Основные законы логического мышления и смысловой анализ текста

Классической логикой выведены и сформулированы четыре основных закона правильного мышления, следуя которым мы достигаем его определённости, непротиворечивости, последовательности и обоснованности.

Контроль за соблюдением основных законов логического мышления – обязательный этап анализа текста. Вариантность его смысловой организации не безгранична: законы правильного мышления с непреложной строгостью определяют ясное развитие мысли. Логическая доброкачественность информации, которую несёт текст, определяется её достоверностью, точностью и непротиворечивостью. Эффект воздействия журналистского произведения достигается убедительностью аргументации, доказательностью построения. Редактор должен не только знать формулировку основных законов логики, но и представлять себе механизм возникновения логических ошибок, их закрепления в тексте, влияние ошибок на коммуникативный эффект и широко толковать эту часть работы над литературным материалом.

Основные законы правильного мышления не случайно называют «арифметикой логики». Они универсальны, им подчиняется не только словесный текст, но и все элементы структуры литературного произведения, все службы смысловой организации текста: элементы заголовочного комплекса, рубрики, иллюстративный материал.

Первый закон логического мышления — закон тождества. Он, как известно, гласит: каждая мысль, которая приводится в данном умозаключении, при повторении должна иметь одно и то же определённое, устойчивое содержание.

Соблюдение тождества мысли на протяжении данного рассуждения необходимо, чтобы мышление было правильным. Предмет нашего рассуждения не должен меняться произвольно в ходе его, понятия – подменяться и смешиваться. Это предпосылка определённости мышления. Нарушение первого закона влечёт за собой подмену понятий при рассуждении, может быть причиной неточности терминологии, делает рассуждения расплывчатыми, неконкретными.

Вне первого закона логики было бы невозможным никакое вмешательство редактора в текст, были бы бессмысленны требования максимально сохранить при правке мысль и стиль автора, так как поиски эквивалента при правке основываются именно на законе тождества.

С намеренным нарушением закона тождества, заведомо превратным толкованием понятия мы встречаемся сравнительно редко, но знать о существовании приёмов, которыми пользуются иногда авторы-полемисты, журналисту полезно. Один из них – вырвав из текста одну фразу, навязать дискуссию и уйти в сторону от проблемы, от основной мысли, разрушить целостность текста. Но чаще в журналистских публикациях нарушение закона тождества выражается в непреднамеренном соскальзывании с темы, в неорганизованном, сбивчивом изложении. Примером может служить приводимый ниже фрагмент текста:

Вот передо мною старые журналы со статьями Виктора Николаевича Сороки-Росинского, столетие со дня рождения которого исполняется сегодня. Неизвестно, почему вдруг в этом, а не в другом учебном заведении встречаются порой столь поразительные совпадения. Рассказывают, что Виктор Николаевич на своих уроках словесности «удивлялся вслух», что из пансиона Московского университета в разное время вышла плеяда обожаемых им поэтов – Вяземский и Тютчев, Полежаев и Лермонтов, Фет и Аполлон Григорьев. Природная скромность не позволяла ему взглянуть на себя как на сколько-нибудь известного педагога-теоретика, потому и не придавал он значения, что окончил ту же новгород-северскую гимназию, что и Ушинский. Вспомним заодно, что и Сухомлинский учился в Полтавском педагогическом, что и в своё время Макаренко...

Когда требования закона тождества не учтены, из текста трудно извлечь информацию, понять мысль автора.

Строгое следование закону логического тождества – непременное конструктивное требование при построении вопросно-ответной формы изложения. Умеем ли мы задавать вопросы и всегда ли правильно с точки зрения логики отвечаем на них? Об этом полезно задуматься не только тем журналистам, излюбленный жанр которых – интервью. Стремясь стать ближе к читателю, активизировать его внимание, журналисты часто прибегают к диалогической речи.

Вопрос всегда преследует цель – получение информации. Традиционная его форма – высказывание, состоящее из двух частей: вопросительного слова и основной части, которая должна войти в состав предполагаемого ответа.1 Правильно задать вопрос – значит помочь правильному ответу. Сделать это вне соблюдения первого закона логики невозможно. Вопрос должен быть ясным, чётким, определённым, однозначным. Невозможно ответить определённо и однозначно на вопросы: «Чем измеряется длина?», «Какими бывают имена существительные?» и другие им подобные, так как вопросительные слова в формулировке этих вопросов допускают различные, неоднозначные ответы. Не меньшего внимания требует формулировка основной части вопроса. Ответить на вопрос логически правильно – значит ответить, соблюдая закон тождества.

Это требование явно нарушено в следующих интервью:

– Что Вы можете сказать о новом наборе учащихся?

– На чугунолитейном заводе не имеют среднего образования 129 человек, а школу посещают – только 20. На заводе стройфаянса из 13 учащихся трое оставили школу по уважительным причинам.

– Что можете пожелать читателям «Советского спорта»?

– Поздравляю с Новым годом, особенно наших лыжниц, с которыми уже не раз встречалась и на лыжне, и за её пределами. А еще желаю, чтобы хотя бы в новогоднюю ночь выпал снег.

Каждый журналист не раз имел возможность убедиться в справедливости наблюдения, сформулированного ещё Декартом: «не обдумав какого-либо условия, требующегося для определения вопроса, мы всякий раз делаем упущение». Однако обдумать условия, требующиеся для определения вопроса, отнюдь не значит полностью предопределить ответ. Вопрос задаётся в расчёте на активную позицию адресата текста, служит побуждением к работе мысли. Его задают, чтобы услышать ответ, именно для этого, а отнюдь не для того, чтобы подсказать его.

Что рассчитывал услышать в ответ журналист, задав вопрос таким образом: «Специалисты заметили, что Вы стали играть разнообразнее. Так, в матче сборной против голландского клуба в Роттердаме голы, мы читали, были забиты с Ваших передач. Это, надо полагать, не случайность?» Ответ, который последовал, легко предугадать: «Сам за собой замечаю, стал играть по-другому...» Или: «Ваш преподавательский опыт немал. За это время, естественно, у Вас выработался определённый подход к студентам?» В этом вопросе уже заключён ответ. И собеседнику остаётся либо вежливо согласиться со спрашивающим, либо нарушить закон логического тождества, что мы и наблюдаем, когда журналист, задающий вопрос, боится, чтобы собеседник не отступил от заранее намеченного плана беседы: «Александр Иванович, но ведь для того, чтобы конструктор скоростных машин мог создать столь совершенный тихоходный самолет, одного таланта, видимо, недостаточно? Наверное, здесь понадобились и знания, и опыт, наконец, определённая смелость, чтобы отойти от привычного «истребительного» настроя мысли?» Со всем сказанным трудно не согласиться, и собеседник соглашается: «Чего-чего, а смелости Поликарпову было не занимать», а затем переходит к другой теме: «И потом всё зависит от того, что понимать под словом талант», невольно нарушив первый закон логического мышления.

«Наставник родного языка беспрестанно имеет дело с логикой, – писал знаменитый русский педагог К.Д. Ушинский, – и недостаток её прежде всего отражается в спутанности понятий, а следовательно, в темноте и неправильности письменной и устной речи».2 Интуитивно подчиняясь в целом логическим законам, наша языковая практика часто создаёт предпосылки для их нарушения. Так, наблюдая действие закона тождества на лингвостилистическом уровне, следует выделить проблемы, связанные для редактора с точностью словоупотребления, синонимией и полисемией (многозначностью) слова.

Имя как логическая единица, будучи языковым выражением, означающим определённые объекты, предметы, процессы, подчиняется диктуемому этим законом требованию ясности значения и резкости объёма. Точность словоупотребления в тексте не может быть оценена редактором в полной мере вне этого требования.

«Когда видишь, как прекрасные алые тюльпаны продаются втридорога на базаре, становится обидно. Ведь цветы бесценны», – пишет автор, восстановив, как видно, в своем сознании первичное значение слова бесценный (не ценный, малоценный). Об этом свидетельствует его утверждение, что цветы продаются втридорога, т. е. дороже, чем они стоят на самом деле. Но дальнейшее рассуждение строится на основании обычного для современного словоупотребления значения слова бесценный («выше всякой цены, неоценимый»). Двоякое толкование слова привело к нарушению логического плана текста.

Точный выбор слова – залог определённости выражения мысли. В случае, когда автор или редактор идёт сознательно, с целью достичь эффекта, на нарушение требований закона тождества при выборе слова, он должен быть внимателен, конструируя приём, сделать для читателя очевидным принятое им допущение. Таким приёмом может служить использование синонимов – слов, близких по значению. Нередко в качестве синонимов в тексте выступают слова, относящиеся друг к другу, как род к виду, или охватывающие отношения субъективного и объективного. В условиях конкретного текста эти отступления не воспринимаются как логические сбои. Но редактор должен реально представлять пределы «свободного» использования имён в конкретном контексте.

В фельетоне «Полушубок под арестом» речь шла о трагикомической ситуации. У артиста Москонцерта во время гастролей на Севере украли дублёнку. Похищенное нашли, но владельцу не вернули, предложив подождать до суда: дублёнка стала «вещдоком» – вещественным доказательством правонарушения. Синонимы, обозначающие этот предмет, выстроены в тексте в следующую цепочку: сторожевого образца тулуп – дублёнка – овчинка (без особой выделки) – шубейка – шуба – дублёный полушубок – полушубок – старая овчина – злополучная овчина. Уточним по словарю значение приведённых слов. Тулуп – длинная, обычно крытая сукном шуба, без перехвата, с высоким воротником. Дублёнка – дублёный полушубок. Шубейка – легкая и короткая, выше колен шуба или телогрейка на меху. Шуба – верхняя одежда, крытая материей. Овчина – выделанная овечья шкура и овчинка – уменьшительное от «овчина».3 Ни современная речевая практика, ни условия контекста не могут оправдать нарушения смыслового тождества в тексте: слишком далеки по значению слова: сторожевой тулуп – шубейка – овчина. Фельетонист вышел за пределы допустимых отклонений от требований логической строгости, и как результат — отсутствие сатирического эффекта.

Важнейший аспект проблемы логической определённости журналистского текста – борьба с использованием имён с неясным значением и нерезким объёмом. Живая мысль всегда оригинальна и должна быть облечена в подобающую ей форму, ясную, не вызывающую сомнений и двояких толкований, не терпящую многословия и тягучего изложения.

Тяготение к усложнённой форме высказываний, употребление слов в общем, приблизительном значении – серьёзная болезнь газетного языка, на симптомы которой лингвисты указывали ещё в 20-е годы, говоря, что многословие, штампы придают газетным публикациям лишь мнимую значительность, а на деле препятствуют ясному и точному выражению мысли. С годами это лингвистическое явление приобрело статус явления общественно-политического. Одним и тем же словом (мероприятие, обеспечить) стали обозначать самые различные факты действительности. Конкретные значения подменялись отвлечёнными (вопрос, проблема), из оттенков предпочтение отдавалось универсальным (выдающийся, значительные), обозначения связей и взаимоотношений лишали конкретности (соответствующие, отдельные). Лингвисты предупреждали: штампы опасны тем, что мы перестаём логически мыслить, «штампованная фразеология закрывает нам глаза на подлинную природу вещей и их отношений... представляет нам вместо реальных вещей их номенклатуру – к тому же совершенно неточную, ибо окаменевшую... Принимая... лингвистическую формулу за живой язык, мы простое название мысли принимаем за её содержание... культивируемая сознательно фраза становится уже недобросовестным приёмом»4. Но голос их услышан не был. Политизация сознания последовательно искореняла живой язык на газетных страницах.

К.И. Чуковский в конце 50-х годов писал о языке, насыщенном штампами, что это «жаргон, созданный специально затем, чтобы прикрывать наплевательское отношение к судьбам людей и вещей... уводя нашу мысль от реальной жизни, этот жаргон по самому своему существу аморален... вся его сила, весь его синтаксический строй представляли собой, так сказать, дымовую завесу, отлично приспособленную для сокрытия истины. Как и всё, что связано с бюрократическим образом жизни, он был призван служить беззаконию... закруглённые фразы отлично баюкают совесть».5

Сегодня журналист обязан владеть живым и точным политическим языком. Новые политические идеи отрицают иносказания, стёртые словесные клише, отслужившие свой век и так удобно прикрывавшие двоемыслие политическое. Эта проблема выходит за рамки чистой лингвистики, но строгие и непреложные законы логики должны помочь редактору преодолеть гипноз округлой, универсальной и, на первый взгляд, бесспорной формулировки.

Второй закон логического мышления называется законом противоречия: не могут быть одновременно истинными противоположные мысли об одном и том же предмете, взятом в одно и то же время и в одном и том же отношении. Этот закон известен со времён Аристотеля, сформулировавшего его так: невозможно, чтобы противоположные утверждения были вместе истинными. Причиной допущенных противоречий могут быть недисциплинированность, сбивчивость мышления, недостаточная осведомлённость, наконец, разного рода субъективные причины и намерения автора.

Закон противоречия имеет силу во всех областях знания и практики. Нарушения его обычно вызывают самую непосредственную и резкую реакцию читателей. Не случайно их часто приводят в юмористических рубриках, где собраны различные курьёзы изложения:

Порадовал Кипиани, который не только помогал обороне и организовывал атаки своей команды, но и мастерски завершал их. Дважды после его ударов мяч попадал в штангу. Мы надеемся, что такой уровень игры он сумеет сохранить и выступая за сборную...

Раннее утро. Начинают просыпаться после ночной службы пограничники...

Несмотря на то что комиссия не работает, никто её работы не контролирует...

И сейчас, уйдя на заслуженный отдых, ветеран продолжает работать на предприятии.

Нарушения второго закона логики в этих фразах столь очевидны, что нет необходимости «свёртывать» суждения и подвергать их логическому анализу. Читатель фиксирует противоречия между высказываниями, между высказываниями и своими представлениями о затекстовой действительности, не затрачивая на это дополнительных усилий. Контактные противоречия в пределах одной фразы или во фразах, соседствующих друг с другом, обнаружить нетрудно, но противоречия дистантные, отделённые друг от друга значительными по объёму участками текста, часто проходят мимо внимания редактора.

«Жизнь А. Скафтымова прошла в одном городе», – утверждает автор журнальной статьи, но уже в следующей фразе противоречит себе: «Уроженец села Столыпине Вольского уезда Саратовской губернии, с детских лет питавший чувство уважения к знаниям, труду, людям труда, здоровому, непритязательному быту; воспитанник Варшавского университета, куда он поступил, круто порвав с домашними планами... больше тридцати лет он стоял за кафедрой Саратовского университета и педагогического института». Оказывается, не в одном городе, а в двух, да ещё и в селе Столыпине жил Скафтымов. Но и это ещё не всё. На следующей странице читаем: «Получив в 1913 году диплом Варшавского университета, двадцатитрёхлетний учитель словесности Астраханской и Саратовской гимназий, он не растерял среди монотонных провинциальных педагогических будней влечение к научному творчеству». Выясняется, что к Варшаве и Саратову следует прибавить ещё и Астрахань. В этом тексте противоречия заметить уже труднее.

Чтобы обнаружить так называемые неявные противоречия, редактору недостаточно просто сопоставить высказывания, от него требуются дополнительные мыслительные операции. Приведем элементарные примеры, где следует провести подсчёт, чтобы выявить противоречия.

С 15 декабря будет организована здесь продажа новогодних елок. Около двух тысяч штук поступит их в магазин, это на три тысячи больше прошлогоднего.

Войнич скончалась в Нью-Йорке в возрасте 95 лет, немного не дожив до столетия со дня смерти своего знаменитого отца математика Джорджа Буля.

Мимо внимания редактора не могут пройти даже неполные противоречия. Малейшая логическая неточность в тексте должна быть им замечена. Когда, рисуя сценку городской жизни, журналист пишет: «В самом центре города... ещё и сегодня можно услышать заунывные звуки шарманки. Её ручку усердно накручивает бородатый старик в картузе...», и на следующей странице сообщает: «Говорят, что шарманок в Аргентине сейчас осталось всего четыре», редактор вправе задуматься о правдоподобии этой сценки и её типичности.

Если с точки зрения логики проанализировать некоторые приёмы изложения, нарушения закона противоречия можно обнаружить и здесь. Когда мы говорим читателю: «Мне нечего сказать о голосе Татьяны Синицыной», разговор, казалось бы, должен на этом закончиться. Действительно, стоит ли его вести, если сказать нечего? Тем не менее автор очерка «Проникаясь чувствами» не только продолжает свой рассказ, но и характеризует голос певицы довольно подробно: «...сказать о силе голоса (которую, кстати сказать, певице приходится сдерживать, петь вполголоса, чтобы не нарушить эстетическое чувство меры), о его диапазоне, о неповторимом тембре...» Налицо нарушение второго закона логического мышления.

В постоянном логическом контроле нуждаются, в частности, приёмы газетного репортажа, которые в силу своей традиционности часто формализуются настолько, что пишущий забывает о том, что их следует соотнести с действительностью. «Начать наш репортаж мы хотели с «экскурсии» по Олимпийской деревне, по завтрашним «деревенским» улицам. Но потом подумали, что вряд ли в этом есть необходимость», – так попытался репортёр отойти от штампованного приёма, но вскоре всё-таки оказался на строительстве. «Стоишь у подножия стройных, элегантных домов, то бело-голубых, то бело-вишнёвых. Пробираешься, уступая дорогу машинам, к необычных форм зданиям культурного центра. Бродишь по пустым и гулким пока залам бытового комплекса...» – сообщает он читателю.

«Не знаешь – не пиши!» – с такой надписью вернул однажды В. Овечкин автору на переделку заметку, которая начиналась словами: «Не знаю...»6

Нарушения закона противоречия в текстах, содержащих практические рекомендации, особенно опасны. Когда в брошюре, адресованной лектору, утверждается: «Чтобы слово достигало эмоционального воздействия, оно само должно быть страстным, гневным, проникнутым чувством», и на той же самой странице пишется: «Пусть манера разговаривать со слушателями будет не броской. В основе успеха оратора – деловитость … поэтому говорящий суховато преуспевает всё же больше, нежели тот, кто говорит образно, эмоционально-приподнято...» Которому из этих двух советов должен следовать лектор? Такая книга – плохой помощник.

Редактор должен провести тщательный анализ текста в целом, чтобы выделить противоположные по мысли пары высказываний, выявить и сформулировать противоречия. Знание закона противоречия нужно редактору не только для оценки чужого материала. Требуя от автора непротиворечивости суждений, он в своих рекомендациях обязан строго следовать этому закону, помня о том, что анализ не допускает логической противоречивости.

Третий закон логического мышления — закон исключённого третьего — гласит: из двух противоречащих высказываний в одно и то же время, в одном и том же отношении одно непременно истинно. Третьего не дано. Аристотель формулировал этот закон так: не может быть ничего посредине между двумя противоречащими суждениями.

Третий закон обеспечивает связность, непротиворечивость мысли, служит основанием для выбора истинного суждения.

Точность подбора противоречащих высказываний, чёткость их формулировки, конструктивная ясность текста делают очевидным действие этого закона, способствуют логической определённости изложения, позволяют достичь последовательности развития мысли.

Непременное условие соблюдения третьего закона логики – сопоставляемые высказывания должны быть действительно противоречивыми, т. е. такими, между которыми нет и не может быть среднего, третьего, промежуточного понятия. Они должны исключать друг друга. Когда автор очерка о лётчике пишет: «Человек на земле может быть и мягким, и деликатным, а в полёте – собранным, волевым», он нарушает этот закон. Перечисляемые качества характера не исключают друг друга. Уязвимо с позиций логики и следующее суждение, адресованное молодым журналистам: «Журналист в результате своего «расследования» явлений жизни выступает либо в поддержку всего нового, передового, прогрессивного... либо непримиримым борцом со всем отжившим, со всеми социальными болячками...» Противопоставление в данном случае явно не состоялось.

Формулировка альтернативы – приём, присущий энергичной манере изложения: мысль требует ясности формы, сам приём – точности исполнения. В дискуссионных материалах, в острых интервью это проявляется особенно отчётливо. Так, задав однажды ведущему популярной в начале 90-х годов передачи «600 секунд» А. Невзорову вопрос: какой он человек – добрый или злой? – тележурналист явно рассчитывал получить однозначный ответ. Однако такой ход беседы не устраивал Невзорова, и он легко ушёл от ответа: «Опять-таки очень абстрактное представление – добрый или злой. Вот Пожарский с Вашей точки зрения, добрый или злой?» В чём просчёт задававшего вопрос? Понятия «добрый» и «злой» с позиций строгой логики не являются противоречащими, они не исключают полностью друг друга. В определённых условиях между ними возможно существование некоего третьего понятия. Этим и пользуется Невзоров, переводя разговор на оценку известной всем личности Пожарского и собираясь, видимо, сообщить сведения, которые позволят выявить промежуточное звено между понятиями «добрый» и «злой», чтобы доказать несостоятельность предъявленной ему альтернативы. Беседа изменила своё русло.

Третий закон логического мышления важен для редактора и как инструмент при профессиональной оценке текста: отвергая один вариант текста, принимая другой, редактор опирается на этот закон.

Четвёртый закон логического мышления — закон достаточного основания — требует, чтобы всякая истинная мысль была обоснована другими мыслями, истинность которых доказана. Соблюдением этого закона достигается обоснованность мышления, обязательное условие мышления правильного. Логика высказываний считает обоснованность мышления общим методологическим требованием и рассматривает ряд законов, обеспечивающих его выполнение (закон двойного отрицания, тавтологии, симплификации, конъюнкции и др.)

В любом рассуждении наши мысли должны быть внутренне связаны друг с другом, вытекать одна из другой, обосновывать одна другую. Истинность суждений должна быть подтверждена надёжными доказательствами. Четвёртый закон формулирует это требование в наиболее общем виде. Достаточность основания истинности суждений в каждом конкретном случае – предмет рассмотрения специальных наук, логическая обоснованность – необходимое качество каждого журналистского выступления.

Именно обоснованности суждений недостаёт газетной рецензии на книгу И. Долгополова «Рассказы о художниках». Отрывок из этой рецензии мы приводим ниже:

Тот, кто читает журнал «Огонёк», не может не обратить внимание на серию статей, посвящённых творчеству художников. Многие из этих статей – точнее рассказов – принадлежат Игорю Долгополову. Разумеется, любой такой рассказ должен нести в себе ту дозу информации, без которой нет документального рассказа, а тем более – статьи. То, что пишет И. Долгополое, – это, скорее всего, именно рассказы. То есть необходимая информация сочетается с формой подачи её. А эта форма более всего напоминает рассказ.

Поэтому совершенно правомерно, что тридцать рассказов И. Долгополова оказались под одним красивым тёмно-зелёным переплётом. И название книги «Рассказы о художниках» – соответствует содержанию её.

В этом отрывке из 28 газетных строк логических неточностей много. В частности, автору следует задать вопрос: в чём же он усматривает правомерность того, что тридцать рассказов Долгополова оказались под одним тёмно-зелёным переплётом? И потому, что ответить на этот вопрос нетрудно, ещё более досадна небрежность изложения, затемняющая совсем не сложную мысль и запутывающая читателя.

Причиной недоказательности изложения могут быть не только поверхностность знаний и небрежность формулировок, но и автоматизм мышления, когда, например, журналист прибегает к привычным и, казалось бы, проверенным схемам типа «раньше – теперь». Обыденное сознание часто мешает пишущему вникнуть в суть явления, вскрыть причины происходящего. Иллюзия полной очевидности для журналиста всегда опасна. Но особенно опасна всякая попытка подогнать факты под некую схему, какой бы «надежной» она ни представлялась. Насилие над материалом неизбежно проявит себя.*

Мы редко встречаемся со случайным нарушением законов правильного мышления. Гораздо чаще логическая ошибка свидетельствует о неумении дисциплинированно мыслить, и каждый логический дефект должен служить для редактора сигналом, чтобы усилить контроль за развёртыванием мысли в тексте. Это в равной мере справедливо для журналистской публикации любого жанра.

Вопросы для повторения и обсуждения

1. Какое значение для литературной практики журналиста и редактора имеет знание логики?

2. Как Вы толкуете понятие «логическая культура редактора»?

3. Какие мыслительные операции проводятся в ходе анализа текста?

4. В чём состоит операция логического свёртывания высказываний?

5. Какие качества правильного мышления обеспечиваются соблюдением основных законов логики?

6. Приведите формулировку основных законов логического мышления.

7. Как логически правильно построить ответ на заданный Вам вопрос?

8. Как проявляется в тексте действие закона тождества на лингвостилистическом уровне?

9. Охарактеризуйте различные виды противоречий, возникающие в тексте при нарушении закона противоречия.

10. На основании какого закона логики строится альтернатива в публицистическом тексте?

11. Укажите типичные случаи нарушения в тексте закона достаточного основания.