Из инквизиционных протоколов доминиканского патера Жан-Петро Бариби 2 страница

— Я думал, вы уже ушли на вечеринку, — сказал мой младший брат.

Я не знала точно, что ему было неприятнее: что он с маленькой сестренкой смотрел детский фильм или что они оба уже были в пижамах, причем в светло-голубых, которые бабушка Мэдди им подарила на Рождество. У них были капюшоны с заячьими ушками. Мне — как и бабушке Мэдди — они нравились больше всего, но, наверное, если тебе двенадцать лет, ты воспринимаешь это иначе. И особенно, если кто-то приходит неожиданно, а парень твоей старшей сестры одет в супер-крутую кожаную куртку.

— Шарлотта ушла полчаса назад, — объяснил Ник. — Тетя Гленда прыгала вокруг нее, как курица, которая только что снесла яйцо. Фу-у-у-у, перестань целоваться, Гвенни, ты ведешь себя точно, как мама немного раньше. Почему вы еще здесь?

— Мы чуть позже пойдем на вечеринку, — сказал Гидеон и уселся рядом с ним на диван.

— Ясен пень, — сказал Ксемериус, лениво лежавший на стопке журналов «Дом и сад». — По-настоящему крутые парни приходят последними.[43]

Каролина смотрела на Гидеона обожающим взглядом.

— Ты уже знаком с Маргрет? — Она протянула ему вязаного поросенка, которого держала на коленях. — Ты можешь ее погладить.

Гидеон послушно погладил Маргрет по спине.

— Такая мягкая. — Он с интересом посмотрел на экран. — О, вы уже дошли до момента, когда взорвется пушка с красками? Это мой любимый момент!

Ник посмотрел на него недоверчиво.

— Ты знаешь «Tinker Bell»? [44]

— У нее крутые изобретения, — заявил Гидеон.

— Согласен, — сказал Ксемериус. — Вот только прическа немного… подкачала.

Каролина влюбленно вздохнула.

— Ты такой милый! Ты теперь чаще будешь приходить?

— Боюсь, что да, — сказал Ксемериус.

— Надеюсь, что да, — сказал Гидеон и наши взгляда ненадолго встретились.

Я тоже не смогла подавить влюбленный вздох. После нашего плодотворного визита в костюмерную Хранителей мы заглянули еще в кабинет доктора Уайта, и, пока Гидеон набирал там всякой полезной всячины, мне пришла в голову идея.

— Если мы уже воруем, можешь взять с собой вакцину против оспы?

— Не волнуйся, у тебя есть прививки от всех болезней, которые могут встретиться во время путешествий во времени, — ответил Гидеон. — Разумеется, и против оспенных вирусов.

— Это не для меня, а для одного друга, — сказала я. — Пожалуйста. Я потом тебе все объясню.

Гидеон хоть и поднял удивленно бровь, но без возражений открыл шкаф с лекарствами доктора Уайта и после коротких поисков нашел красную коробочку, которую и спрятал. За то, что он не задавал никаких вопросов, я любила его еще больше.

— У тебя такой вид, как будто ты вот-вот пустишь слюни, — вернул меня к реальности Ксемериус.

Я выудила ключ от чердака из сахарницы в шкафу.

— Как долго мама в ванной комнате? — спросила я Ника и Каролину.

— Максимум четверть часа. — Ник явно расслабился. — Она была сегодня какая-то странная. Постоянно целовала нас и вздыхала. Перестала, только после того как мистер Бернхард принес ей виски.

— Всего четверть часа? Тогда у нас еще достаточно времени. Но если она придет раньше, чем я думаю, не рассказывайте, пожалуйста, что мы пошли на чердак.

— Окей, — сказал Ник.

Ксемериус опять затянул свою дурацкую песню «Гидеон и Гвендолин спрятались под балдахин». Я бросила насмешливый взгляд на Гидеона.

— Если ты сумеешь оторваться от Tinker Bell, мы можем начать.

— К счастью, я знаю конец фильма.

Гидеон взял мой рюкзак и поднялся.

— До скорого, — прошептала Каролина нам вслед.

— Да, до скорого. Чем смотреть, как вы обжимаетесь, я лучше посмотрю фильм с феей-трудягой, — сказал Ксемериус. — У меня есть собственная гордость демона, и я не хочу, чтобы обо мне говорили как о вуайеристе.

Я не обратила на него внимания и полезла наверх по узкой лестнице для трубочистов, чтобы открыть люк.

Снаружи была теплая весенняя ночь — отличное время, чтобы посидеть на крыше и поцеловаться. С этого места открывался шикарный вид на соседние дома, а на востоке над крышами сияла луна.

— Где ты там? — крикнула я вниз.

Из люка показалась голова Гидеона, а потом и он весь.

— Понимаю, почему ты так любишь это место, — сказал он, снял с плеч рюкзак и осторожно присел.

Я раньше не замечала, что здесь, особенно ночью, было очень романтично: море городских огней, бесконечно разливающееся за украшенными завитушками коньками крыш. Можно когда-нибудь устроить здесь пикник, с подушками, свечами… Гидеон может принести скрипку… а Ксемериус, надеюсь, возьмет выходной.

— Чему ты улыбаешься? — спросил Гидеон.

— А, просто так. Немного помечтала.

Гидеон скорчил смешную рожицу.

— Вот оно что!

Потом внимательно осмотрелся.

— Окей. Я думаю, мы можем начинать.

Я кивнула и осторожно перебралась к каминным трубам. Здесь крыша была плоской, но всего в полуметре от труб начинался скос, его отделяла лишь железная решетка высотой до колена. (Бессмертная или нет — упасть четыре этажа вниз не входило в мои представления о развлечениях в выходные дни.) Я открыла заслонку в первой трубе.

— Почему обязательно здесь наверху, Гвендолин? — услышала я голос Гидеона позади.

— Шарлотта боится высоты, — объяснила я. — Она никогда в жизни не решится забраться на крышу.

Я подняла тяжелый сверток из трубы и, балансируя, стала его вытаскивать. Гидеон вскочил.

— Только не урони! — сказал он нервно. — Прошу тебя!

— Не волнуйся. — Я рассмеялась, увидев, как он испугался. — Смотри, я могу стоять даже на одной ноге…

У Гидеона вырвалось что-то похожее на жалобный стон.

— С этим не шутят, Гвенни, — сказал он, тяжело дышал.

Похоже, мистические занятия наложили больший отпечаток на него, чем я предполагала. Он взял сверток из моих рук и держал его, как младенца.

— Это действительно… — начала он.

Я почувствовала сзади холодное дуновение.

— Не-е-ет, придурок, — каркнул Ксемериус и просунул голову в люк. — Это головка старого сыра, который Гвендолин хранит на крыше на тот случай, если ночью проголодается.

Я закатила глаза и сделала жест, чтобы он проваливал отсюда, что он, к моему удивлению, и сделал. Наверное, в Tinker Bell был сейчас интересный момент.

Гидеон за это время установил хронограф на крыше и начал осторожно разворачивать многочисленные слои ткани.

— А ты знаешь, что Шарлотта названивала нам каждые десять минут, чтобы убедить всех, что у тебя таки есть хронограф? Даже Марли был в конце раздражен этими звонками.

— Как жаль, — сказала я. — Они же созданы друг для друга.

Гидеон кивнул. Потом снял последний слой ткани и шумно втянул в себя воздух. Я осторожно погладила отполированное дерево.

— Вот он, перед нами.

Гидеон помолчал какое-то время. Довольно длительное время, если честно.

— Гидеон? — В конце концов позвала я его нерешительно.

Лесли умоляла меня подождать еще пару дней, чтобы убедиться, что ему действительно можно доверять, но я просто отмахнулась.

— Я ей не поверил, — прошептал Гидеон наконец. — Я ни секунды не верил Шарлотте. — Он посмотрел на меня, его глаза при этом освещении были совершенно темными. — Ты понимаешь, что случится, если кто-нибудь об этом узнает?

Я не стала говорить ему, что об этом знает довольно много людей. Но, может быть, потому что Гидеон в одну секунду стал выглядеть таким растерянным, я внезапно тоже испугалась.

— Должны ли мы сделать это? — спросила я, и в животе у меня возникло странное чувство, которое на этот раз не имело ничего общего с прыжком во времени.

То, что дедушка внес мою кровь в хронограф, было одно дело. Но то, что мы собирались сделать сейчас, было совершенно другое. Мы замкнем Круг Крови, и последствия этого нельзя предсказать. Мягко говоря…

Я быстро прошлась в памяти по всем ужасно зарифмованным предсказаниям, которые заканчивались на «терзанья» и «страданья», добавила еще пару деталей о «смысл потеряет» и «юность растает». И факт моего бессмертия меня при этом совершенно не утешил. Странным образом именно моя неуверенность вывела Гидеона из оцепенения.

— Должны ли мы это сделать? — Он наклонился и поцеловал меня в кончик носа. — Ты серьезно спрашиваешь? — Он снял куртку и вытащил из рюкзака нашу добычу из кабинета доктора Уайта. — Окей, начнем.

Сначала он наложил резиновый жгут на левое предплечье и затянул его. Потом взял шприц из стерильной упаковки и ухмыльнулся мне.

— Сестра? — сказал он приказным тоном. — Фонарик!

Я сделала гримаску.

— Так тоже можно, — ответила я и посветила в локтевую впадину. — Типичный студент медицины.

— Я слышу налет неодобрения в твоем голосе? — Гидеон весело глянул на меня. — А ты как делала?

— Я взяла японский нож для овощей, — хвастливо объяснила я. — А дедушка собрал кровь в чашку.

— Понятно. Рана на твоей руке, — сказал он, потеряв всю веселость, и ввел себе иглу.

Кровь потекла в шприц.

— И ты точно знаешь, что нужно делать? — спросила я и кивнула на хронограф. — В этой штуке так много клапанов и ящичков, легко можно повернуть не то колесико…

— Теория хронографа — один из экзаменационных предметов при приеме в адепты, и я его учил совсем недавно. — Гидеон передал мне шприц с кровью и снял жгут.

— Я только спрашиваю себя, когда ты находил еще время, чтобы посмотреть такие гениальные фильмы как Tinker Bell.

Гидеон покачал головой.

— Мне кажется, я заслужил чуть больше уважения. Дай мне шприц. А теперь посвети на хронограф. Да, так хорошо.

— Ты спокойно можешь сказать мне «пожалуйста» и «спасибо», — заметила я, когда Гидеон стал капать кровь в хронограф.

В отличие от Лукаса его руки совсем не дрожали. Может, он когда-нибудь станет хорошим хирургом. Я нервно кусала губы.

— И три капли сюда под голову Льва, — бормотал Гидеон, полностью сконцентрированный. — Потом повернуть колесико и перекинуть рычаг. Так. Всё.

Он опустил шприц, а я автоматически выключила фонарик.

Во внутренностях хронографа закрутилось несколько шестеренок, послышались щелчки, стук и жужжание, точно как в прошлый раз. Потом звуки стали громче и жужжание нарастало, становясь похожим на какую-то мелодию. В лицо пыхнуло жаром, и я схватилась за Гидеона, как будто ожидая, что в следующий момент сильный порыв ветра сметет нас с крыши. Но вместо этого одна за одной загорелись звезды в хронографе, воздух замерцал, и если сначала казалось, что внутри хронографа полыхает пламя, то теперь воздух стал ледяным. Мерцание исчезло и шестеренки остановились. Все вместе длилось не дольше чем полминуты.

Я отпустила Гидеона и потерла вставшие дыбом волоски на руках.

— Это всё?

Гидеон набрал воздуха и протянул руку. На этот раз она немного дрожала.

— Сейчас увидим, — сказал он.

Я вытащила из кармана одну из маленьких бутылочек, прихваченных из лаборатории доктора Уайта, и передала ему.

— Будь осторожен. Если это порошок, его может сдуть ветром.

— Может, это и не самый плохой вариант, — пробормотал Гидеон. Он повернулся ко мне. Его глаза блестели. — Ты видишь? Под двенадцатью звездами исполняется обещание.

Мне было плевать на двенадцать звезд. Я больше полагалась на свой фонарик.

— Давай уже, — сказала я, нетерпеливо, наклонилась вперед, и тогда Гидеон вытащил крохотный ящичек.

Должна признаться, я была разочарована. После всей таинственности и мистической болтовни — ужасно разочарована. В ящичке не было ни жидкости, как предсказывала Лесли («Она наверняка красная, как кровь», — говорила она с распахнутыми глазами), ни порошка, ни какого бы то ни было камня. Там лежало вещество, похожее на соль. Причем не особенно красивая соль, если присмотреться, — с множеством мелких опалесцирующих кристаллов.

— С ума сойти, — прошептала я. — Нельзя представить, что ради этих крошек было приложено столько усилий в течение столетий.

Гидеон держал ладонь над ящичком.

— Самое главное, чтобы никто не узнал, что эти крошки у нас, — сказал он, переводя дыхание.

Я кивнула. За исключением тех, кто это уже знал. Я откупорила бутылочку.

— Поспеши, — поторопила я его.

Внезапно мне привиделось, как леди Ариста, которая, насколько я знаю, не боялась никого и ничего и совершенно точно — высоты, появляется из люка и забирает у нас бутылочку. Похоже, Гидеон тоже подумал о чем-то таком, потому что быстро пересыпал крошки в бутылочку и снова закупорил ее. Только после того как она исчезла у него в кармане, он перевел дыхание. Но в этот момент у меня возникла другая мысль.

— Сейчас, когда хронограф выполнил свое предназначение, может, он вообще уже не работает, — сказала я.

— Сейчас увидим, — ответил Гидеон и улыбнулся мне. — Я считаю, нам пора отправиться в 1912 год.

Глава тринадцатая

— Черт, кажется, я уселся на эту проклятую шляпу, — пробормотал Гидеон рядом со мной.

— Прекрати ругаться, а то еще потолок свалится нам на голову, — прошипела я. — Если ты не наденешь шльяпу, я пожалуюсь на тьебя мадам Россини.

Ксемериус закудахтал от смеха. В этот раз он не отказал себе в удовольствии поприсутствовать.

— Шляпа не поможет! С этой прической в 1912 году его будут принимать за искателя золота! Мог хотя бы сделать аккуратный пробор сбоку.

Я слышала, как Гидеон опять тихо проклинал всё и вся, на этот раз он ударился локтем. Переодеваться в исповедальной кабинке было совсем не просто, и я была уверена, что использовать это место для переодевания было страшным кощунством. Не говоря уже о том, что и в гражданском смысле взлом церкви, даже если не собираешься ничего украсть, а просто хочешь быстренько прыгнуть в 1912 год, был преступлением. Гидеон открыл боковую дверь при помощи металлического крючка, причем так быстро, что я не успела даже занервничать.

— Елки-палки! — Ксемериус уважительно свистнул. — Он должен этому тебя научить. Вдвоем вы бы стали непобедимой парочкой взломщиков. Безумно хорошей.[45]

Кстати, это была та же церковь, где я познакомилась с Ксемериусом и в которой Гидеон меня впервые поцеловал. Хоть и не было времени предаваться ностальгическим воспоминаниям, но мне показалось, что все это было давным-давно, особенно, если вспомнить, сколько всего произошло с тех пор. В действительности прошло всего несколько дней.

Гидеон постучал в дверь снаружи.

— Готова?

— Нет. К сожалению, в моем платье «молния» еще не была предусмотрена, — сказала я, отчаявшись из-за многочисленных пуговиц на спине, до которых даже при самых рискованных изгибах, нельзя было дотянуться.

Я выскользнула из исповедальной кабинки. Интересно, мое сердце когда-нибудь перестанет биться сильнее при виде Гидеона? Исчезнет ли когда-нибудь при всяком взгляде на него ощущение, что я ослепла от чего-то невероятно красивого? Наверное, нет. При этом сейчас на нем был самый обыкновенный темно-серый костюм, под ним — белая рубашка и жилетка. Но он ему был так к лицу, широкие…

Ксемериус, висевший вниз головой на хорах, откашлялся:

— Жила-была одна овца, она любила молодца…

— Очень мило, — быстро сказала я. — Вечно модный наряд «Крестного отца». — Вздохнув, я вернулась к застегиванию пуговиц. — О боже, изобретателя застежки-молнии надо было причислить к лику святых.

Гидеон ухмыльнулся.

— Поворачивайся и разреши мне помочь тебе, — сказал он. — Ух! — тут же вырвалось у него. — Тут их сотня!

Застегивание многочисленных пуговиц продлилось довольно долго, хотя причиной тому могло быть и то обстоятельство, что после каждой второй он целовал мой затылок. Я бы наверняка насладилась этим в полной мере, если бы не комментарии Ксемериуса при каждом поцелуе.

— Цём-цём, чмок-чмок, — орал он.

Наконец-то мы закончили. Мадам Россини выбрала для меня закрытое до горла светло-серое платье с кружевным воротничком. Юбка была чуточку длинновата, так что я тут же споткнулась и наверняка бы растянулась во весь рост, если бы Гидеон не поймал меня.

— В следующий раз я надену костюм, — сказала я.

Гидеон улыбнулся и потянулся, чтобы поцеловать меня, но из-за очередного вопля Ксемериуса «Не-е-е! Опять?!» я мягко отстранила его.

— У нас нет времени, — сказала я.

И, кроме того, в двух метрах над нашими головами висит существо с крыльями летучей мыши и корчит ужасные гримасы. Я сердито посмотрела на Ксемериуса.

— Что? — сказал он. — Я думал, вы тут выполняете важную миссию, а не устроили свиданку. Ты должна быть мне благодарной.

— Вряд ли, — прорычала я.

Гидеон за это время перешел к месту для хора и присел перед хронографом. После длительных раздумий мы расположили его под алтарем, потому что там, можно надеяться, никто его не найдет во время нашего отсутствия, разве что появится уборщица, работающая по субботам.

— Я прослежу, — пообещал Ксемериус. — Если кто-то придет и захочет украсть эту штуку, я безжалостно его… э-э-э… заплюю… замочу…

Гидеон взял меня за руку.

— Готова, Гвенни?

Я посмотрела ему прямо в глаза и мое сердце пропустило удар.

— Готова, если ты готов, — произнесла я тихо.

Комментарий (несомненной очень ехидный) Ксемериуса я уже не услышала, иголка впилась мне в палец и рубиновый свет унес меня в другое время.

Мгновение спустя я выпрямилась. Церковь была пуста и так же тиха, как в наше время. Я наполовину надеялась, наполовину опасалась увидеть на хорах Ксемериуса. В 1912 году он тут уже обитал. Гидеон приземлился рядом и тут же схватил меня за руку.

— Идем, нам нужно поспешить. У нас всего два часа, и я могу поспорить, что их не хватит на то, чтобы задать даже одну десятую наших вопросов.

— А что, если мы не встретим Люси и Пола у леди Тилни? — сказала я, и при этих словах от волнения у меня тут же застучали зубы. Я все еще не могла думать о них как о своих родителях. И если уже разговор с мамой был очень непростым, то как будет с ними — совершенно незнакомыми?

Когда мы вышли из церкви, дождь лил как из ведра.

— Ну, замечательно, — сказала я и тут же подумала, что отдала бы все на свете за невозможные шльяпки мадам Россини.

— Да перестань. Это лишь теплый летний дождь, — заверил меня Гидеон и потащил вперед.

К моменту, когда мы добрались до Итон-плэйс, этот теплый летний дождь промочил нас насквозь. Можно смело сказать, что мы обратили на себя внимание, потому что все остальные пешеходы были с зонтами и смотрели на нас с сочувствием.

— Хорошо, что мы не потратили время на аутентичные прически, — сказала я, когда мы остановились перед дверью леди Тилни. Я нервно пригладила волосы, прилипшие к голове. Мои зубы все еще стучали.

Гидеон позвонил в колокольчик и крепче сжал мою руку.

— У меня почему-то плохое предчувствие, — прошептала я. — Мы еще успеем уйти. Может, лучше всего было бы спокойно обдумать, в каком порядке мы должны задавать вопросы…

— Ш-ш-ш, — произнес Гидеон. — Все в порядке, Гвенни. Я с тобой.

— Да, ты со мной, — сказала я и повторила еще раз, как успокаивающую мантру.

Как и в прошлый раз, дверь открыл дворецкий в белых перчатках. Взгляд его был враждебным.

— Мистер Миллхауз, не так ли? — Гидеон вежливо улыбнулся. — Если вы будете так любезны сообщить леди Тилни о нашем визите. Мисс Гвендолин Шеферд и Гидеон де Вилльер.

Дворецкий коротко поколебался.

— Подождите здесь, — сказал он и закрыл у нас перед носом дверь.

— Ну и ну! Мистер Бернхард никогда бы так не поступил, — сказала я возмущенно. — Но, наверное, он думает, что ты опять взял с собой пистолет и хочешь взять кровь у его хозяйки. Он же не может знать, что леди Лавиния украла у тебя пистолет, между прочим, я до сих пор не понимаю, как она это сделала. Я имею в виду, что она должна была вытворять, что тебя так сильно отвлекло, если мы когда-нибудь с ней встретимся, это будет первым вопросом, который я ей задам, хотя, если честно, я не уверена, что хочу это знать. О, я опять тараторю без умолку, со мной всегда так, когда я нервничаю, я не верю, что когда-нибудь смогу встретиться с ними лицом к лицу, Гидеон. И мне не хватает воздуха, но причиной этого может быть тот факт, что я не дышу, что нестрашно, потому что бессмертна. — В этом месте мой голос истерически сорвался, но я продолжила без паузы. — Давай сделаем шаг назад, потому что когда дверь в следующий раз откроется, этот Миллхауз может просто дать тебе в…

Дверь открылась.

— …морду, — пробормотала я все-таки поспешно.

Здоровенный дворецкий жестом пригласил нас зайти.

— Леди Тилни ожидает вас наверху в малом салоне, — сказал он без выражения. — Как только я обыщу вас на предмет ношения оружия.

— Если нужно… — Гидеон послушно развел руки и позволил Миллхаузу обхлопать себя.

— Все в порядке, вы можете идти наверх, — сказал в конечном итоге дворецкий.

— А меня? — спросила я озадаченно.

— Ты — дама, дамы не носят оружия. — Гидеон улыбнулся, взял мою руку и потянул по лестнице наверх.

— Какое легкомыслие! — Я бросила быстрый взгляд на Миллхауза, который шел за нами, отставая на пару шагов. — Только потому, что я женщина, он меня не боится? Ему надо посмотреть Tomb Raider! У меня под одеждой может быть атомная бомба, а в каждой чашечке лифчика по гранате. Я считаю такое отношение неуважением к женщине.

Я бы и дальше болтала без точек и запятых до самого захода солнца, но вверху на лестнице нас ждала леди Тилни, прямая и худощавая, как свечка. Она была очень красивой, и даже ее ледяной взгляд не мог это изменить. Я, не раздумывая, хотела ей улыбнуться, то на полдороге остановила уголки моих губ и вернула их обратно. В 1912 году леди Тилни умела внушать страх, в отличие от того времени, когда она сделала своим хобби вязание поросят, и я осознала, что не только наши прически были непрезентабельны, но и платье висело на мне, как мокрый мешок. Непроизвольно у меня в голове возник вопрос, изобрели ли уже фен?

— Опять вы, — сказала леди Тилни, и голос ее был таким же холодным, как взгляд. Только леди Ариста могла бы соперничать с ней. — Вы действительно упорный. В последний визит вы должны были понять, что я не дам вам свою кровь.

— Мы здесь не из-за вашей крови, леди Тилни, — ответил Гидеон. — Я давно уже… — Он откашлялся. — Мы бы хотели поговорить еще раз с Люси и Полом. На этот раз без… недоразумений.

— Недоразумений! — Леди Тилни скрестила руки на груди, украшенной кружевами. — В последний раз нельзя сказать, чтобы вы себя достойно вели, молодой человек, к тому же продемонстрировали пугающую готовность к насилию. Кроме того, мне неизвестно, где находятся Люси и Пол в настоящий момент, так что я не могу вам ничем помочь. — Она сделала небольшую паузу, остановив свой взгляд на мне. — Но я думаю, что могу устроить вам встречу. — Голос чуточку потеплел. — Может быть, только с Гвендолин и, разумеется, в другое время…

— Я не хочу показаться невежливым, но вы наверняка понимаете, что наше время ограничено, — прервал ее Гидеон и потащил меня дальше по лестнице наверх, где я и мое платье полностью залили водой дорогой ковер. — Я знаю, что Люси и Пол в настоящий момент живут у вас, так что просто позовите их. Я обещаю, что буду вести себя достойно на этот раз.

— Это не… — начала леди Тилни, но где-то сзади хлопнула дверь и вскоре рядом с ней появилась тоненькая молодая девушка.

Люси.

Моя мама.

Я сжала руку Гидеона сильнее, глядя на Люси и запоминая каждую деталь ее внешности. Рыжие волосы, бледная фарфоровая кожа и большие голубые глаза — все это было общим для женщин из рода Монтроуз, так что схожесть нельзя было отрицать, но я, прежде всего, искала что-то общее со мной. У нее мои уши? А у меня такой же маленький нос? И изгиб бровей — разве он не похож на мой? Я, если я морщусь, на моем лбу возникают такие же смешные морщины?

— Он прав, нам нельзя терять времени, Маргрет, — сказала Люси тихо. Ее голос еле заметно дрожал, и у меня сжалось сердце. — Не будете ли вы так любезны, мистер Миллхауз, привести Пола?

Леди Тилни вздохнула, но кивнула Миллхаузу, который вопросительно смотрел на нее. Пока дворецкий направлялся мимо нас еще на этаж выше, леди Тилни сказала:

— Я хочу напомнить тебе, Люси, что в прошлый раз он приставил к твоей голове пистолет.

— Я от всей души прошу прощения, — сказал Гидеон. — С другой стороны… меня вынудили обстоятельства. — Он многозначительно посмотрел на Люси. — Но за прошедшее время мы получили информацию, которая изменила наше мнение.

Красиво сказано. У меня было чувство, что мне тоже пора добавить что-нибудь высокопарное в этот разговор. Но что?

Мама, я знаю, кто ты — припади к моей груди?

Люси, я прощаю тебе, что ты меня бросила. Теперь нас никто и никогда не разлучит?

Наверное, я издала какой-то смешной звук, который Гидеон правильно оценил как начало истерики. Он обнял меня за плечи и поддержал, что было как раз вовремя, так как вдруг оказалось, что мои ноги не могут удержать вес моего тела.

— Может быть, пойдем в салон напротив? — предложила Люси.

Хорошая идея. Если я правильно помню, там можно сесть.

В маленькой круглой комнате на этот раз не было накрыто к чаю, но все остальное выглядело так же, как в прошлый раз, за исключением композиции из цветов, в которой белые розы сменились шпорником и левкоями. В эркере, откуда окна выходили на улицу, стояла группа изящных стульев и кресел.

— Присаживайтесь, — сказала леди Тилни.

Я опустилась на один из стульев с атласной обивкой, все остальные остались стоять. Люси улыбалась мне. Она подошла на шаг ближе, казалось, она хочет погладить меня по голове. Я нервно вскочила на ноги.

— Извините, что мы тут накапали. У нас, к сожалению, не было с собой зонта, — затараторила я.

Улыбка Люси стала шире.

— Как всегда говорит леди Ариста?

Я ухмыльнулась.

— Детка, не смей мочить хорошую обивку! — сказали мы в один голос.

Внезапно выражение лица Люси изменилось. Сейчас казалось, что она вот-вот заплачет.

— Я прикажу принести чаю, — сказала леди Тилни энергично и схватила маленький колокольчик. — Мятный чай, много сахара и горячий лимонный сок.

— Нет, прошу вас. — Гидеон, отчаявшись, покачал головой. — Мы не можем терять на это время. Я не знаю, выбрал ли правильный момент, но я очень надеюсь, моя встреча с Полом в 1782 году уже произошла, если смотреть из этого момента.

Люси, к которой вернулось самообладание, медленно кивнула, и Гидеон облегченно вздохнул.

— Тогда вы понимаете, что передали мне документы с тайными планами графа. Нам понадобилось время, чтобы все понять, но сейчас мы знаем, что Камень Мудрости — это вовсе не панацея для всего человечества, он должен сделать одного только графа бессмертным.

— И что его бессмертие закончится в момент рождения Гвендолин? — прошептала Люси. — В связи с чем он попытается ее убить, как только замкнется Круг?

Гидеон кивнул, но я была совершенно сбита с толку. Эту подробность мы почти не обсуждали. Но и сейчас вряд ли был подходящий момент для этого, потому что он уже продолжал:

— Вашей целью всегда было — только спасти Гвендолин.

— Видишь, Люси, я же говорил тебе.

В дверях стоял Пол. Его рука покоилась в повязке, висевшей на шее, и пока он подходил ближе, взгляд его золотистых глаз перемещался между Гидеоном, Люси и мной. Я задержала дыхание. Он был всего на пару лет старше меня, и в нормальной жизни я бы подумала, как замечательно он выглядит — с волосами цвета воронова крыла, необычными глазами де Вилльеров и маленькой ямочкой на подбородке. Бакенбарды были, надеюсь, не его виной, скорее всего, так было принято в это время. Но бакенбарды или не бакенбарды, как мой отец — или чей бы то ни было отец, неважно — он ни в коем случае не выглядел.

— Иногда имеет смысл предоставить человеку аванс доверия, — сказал он и оглядел Гидеона с головы до ног. — Даже такому негодяю, как этот.

— Иногда кому-то просто немыслимо везет, — напустилась на него Люси. Она повернулась к Гидеону. — Я признательна тебе за то, что ты спас Полу жизнь, Гидеон, — сказала она с достоинством. — Если бы ты случайно не оказался там, он бы сейчас был мертв.

— Ты всегда преувеличиваешь, Люси. — Пол скорчил гримасу. — Как-нибудь я бы выбрался из той переделки.

— О, конечно, — сказал Гидеон с ухмылкой.

Пол наморщил лоб, но потом тоже ухмыльнулся.

— Ну ладно, может, и нет. Этот Аластер — вероломный пес и к тому же чертовски хорошо владеет шпагой. К тому же их было трое! Если я когда-нибудь еще встречусь с ним…

— Это маловероятно, — пробормотала я, а когда Пол вопросительно посмотрел на меня, объяснила: — Гидеон пришпилил его саблей к стене в 1782 году. И если Ракоци вовремя его нашел, то скорее всего он не дожил до конца вечера.

Леди Тилни упала на стул.

— Саблей пришпилил к стене! — повторила она. — Какое варварство!

— Этот психопат не заслужил другого.

Пол положил руку Люси на плечо.

— Действительно не заслужил, — добавил Гидеон тихо.

— Мне стало легче, — произнесла Люси, не отводя глаз от моего лица. — Теперь, когда вы знаете, что граф собирается убить Гвендолин, как только замкнется Круг, у него ничего не получится! — Пол хотел что-то добавить, но она не дала сбить себя с мысли. — При помощи документов дедушке наконец-то удалось убедить Хранителей, что мы правы и что граф никогда не заботился о благополучии всего человечества, а только о своем. И эти идиоты Хранители, и прежде всего презренный Марли, не могли отмахнуться от доказательств. Ха! Черта с два мы осквернили память о графе Сен-Жермене! Он вообще никакой не граф, а мерзавец каких поискать, и — ах! — я уже говорила, что сейчас мне намного легче, намного, намного легче!