Социальный характер и социоструктура общества

Взаимоотношения между социальным характером и социоструктурой никогда не бывают статичными, так как процесс развития обоих элементов бесконечен. Любое изменение] одного из них влечет за собой изменение другого. Многие] революционеры полагают, что сначала нужно радикально изменить политическую и экономическую структуру, а затем, на следующем этапе, почти с необходимостью изменится и человеческое сознание; следовательно, как только будет создано новое общество, почти автоматически возникнет и новый человек. Они не понимают, что новая элита -- но со старым социальным характером -- будет воссоздавать условия прежнего общества в новых социально-политических институтах, возникающих в революционное время; что победа революции обернется ее поражением как революции -- хотя, быть может, и не как исторической фазы развития общества, проложившей путь к новой социально-экономической структуре, остановившейся в своем бурном развитии. Хрестоматийным примером является Французская революция и революция в России. Примечательно, что Ленин, не считавший, что склад характера человека может оказывать большое влияние на революционные преобразования, резко изменил свое мнение в последний год жизни, когда отчетливо увидел отрицательные черты характера Сталина и рекомендовал в своем завещании не делать Сталина его преемником.

Противоположную позицию занимают те, кто утверждает, что сначала следует изменить природу человека -- его сознание, ценности, характер -- и затем можно строить подлинно человеческое общество. История человечества показывает, что и они неправы. Изменения в психике человека всегда оставались принадлежностью исключительно частной сферы и ограничивались небольшими островками или же оказывались совершенно неэффективными, так как проповедь духовных ценностей сопровождалась на практике реализацией ценностей, прямо противоположных.

 

Социальный характер и "религиозные потребности"

Кроме функции удовлетворения потребностей общества в определенном типе характера и обусловленных этим характером потребностей индивида, социальный характер имеет еще одну важную функцию. Он призван удовлетворять внутренне присущие человеку религиозные потребности. Слово "религия" используется здесь не для обозначения системы, воспринимаемой как религия, а для обозначения любой системы взглядов и действий, которой придерживается какая-либо группа людей и которая служит схемой ориентации для индивида и объектом его поклонения. В таком широком смысле слова ни одна культура прошлого или настоящего, да, вероятно, и будущего, не может рассматриваться как культура без религии.

Приведенное определение "религии" не раскрывает ее специфического содержания. Люди могут поклоняться животным, деревьям, золотым или каменным идолам, невидимому богу, святому или злобному вождю; они могут поклоняться своим предкам, своему народу, классу или партии, деньгам или успеху. Их религия может благоприятствовать развитию разрушительных сил или любви, господства или солидарности; она может способствовать развитию разума или парализовать его. К такой системе люди могут относиться как к религии и отличать ее от всего светского, либо они могут считать, что у них вообще нет никакой религии и рассматривать свою приверженность таким, вроде бы вполне светским целям, как власть, деньги или успех, исключительно как стремление ко всему практичному и рациональному. И вопрос не в том, "религия это или нет", а в том, "какова эта религия": способствует ли она дальнейшему развитию человека, реализации его человеческих способностей или же препятствует этому.

Если какая-либо конкретная религия действительно мотивирует поведение человека, то она представляет собой не просто сумму доктрин и верований, она коренится в специфической структуре характера данного человека и -- так как она является религией группы людей -- в социальном характере. Таким образом, религиозные установки -- это одна из составляющих структуры нашего характера, ибо мы -- это то, чему мы преданы, а то, чему мы преданы, мотивирует наше поведение. Однако зачастую индивид даже не осознает, что реально является объектом его личного поклонения, и принимает свои "официальные" представления и взгляды за

 

истинную, хотя и тайную религию. Например, человек поклоняется власти власти и проповедует религию любви -- в этом случае религия власти и является его тайной религией, в то время как его так называемая официальная, например христианская, религия -- всего лишь идеология.

Религиозная потребность коренится в основных условиях существования человеческого вида. Мы составляем такой же биологический вид, как и шимпанзе, лошадь или ласточка. Каждый вид определяется его специфическими анатомическими и физиологическими признаками. Я считаю, что для человеческого вида, помимо существующего общепринятого определения в терминах биологии, следует давать определение также в терминах психологии.

В процессе биологической эволюции животного мира человеческий вид возникает на стыке двух тенденций развития. Одна из них -- все уменьшающаяся детерминированность поведения инстинктами (слово "инстинкт" употребляется здесь не в современном понимании как исключающий научение, а в смысле органического побуждения). И несмотря на множество противоречивых взглядов на природу инстинктов, всеми признается, что чем более высокое положение занимает животное на эволюционной лестнице, тем меньше его поведение детерминировано филогенетически запрограммированными инстинктами. Процесс непрерывно уменьшающейся детерминированности поведения инстинктами можно представить как континуум, на одном конце которого находятся низшие формы эволюции животных с наибольшей степенью инстинктивной детерминации. В ходе эволюции это уменьшение продолжается и достигает определенного уровня у млекопитающих; далее этот процесс развивается у приматов, но даже у них обнаруживается огромный разрыв между низшими и человекообразными обезьянами (это показали P.M. и А.В.Йерксы в своем классическом исследовании в 1929 г.). У вида Homo детерминация поведения инстинктами минимальна. Другой тенденцией развития животного мира является увеличение мозга, особенно неокортекса. И здесь эволюцию можно уподобить континууму: на одном конце -- низшие животные с наиболее примитивной нервной системой и сравнительно небольшим числом нейронов, на другом -- Homo sapiens с большим мозгом и более сложной его структурой, в первую очередь структурой коры, которая в три раза больше коры головного мозга наших предков -- приматов и содержит поистине фантастическое число межнейронных связей.

 

С учетом всех этих данных человеческий вид можно определить следующим образом: это приматы, возникшие в тот момент эволюции, когда детерминация поведения инстинктами достигла минимума, а развитие мозга -- максимума. Такое сочетание минимальной детерминации инстинктами и максимального развития мозга никогда прежде не имело места в процессе эволюции животного мира и, с биологической точки зрения, представляет собой совершенно новый феномен.

Утратив способность действовать под влиянием инстинктов, но обладая самосознанием, разумом и воображением -- новыми.качествами, превосходящими способность к инструментальному мышлению даже самых разумных приматов,-- человеческие существа, чтобы выжить, нуждались в системе ориентации и объекте поклонения.

Некая определенным образом организованная и внутренне связанная картина мира и нашего места в нем представляет собой карту нашего природного и социального мира, без которой люди просто растерялись бы и были бы не в состоянии целенаправленно и последовательно действовать, так как без такой карты было бы невозможно найти отправную точку, позволяющую упорядочивать все обрушившиеся на каждого индивида впечатления. Мир становится осмысленным, и мы обретаем уверенность, когда наши представления согласуются с тем, что нас окружает. И даже ложная карта мира выполняет свою психологическую функцию. Но эта карта никогда не бывает совершенно ложной, как не бывает она и совершенно правильной. Однако для успешного служения жизненным целям она всегда достаточна как приблизительное объяснение разнообразных феноменов. И пока жизненная практика свободна от противоречий и иррациональности, такая карта действительно может соответствовать реальности.

Знаменательно, что не обнаружено ни одной культуры, в которой не было бы подобной системы ориентации; не существует и таких индивидов. Люди могут отрицать, что у них есть всеобъемлющая картина мира, и утверждать, что они реагируют на различные явления и события от случая к случаю, соответственно своим суждениям. Однако можно легко доказать, что они просто принимают свою собственную философию за нечто само собой разумеющееся, потому что считают, что судят обо всем просто с позиции здравого смысла и не осознают того, что все их представления основываются на общепринятой системе взглядов. И когда такие люди

 

встречаются с диаметрально противоположными суждениями о чем-либо, они называют их "сумасшедшими", "иррациональными" или "наивными", в то время как свои суждения они считают "нормальными", "здравыми", "логичными". С особенной очевидностью глубокая потребность в какой-либо системе отсчета проявляется у детей. Используя немногочисленные доступные им данные, дети в определенном возрасте создают собственные весьма изобретательные системы ориентации.

Но одной лишь карты мира недостаточно, чтобы руководствоваться этим в жизни; нужна также цель, которая указывала бы, к чему стремиться. У животных таких систем нет. Ими руководят инстинкты -- они дают им карту мира и цели. Но, утратив детерминацию поведения инстинктами и обладая мозгом, позволяющим нам обдумывать самые разные направления, по которым можно двигаться, мы нуждаемся в объекте всеобщего поклонения -- центре всех наших устремлений и основе всех наших действительных -- а не только провозглашаемых -- ценностей. Нам необходим такой объект поклонения, чтобы интегрировать свои усилия в определенном направлении, выйти за пределы своего изолированного существования со всеми его сомнениями и ненадежностью, удовлетворить наши потребности в осмыслении жизни.

Социоэкономическая структура, структура характера и религиозная структура взаимосвязаны и друг от друга неотделимы. Если религиозная система не соответствует превалирующему социальному характеру и вступает в конфликт с социальной жизненной практикой, то она является лишь идеологией. В этом случае следует искать скрывающуюся за ней истинную религиозную структуру, даже если мы и не осознаем ее существования, пока заключаемая в религиозной структуре характера индивида энергия не сыграет роль динамита и не подорвет данные социоэкономические условия. Но так как всегда имеются отдельные исключения из преобладающего социального характера, то находятся и отдельные исключения из преобладающего религиозного характера. Именно они и становятся лидерами религиозных революций и основоположниками новых религий.

" Религиозная" ориентация как эмпирический стержень всех "высших" религий в процессе их развития часто искажалась. И в конце концов не так уж важно, как индивид осознает и представляет себе свою собственную ориентацию: так, он может быть "религиозным", но при этом не считать себя таковым или, наоборот, быть "нерелигиозным" и при этом считать

 

себя, скажем, христианином. У нас нет специального слова для обозначения эмпирического содержания религии без ее концептуального и институционального аспектов. Поэтому я использую кавычки, чтобы обозначить "религиозное" как эмпирическую, субъективную ориентацию независимо от той концептуальной структуры, в которой выражается "религиозность" индивида¹.

¹Тему атеистического религиозного опыта глубже других рассмотрел Эрнст Блох (1972 г.).