ISBN 5-699-00510-2 © Издательство «Сова», 2001 6 страница

о своем муже, и, самое главное, — это всегда конструкция, созданная другими.

У Дика помещения другие, но в любом случае — всегда замкнутые. Брак — это глухой забор, ограничивающий свободу; довольно просторное и уютное обиталище, которое дает больше свободы, чем он рассчитывал; коробка фокусника, содержащая в себе решение всех проблем взаимоотношений; будка с неотвратимо надвигающимися стенками, давящими на него: «Почему у тебя нет работы?», «Почему ты не зарабатываешь деньги?», «Почему ты не можешь содержать свою жену?» Для Дика все эти конструкции тоже созданы другими.

У этой супружеской пары лишь очень смутно брезжит понимание того, что, возможно, они и есть строители этих сооружений и только в собственном опыте могут найти подсказки, какими должны быть их взаимоотношения в будущем. Гейл выглядит удивленной, когда отмечает: «Это очень трудно». А Дик строит предположение: «Может быть, брак — это только намерение, требующее времени и труда для своего осуществления».

Для Роя и Сильвии их брак на протяжении ряда лет составлял часть многообразного потока бытия. Когда Рой увлекся Эмили, предписания культуры ясно указывали: «Ты любишь другую женщину, значит — не любишь свою жену». Но он всем своим поведением возражал: «Мой опыт говорит мне иное. Я люблю их обеих, правда, по-разному и по разным причинам. Я хочу, чтобы эта часть моей жизни была открытой и доступной для сопереживания». А когда Сильвию потянуло к сексуальным отношениям на стороне, культурные нормы утверждали: «Это значит, что ты неверная жена». Но Сильвия обернула все иной стороной, поделившись с мужем своими чувствами, которые было трудно выразить и которые могли его ранить. Что касается прочих аспектов их брака, я не взялся бы говорить за партнеров по отдельности. Единственно пригодное здесь слово — местоимение «Мы». Образно говоря: «Мы стремимся к таким взаимоотношениям, при

которых у каждого будет свобода и поддержка в том, чтобы полностью реализовать свой личностный потенциал»; «Мы хотим, чтобы наш брак стал увлекательным поиском новых путей»; «Мы стремимся к такому глубокому взаимопониманию, чтобы даже самые запретные и постыдные, ревнивые и недобрые чувства, которые мы испытываем, можно было выражать партнеру и принимать их в партнере так же полно, как чувства любви и нежности»; «Мы желаем, чтобы наши решения были обоюдными и основывались на этой нашей глубинной общности»; «Мы хотим, чтобы наш брак приносил нам неожиданности, новизну и самые разнообразные ощущения, и мы намерены быть изобретательными при создании этой новизны»; «Мы стремимся испытывать всю сложность своих чувств, которые отнюдь не всегда бывают простыми и ясными». Сильвия может сказать: «Сегодня мне не хочется спать с тобой, но я чувствую к тебе нежность, и я это докажу». А Рой может сказать: «Я боюсь, я предчувствую опасность, кажусь себе неполноценным из-за того, что ты любишь другого мужчину, но я также ощущаю бесстрашие и доброжелательность, предоставляя тебе эту свободу».

Заключение, написанное «в последнюю минуту»

Когда эта книга была уже в печати, я неожиданно получил от Роя письмо, которое показывает — яснее, чем все, что я мог бы сказать: процесс изменений, коль скоро начался с отдельным человеком или супружеской парой, имеет тенденцию продолжаться во все новых и новых направлениях. Вот основное содержание этого письма:

«Дорогой Карл!

В некоторых отношениях я предпочел бы, чтобы о себе и о нашем браке я писал тебе сейчас, а не почти год назад. Это было для меня время великого самопознания... Я приобрел больше уверенности в себе и стал меньше бояться. Прежде всего я обнаружил, что никогда не доверял собственному рассудку и не верил в свои способности.

Еще мне не хватало разнообразия в жизненном опыте, которое побудило бы меня мыслить глубже. Недавно я впервые убедился на опыте, что способен потратить неделю на то, чтобы думать и писать и мои мысли при этом становятся более значительными, не столь поверхностными и теснее связанными с жизнью.

Отчасти эта отвага объясняется уверенностью в себе. Но отчасти и верой в то, что говоришь, поскольку это почерпнуто из опыта и проверено на опыте.

Сильвия и я могли бы сейчас написать больше, ведь наша жизнь развивалась и преображалась. Мы не снизили темпы своего личностного развития, однако в отношениях друг с другом обрели больше подлинной устойчивости. Наша сексуальная жизнь стабилизировалась в том смысле, что мы неизменно получаем удовлетворение в объятиях друг друга. Еще мы в значительной степени "отцепили" наши представления и ожидания относительно друг друга от наследия наших родителей, отчего возросло наше взаимопонимание.

Не отягощаемые этим пагубным бременем родительских суждений, мы научились бороться за нашу общность и нашу самостоятельность.

Моя жизнь представляется мне непрерывным ростом — от тревоги из-за того, что другие могут подумать обо мне, к уверенности и прекрасному ощущению себя.

Это и есть развитие!

Рой».

Глава 4 Брак «тогда»

Эта глава будет очень короткой. По своей цели она совершенно отличается от любой другой главы в книге. Я назвал бы ее интерлюдией, хотя кое-кто из вас сочтет ее отклонением от темы. Если вас это не устраивает или вам скучно, не читайте ее — вы ничего при этом не упустите из панорамы современного брака. Однако мне хотелось бы объяснить, почему я написал эту главу.

Я обнаружил (и думаю, это свойственно многим из вас), что склонен воспринимать настоящее так, словно оно в этом своем виде существует столетиями. Рассудок подсказывает нам другое — мы знаем, как много изменений произошло. Но на каком-то глубинном уровне нам кажется — в отношении практически любого аспекта жизни, — что положение вещей всегда было именно таким. Лишь по чистой случайности мы время от времени открываем для себя, какое же это заблуждение. Поэтому моей целью в нижеследующем небольшом отступлении будет взгляд — пусть отрывочный — на брак в его исторической перспективе, чтобы показать: перемены характерны не только для наших дней, но составляют часть исторического процесса.

Я приведу три лаконичных примера изменений — по одному из области расовой политики, законодательства о браке и истории семьи. Затем я хотел бы чуть-чуть подробнее обрисовать картину брака, но не с той точки зрения, каким он был много веков назад в каких-нибудь далеких краях, а как он выглядел несколько десятилетий назад у наших ближайших южных соседей — у мексиканцев.

Возможно, эти конкретные примеры послужат нашей цели намного лучше, чем любые, утомительные в своей абстрактности, обзоры всемирного масштаба.

В 1934 году президент Франклин Рузвельт вполне одобрял закон против линчевания, выдвинутый в конгрессе. Многих людей шокировали те двадцать восемь случаев линчевания (из них двадцать четыре — с чернокожими жертвами), которые произошли в 1933 году. Жена президента, Элеонора, настоятельно призывала его поддержать этот закон, который установил бы, пусть фрагментарно и на самом примитивном уровне, основы справедливости для черных. Однако президент отказался, опасаясь, что это может стать самоубийственным шагом по отношению к ряду законопроектов, с помощью которых он надеялся поднять экономику. Итак, без его поддержки билль даже не был поставлен на голосование, и толпы линчевателей могли и дальше рассчитывать на невмешательство федеральных органов (Lash, 1971, р. 515 ff.). В 1972 году, хотя оставалось еще много проявлений несправедливости и дискриминации, в южных штатах было избрано восемьсот чернокожих представителей власти, а в ряде округов чернокожие составили большинство в окружной администрации. Существуют чернокожие шерифы и множество чернокожих служителей закона. До идеала, конечно, еще далеко, однако в изменения, произошедшие меньше чем за полвека, просто трудно поверить.

Давайте рассмотрим еще один пример, более близкий к нашей теме брака. На протяжении ряда поколений для любого жителя штата Коннектикут использование контрацептивов было запрещено законом. Запрет распространялся даже на супружеские пары, уединившиеся в собственной спальне (хотя этот аспект закона редко применялся на практике). Закон был отменен лишь в 1965 году. А в начале 1970-х годов федеральное правительство, напротив, выделило почти сто миллионов долларов на программы планирования семьи, предохранения от беременности и соответствующие исследования. Во многих штатах

законом разрешено предоставлять информацию о предохранении от беременности несовершеннолетним девушкам, и для этого не требуется согласия родителей. Такие действия правительства игнорируют даже призывы Папы Римского, хотя и соответствуют желаниям большинства католиков. И опять же, грандиозные перемены произошли за десяток лет, а не за столетия.

Обратимся теперь к вопросу, непосредственно связанному с нашей темой. Большинство людей полагают, будто бы так называемая «нуклеарная, или малая, семья» — супружеская пара и ее дети — была ячейкой общества на протяжении всей истории цивилизации, то есть с незапамятных времен. Ничто не может быть дальше от истины. Семье пришлось стать малой не более пятидесяти или шестидесяти лет назад в связи с возросшей мобильностью населения. Вплоть до этого времени родственники, соседи, соплеменники, этническая группа в той же мере выступали для индивида ячейкой его социальной принадлежности, источником помощи и заботы, как и его родители. Малая семья — в высшей степени новый, все хуже и хуже функционирующий институт. Она родилась вследствие перемен, которые не поддавались планированию, и разрушается из-за обстоятельств, которые точно так же не поддаются планированию, — и все это за период, много меньший столетия. Итак, перейдем теперь к другому моменту истории.

Позвольте мне приступить к описанию брака, каким он был в 1940 году в Тепоцлане. Почему я выбрал именно эту мексиканскую деревушку с труднопроизносимым названием? Потому что она тщательно изучалась рядом выдающихся этнографов, и полученные ими данные вполне достоверны. Роберт Редфилд, антрополог из Чикагского университета, жил в Тепоцлане и изучал его в 1926— 1927 годах. Оскар Льюис из университета Иллинойса долгое время занимался мексиканской культурой и тоже исследовал жизнь в этой деревне в 1943—1948 годах, а потом еще раз в 1956—1957 годах, то есть почти три года в общей сложности. Если какую-то мексиканскую деревню

можно назвать типичной, то именно Тепоцлан. Описание, которое я дам, в основном относится к периоду 1940-х годов. Тем не менее я, дважды побывав в Тепоцлане в качестве гостя, могу засвидетельствовать, что изменения, которые можно пронаблюдать на рынке, на улицах, в домах жителей, невелики и происходят медленно.

Я постараюсь описать брак того периода таким образом, чтобы вы смогли представить себя на месте тех мужчин и женщин и попытались прочувствовать их реакции в ситуациях, в которых сами вряд ли могли бы оказаться.

Начнем со свадьбы. Вы, будучи девушкой, вышли замуж лет в пятнадцать—семнадцать, а муж был на пару лет вас старше. Ухаживание протекало довольно скрытно, осуществляясь в значительной мере с помощью записок, оставленных в тайниках или переданных через доверенных лиц. Хотя предполагалась сложная церемония сватовства, вы просто сбежали со своим избранником и стали жить вместе, надеясь, что и те и другие родители вас простят и вы сможете обвенчаться в церкви.

В вашем девичестве мать ничего не рассказывала вам о менструациях, половых отношениях и беременности. Она была уверена, что следует оберегать вашу «детскую невинность». Даже информация, полученная от знакомых и школьных подруг (если вам повезло ходить в школу), была чрезвычайно скудной.

В качестве молодой жены вы угождали желаниям мужа, были пассивной и покорной, уступали его сексуальным требованиям. Вы старались не показывать своей любви и нежности и вообще не проявлять каких бы то ни было чувств. Вы были не живой и веселой, а услужливой и покорной. Как и для других женщин в вашей деревне, половые отношения являлись для вас «мужскими домогательствами». Вы старательно вели домашнее хозяйство, пользуясь всем, чему выучились, много лет работая вместе со своей матерью. Вы ухаживали за детьми, ходили на рынок или просили сходить подругу, если боялись, что ваша отлучка из дому вызовет у мужа подозрения. Вы спраши-

вали разрешения у своего мужа в любых мало-мальски важных случаях. Основной доход семьи состоял из сельскохозяйственных продуктов, а когда появлялись деньги, вы старались сберечь их для мужа, чтобы он мог отправиться в кантону (Сельская лавка-распивочная. — Прим. перев.) или еще куда-нибудь.

После свадьбы вы забыли обо всех своих бывших приятелях, ведь они, понятное дело, могли только втянуть вас во что-нибудь непотребное. Если вам особенно не повезло, вы жили в доме родителей мужа, где прежде всего становились рабыней своей свекрови. Она вступала в роль «распорядительницы» и освобождалась от многих домашних забот, а вы, поневоле подчиняясь ей, брали их на себя.

Будучи мужчиной, вы, вероятно, женились лет в восемнадцать. До свадьбы у вас был опыт мимолетных связей. От такой линии поведения вы не собирались отказываться после свадьбы, ведь это служило лишним подтверждением вашей мужественности. Вы считали, что жена должна сносить такое ваше поведение и не проявлять по этому поводу ни любопытства, ни ревности.

Поскольку до этого момента все ваше воспитание сводилось к тому, чтобы повиноваться отцу и учиться у него полевым работам, у вас зачастую появлялась внутренняя неуверенность в связи с ролью полновластного хозяина, которую вам предстояло усвоить. Вам надлежало стать кормильцем семьи, но на вас также возлагалась ответственность за то, как себя ведут ваша жена и ваши дети. Для вас это был пугающий объем ответственности, ведь раньше вы никогда не взваливали на себя подобное бремя. Поэтому вам иногда требовалось пропустить несколько рюмочек в кантоне, чтобы набраться духу и поколотить жену за действительные или воображаемые ошибки и проступки.

В сексуальных отношениях вы всячески старались не возбуждать свою жену, ведь пробуждение какой бы то ни было сексуальности могло привести ее к супружеской

неверности. Если она выглядела страстной или сексуально активной, вы приходили к выводу, что женились на девушке «чокнутой», испорченной, и это было большим несчастьем. В любом случае вы по мере сил старались, чтобы она не вылезала из беременностей, — это не оставляло ей шансов на супружескую измену. Любые проявления флирта и галантность в обхождении приберегались вами для женщин, которых вы стремились соблазнить.

Через несколько лет брака жизнь входила в свою колею. Муж с раннего утра уходил работать на поле и редко возвращался раньше вечерних сумерек. Он избегал сердечности в отношениях с женой и детьми, держался солидно, чтобы не терять уверенности в своем положении главы семьи, требовал, чтобы его уважали, подчинялись и угождали ему. Лишь эпизодически, будучи немного навеселе и «забывшись», отец мог взять на руки детей и открыто приласкать их.

Небезынтересно, что муж до такой степени отдалялся от людей, поведение которых ему надлежало контролировать, что зачастую невольно предоставлял им свободу, хотя теоретически она им не полагалась, Члены семьи могли действовать — и действовали — за его спиной. Если это выявлялось, под удар попадала жена. Она должна была подчиняться своему мужу и следить, чтобы дети выполняли его волю. И все же мать, как правило, пыталась заступиться за детей, чтобы наказание не оказалось слишком суровым. Она была своего рода посредником. Нередко это приводило мужа в ярость. Поскольку его ощущение безопасности было связано с реализацией своей авторитарной роли, он обычно старался, чтобы вся семья боялась его.

В подобной атмосфере детей стремились воспитать как можно более скромными, исполнительными и покорными — до тех пор, пока они жили под родительским кровом. Они часто подвергались суровым наказаниям, особенно в возрасте от пяти до двенадцати лет. Держать их в

страхе помогали также рассказы о чудовищах, приходящих в ночи, чтобы сожрать непослушных.

Когда дети немного подрастали, они начинали чувствовать себя полезными членами семьи. Мальчик каждый день помогал отцу в поле, и отец заботливо обучал его всем необходимым навыкам. Однако в их взаимоотношениях все равно сохранялся особый, авторитарный, статус отца, требовавшего к себе уважения. Между матерью и дочерью, которые оставались дома и делили все домашние хлопоты, было больше близости. Однако их близость не предполагала возможности отклониться от тщательно соблюдаемых ханжеских приличий. Никакие вопросы на тему секса не обсуждались — сама эта тема считалась запретной.

Крестные родители и близкие родственники как-то смягчали суровость такой семейной жизни. Правда, общались они в основном с родителями, но все же могли дать ребенку чувство защищенности. Связи с более дальними родственниками особо не поддерживались.

Но даже при таких строгостях социальной жизни существовало множество исключений. У жен и мужей складывались отношения партнерства, при которых часть индивидуальной ответственности становилась общей. Кроме того, во многих семьях вырабатывались своеобразные молчаливые соглашения во избежание непрерывных конфликтов. Супруги приходили к некоторому компромиссу. Муж оставался при своей традиционной власти, но фактически воздерживался от прессинга. Жена, ни на минуту не ставя под сомнение его абсолютный авторитет, в то же время вырабатывала свои приемы, как пользоваться определенной независимостью от мужа. И разумеется, дети всегда могли изыскать множество лазеек, чтобы не слушаться старших.

Итак, вы можете без особого труда представить себе людей, которые оказывались более-менее довольны своей семейной жизнью. А что межличностная коммуникация? Отсутствовала напрочь! Ложь и обман становились

4 - 5001

абсолютно необходимой составной частью жизни, коль скоро человек хотел сохранить хотя бы остатки своей индивидуальности. А счастье? Подозреваю, что в подобной семье даже мечтать о нем не приходилось, за исключением разве что восторгов матери по поводу своего новорожденного ребенка или других, совершенно особых, случаев. Счастье или то, что его заменяло, предполагалось по большим праздникам. Веселые, буйные, хмельные гуляния захватывали всю деревню своей причудливой смесью древних ацтекских и «языческих» танцев, игрищ и феерических зрелищ, с тонким слоем «христианской» позолоты на них. Это была отдушина в семейной жизни, даже если все кончалось похмельем, дырой в семейном бюджете и саркастическими семейными попреками.

Я очень надеюсь, что приведенное описание семейного уклада в Тепоцлане поможет вам в новом свете увидеть те взаимоотношения партнерства, с которыми вы встречались и еще встретитесь на страницах этой книги. Если бы по какому-то стечению обстоятельств те супружеские пары, которые здесь рассказывают нам о себе, жили на несколько сотен миль южнее и лет на тридцать раньше, они бы вели именно такой образ жизни. В самом деле, не нужно даже пересекать южной границы, чтобы ощутить всю глубину и необратимость перемен в каждом аспекте взаимоотношений между мужчиной и женщиной в современных Соединенных Штатах. Наш краткий обзор брака в мексиканской деревне не слишком отличается от того, что можно было увидеть в американской провинции всего несколько поколений назад.

Вероятно, в качестве заключения нам подойдет название недавно опубликованной статьи, адресованной женщинам, но относящейся и к мужчинам тоже: «Да, дорогие мои, немало нами пройдено!». Мы действительно проделали долгий путь, и примеры взаимоотношений, которые мы рассматривали, отделены дистанцией огромного размера от того, что было тридцать лет назад в Мексике или шестьдесят лет назад в Соединенных Штатах. Мы всту-

пили на новую территорию, и, возможно, эта короткая глава поможет нам лучше понять современных людей, рассказывающих о своих неумелых еще попытках установить новый, лучший тип взаимоотношений. Неудивительно, что, когда мы так быстро с исторической точки зрения продвигаемся по этому пути, мы иногда спотыкаемся, чувствуем себя заблудившимися и даже попадаем в тупики.

Словом, если мы ясно осознаем, что брак Роя и Сильвии существует всего лишь на тридцать лет позже и на тысячу миль севернее описанного брака в Тепоцлане, то должны будем оценить, что разница между ними измеряется не шагами, а световыми годами! Мы врываемся в новую, неизведанную галактику.

Глава 5

Три брака

и одна развивающаяся личность

Супруги, о которых я хочу рассказать, живут в другой части нашего штата. Мы с женой несколько раз встречали их в обществе, и на нас произвели немалое впечатление их явное внутреннее родство, непринужденность и непосредственность взаимоотношений не только друг с другом, но и со своими детьми. Их брак выглядел истинно счастливым, что в наши дни встречается не слишком часто. Впоследствии я был крайне удивлен, уяснив из нескольких случайных реплик той женщины, что это ее третий брак и что первые два отнюдь не были счастливыми.

Когда я приступил к работе над этой книгой, мне пришло в голову, что было бы неплохо провести опрос с этой женщиной. Я решил, что несколько коротких выдержек из него могут оказаться весьма показательными. Я вспомнил о ней еще и потому, что она выглядела очень открытой и искренней, здравомыслящей и крепко стоящей на земле женщиной, которая не откажется откровенно рассказать о пережитом.

Я написал ей, и она согласилась принять участие в беседе, которая будет записана на магнитофон и позднее — процитирована в моей книге.

Прослушивая запись этой беседы, я обнаружил в ней столько замечательных и поучительных высказываний — о браке, о взаимоотношениях вообще, о половом удовлетворении, о моментах, способных оказать решающее влияние на всю жизнь, — что просто не смог урезать ее до отдельных выдержек. Я понял, что должен воспроизвести беседу целиком, изменив лишь нарушающие анонимность

детали. Итак, вот рассказ о трех замужествах одной женщины. Полагаю, его стоит прочесть, и не один раз. В заключительной части главы я прокомментирую некоторые психологические соображения, на которые он меня натолкнул, но этим отнюдь не будут исчерпано все его значение и те важные мысли, которые сможете обнаружить в нем вы. Вы увидите, что я взял слово только один раз. Дальше следует история Ирен, рассказанная ею самой.

Я: Расскажите мне все, что сочтете нужным, о ваших трех замужествах, и особенно о тех характерных моментах, которые, по вашему мнению, могут оказаться интересными и полезными для молодежи. Если у вас возникнут какие-то колебания, стоит ли рассказывать о некоторых вещах, то пусть критерием будет ваше ощущение: «Ах Боже мой, если бы мне в молодости кто-нибудь рассказал об этом — как бы было хорошо!», и тогда вы легко поделитесь с нами своими мыслями. Вы не то чтобы обращаетесь к молодежи — вы просто говорите о себе.

Вспомните все свои ошибки и правильные решения; все хорошее, что вы сделали; свои ощущения в каждой ситуации — каким образом это могло повлиять на вас. Это и есть то, над чем я размышляю, и, надеюсь, вы нам об этом расскажете. Если вы не раскроете каких-то тем, я, возможно, задам вам несколько вопросов в конце беседы (Необходимости в этом не возникло. — Авт.).

Ирен: Знаете, сегодня утром, принимая ванну, я размышляла о предстоящем разговоре... (Пауза.) Итак, начнем с того, каким человеком я была раньше и почему я вышла замуж.

Нельзя сказать, чтобы наша семья была очень дружной. У нас бывали радостные моменты, а иногда случались какие-то проблемы, но мы не были особо дружны — мы, в сущности, не жили вместе. Тогда мы, дети, ничего этого не понимали. У матери с отцом были крупные разногласия, и это ощущалось во всем. Никто из нас не испытывал большой симпатии друг к другу. Не было возможности

как-то выделиться, быть собой. В нашем доме мы не чувствовали уюта, и большинство из нас — в нашей семье было семеро детей — стремились только вырваться оттуда. Это была мечта, и осуществить ее я могла, только выйдя замуж. У нас не было денег на колледж или что-нибудь подобное. После окончания школы мы шли работать. По крайней мере, так было со мной. Я начала работать. При этом я всячески стремилась выйти замуж, чтобы обзавестись своим домом, растить детей и жить долго и счастливо, — вот такие сказочки из книжек с хорошим концом.

Знаете, я всегда — даже когда была еще совсем девочкой — думала, что секс играет очень важную роль. Я была неопытной, наивной, но секс казался мне очень важным. В моей семье никогда не обсуждали этой темы. Помню, я как-то обмолвилась, что одна девушка забеременела, и меня выставили из комнаты за само это слово. Так что секс стал для меня чем-то очень интересным и очень грязным.

Мой брак, наверное, — нет, совершенно определенно — был ошибкой во всех отношениях. Лишь бы вырваться из родительского дома! Я не только по-настоящему не знала человека, за которого вышла, я даже себя по-настоящему не знала. И в сущности, мы оказали друг другу плохую услугу. Он сам не понимал, какой он, а у него было совсем другое воспитание, совсем другие родители. Его очень любили и во всем опекали. Кроме того, он привык к финансовой стабильности, чего в нашей семье не наблюдалось. Такие вещи для меня тоже были важны. Я думала: «О-о-о, вот парень, у которого есть деньги и любящие родители...»

Мне было двадцать — достаточный возраст, чтобы немножко соображать, но я была больше похожа на че-тырнадцатилетку в том, что касается понимания мира и себя самой. Очень наивная и неопытная — ведь у меня ни с кем еще не было интимной близости: секс меня пугал и восхищал одновременно.

Еще одна особенность моего первого мужа состояла в том, что он уже был когда-то женат, — это очень важное обстоятельство. Он развелся, и от того брака осталась дочка, с которой ему больше нельзя было видеться. Ей в то время исполнилось четыре года, и он очень из-за нее переживал, гораздо сильнее, чем я могла предполагать. Его бывшая жена угрожала убить девочку, если он только посмеет с ней повидаться, — конечно, после этого он вообще не хотел больше иметь детей.

Я совершенно не улавливала, ни в каком он положении, ни какой он сам по себе, ни что с ним происходит. Тот развод ужасно его травмировал — он явно любил жену и дочку. А она переспала со всеми его друзьями. Он узнал об этом последним и развелся, мучился из-за этого, чувствовал себя обманутым, преданным и потерял веру в людей. А я автоматически считала, что ко мне это не относится, что меня он не будет сравнивать с нею. Я ведь другая. Но он, конечно, сравнивал. И он не доверял мне. Я полагалась на доверие, которого не было. Он не хотел заводить новых детей, потому что не хотел еще раз их потерять. Однако я очень скоро забеременела, и он из-за этого ходил совершенно несчастный, но мы никогда это до конца не обсуждали.

Я, в сущности, не обращала ни малейшего внимания ни на то, что он говорит, ни на те его особенности, которые как ни крути не соответствовали своеобразному стереотипу «моего мужа» — ну, вы понимаете, в кавычках. «Мой муж» должен был быть сильным и умным, любить детей и быть хорошим отцом, обеспечивать меня и удовлетворять сексуально — весь этот книжный набор. Но, конечно же, он оказался живым человеком, а не машиной и не мог мне всего этого дать.

Так вот: я не имела никакого сексуального опыта, и это стало для нас большой проблемой. Он тоже оказался довольно неопытным — у него, очевидно, не было проблем с его первой женой, и он полагал, что и у нас их не должно быть, а если проблема возникает, значит, все дело во мне.

Я же полагала, что все дело в нем. У меня никогда не было оргазма, и я винила в этом мужа. Я считала это его изъяном, ведь я всегда стремилась к сексу, но каждый раз оставалась совершенно неудовлетворенной.

Я в самом деле не имела ни малейшего представления о том, что такое брак, и ринулась в это очертя голову, словно бы мы играли в игру — строили домик из кубиков. Да, вот еще одно важное обстоятельство, которое я забыла упомянуть. Поскольку он был разведен, моя мать автоматически записала его в неподходящие женихи, и это стало важным мотивом, подтолкнувшим меня к нему. Сначала он ей понравился — и то, кем он работает, и его возраст, и внешность, и все такое, но, едва она узнала, что он разведен, он сразу испортился — мол, ничего хорошего, тебе не подходит. А меня это только раззадорило, и брак с ним стал еще одной формой протеста. Ей-богу, мне захотелось это сделать, и я взяла и сделала — на свою же голову.

У нас, как я сказала, были серьезные проблемы с сексом, и мы не знали, как их решить. Мы говорили о них в обвиняющем тоне вместо того, чтобы обсудить все спокойно, с пользой для себя. Я стыдилась своей неспособности достичь оргазма. Это меня ужасало, и я считала себя ненастоящей женщиной. Я винила во всем мужа, так долго, сколько могла, а потом обратила все это внутрь, на себя.

Я никогда не ощущала себя любимой, живя в родительском доме, со своей матерью. Я никогда и ни от кого не видела настоящей любви. Мне было уже тридцать два года, когда мать сказала: «Никогда тебя не любила и не могла любить. Я не понимаю тебя, но зато я тебя уважаю». Я поняла, что в действительности она старалась сделать мне что-то вроде комплимента, но после этих слов я кинулась в ванную, и меня там рвало и рвало. Это было ужасное расстройство — узнать, что не просто я чувствую, что она никогда меня не любила, но это действительно так и она сама мне об этом сказала.

Я чувствовала себя недостойной любви, просто никчемной. И секс, который был у нас с мужем, только усиливал

эти чувства. Я недостойна, и никогда не смогу испытать этого. Однако я ужасно переживала. Я дошла до того, что эта сексуальная несостоятельность завладела мной и изводила меня, и я использовала ее как оружие против себя (и против мужа, конечно, тоже).