посвящает своему искусству. Федор собирает мусор и делает из него скульптуры. Жестяные банки, пластиковые и стеклянные бутылки, поломанные канцелярские приборы, пакеты, фантики, газеты, дырявая обувь и изношенная одежда – все, что можно найти на помойке, он превращает в произведение искусства.

Вы удивитесь, но это и в правду было великолепно. В его доме и даже за пределами стен дома, на участке, были выставлены разнообразные работы – человекоподобные чудища с пивными банками вместо глаз и пробитой гитарой вместо тела и головы, одетые в чью-то одежду, которая стала больше не нужна хозяевам; тотем высотой в три с половиной метра: ствол его был выполнены целиком из жестяных банок и пластиковых бутылок, на него были навешана одежда, книги, детские игрушки и еще Бог знает что; огромная книга 4м × 2,5м, чья обложка была выполнена из старой фанеры, которую автор скульптуры сам расписал, а страницы сделаны из старых газет, книг и журналов, слепленных вместе так, чтобы это в вправду можно было читать, и читать с интересом, ведь там были собраны самые возвышенные и глубокомысленные высказывания великих людей, комичные истории, речи политиков прошлого и все это скомпоновано в подобие некой истории со своим сюжетом и смыслом, правда, читать бы ее пришлось очень долго, ведь там было более шести тысяч огромных страниц. Я не в состоянии перечислить все его творения и передать всю их красоту, ибо на это мне не хватит ни времени, ни писательского мастерства.

О, сколько раз Федор бросал работу на полпути разрушал недоделанную скульптуру. Сколько ночей он не спал, сочиняя новую композицию и претворяя ее в жизнь; сколько раз он резал руки о разбитое стекло или края жестяных банок; сколько раз его творения рушились от неосторожных движений своего творца; сколько боли и радости принесли ему его работы; сколько он вложил в них сил и времени – все это невообразимо обычному человеку, не видящему грани между сумасшествием и гениальности; человеку который не оценит труды Федора Шевского. Можно долго спорить о культурной значимости его творений и о том, был ли он сумасшедшим наркоманом или великим творцом новой эпохи, но все это уже не важно, потому что никто так и не увидел продукты его непосильного труда.

Федор задолжал по всем счетам, да и жалобы соседей на скопление мусора тоже сделали свое дело. Художника собирались выселить. Но, как и любой гениальный творец, он не обращал много внимания на мирские дела – его взгляд был устремлен в другие материи, не подвластные обывателям. Когда пришли судебные приставы, Федор поджог свой дом, поджог все свои произведения и сгорел вместе с ними, забрав их с собой в бездну смерти и небытия.

– Мамочка, а почему дяденька поджог свой дом? – Спросила Лида.

– Он был наркоманом и сошел с ума, а когда ему хотели помочь, поджог свой дом и умер вместе с ним и со своим мусором. – Ответила мать.

– А мне нравились его скульптуры. – Вдруг заявила маленькая Лида.

– Не говори глупостей. – Закрыла тему мать.

На входе в кинотеатр незнакомый мальчик сказал мне, что кино уже закончилось, а пленка сгорела, режиссер этого фильма мертв, оператор ослеп, сценарист тронулся умом, а монтажера вовсе никто не видел. Продюсер даже не вникал в суть. Мальчик смотрел на меня испытывающим взглядом. Это был фильм про мою жизнь, и его больше нет. Посмотревшие отзываются о нем, как о скучном и бессмысленном.

Это был последний день проката, и пиратских копий нет. Лицензионная версия не будет показана нигде. Сохранился лишь фрагмент, на котором мужчина в черном стоит у высохшего дерева и тихо шепчет "не пытайся".

В аннотации говорится, что это фильм о неоправданных надеждах, но никто так и не вспомнил его названия и имен персонажей.

Мальчик убегал. Я окликнул его. Он повернулся и сказал, что все заканчивается очень грустно.

 

Олег Смолин – молодой, подающий надежды работник компании, объединяющей всех поставщиков страны и помогающей выйти на большой рынок огромному количеству начинающих мелких предпринимателей. Олег, не смотря на свой относительно молодой возраст – ему тридцать один год – уже сумел пробиться довольно высоко по карьерной лестнице, за что многие коллеги его ненавидят, но это и не важно.

Сейчас он работает с новым поставщиком, который то ли от неопытности, то ли по глупости, продешевил, недооценив стоимость своего товара, что очень выгодно для компании Олега. Как в итоге оказалось, этим предпринимателем был бывший одноклассник господина Смолина, Матвей Шелков.

В школе Олег не имел большого авторитета, друзей у него не было, и все свое время он с каким-то фанатизмом отдавал учебе. Сам по себе Олег был щуплым и хрупким мальчишкой, носил очки и, как это часто бывает с такими вот субъектами, стал предметом издевательств. Все одиннадцать лет одноклассники называли его Оленькой, прилюдно унижали самыми изощренными и порой просто отвратительными методами, а иногда и вовсе били, так что Оленька не уходил с уроков без новых синяков. Одним из самых ярых задир был тот самый Матвей Шелков, однажды рассекший ему бровь, а потом, когда учителя заставили его извиниться, пригрозил в следующий раз выколоть ему глаза, если он вновь пожалуется старшим.

Зато после школы жизнь Оленьки, то есть Олега, пошла в гору, он с успехом получил высшее образование, и судьба благоволила ему с получением хорошей высокооплачиваемой работы и быстрым продвижением по службе.

Конечно, Олегу не хотелось встречаться с призраками своей юности, но его босс настаивал, что предложение слишком выгодное, чтобы его терять. И поэтому, когда Матвей Шелков пригласил Олега на ужин к себе домой, тому пришлось согласиться, так как это сулило отличную сделку.

Сам Матвей Шелков после школы с трудом поступил в какой-то второсортный, недостойный упоминания в повествовании, институт, из которого вскоре был закономерно отчислен. К моменту отчисления у Матвея уже хватало проблем, ведь его девушка была беременна и отказывалась делать аборт, угрожая заявить в полицию о совращении малолетних, ибо сама она была семнадцати лет отроду. Под давлением Матвей женился на ней, и началась их семейная жизнь с ребенком на подходе.

Проблемы с деньгами сразу же накрыли молодую пару. Ждать поддержки со стороны родни Матвея было глупо, ибо его родителя алкоголики и так еле справлялись, а о сыне, который еще со времен выпускного класса редко появляется дома, они и думать забыли. Родители девушки предоставили им квартиру, доставшуюся от прабабки, и на этом умыли руки. В общем, Матвею пришлось самому выкарабкиваться, и он, сменяя работу дворника, грузчика, водителя, доставщика и охранника кое-как удерживал все на плаву.

Но недавняя трагическая смерть его родителей дала ему шанс обрести финансовую стабильность. Он продал их квартиру и, используя эти деньги, решил начать свое дело. И на этом этапе жизнь свела его со своим бывшим одноклассником, над которым он издевался, как только мог. Матвею казалось, что Олег захочет отомстить и вознамерился смягчить старого знакомого, пригласив на ужин и одарив теплотой своего радушия.

 

Олег позвонил в дверь. Ее открыла женщина по имени Ольга, это жена Матвея. Когда-то привлекательное и светлое молодое лицо этой женщины, имеющее некоторые мальчишеские черты, теперь превратилось в грубую маску, спрессованную из раздражения и недовольства собой и окружающими. Она стеснялась того, что стареет быстрее, чем того бы хотелось, и даже быстрее, чем многие ее ровесницы, поэтому не любила, когда ее разглядывают и пялятся, изучая и анализируя.

– Проходите. – Буркнула она гостю и направилась на кухню, чтобы завершить последние приготовления к застолью.

Матвей вышел встречать бывшего одноклассника и сразу же поразился тому, как тот изменился. Это был уже не тот тощий неуклюжий паренек в нелепых очках, которого порой даже становилось жалко – это уже был презентабельный, харизматичный и вполне привлекательный мужчина, умеющий себя держать в любой враждебной обстановке. Но в то же время это был человек очень холодный, способный одним взглядом вывести оппонента из равновесия, и да, оппонента, потому что любого собеседника, да и вообще любого встречного, он воспринимал, как противника в большой глобальной игре.

И вот за столом сидят четверо. Матвей, его жена, его сын и Олег. Хозяин все расспрашивал гостя о его жизни, о том, как он прошел такой путь, о том, есть ли у него девушка или может даже семья, о его увлечениях не связанных с работой, в общем, обо всем, что в голову могло прийти. Спрашивал он с интересом и вежливостью, но, не смотря на это, получал сухие короткие ответы, четко доносящие суть, но не содержащие чувств, искренности и интереса к беседе. В его взгляде читалось презрение и скука. Матвей мучал себя мыслью о том, что, возможно, Олег все еще ненавидит его за школьные годы, и не винил гостя за бестактное поведение и пренебрежение гостеприимством. Все шло очень плохо, а ужин уже подошел к концу.

Ольга убрала со стола, ребенок скрылся в своей комнате. Мужчины на какое-то время остались одни.

– Кто бы мог подумать, что наши судьбы сложатся именно так? – Вычленил из себя Матвей, дабы как-то вызвать гостя на разговор.

– Я. – Спокойно ответил на риторический вопрос Олег. – Я мог. Это несложно. Ты всегда был отвратительным человеком, прямолинейным и уважающим только силу. Ты глуп и скучен, ты живешь, как белка в колесе, пытаясь не сдохнуть и не обосраться у всех на глазах, ты жалок. Также жалок, как я был в те годы, когда ты издевался на до мной, но в отличие от меня, ты сам во всем виноват. Теперь твое будущее зависит от моей милости. Все твои сбережения поставлены на карту, и ты будешь унижаться передо мной, ты сделаешь все, лишь бы я дал тебе хотя бы намек на шанс, что помогу тебе. Осознавая это, я чувствую себя прекрасно, ведь справедливость восторжествовала.

– Ты ничего обо мне не знаешь! – Вскипел Матвей. – И я не позволю тебе так разговаривать со мной в моем же доме, так что проваливай!

– Как скажешь. – Спокойно ответил Олег. – Думаю, ты полностью осознаешь последствия.

Матвей лишь махнул на него рукой.

Олег уже одевался в коридоре, когда увидел мальчика. Это был сын Матвея – Саша.

– Какое вы имеете право судить человека, не зная всех его исходных установок, мотивов и обстоятельств, приведших к тому или иному решению, что было принято им в жизни? – Спросил мальчик.

Олег явно растерялся и его железная выдержка немного просела. Он молчал.

– Детство моего отца нельзя назвать простым. Его родители пили вместе со своими дружками, а сам он подвергался избиению и психологическому насилию. Мать, моя ныне покойная бабушка, постоянно убеждала маленького Матвея в его никчемности и слабости, она вбивала в голову мальчику мысль о том, что он никогда не сможет добиться хоть какого-то успеха в обществе, в жизни, в карьере, нигде и ни в чем. И чтобы не сломаться, чтобы не погрузиться в пучину отчаяния или вовсе не убить себя, ему приходилось как-то приводить свое Я в равновесие. И возможно, он выбрал самый безопасный для собственной психики способ – отыгрываться на других. Это старый рабочий метод, который работает и заставляет жить, не теряя чувство собственного достоинства, тысячи поколений таких же людей. Сейчас он жалеет о том, что было и не видит себе оправдания, хотя оно, конечно же, есть, ведь я только что его описал. И не важно, что, знай ты о его ситуации, твоих страданий это не облегчило бы, но ты хотя бы смог бы его понять. Ему просто нужна была поддержка. Она нужна была ему на протяжении всей жизни, и нужна до сих пор. Он уже больше десяти лет гробит себя, чтобы его стерва жена и я – маленький нахлебник и единственный дорогой ему человек – не умерли с голоду. И никто ему даже банального спасибо не скажет, не говоря уже о том, чтобы помочь. А ты можешь и дальше осуждать его, считать моральным ограниченным уродом, не достойным уважением такого успешного и умного человека как ты. Но кто ты? Ты не задумывался, что сам ты ограничен. И пусть ты выглядишь отлично, пусть имеешь большой оклад, пусть ты даже доволен собой, но все это лишь оболочка. На деле ты живешь только карьерой, не имея никаких других ценностей, кроме положения в обществе. Ты можешь сказать, что ценишь в людях ум, но ты плюешь на честность, на искренность простых людей, которые умеют быть добрыми и бескорыстными. Для тебя все это глупость, поэтому тебе не узнать настоящего счастья. Ведь счастья без других людей не бывает. Человеку обязательно нужен человек, а чтобы почувствовать человека, нужно проникнуться им, попытаться понять его, и открыться самому, доверив все, что для тебя важно и дорого. Но твой ум и прагматизм, весь твой здравый смысл, не позволят тебе этого сделать, и ты никогда не сможешь довериться другому. В этом и проблема людей, полагающихся на разум. Вы все несчастны. Ну, иди же отсюда. Когда ты сдохнешь, никто даже грустно не вздохнет. Да оно тебе и не надо.

– Сколько тебе лет? – Спросил мальчика Олег.

– Двенадцать. – Ответил Саша и вернулся в свою комнату.

Олег пошел домой и продолжил работать.

В ночь с пятницы на понедельник мы кутили. А кто это, мы? Где-то в глубине квартиры играла группа Аквариум. Повсюду были разбросаны книги и сигареты. Я сидел в кресле и искал взглядом бутылку вина за 800 рублей. Где-то справа от меня кто-то пытается шутить и смеется сам себе. Я улыбаюсь. Ситуация отдает какой-то меланхолией и безразличием к настоящему, будущему, прошлому, да и вообще к жизни. Я даже никого здесь не знаю. Зашел, потому что дал прикурить какому-то хипстеру и двум его подружкам, после чего он предложил пойти с ними на большую вечеринку, которую устраивает их приятель.

Мои веки еще не тяжелы. Во мне играет желание поговорить. По стереотипу все глубокомысленные разговоры происходят на кухнях, туда я и направился.

– Ты говоришь, что просто верить глупо, но ты даже не хочешь вникнуть в понятие рациональной веры. – Вещал мужчина, выглядящий то ли на 20, то ли на 45 лет. – Это вера, которая основывается на каких-то фактах, и вытекает из неоспоримого как следствие. Например, ученый, стремящийся сделать какое-то открытие. Он же не будет слепо ставить эксперименты, сначала он выдвинет гипотезу. Он верит в то, что она верна и, основываясь на этом, уже начинает тратить все свое время и силы на ее доказательства.

– Да нет же. – Воскликнул другой. – В таком случае это не вера, а надежда, он берет интересную гипотезу, пришедшую ему на ум за завтраком, и в надежде сделать открытие берется за ее доказательство. Вера же есть нечто безоговорочное. Либо ты веришь во что-то, то веришь без оговорок, по типу «ну, я могу ошибаться», ибо тогда это уже не вера никакая. Верующие полностью уверены в существовании Бога, атеисты в его отсутствии, если же нет, то они агностики.

– Ладно, возможно, это неудачный пример. Вот смотри, пример со школой, но это скорее дань тем временам, когда я был действительно счастлив и чувствовал себя в своей тарелке. Так вот, если ты, посчитав какое-то уравнение, несешь его учителю на проверку, а тот говорит, что оно неверно, а ты в свою очередь говоришь, что уверен в верности ответа, т.к. веришь в свои силы безоговорочно.

– Я вот в школе учился так себе, так что никогда не был уверен в своих ответах, для меня школьные годы точно не были самыми счастливыми, а вот сейчас да, сейчас мои золотые годы. Ну, а возвращаясь к нашему диспуту, если я и уверен, что посчитал правильно, то, не потому что ВЕРУЮ в свои силы, а потому что ЗНАЮ свои силы. Ты подменяешь понятия. Это все равно, что сказать, будто я верю, что дважды два четыре. Я не верую, я знаю, и именно знание основывается на фактах, в то время как любая вера основывается на глупости и слабости.

Это была победа. Оба закурили.

– А ты действительно считаешь, эти свои годы золотыми? – Сменил тему побежденный.

– А почему нет? Мне 19. Сейчас мы прожигаем жизни, как бы банально и избито это не звучало. Я не забочусь ни о чем, мне не нужно обеспечивать себя. Сейчас я не увязну в рутине, не сломаюсь под гнетом невзгод, не поссорюсь с женой, не буду просыпаться каждую ночь от плача своего ребенка, не буду думать о своей маленькой зарплате и о том, что такая политика доведет нашу страну до полнейшей моральной деградации, и что в старости меня просто выбросят на помойку жизни. Для меня всего этого сейчас просто нет, но есть эта кухня, есть алкоголь и сигареты, есть люди вокруг, такие же люди, как и я. Чем не золотое время?

– Чтож, в таком случае я тебе завидую. У меня не получается все так воспринимать. Из моей головы никак не выходит мысль, что все это приведет к краху, что кончится все очень скоро, и я не смогу ничего поделать, и тогда меня это убьет.

Я ушел с кухни.

Мне было душно, я решил выйти на балкон. Прошел через какую-то просторную комнату с двумя кроватями, на одной из которых сидела девушка с каре из золотистых волос. Я прошел мимо и оказался на балконе. Там уже стоял какой-то мужчина, выпятив толстое брюхо и тяжело дыша, его старая потрепанная футболка давно выцвела и была мокрая и грязная. Он уставился на меня. Стараясь скрыть неловкость, я спросил «Тоже от духоты прячешься». Он завертел головой.

– Мухи! – Воскликнул он.

– Что? – Переспросил я.

– Там повсюду мухи! – Судорожно крикнул он.

Тут кто-то взял меня за руку и утащил обратно в помещение.

– Пошли. – Это была та девушка, она глядела на меня в упор как на провинившегося ребенка, не осознающего своей вины. – Он больной. Эти дебилы зовут его сюда, чтобы поиздеваться.

Сказав все, что хотела, она вернулась туда, где сидела раньше.

– А ты здесь какими судьбами? – Спросил я, пытаясь сказать хоть что-то.

– Я здесь живу. Все это устроил мой брат. – Без интереса ответила она.

– А я здесь случайно.

– Мы все здесь случайно.

Я посмотрел на время. Уже 9:30. Мне сегодня ко второй. Пора идти, а то на элку опоздаю.

 

В шестидесятых была создана программа под названием мертвая рука. Смысл в том, что, если на Русь матушку упадут вражеские (или дружеские) ядерные боеголовки, то в ответ из нашей дорогой сверхдержавы полетят православные ядерные бомбочки, которые уничтожат всю Землю. Доверить такое машинам слишком рискованно, так что решили положиться на человека. Был произведен тщательный отбор и в итоге Игорь Родин, внебрачный сын губернатора Пензенской области (правда об этом никто так и не узнал) был выбран для самой ответственной в мире работы. До того он работал в магазине дверей и окон. Узнав об отборе на ответственную и, что важнее всего, высокооплачиваемую должность, Игорь увидел возможность и ухватился за нее обеими руками. Суть работы была засекречена, но какая разница. В общем, выбрали именно его.

Игорю Родину, и всем старшим сыновьям в его роду предстояло осуществлять программу «Мертвая рука». Суть работы в том, что нужно 24/7 держать кнопку, отвечающую за пуск ракет, нажатой. Задумка такова, что если кто-то задумает уничтожить Россию, то и Игорь погибнет, а если он погибнет, то отпустит кнопку, что и вызовет пуск. Игорь и есть человек судного дня.

Прошло уже много лет и сменилось шесть поколений. Всегда старший сын по мере взросления вбирал в себя опыт и знания отца, его стойкость, мужество и патриотизм, а впоследствии, перенимал и должность отца. Но вот 2282 год. Уже постаревший и изможденный Генрих Родин, пра-пра-пра-правнук того самого легендарного героя Советского союза и России Игоря Родин, должен вскоре переложить свое бремя на плечи старшего сына Емельяна Родина.

Но проблема в том, что наследник еще молод, он был поздним ребенком, а до того у Генриха рождались только девочки. Емельян не хочет посвящать свою жизнь удержанию мира от ядерного апокалипсиса, он мечтает стать контроллером на колесе обозрения в московском парке развлечений имени Святослава Свидригайлова.

Это ставит под большую опасность всю Россию, не говоря уже о целом мире. Предназначение семьи Родиных засекречено и знают о нем лишь несколько человек в военных структурах и правительстве. Непокорность Емельяна могла повлечь за собой рассекречивание важной информации и развязывание военных действий, т.к. еще в 2130-ом году все страны официально избавились от ядерного оружия.

Все дети Родины уговаривали единственного мальчика в семье. Все 13 сестер давили на него в надежде заставить принять пост отца. Мать, стойкая женщина грозилась отречься от сына. Отец грозил дать ему ремня, но не мог отойти от кнопки. Мальчику вообще с детства не хватало мужской руки, ведь эта рука всегда была занята и держала на себе мира во всем мире.

Емельян не боялся и думал только о своей мечте. Он уже договорился о собеседовании в парке развлечений. Тем временем в правительстве обсуждались пути решения проблемы. Суд был проблематичен, т.к. секретность дела была самой высокой, и просто невозможно было найти судью с таким высоким допуском.

3-его сентября 2282 года, за день до своего собеседования, Емельян Родин был похищен маленькой группой престарелых военных с высоким допуском секретности. Сначала они планировали просто строго поговорить с молодым парнем, но осознав его упрямство, начали истязать тело мальчишки. Емельян был стойким и не прогнулся, он не подвергся их разговорам о долге родине и стране, Емельян был убежден, что в двадцать третьем веке давно пора уже забыть о территориальных границах государств и слиться в одно единое общество под названием человечество.

Сдавшись, заговорщики его отпустили и тем же вечером покончили с собой. Их было всего пятеро. Теперь о человеке судного дня знала только семья Родиных. Дело было пущено на самотек, и конец виделся неизбежным.

Настал день собеседования. Емельян с горящими глазами и сердцем, выпрыгивающим из груди, вошел в кабинет к администратору парка аттракционов. Это был самый важный момент в его жизни. Администратор задавал вопросы, а Емельян с трепетом на них отвечал.

Вдруг дверь кабинета отворилась. Это был Генрих Родин, отец Емельяна. Он бросился к своему сыну, заключил его в объятья и в слезах, пытаясь подавить всхлипы, жалобно шептал на ухо Емельяну «прости-меня-прости-меня-прости-меня-прости-меня».

Администратор ничего не понимал и был в легком шоке. В куда более сильном шоке было все человечество, узрев ядерные боеголовки, летящие прямо на их дома. В небо поднимались все новые и новые ракеты. Судный день настал. Человечество было уничтожено.

 

Сидели три рабочих мужика в раздевалки. До начала смены еще минут 7-8. Мужики эти обычные, не имеют при себе ни мыслей глубинных, ни воззрений высоких. У каждого по жене, да по ребенку, а одного и вовсе двое детишек подрастают. Они практически одногодки, разница в возрасте не превышает трех-четырех лет. Знакомы мужики уже лет пять, ибо работают в одном цеху и если на протяжении дня не пересекаются, то так в раздевалки и в перерыве и до и после смены посидят да потрещат о своем, о натужном.

Но вот один умер. Осталось мужиков двое. И вот сидят они в очередной раз в раздевалки перед сменой и думают, чтоб им друг другу такое сказать, ведь не гоже все-таки вести себя, будто ничего и не случилось вовсе. Человек же умер, и не какой-то там незнакомец, а их непосредственный товарищ, с которым они раздевалку делили. Так они сидят, думают, да ничего на ум не приходит. А тут уже и смена начинается.

На следующий день также сидели они молча, и через день тоже, а потом и вовсе сидеть там перестали, сразу в свой отдел шли. Так и цех лучше работать стал, только в раздевалке больше никто не засиживается.

 

Мы с матерью сидели в комнате ожидания перед кабинетом врача. Комната эта была обставлена очень бедно и даже стульев, – которых, казалось бы, тут должно быть в достатке, – было всего два. Пара простеньких незамысловатых, но ярких картинок оттеняли общую атмосферу угнетенности и скуки, царившую в помещении.

Дверь кабинета отворилась, но не того кабинета, в который собирались вскоре войти мы с мамой, а кабинета напротив. Оттуда вышла женщина и стремительно направилась к лестнице. Дело было на втором этаже, так что, чтобы выйти на улицу, нужно было спуститься по лестнице на первый этаж, иначе пришлось бы в окно, что не совсем разумно, даже не смотря на то, что вокруг целая орава специалистов, готовых прийти на помощь в любую секунду. В общем, женщина та, ее, кстати, звали Полина Суворова, пошла к лестнице и вскоре уже оказалась у себя дома, где ей предстоял серьезный разговор с мужем. Дело в том, что между ними уже давно нет никаких сексуальных отношений. И хотя они и продолжают делать вид, будто ситуация их устраивает, брак этих людей разваливается, а сами они отдаляются все больше и больше. В больнице Полине, которая вышла из кабинета врача и пошла на лестницу, подтвердили ее собственные догадки – она была беременна. Естественно, этот ребенок не может быть от ее мужа, ведь они не делили постель вот уже больше полугода. Женщина знала, чей это ребенок, ведь всего пару недель назад она отчасти из желания насолить мужу, отчасти от бурлившего в ней желания вновь почувствовать себя желанной, переспала с бывшим одноклассником, который еще в школе пытался добиться ее внимания. «Чтож, добился» – с усмешкой думала она.

А мы с мамой продолжали ждать, когда нас вызовут. Я сокрушался от мысли, что на улице такая прекрасная погода, а мне выпала участь тухнуть тут в бессильном ожидании и скуке. И вот нас, наконец, пригласили войти в кабинет. Там сидел сам врач, мужчина средних лет и ниже среднего достатка, и медсестра, которую родители назвали Маргаритой. К сожалению, это красивое имя, было единственным достоинством тридцатидевятилетней медсестры.

Кабинет выглядел роскошно в сравнении с комнатой ожидания. Это помещение, в отличие от того с двумя стульями, отдавало теплом и уютом. В один миг мне показалось, что вот сейчас я поверну голову и увижу камин, но там оказался всего лишь столик, на котором, вероятно, в моменты перерывов врач и медсестра готовили себе чай.

Доктор предложил мне сесть и указал на стул перед собой. Да, я наизусть знаю всю эту процедуру. Я тут часто бываю. У меня туберкулез, или, если хотите, чахотка, как эту болезнь называли много лет назад. Все врачи говорят, что это уже не так страшно, как было раньше и что шансы выжить у меня 90%, но никто не говорит, что шансы умереть целых 10%. Доктор сказал, что если все будет идти хорошо, и мы будем слушаться его указаний, то я обязательно вырасту и стану большим и сильным.

Когда нам только сообщили диагноз, мама много плакала, а папа молчал и ничего не говорил, он только смотрел на меня с сочувствием. Ему было жалко меня, но я знал, что он считает меня слабым и глупым, и поэтому рад, что заболел я, а не мой старший брат Андрей. Андрей спортсмен и у него есть девушка, ему уже 17 лет. У меня нет девушки, и спорт я не люблю, хотя никогда и не пробовал. Мне всего десять. Сегодня доктор сказал, что мне опять придется лечь в диспансер, потому что флюрография показала что-то нехорошее.

Сегодня мама пошла домой одна, а через два месяца и девятнадцать дней я умер.

 

Вчера родилась Анечка. Родители Анечки решили бурно отметить это событие по средствам дивной и полномасштабной попойки с оравой гостей и морем алкоголя. Собрались и бабушки и дедушки Анечки, и дяди, и тети, и четвероюродные братья, и люди, чье родство настолько смутно и сомнительно, что и гадать не стоит. В общем, пришли все, кого Анечка никогда больше не увидит.

Началось празднество с тоста. Тост этот вылетел изо рта брата отца Анечки. Тот мнил себя поэтом и по сему, считал своей святой обязанностью извергать из своего нутра тосты на каждом мероприятии по нескольку раз и по любому поводу.

Дело двигалось, время шло, все веселились и смеялись. Об Анечке никто не вспоминал, кроме одной девушки. Девушка эта была дочерью той женщины, что приходилась крестной матерью матери Анечки. Женщину эту звали Маргарита, она совсем недавно выучилась на медсестру, и теперь подыскивает себе место в городской больнице. Месяц назад Маргарита узнала, что страдает бесплодием, и не будет никогда нянчиться со своими кровными детишками.

Маргарита, скрылась из-под взора приставучей женщины, которая, кстати, была бабушкой Анечки. Бабушка Анечки уже изрядно набралась и явно попутала берега, когда начала рассказывать совершенно незнакомой даме про безбашенные и отдающие развратом истории из своей молодости. Маргарита прокралась в детскую и взяла на руки маленькую Анечку. Бедная бесплодная женщина сюсюкалась с новорожденной, и это блаженство было бы прекрасным и вечным, если бы не одно НО. Тут маленькая Анечка рассыпалась в труху прямо на руках у обескураженной Маргариты.

Маргарита в панике начала собирать труху, но труха вся упала на ковер, а ковер был ворсистый и красивый. Тогда Маргарита взяла пылесос и давай пылесосить ковер. Потом достала пылесборник и высыпала всю труху вперемешку с пылью себе в сумку. Проделав все эти манипуляции, она поспешно ретировалась из квартиры молодых родителей, которые позже, обнаружив пропажу ребенка, очень расстроились, но в целом с горем справились не плохо.

Маргарита же, придя домой, высыпала содержимое сумки на стол и на протяжении девяти часов отделяла труху от пыли. Закончив, она собрала всю труху в кучку и заплакала.

 

Станислав Викторович – зажиточный гражданин, проживающий в северной части Москвы. Он уже давно не молод, и давно уже в нем нет той бойкости и молодости духа, что присуща молодым и амбициозным бизнесменам, которым он и сам когда-то был, а по весне у него начинается аллергия и выступает сыпь, что заставляет его носить длинные рукава, даже в самую настоящую жару.

Но в этот день Станислав Викторович печален и хмур. А виной тому его секретарша Татьяна, что обычно так любезна и обходительна. Нет, он не питает к ней пошлых желаний, если вы вдруг подумали. Ей 62 года. Просто Станислав Викторович любит быть со всеми в хороших отношениях, и любой негатив выводит его из равновесия. Сегодня Татьяна была холодна и раздражительна. В какой-то момент, после очередной попытки развеселить свою секретаршу, Станиславу Викторовичу даже показалось, что в глазах у той вспыхнул еле сдерживаемый гнев. Конечно, всему этому было объяснение – у Татьяны вчера вечером умер кот. Животное выпало из окна тринадцатого этажа, что и привело к смерти. Печально это было еще и потому, что эта история повторяется у Татьяны уже в третий раз. В этом и заключалась причина плохого настроения секретарши, но, конечно, Станислав Викторович не мог всего этого знать, и зря Татьяна на него злилась, хотя при ее горе простительны подобные слабости.

И вот Станислав Игоревич, не спеша направляясь к своему дому, тщетно пытался понять, что же он такого сделал своей секретарше, которую так уважает и которой выплачивает зарплату большую, чем его коллеги платят самым молодым и красивым секретаршам. Тут к Станиславу Игоревичу пристала дворовая собачонка. Она все норовила прыгнуть на него и лезла под ноги, мешая держать свой установленный курс и сбивая с мысли. В итоге, раздираемый думами о, как ему казалось, неразрешимой ситуации, зажиточный гражданин запутался в своих ногах и ногах собаки, следствием чего стало падение и испачканный костюм.

В гневе Станислав Викторович вскочил на ноги, догнал отбежавшую на небольшое расстояние собаку и ударил ее со всего маху под живот ногой. Дворняжка пронзительно заскулила и попыталась убежать, но задние ноги ее подкашивались, она опасливо со страхом и мольбой в глазах оборачивалась.

Женщина, гуляющая со своими детьми, видела всю ситуацию, и теперь с каким-то нездоровым ликованием в голосе крикнула: «Ну, что же вы такое делаете, нельзя же так с собачкой-то».

Станислав Викторович и вправду устыдился. Взглянул он на собаку и жалкость к ней так и пронзила все его тело, а потом нахлынула волна стыда и раскаяния. Взял Станислав Викторович собачку на руки и домой отнес, а женщина, что с детьми гуляла, только и фыркнула ему в след.

А Станислав Викторович, зажиточный гражданин, проживающий в северной части Москвы принес домой собачонку и выхаживал ее все выходные. Для него она была уже не просто дворовой шавкой, он видел в ней всех тех, кому он испортил жизнь, всех, кому пришлось дать под дых ради того, чтобы добиться успеха. И сейчас Станислав Викторович раскаивался во всех своих грехах и заботой об этом животном хотел искупить их.

В понедельник он вновь вышел на работу, но уже обновленный и как будто бы более молодой, чем раньше. Он уже и забыл о том, что его секретарша была не мила с ним в пятницу, но тут она сама об этом напомнила и очень извинялась за свое поведение, а потом рассказала ему всю историю, которая приключилась с ее котом, и что это уже не первый раз. Станислав Викторович, недолго думая, предложил Татьяне взять к себе его собаку, после того как он сделает ей все прививки. Женщина, лишившейся уже трех котов за последние полтора года, эта идея пришлась по душе, ведь в квартире одной ей так одиноко, и она с радостью согласилась.

Станислав Викторович так был горд собой и рад, что смог все так отлично и ловко устроить, что даже купил себе в честь этого новый костюм, хотя обычно он себе внеплановых трат не позволял. Вскоре собака переехала к Татьяне, и жизнь продолжила течь своим чередом.

Так и закончилась история о том, как эти трое, Станислав Викторович, Татьяна и собака, стали чуточку счастливее.

 

Престижный ресторан в Париже конца девятнадцатого века. Заходит мужчина лет 45-ти и садится за столик. Заказав привычный набор блюд, он спокойно оглядывает хорошо знакомое помещение. Взгляд его замирает на мужчине, сидящим в одиночестве за столиком у окна.

– Простите, здравствуйте! Извините, что вот так вот к вам обращаюсь, не сочтите за фамильярность, но мне свербит, как хочется знать, вы случайно не тот господин, что выступал вчера вечером в театре в роли Макбета?

– Я…

– О, понимаете, вы очень понравились моей жене.

– А-а.

– Да, но мне вся эта ситуация не очень нравится.

– О-о.

– Да, я вообще большой поклонник этой пьесы, а вот вы, как мне кажется, просто испоганили ее своей вычурной игрой.

– Ох.

– Да, но сейчас не это важно. Я бы хотел сделать вам предложение.

– Хм.

– Да, как я уже сказал, моя жена была заворожена вами, что мне совершенно не понятно. Видно у моей ненаглядной дурновкусье. Я не смотря ни на что ее очень люблю, так что буду до конца жизни делать ее счастливой и исполнять все самые потаенные желания этой женщины. Так уж вышло, что она желает вас.

– М-м.

– Да, то есть, нет, вы меня не правильно поняли. Она желает вас видеть. Она, конечно, мне ничего такого не сказала, но я-то вижу, сколько лет вместе живем. В общем, я хочу попросить вас о встрече с ней.

– А-а.

– Да, вам нужно будет просто прийти к нам на ужин, поддержать с ней беседу, развлечь ее, может, оставить автограф, а после откланяться, вежливо попрощавшись.

– Эм…

– О, поверьте, мне самому вся эта ситуация отвратительна, и вы мне, только без обид, тоже отвратительны, но я на все готов ради своей жены, а она в последнее время такая грустная. Я заплачу вам, сколько скажите, в разумных пределах, конечно.

– Ну…

– И да, может моя жена и не считает меня ревнивцем, но я ни в коем случае не потерплю в доме, да и вообще в ближнем кругу моей жены мужчину на постоянной основе. Хотя может, я слишком строг с ней, может, от этого она и несчастна последнее время, как вы думаете?

– Я?

– Да, вы правы, что-то я заболтался. Ну, так как, вы придете к нам на ужин?

– Дорогой мой, я, конечно, очень польщен, и рад бы воспользоваться возможностью подзаработать и вкусно поесть, но не смогу потом с чистым сердцем заснуть. Дело в том, что вы меня с кем-то спутали. Я не играл никакого Макбета, и вообще меня тут десять минут назад невеста бросила. Я бы вам, мужчина, посоветовал идти домой к жене и поговорить с ней, отчего она несчастна, а я останусь тут и напьюсь.

 

– Андрей Александрович, что это с вами? Вы сегодня сам не свой. Может, случилось что-то?

– Да нет, Светлана Игнатьевна, все в порядке.

– Да нет же, я настаиваю, к тому же, как завуч я обязана следить за подобного рода вещами, нам важно, чтобы вы работали, а такое состояние, как у вас сейчас, ни сколько не способствует…

– Я вас понял. Чтож, ладно. Я, знаете ли, удручен ситуацией с нашей молодежью, да и вообще обществом в целом.

– Я не совсем понимаю…

– Пожалуйста, не перебивайте, вы сами меня спросили, а теперь перебиваете, не вежливо это. Так вот, я очень боюсь за будущее. Раньше мне казалось, что люди обязательно эволюционируют в плане сознания и смогут отбросить эгоизм и корысть, отбросить злость и стыд. Я верил, что человечество придет к совершенно новому устройству и освободится от предрассудков, сковывающих прогресс, я был убежден, что через много лет, возможно столетия или тысячелетия, но рано или поздно род людской достигнет гармонии с миром и друг с другом и тогда уже будет счастье и процветание все нашей породы. Я верил во все это, при этом считая себя рациональным человеком, хотя для этой веры у меня не было никаких оснований. Даже не так – у меня были основания верить в то, что этого никогда не случится. И вот на одном из уроков, когда я вел вводную лекцию по литературе двадцатого века, я осознал, что такого скачка человечество не сделает и за миллиард лет. И горечь во рту заставила меня замолчать. Я стоял перед сворой этих тупых школьников и понимал, что все это зря. Знаете, я, наверное, больше не буду преподавать.

 

Николай Синицын сидел на лавочке в парке и пел песни под гитару, песни эти были мало кому известны, и абсолютно никому не интересны. Это был молодой парень, студент первокурсник одного университета, что вообще считается учебным заведением второго сорта. Синицын сидел и заливался, аккомпанируя себе на гитаре.

Неподалеку на лавке сидела женщина. Звали женщину Катерина, она алкоголичка, ей уже под сорок. Вчера они с мужем и друзьями выпивали, а сейчас у нее похмелье и она решила сходить купить чекушку, чтобы жизнь не казалась такой жестокой. Но вот не задача, по пути у нее скрутило живот, и она решила сесть на лавочку и переждать этот приступ.

Сейчас ей уже стало легче, и она решила подать голос:

– А что это вы играете?

– Песня называется «Топор», но она не моя, это «4 Позиции Бруно», не многие знают эту группу, но мне ка…

– Нет, ты меня не понял. Я спрашиваю, захуй ты играешь тут? – Придавай тону большую жесткость, оборвала его Катерина

– Ну, мне хочется поиграть на природе. – Неуверенно ответил Синицын.

– А по-моему, ты просто сидишь тут и выебываешься, хочешь показаться таким вот классным: красавчик, гитарист, своим сладким голосом поешь замысловатые песни. Все это лишь позерство.

– А вы… а кто вы? Пусть это позерство, но вы, вы ведь куда хуже меня. Лучше быть позером и выкладывать на показ свои достоинства, чем опускаться до уровня животного, жить от стакана до стакана. Да, дамочка, по вам сразу видно, что вы из себя представляете.

– Да что ты обо мне знаешь… – Вспыхнула Катерина, но тут же замолчала, так как ее желудок вновь дал о себе знать, да и слова этого мальца задели ее за живое, и она уже была не в силах возразить. Резь в животе сбила с нее всю спесь и ярость. А когда боль прошла, она уже чувствовала себя ничтожеством. Она понимала, что если начнет спорить, то в итоге просто расплачется.

Синицы чувствовал себя не намного лучше. Он впервые признался самому себе в том, что по большому счету ему плевать на музыку, и играть на гитаре ему не особо нравится. Он впервые оказался лицом к лицу с фактом, что все эти годы бежал за навязанными ему стандартами. А ради чего, ради одобрения окружающих. Теперь он понял, как все это было глупо. У Синицына еще было время все исправить, и он это понимал, а вот Катерина уже считала свою жизнь конченной.

Так они и сидели, оба пристыженные и сломленные. И пусть в одном из них зарождалась надежда на лучшее будущее, сейчас эти двое столкнулись с реальностью. Кто из них сможет больше извлечь из этого урока, не знает никто.

 

Дело было в обычном подмосковном садике. Воспитательница вывела детей на улицу, и те начали бегать и резвиться на площадке. Кирилл, сын мэра этого подмосковного города, резвился с остальными. Как это ни банально, но Кирилл был очень избалованным ребенком, хотя его благородная мать всячески пыталась избежать такого развития событий. Но ей не удалось, и мальчик рос тем еще уродом.

Кирилл играл в вампирчиков (это такая новомодная игра, как салки, только каждый осаленный переходит на сторону воды) с остальными мальчишками. И вот, убегая от вампиров, он споткнулся об какой-то выступающий из земли камень, или может это была плитка. Конечно, этого бы не случилось, если бы кто-то следил за тем, чтобы площадка была в должном состоянии и не представляла опасности для детей, но никто за этим не следил.

А Кирилл упал в грязь лицом в прямом, т.к. именно туда он и упал, и в переносном, ведь теперь его авторитет среди остальных мальчишек слегка ослаб, смысле этого слова. Еще больше усугубил ситуацию смех. Смеялась Карина. Карина дочка заводского рабочего, которому вот уже четыре месяца не платят зарплату. Отец Карины вместе со своими коллегами по цеху даже написали письмо на имя мэра города, но прошло уже две с половиной недели, а зарплату так и не выплатили, и ответа от мэра не слышно, даже отписки нет.

Кирилл услышал смех Карины и грозно посмотрел на нее, но та не переставал заливаться громким смехом, отдававшимся болью и стыдом в сердце Кирилла. Тогда сын мэра, вскипев от ярости, подошел к дочери заводского рабочего и оторвал ей руку. Карина тут же перестала смеяться. Она начала плакать и побежала жаловаться воспитательнице.

Воспитательница, Елизавета Станиславовна, женщина двадцати трех лет, чей отец является директором того завода, на котором работает папа Карины. Елизавета Станиславовна недавно вышла замуж за красивого, но не очень богатого мужчину, который еще не нашел себя в этой жизни, а если точнее, то просто был туп и ни на что не годен, хотя Лиза не о чем таком и не думала. И именно на их свадьбу ушла зарплата отца Карины и его коллег.

Елизавета Станиславовна была раздосадована этим происшествием и пошла разбираться, ведя за единственную ручку плачущую Карину.

– Кирилл, отдай Карине руку! – Повелительно, но мягко, памятуя о том, что он сын мэра, сказала воспитательница.

– А вот и не отдам! – С громким вызовом провозгласил мальчик.

– Но зачем же тебе Каринина рука, у тебя же своих две?

– Не отдам. И не просите.

В общем, позвали родителей. Пришел отец Кирилла и отец Карины. Собрались мэр и рабочий, и давай выяснять, кто прав, кто виноват.

– Сынок, чтож ты руку девочке оторвал? – Спрашивал мэр своего сына.

– А она смеялась надо мной.

– Какие глупости, ну, смеялась и смеялась. Отдай ей руку, а то, как она папке своему махать будет, когда тот на работу пойдет.

Слова о работе не прошли мимо ушей заводского рабочего. Он сразу же вспомнил, что не ел уже три дня, а дочь с женой сидят на хлебу и молоке, которое приносит бабушка. И, конечно же, он вспомнил, что перед ним не кто иной, как мэр. А про руку своей дочки он и думать забыл. Заводской рабочий сидел и копил злобу, пока мэр уговаривал своего сына отдать руку несчастной девочке. Продолжал он копить злобу, и когда руку пришивали. И вот вся эта злоба уже готова была выплеснуться, но тут в помещение вошел человек, которого он не ожидал увидеть. Это был отец воспитательницы, он же директор завода, что уже четыре месяца не выплачивает зарплату своим подчиненным.

Тут заводской рабочий, вскипев от гнева, подбежал к вошедшему и оторвал ему руку. Карина, будучи очень смышленой девочкой, улучила момент для мести и оторвала Кириллу голову. Мэр, ничего не понимая, и будучи человеком не плохим, а скорее просто наивным, растерялся, но чтобы не чувствовать себя беспомощным оторвал обе руки воспитательнице. Дальше началось какое-то сумасшествие, оторванные конечности, визги и кровь.

Никто так до сих пор доподлинно не знает, что именно произошло в подмосковном детском саду в тот день.

 

Первое сентября. Детишки идут в школу, кто-то в первый класс, а кто-то в одиннадцатый. Для кого-то это день новых начинаний, а для кого-то – старых мучений. Но, как бы там ни было, это праздник, это день знаний.

Светлана Геннадьевна – молодая учительница, сегодня она станет классным руководителем 5Б класса. Для нее это большое событие, она любит детей, ну, или думает, что любит. Ее с детства привлекала работа учителя, и вовсе не из-за того, что учитель может самоутверждаться за счет учеников, нет, она не такая. Она идеалистка и верит, что все хотят учиться, поэтому хочет помочь детям в удовлетворении этой потребности.

И вот ученики расселись по местам. А спустя пару минут Светлана Геннадьевна уже знает всех поименно, хотя даже еще не сверялась с журналом, но это подождет, главное психологический контакт.

– А кто хочет рассказать, как прошло ваше лето? – Весело спросила Светлана Геннадьевна, и тут же увидела тот самый лес рук, о котором мечтала. – Петя, расскажи нам. – Попросила она, радуясь про себя, что запомнила все имена.

– Мы с дедушкой и бабушкой были в деревне. – Уверенно начал Петя. – И там мы ели свинью, но это не интересно, а интересно вот что: как мы ее убивали. В одно прекрасно утро дед подошел ко мне с ружьем и сказал «пойдем свинью убивать…

– Ох, пожалуй, это слишком для первого знакомства, ты не находишь? – Мягко оборвала его молодая учительница. – Может кто-нибудь еще? Да, давай Мариночка.

– Я была в лагере. Там я была с подругой Настей, а потом мы еще познакомились с Артемом. Так втроем мы и сдружились. Мы вместе гуляли, ходили в поход, сидели у костра, пели песни и купались на озере. Артем сразу мне понравился, понравился он и Насте. И мы по дружески ревновали его друг к дружке. Все это казалось мне несерьезным, ведь мы всего лишь дети, и я не тешу себя иллюзиями, что в этом возрасте может быть какая-то серьезная любовь или что-то в этом роде.

Но Настя, хотя я не сразу это поняла, относилась к ситуации с полной серьезностью. Я видела раздражение в ее глазах, когда я не давала им остаться наедине. А вот Артем похоже не испытывал чувств ни к кому из нас, но обе мы ему были как сестры, ведь он был старше нас на целых три года. Похоже, со сверстниками у него не ладилось, поэтому он и проводил время с нами, но ему это не было в тягость, мы не были для него заменой чему-то, мы были настоящими друзьями. Но все портила Настя, своим негативом и злостью она разжигала те же чувства во мне. Вскоре это переросло в настоящую психологическую войну. Не знаю, замечал ли это Артем, но даже если да, то виду не подавал.

И вот в один пасмурный день мы должны были отправиться плавать по озеру на лодках. Каково же было наше разочарование, когда инструкторы сказали, что все отменяется. Но мальчишки не сдались, они продолжали упираться и стали уговаривать инструкторов не отменять мероприятие. Среди этих мальчишек был и Артем, поэтому мы с Настей, перекрикивая друг друга, тоже начали просить не отменять поездку на лодках.

После криков и слез обиженных детей, инструкторы все-таки прогнулись. И вот толпа детей и четыре инструктора отправились в плавание. Мы с Настей и Артемом были в одной лодке, и у меня все никак не получалось вставить ни одного слова в диалог, который вели мои друзья. Я злилась, и понимая, что по всем своим убеждением моя злость выглядит просто глупой, и от этого злилась еще больше.

Поднялся ветер и небо потемнело. Произошло это не резко, но заметили мы все слишком поздно. Полил дождь, а ветер стал ураганным. Лицо инструктора исказила гримаса паники, и он попросил нас всех вести себя спокойно и не паниковать. «Какая ирония» – подумала я.

Артем взял нас с Настей за руки и попросил держаться вместе и не отходить ни на шаг. Я даже немножко покраснела, хотя в той ситуации следовало бы забыть обо всем, но я еще толком не понимала, что происходит, в отличие от Артема.

Тут вода начала быть неспокойной и лодка бешено шаталась. Настя потеряла равновесие. Ее рука выскользнула из руки Артема, и она упала в воду. Я смотрела в сторону, куда она упала остекленевшими глазами. Моя лучшая подруга Настя. Что с ней? Она выживет? На долю секунды в моей голове промелькнула мысль о том, что я наедине с Артемом, но я тут же отогнала эту гнусность. Неужели я такая сволочь? Я заплакала. Артем прижал меня к себе и стал успокаивать, гладя по голове. Так я и сидела, уткнувшись в его грудь, пока пол лодки не вырвался из под наших ног и не накрыл нас с головой.

Я пошла на дно. Мы вместе пошли на дно. Так я умерла этим летом.

– С такими вещами не шутят, Мариночка. Не хорошо это. – С укором сказала пораженная и даже немного напуганная Светлана Геннадьевна.

Марина лишь грустно усмехнулась. Она огляделась по сторонам, и вновь заговорила, глядя куда-то в окно:

– Настя больше не придет в эту школу, и никогда не испытает радости первого поцелуя; она не станет доктором, как хотела, не родит дочку, как хотела, она не исполнит ни одной своей мечты… и я тоже. – По ее щеке стекала слеза. Капля медленно ползла вниз по ее бледной щеке, а потом, спрыгнув с подбородка, устремилась на пол. И вот уже вся Мариночка была какой-то мокрой, и через миг ее уже не было. Только лужица воды под партой, где она сидела.

 

Вагон ночной электрички освящен лишь одной моргающей лампой. Кто-то экономит на энергии. Поезд движется по монинской ветке в обратном от Москвы направлении. Последняя электричка всегда обладает каким-то магическим антуражем.

В вагоне три человека. Вообще-то их только что было четверо, но пожилая женщина вышла в Мытищах. Остался мужчина лет 30-ти в поношенной матроской майке, изорванных джинсовых шортах, держащий в руках полупустую бутылку пива. Голова его была брита под ноль, он был худой, а глаза на выкате смотрели вперед, где сидели остальные пассажиры. Взгляд его не был сфокусирован на чем-то конкретном, и вообще казался отстраненным и безжизненным.

Вторым пассажиром была женщина с ребенком, который был слишком мал, чтобы брать его в расчет. Женщина была измотанной, как физически, так и морально, но это ни сколько не мешало ей выглядеть привлекательно в свете моргающей лампы. Ее пятилетний сын спал, уронив голову, которая казалась несоразмерно большой по отношению к телу, на колени матери.

Третий пассажир сидел в противоположенном ряду от женщины. Выглядел он куда более презентабельным, чем остальные. Черный костюм сидел на нем идеально. Из под рукавов выглядывали часы, которые, если и не были дорогими, то казались очень ценными. Он выглядел на зависть хорошо, но его вид вкупе с кожаным кейсом, стоявшим рядом, придавал ему какой-то ореол таинственности.

И вот они ехали, не мешая друг другу. Никто и помыслить не мог о каком-то социальном взаимодействии. Все, вероятно, кончилось бы тем, что каждый вышел бы на своей станции, не придав этой поездке никакого значения. Так бы и было, если бы не погасла последняя лампа. В вагоне стало темно, а снаружи вдоль железной дороги освещение предусмотрено не было.

Тут мужчина в матроске решил выкрасть кожаный кейс у мужчины в костюме. Зачем ему понадобился кейс, не совсем ясно. И даже, мне как автору, не понятна мотивация этого персонажа, да и вообще весь ход его мыслей. По какой-то неведомой причине он решил, что темнота позволяет ему спокойно подойти к человеку и забрать его кейс, после чего избежать каких-либо последствий. Не смотря на всю абсурдность такого поступка, он все же его совершил. И что странно, мужчина в костюме не выказал абсолютно никакого возмущения по этому поводу. Он, казалось, и вовсе ничего не заметил. Но ведь не мог не заметить.

Мужчина в матроске, воодушевленный такой удачей, неожиданно для всех, в том числе и для меня, споткнулся и упал. Кейс выпал из его рук и открылся. Тут вагон озарился ярким белым светом, источником которого, несомненно, было содержимое кейса.

От шума падения и резкого яркого света проснулся мальчик, чья голова до того мирно покоилась на коленях матери. Он спросил маму, что происходит, но та не отвечала. Она устремила свой взгляд на источник света. Туда же смотрел мужчина в матроске. В то же время хозяин кейса сидел смирно, не придавая особого значения происходящему. Мальчик огляделся. Его мать и мужчина в матроске походили своим видом на загипнотизированных людей, людей находящихся в глубоком трансе. Те и вправду не видели ничего кроме света, и даже думать ни о чем другом больше не могли.

– Что в этом кейсе? – Спросил мальчик, обращаясь к мужчине в костюме.

– Там Бог. – Ответил тот.

– Но как Бог может поместиться в кейс?

– Очень просто, ведь Бог не имеет тела. Бог просто сущность.

– Почему Бог в вашем кейсе?

– Потому что я поймал его.

– А зачем вы поймали Бога?

– Чтобы он был только моим.

– А кто вы?

– Простой человек.

Мальчик замолчал.

Мужчина в костюме подошел и взял свой кейс. Он какое-то время смотрел на то, что было внутри, а потом закрыл. Свет погас, и наступила тьма, что была темнее прежнего. А потом в вагоне зажглись все лампы, и ни одна не мигала, но мужчины в костюме уже не было.

 

Где-то в городе Кирове жил мальчик по имени Иван. У него были любящие родители. Это была идеальная семья, как бывает только в сказках. Наш рассказ тоже можно отчасти назвать сказкой, если вам так будет угодно.

Однажды зимой, пока родителей не было дома, Ваня решил слепить снеговика. Делал он его по всем канонам. Там тебе и морковка, и ветки красивые, рукообразные, и ведро, и шарф, и пуговицы. Редко дети соблюдают все правила, что печально, но вот наш маленький герой постарался, и вышло у него очень хорошо. Возможно, даже слишком хорошо. Вероятно, Ваня нашел настолько верные пропорции и так близко приблизился к каноничному изображению снеговика, что тот ожил.

Это событие не могло не подействовать на ребенка. Он сразу понял, что сотворил, что-то живое и осознал ответственность за свое творение, после чего тут же упал в обморок от испытанного шока.

Ваня очнулся через 40 минут и сразу же увидел его. Снеговик смотрел на мальчика своими глазами-пуговицами, а пуговицы, изображавшие рот, двигались, издавая какие-то звуки, и кривились в подобии улыбки. Он что-то говорил, но Ваня его не слышал. Снеговик протянул ветку-руку, как бы удерживая мальчика, но тот вырвался и убежал в дом и, заперев дверь, стал ждать возвращения родителей, убеждая себя, что все это ему привиделось.

Родители вернулись поздно. Они были на свадьбе своих друзей, и, будучи немного под градусом, не заметили в своем дворе снеговика, чьи глаза-пуговки пристально следили за тем, как они заходили в дом. Сын к их возвращению уже спал тяжелым сном.

Наутро Ваня проснулся в полной уверенности, что все случившееся вчера ему просто приснилось. Он и словом не обмолвился об этом родителям и с опаской пошел во двор. Снеговика там не было. И вскоре Ваня со спокойным сердцем резвился вместе с соседскими мальчишками. Они играли в снежки, а потом в прятки. В один из конов Ваня, в надежде запрятаться получше, спустился к реке. Там он увидел свое творение. Мальчик хотел сразу же пуститься бежать, но остановился, услышав голос этого существа.

– Прошу не уходите! – Взмолился снеговик. – Вы даже не представляете, как это больно видеть, когда твой собственный создатель смотрит на тебя со страхом и отвращением, когда он в панике бежит так, что только пятки сверкают, а хруст валенок по снегу отдается упреком мне, упреком в том, что я ужасен. Но ведь в этом нет моей вины. Бог в своем милосердии создал человека прекрасным по своему образу и подобию, я же создан лишь жалким подобием человека с пуговицами вместо глаз и рта, с морковкой вместо носа, с ветками вместо рук и с комами снега вместо тела. Войдите же в мое положение, дорогой создатель. Этой ночью я бродил по городу и, заглядывая в окна домов, видел счастливых людей, я видел жизнь. Я тоже хочу познать эту жизнь, познать дружбу и любовь родителей, какая есть у вас. Но что же мне делать, если даже вы, мой создатель, отворачиваетесь от меня?

– Я не… я не знал, что все так получится. Я просто хотел поиграть, слепить снеговика. Так не должно было быть. Снеговики не оживают. – Растерянно бормотал Ваня.

– Вот как, значит, я продукт случайности. – Разочарованно заключил снеговик. – И все же, я счастлив, что у меня есть жизнь. Как бы там ни было, это прекрасно.

Послышались веселые крики ребятишек. Приближались соседские мальчишки. Заметив их, снеговик замер, претворяясь неживым. Мальчишки увидели Ваню и приметили снеговика.

– Ты слепил? – Спросил один.

Ваня кивнул.

– Красиво. Но знаешь в чем истинная красота? Истинная красота – лишь неуловимый миг, истинная красота в процессе разрушения чего-то прекрасного.

С этими словами он двинул по среднему кому снеговика. Ваня тут же набросился на парня и повалил его на снег.

– Не смейте его трогать. – Воинственно вскричал он. – Это мой друг.

Соседские мальчишки ушли в полной уверенности, что Ванька в конец ебанулся.

К счастью, снеговик не развалился от того удара. Ваня бережно подлатал его рану. Он не отдавал себе отчета в том, что делает. Он просто делал.

– Спасибо. – Сказал снеговик. – Вы назвали меня другом и защитили. – Тут из пуговицы поползла слеза.

– Не плачь. – Нежно попросил его мальчик. – Ты ведь можешь растаять.

– Растаять?

– От тепла снег тает, и… – Он осекся и не стал продолжать, вместо этого резко сменил тему. – Надо познакомить тебя с родителями.

 

Родители Вани отреагировали на ожившего снеговика на удивление сдержанно. Они приняли его, как члена семьи и даже полюбили, а со временем снеговика полюбили и все остальные в городе Кирове.

Но рано или поздно наступает весна и вот уже первые числа марта на календаре, а температура все растет. Весь город души не чаял в снеговике, но никто так и не решался сказать ему жестокую правду.

– Ты должен сказать ему о том, что его ждет. – Настаивал отец Вани.

– Но как я могу сообщить ему, что он должен умереть?

В конце концов, Ваня сдался на милость воле отца. Он все рассказал своему творению. Тот был неутешен.

– Как же это нечестно! Вы создали меня, чтобы я умер. Я так люблю этот мир, так люблю всех этих людей, и город и небо и животных, но я все равно должен умереть? Но ведь я ничего не сделал плохого. Это неправильно.

– Но все мы рано или поздно умрем.

– Как это? Вы тоже умрете?

– Ну, да. Все умирают. Никто не может жить вечно. Разве ты не знал?

– Откуда же мне знать? Никто мне и слова не сказал о смертности. Но ведь это неправильно. Получается, ваш Бог создал вас, чтобы убить. Подарил жизнь, чтобы ее забрать. Кто же так делает? Какой жестокостью нужно обладать, чтобы поступать таким образом?

– Я не знаю. Я никогда об этом не думал.

– Как же вы могли не думать об этом. Как можно, зная, что можешь в любой момент умереть, зная, что каждую секунду твоя жизнь может оборваться в независимости от твоих действий, как можно зная все это, не думать о смерти каждую секунду, не бояться ее? Как вы можете так спокойно жить и веселиться, зная, что умрете? Почему никто ничего не делает? Нужно найти способ жить.

– Это невозможно. Нет лекарства от смерти.

– Я в это не верю! – Закричал снеговик. – Мир не может быть таким жестоким! Это какая-то ошибка и я ее исправлю!

С этими словами он ушел. Он ушел из города. Он поехал на север, где никогда не бывает тепло, чтобы жить. Там он изучал мир, законы природы и науку. Там он был совсем один.

Прошло двадцать лет. Снеговик изобрел генератор холода с двухметровым радиусом действия и вживил его себе в средний ком. Теперь он мог появиться на сорокаградусной жаре и не растаять. Он хотел помочь людям. Он хотел работать с лучшими учеными, чтобы вместе найти лекарство от смерти. Снеговик любил людей и хотел сделать их бессмертными, как и он сам, чтобы всем вместе жить и любить друг друга братской любовью.

Но люди уже не был так благосклонны. Где бы снеговик ни прошел, он сеял холод. Люди начали сторониться его. Больше его никто не любил. Тогда он решил разыскать своего создателя. Он навел справки и узнал, что у того уже есть невеста и живет он в Москве.

 

Снеговик пришел к нему домой, но тот не обрадовался такому гостю.

– Уходи, прошу. Ты добился своего, теперь ты не умрешь, а меня оставь в покое.

– Не отвергайте меня, создатель. Только к вам я могу обратиться. Вы должны мне помочь. Люди отвернулись от меня. Для них я сказочный персонаж сеющий холод повсюду. Они меня ненавидят и презирают. А я просто хотел им помочь. Но теперь помощь нужна мне. Я повсюду вижу счастье, и только мне оно не досталось. Я был кроток и добр, но люди своим равнодушием ввергли меня в уныние. Теперь мне остается только отчуждение и одиночество. Поэтому я прошу вас сделать то, что вы когда-то, будучи ребенком, уже сделал.

– О чем ты, черт тебя дери?

– Вы должны слепить мне снежную бабу.

– Хватит нести бред. Убирайся отсюда.

– Как вы огрубели, дорогой создатель. А ведь я не прошу ничего существенного, ведь для вас это раз плюнут. Поймите же, я несчаст