Записки солдата невидного фронта и работника всех мастей. 11 страница

 

Записки солдата невидного фронта и работника всех мастей.

***

-Ты посмотри на неё, вырядилась, прошмандовка, как ей не стыдно, в её-то возрасте.

Пять женщин в возрасте от пятидесяти до шестидесяти лет, обсуждали стоящую за забором девушку сорока с лишним лет. Девушка, а вернее женщина, стояла и курила, прислонившись ногой к забору. На женщине была черная юбка до колена, черные лакированные сапоги, белые кудрявые пряди волос падали на черную кожаную куртку. Женщина выглядела эффектно и сексуально. В свои сорок с лишним, она была красивее, чем все сидящие за забором женщины в свои лучшие годы. Женщины, язвито бросавшие друг другу свои недовольства, давно запустившие себя и забывшие, что такое интерес со стороны мужчин к их персоне, коротали перерыв на территории завода.

-А вам не кажется, что судить людей за их внешность, не достойно взрослого зрелого человека? – спросил я.
-А тебя родители не учили, что со старшими нужно разговаривать уважительно – ответила главная язва компании. – Не созрел еще замечания давать, я тебе в матери гожусь сопляк.
-В матери вы мне не годитесь, не проходите, так сказать, фейс-контроль. Мама у меня была интеллигентная, вы малость недотягиваете. И да, мама учила меня разговаривать со старшими уважительно. А еще мама учила меня отстаивать правду и справедливость. Так же, мама учила меня, что если тебя спрашивают «учила ли тебя мама манерам», значит, человеку нечего сказать в свою защиту и он переходит на личности, упрекая тебя в отсутствии воспитания. Ведь, вы сейчас упрекаете даже не меня, вы упрекаете мою мать. Вы не говорите «какой плохой у мамы сын», вы говорите «какая плохая у сына мать, раз не воспитала в нем уважение к старшим». Вопрос только, кого мне здесь уважать, старых баб, которые язвят о красоте красивой женщины, которая в сорок с чем-то, может себе позволить выглядеть на ряду с их невестками и дочерями. Ведь, если бы здесь были ваши дочери в таком же наряде, вы бы совсем иначе пели. Четверо из вас, считали бы чужую дочку прошмандовкой, при этом поддакивая пятой о том, что дескать «да, дочь твоя красавица, а фигура то какая». Молчите старые ведьмы.

 

Последняя фраза, была сказана с применением воздействия. И старые ведьмы провели в страхе и молчании всю перемену. Я же отправился к начальнику завода, и приказал уволить старых дур.

 

 

***

В строительной бригаде, на перемене, попивая кофе, начальник смены рассказывал о том, что на самом деле не существует никакой тревожной кнопки на полицейских Израиля. Она им попросту не нужна, поскольку по закону, полицейские всегда ходят парой.
- А если на них нападут? – спросил молодой подчиненный.
- Что нападут? Нападут на одного, вмешается другой – с пренебрежением ответил начальник смены.
- А если нападут сзади? – не унимался молодой.
- Ну, убьют полицейских, зачем копка тогда.
- Ладно, а если я нападу на полицейского вне его рабочего времени. Когда он будет возвращаться один домой?
- Тебе это зачем надо вообще? Ты дурак что ли? Зачем тебе нападать на полицейского?
- Я просто спрашиваю. Тема интересная. – защищаясь ответил молодой.
- Что может быть интересного в нападении на полицейского?
- Да, не интересно мне на полицейского нападать. Мне интересно, что будет.
- Посадят тебя. Что будет? Ничего хорошего. Зачем тебе это надо.
-Да не надо мне это, я просто хочу понять.
-Что ты хочешь понять?
-Понять, как работает закон. Он же не при исполнении. Значит, судить должны, как за нападение на гражданское лицо.
-Ты совсем тупой – начальник смены все больше заводился – Оформят задним числом, что был при исполнении, и закроют тебя на максимальный срок. Придурок блин, мента завалить решил.

Все громко засмеялись. Молодой взял валяющийся кирпич, и со всей дури ударил начальника смены по лицу. Смерть наступила почти мгновенно. Молодому дали десять лет. Ни один полицейский не пострадал.

 

 

***

На заводе, в отделе упаковки хлебобулочной продукции, женщина шестидесяти одного года, будучи начальником смены, зная, что через три месяца ей исполнится шестьдесят два года и она выйдет на пенсию, и будет вынуждена подрабатывать на фабрике по несколько часов в день, в качестве подчиненной, в последнее время, не давала спуску своему подчиненному, который скоро должен был занять её место, и из подчиненного стать её начальником.
Из этого могла бы получится интересная история, но не получилась. Хотя нет, получилась. Парень, не выдержав постоянных придирок своей начальницы, уволился с работы, и на его место пришел другой человек. Казалось бы, все отлично, от перемены мест слагаемых, сумма не меняется. Но, от смены будущего руководства – меняется. Новый работник, в отличии от уволившегося, имел стальные нервы и увольняться не собирался. Помимо стальных нервов, он так же имел злопамятность, которую никак не проявлял, пока не занял место своей начальницы. После вступления в новую должность, превратил жизнь новой подчиненной в ад. Ад был настолько жестким, что она предпочла бы умереть от удара кирпича, но у опытных рабов стальные нервы, и от удара свежего хлеба, в отличии от удара кирпичом, мало кто в этих краях умирал.

 

***

 

Я сидел и пил чай на задней части заводского двора. Рядом со мной сидел водитель «маргизы», никак не могу вспомнить, как это по-русски. Но, вообщем, это такая машина, которая поднимает всякие вещи. Наверное, правильней было бы назвать этого человека, не водитель маргизы, а кладовщик. Наверное, так его и назовем. Так вот:
Сидел я… Я сидел и пил чай на задней части заводского двора. Рядом со мной сидел кладовщик. Мне всегда казалось, что работать на складе, одному, без постороннего надзора и вмешательства – приятная работа. Ходишь себе по складу, сам себе начальник. Ездишь на машинке, расставляешь коробки. Ездишь на машинке к грузовикам забирать поддоны с разной всячиной или всякой всячиной. Захотел – покурил, захотел – чай сделал. У тебя личное большое царство, в которое периодически заходят рабочие, спрашиваю про коробки или обмениваются с тобой шутками и мнениями. Ты друг для всех при этом не вынужден ни с кем проводить весь рабочий день.
Но, мой кладовщик был расстроен.

-Знаешь, у нас с женой живет собака – начал я.
-У меня тоже дома живет теща.
-Та не, обычная собака, девочка.
-Вот вот, моя теща тоже та еще сука, необычная правда.
-Да нет ну, обычная собака. Дворняжка.
-Вот и мне теща часто говорит, что её дочка подобрала меня, как дворняжку, отмыла, накормила, угол выделила, а я такой неблагодарный.
-Так вот моя собака – продолжал я, не замечая того, что меня не очень слушают – Она всегда на позитиве. Людям стоит учиться у собак.
-Скажи, а твоя собака работает с 7 утра до 5 вечера? Собака думает, как её прокормить детей, оплатить счета, как оплатить ипотеку и постараться не заболеть, что бы не терять рабочие часы?
-Нет…
-Я бы тоже был вечно на позитиве, если бы все, что от меня требовали, это поесть, поспать, пописать и дать лапу.

Добавить было нечего. Мне добавить было нечего.

-А еще теща у меня сука – а вот ему было, что добавить.

 

 

 

Я думал о своей жизни. У меня было все то, чего может хотеть нормальный человек. Я был здоров. У меня была любимая жена. Я не был обременен финансами. У меня была уютная съемная квартира. У меня была любимая собака.
Но, любимая моя была далеко, и видел я ей два дня в неделю. Это казалось жуткой несправедливостью жизни. Жизнь, как бы смеялась надо мной. Она дала мне все к тридцати годам, но отнимала самое главное, обесценивая все остальное. Джулия тоже была здорова, но два дня на фоне пяти дней, казались каплей в море, хоть и спасительной. Я был умирающим от жажды цветком, и та самая капля, которая вовсе не была соленой, попадая на меня, продлевала мне жизнь, а затем испарялась, оставляя меня сохнуть под солнцем.

Но, Джулии могло и не быть, не было бы собаки и дома на горе. Все могло быть иначе, и сейчас я не был бы этому рад. Не встреть я Джулию и не знай её, я был бы рад своей жизни. Все было бы иначе, и я просто не знал бы о том, что все может быть вот так. Скорей всего, я продолжал бы в глубине души, чувствовать и понимать, что мне чего-то не хватает, но эту нехватку чего-то большого, старались бы восполнить мелкие вещи. Были бы случайные девушки в моей постели, жизнь, потраченная на потребление, и многое другое. Но, все равно, что-то невиданное болело бы в груди.

Год назад, живя в своём уютном мире, пусть криво, но тщательно мной устроенным. Я был уверен, что любое вмешательство из вне, в виде другого человека (девушки) пошатнут основы моего мира, и войдя в полноценные отношения, я перестану в полной мере быть собой.
Когда это вмешательство произошло, я без сожалений и раздумий отказался от привычного мира, и он без особых усилий подстроился под новую реальность. И я совсем не ощутил ни малейшего дискомфорта, от его глобальных изменений.
От чего всё именно так, и почему во мне не появилось чувства, что приобретя её, я потерял себя, и то, что считал наиважнейшим, а именно свободу и право быть собой?
Я подавлял в себе желание быть с кем-то, вернее не хотел быть с "кем-то". Но захотел быть с ней.
Это и было проявлением моей свободы. Впустить её в свой мир, и усовершенствовать его вместе с ней.
Я не потерял ничего, кроме права быть запертым в несвободу.
Запрещая себе быть с кем-то не любя, а не полюбить её не мог.
Да, мой мир был моим, и на тот момент, его совершенство заключалось именно в этом.
Встретив её, мой мир просто перешел на новый уровень, на новый виток развития. Я бросил палку-капалку и взял в руки лопату, И очень быстро лопата переросла в экскаватор. И вот мы вместе с ней строим общий мир, соединяя два мира в один.

 

И все же, меня не покидало чувство некой несправедливости. Все было на своих местах, но почему мы с ней должны быть далеко друг от друга. В этом была несправедливость жизни, которая видимо, не любит делать так, что бы человеку было до конца комфортно. Она обязана, подкинуть в кровать горошину. И сколько не старайся, горошину не найти и не убрать. Но я смог убрать. Просто осознав одну вещь, к которой меня подвел русский официант Сережа, в одном из ресторанов Америки, в день своего увольнения.
Официант Сережа, правильно сказал, что мы получаем то, что заслуживаем.
Заслуживал ли я таких долгих разлук с Джулией, конечно заслуживал. По той простой причине, что не отказал ей в просьбе пойти в армию. Она решила не отказывать покойной бабушке и выполнить её последнюю волю. А я решил не отказывать Джулии, в просьбе выполнить последнюю просьбу покойной бабушки.
Я мог воздействовать на Джулию и заставить ей не идти в армию. Я мог попросить Джулию не идти в армию. Я мог много чего, к примеру, наша свадьба служила весомым поводом для освобождения Джулии из рядов военнослужащих. Мы могли завести ребенка и это тоже освободило бы её.
Много чего мог сделать я, не смотря на все обстоятельства. Но, сделал выбор в пользу решения Джулии. Повлиял ли я на него? Да, безусловно. Мог повлиять отказом, а повлиял согласием. И это была жертва, поскольку это меняло наши жизни во всех направлениях, начиная со смены места жительства, заканчивая тем, что я как пес ждал её всю неделю у двери, и писался от умиления показывая лужу, когда она приходила домой.
Даже у смертельно больных есть выбор, умереть в обыденной жизни, умереть или выжить на лечении в больнице, или покончить с собой. Выбор есть всегда, и нет правильного или неправильного, есть лишь последствия. Последствия и обстоятельства, которых мы заслуживаем, поскольку они результат нашего выбора.

Прошел всего месяц с начала службы Джулии, и до последнего дня в армии, оставалось еще 23 месяца, но это уже совсем другая история. Как и история о тех 6 месяцах, которые я провел в России, изучая коды и информационное поле.

 

 

Конец первой книги.

«Код мира»
«Pepsi-кола для той самой дамы»