Традиционно при обращении к теме «политическая культура России» большое внимание отводится особенностям российской цивилизации. Почти все исследователи сходятся в том, что Россия представляет собой особый случай цивилизации, не сводящийся к типичным чертам Запада и Востока, что она является их связующим мостом – «Евразией».
Естественно, что при таком видении возникает вопрос цивилизацонной специфики этого своеобразного континента. В качестве таких особенных черт выделим следующие: само евразийское пространство, занимающее шестую часть суши земного шара; полиэтнический состав населения с многообразием религиозных верований; главенство общины как хозяйственного и социального уклада; православный идеал «Москвы – Третьего Рима»; ведущая миссия государства по цивилизационному оформлению гигантского пространства Евразии; наличие постоянного цивилизационного «вызова» России со стороны экономически более развитого Запада; неизбежные функциональные и духовно-культурные разрывы при решении задач модернизации. Последнее обстоятельство определяет проблемный характер российской цивилизации, что находит, собственно, прямое отражение в ее политической культуре. Ведь именно потому, что Россия вынуждена была догонять Запад вне обычного порядка, заимствуя главным образом технико-организационные формы, раскол между верхами и низами, внутри верхов – приобретал, помимо прочего, политико-культурный, идеологический характер. Отсюда и маятниковый характер российского цивилизационного консенсуса: авторитарно-мобилизационный – авторитарно-охранительный. Верх берут то западники, то традиционалисты.
В самом деле, мобилизационные реформы ломали вековые устои, выступали по отношению к народной культуре как чуждая сила. Более того, реформы, как правило, вели еще к большему «тяглу», закрепощению, перенапряжению народных сил, к еще большей гипертрофии государства. Поэтому в среде интеллигенции с неизбежностью возникли идеологии протеста против подобного алгоритма: со стороны славянофилов-почвенников и западников-либералов. Между тем динамика догоняющего развития создавала особые социально-экономические группы и соответствующие им субкультуры: бюрократию, интеллигенцию, промышленный рабочий класс. Спор «западников» и «почвенников» переформулировался. Вспомним в этой связи судьбоносный спор большевиков и меньшевиков внутри РСДРП о судьбах революции.
Безусловно, самую большую специфику дала советская форма российской цивилизации. Казалось, что именно в рамках социалистического строя была «снята» указанная выше проблематичность развития: при сохранении внутренней социокультурной специфики страна успешно решала задачи промышленного роста, первого этапа научно-технической революции. Устремления мессианства, нравственный идеал социального равенства, коллективно-артельный характер труда – все это и выражал советский тип властных отношений. Однако очередной, уже постиндустриальный вызов Запада обозначил стратегическое отставание СССР. Для постиндустриального этапа уже недостаточно было традиционно-мобилизационных мер, тем более что в последние десятилетия советской истории образовался многочисленный средний класс, чей интеллектуальный потенциал мог быть использован лишь современно – через инициативу и творчество.
Обозначившееся отставание СССР на рубеже 70-80-х годов включило в работу мобилизационный «ген» российской цивилизации. Инициируемая М.С.Горбачевым перестройка по замыслу должна была развязать в рамках социализма творческую инициативу масс, мобилизовать внутренние источники для ускорения экономического роста на базе эффективных технологий. Но реальные шаги перестройки не только не привели к намеченным целям, а обострили ситуацию, послужили детонатором самого глубокого социально-политического сдвига. С 1990-1991 годов начались радикальные экономические и политические реформы. Такой резкий переход привел к социальным конфликтам в социально-культурном поле российской федерации. На глазах разрушались привычная попечительная миссия государства, коллективизм, сложившаяся система профессиональных предпочтений и другие традиционные элементы. К тому же радикальные экономические реформы обнаружили собственную логику избыточности экономических лишений, гипертрофии финансового капитала, резкого социального расслоения. Для многих граждан возник эффект социально-культурной аномии (напряжения), когда они не желают или не могут принять рыночную систему регуляции. В силу этого в российском обществе существует высокий потенциал конфликтности, баррикадного сознания, общего недоверия к новой государственности. Плохое экономическое положение, помноженное на низкую политическую компетентность, подвижность политических установок, правовой нигилизм, заидеологизированность мышления – все это служит реальным препятствием на пути становления демократической политической культуры.
С другой стороны, мобильные слои российского общества демонстрируют образцы экономического успеха, приобщения к продуктивным информационным технологиям, а также модели постмодернистского образа жизни, в особенности в мегаполисах и крупных городах. В ходе общественно-политических изменений большинство в России приняло в ценностном аспекте такие важнейшие демократические институты, как альтернативные выборы, разделение властей, независимые СМИ, парламентаризм и т.д. Сложился отличающийся от предыдущего периода образ политического процесса, появились новые политические стереотипы. При всей фрагментарности, многослойности и борьбы противоборствующих сил нарождающаяся российская политическая культура имеет запас общецивилизационной прочности, в том числе богатый исторический опыт созидания государства, соединения Традиции и Современности.
[1] Антология мировой политической мысли. В 5 т. Т. II. Зарубежная политическая мысль ХХ в. М.: Мысль, 1997 – с.601.
[2] См.: Баталов Э.Я. Политическая культура // Общая и прикладная политология. Уч. пособие. Под общ. ред. В.И.Жукова, Б.И.Краснова. М.: МГСУ: Изд-во «Союз», 1997. – С. 697.
[3] Антология мировой политической мысли. В 5-ти т. Т. II. – С. 597.
[4] Антология мировой политической мысли. В 5-ти т. Т. II. – С. 598.
[5] Там же. – С. 601.
