Перспективные проблемы и общая характеристика мотивации человека 1 страница

БОБИР

ВВЕДЕНИЕ

Поскольку сложные явления, к каким относится мотивация, не могут быть описаны сразу, требуя перевода сложного комплекса взаимосвязанных данных в некоторую последовательность изложения, при решении такой задачи неизбежны как предварительное расчленение этого комплекса, так и выбор некоторого порядка в освещении выделенных аспектов. В данной работе будет обсуждаться прежде всего онтогенетическое развитие мотивации, причем в направлении от феноменологических данных к обобщениям и теоретическим построениям. Что касается освещаемых аспектов мотивации, то главное внимание будет уделяться вопросу ее психологических механизмов. Выделение данного аспекта мотивации не является традиционным и требует пояснения, что имеется в виду. Содержание того, что в принципе способно мотивировать человека, буквально безгранично, так как все, что произведено и производится обществом как в материальной, так и духовной сферах, в конечном счете осуществляется конкретными людьми, которые к неисчислимым видам деятельности побуждаются столь же разнообразной мотивацией. Описывать данный, содержательный, аспект мотивации человека — значит воспроизводить в мотивационных терминах все разнообразие его бытия, тех задач и ролей, которые он добровольно или по необходимости принимает на свою долю в некоторой социальной системе, т. е. изображать частное, что, как известно, само по себе не ведет к выделению существенного. В психологическом анализе более целесообразным и продуктивным представляется другой подход, по мере возможности отвлекающийся от содержательных различий в мотивации и сосредоточивающийся на том, в какого рода образованиях она в принципе обнаруживается в индивидуальной психике, какие воздействия обеспечивают ее формирование и актуализацию, каковы закономерности этих процессов и т. п. То, на что направлены подобные вопросы, обобщенно может быть названо механизмами мотивации. Отметим, что задача исследования механизмов актуальна не только для мотивации, являясь одной из главных также и для многих других линий развития человека, в отношении которых «необходимо... еще более активно изучать и описывать явления, позволяющие ответить на вопрос, который можно грубо сформулировать так: что в психике из чего возникает, когда и в какой последовательности?» (Вода-лев, 1983. С. 13)^\. В психологической литературе содержательному аспекту мотивации обычно противопоставляется динамический аспект (Асеев, 1976; Обуховский, 1971), подчеркивающий прежде всего ее процессуальные особенности, развитие и взаимодействие побуждений, энергетическую сторону регуляции деятельности. Однако энергия, если она не слепая, должна чем-то распределяться, процесс, как правило, является следствием взаимодействия некоторых структурных образований, короче, мотивационная динамика предполагает осуществляющие ее механизмы, которые наполняются тем или иным предметным содержанием, но к нему несводимы. Фрейдовское вытеснение, например, прежде всего процессуальный феномен, однако вполне правомерно предположение о существовании специального осуществляющего его механизма, не зависящего от того, что именно подвергается вытеснению. Таким образом, выделение наряду с содержательным и динамическим еще одного аспекта мотивации — реализующих ее внутренних механиз-

' Важность изучения психологических механизмов, обеспечивающих развитие личности, отмечает Л. И. Анцыферова: «Исследовать динамику психической жизни личности — значит изучить разные формы существования и осуществления личности; во времени, раскрыть психологические механизмы этого существования. Психологические механизмы можно представить себе как закрепившиеся в психологической организации личности функциональные способы ее преобразования, в результате которых появляются различные психологические новообразования, повышается или понижается уровень организованности личностной системы, меняется режим ее функционирования» (1981. С. 8).

мов—представляется оправданным шагом, повышающим структурированность этой проблематики и облегчающим ее описание. Четкое определение упомянутых аспектов мотивации невозможно, так как речь идет лишь о гносеологических абстракциях, не имеющих конкретных признаков различения и неотрывных друг от друга в онтологическом проявлении. Один и тот же феномен может быть охарактеризован и как процесс, и как механизм в зависимости от контекста обсуждения; так, упомянутый процесс вытеснения имеет, с одной стороны, свой механизм, в основе которого лежит, допустим, взаимодействие эмоций, с другой—сам может рассматриваться как механизм устранения противоречий в мотивационной сфере личности. Поэтому тот или иной аспект мотивации выступает на первый план в зависимости от характера стоящих перед исследователем задач. Так, если в собственно научном анализе можно в известной мере отвлекаться от содержательных различий в мотивации, полагая, что выводы из рассмотренного частного материала сохраняют силу -для аналогичных случаев, то в прикладных исследованиях, когда важно выявить, что именно мотивирует конкретных людей или их группы, такие различия могут стать центральной проблемой. Понятно, что абсолютное противопоставление выделяемых аспектов мотивации невозможно и что речь может идти лишь о том, которому из них при совместном анализе отдается преимущественное внимание. Исследование, уделяющее главное внимание психологическим механизмам мотивации, было проведено нами в отношении низших ее уровней, обеспечивающих удовлетворение биологических потребностей (Вилюнас, 1986). Поскольку настоящая работа является, по существу, продолжением этого исследования, реализующим те же методологические установки и преследующим аналогичные цели в отношении другого ее уровня — социально обусловленной мотивации человека, сформулируем в тезисах основные его положения и выводы. Они послужат отправным пунктом нижеследующего обсуждения мотивации человека, в частности, вопроса об ее качественном отличии от биологической мотивации, проиллюстрируют специфику подхода и характер получаемых в нем данных. 1. Постановка вопроса о психологических механизмах мотивации возможна только при условии принципиального отказа от параллелистической трактовки психического, которая под влиянием традиций позитивизма и, в частности, физиологических концепций продолжает сохранять прочные позиции в современной психологии, причем не обязательно в явно декларируемом виде. Несмотря на отсутствие конкретных представлений об онтологической природе психического, сам факт его возникновения в биологической эволюции и те функции, которые оно выполняет в приспособлении живых существ к изменчивой среде, свидетельствуют о том, что оно представляет собой качественно новый уровень взаимодействия регулятивных процессов, обеспечивающий выработку в конкретной ситуации индивидуально-гибких, т. е. генетически целиком незапрограммированных реакций; это функциональное назначение психическое осуществляет на основе целостного отражения ситуации и потенциально возможных в ней действий. 2. При данном понимании психического термин мотивация служит родовым понятием для обозначения всей совокупности факторов, механизмов и процессов, обеспечивающих возникновение на уровне психического отражения побуждений к жизненно необходимым целям, т. е. направляющих поведение на удовлетворение потребностей. На основе психического отражения регулируется не весь процесс удовлетворения биологических потребностей, а только те его звенья, которые предполагают активность в изменчивой среде и требуют ситуативной выработки реакций. 3. Взаимосзязанность как эволюционного развития, так и функционального обнаружения механизмов мотивации исключает отчетливое различение в сложной внутренне соподчиненной их системе отдельных структурных единиц, таких как «потребность», «мотив» и т. п. При наполнении такого рода теоретических категорий конкретным содержанием неизбежен, по крайней мере на современном уровне знаний о механизмах мотивации, элемент произвольности. 4. В процессе актуализации потребностей п порождении ими конкретных мотивационных побуждений можно выделить две основные фазы. Если потребность актуализируется при отсутствии в окружении соответствующего ей предмета, формируется специфическое состояние мотивационной установки, означающее потенциальную готовность к активной реакции в случае его появления. (При этом некоторые потребности субъективно отражаются в виде диффузного переживания неудовлетворенности, побуждающего поисковую активность.) Когда такой предмет появляется, к нему возникает эмоциональное отношение, которое, собственно, открывает субъекту по-требностную значимость предмета (в виде положительной или отрицательной оценки) и побуждает направить на него активность (в виде желания, влечения и т. п., см. Вилюнас, 1976). Принципиальное отношение между мотивацией и эмоциями передает обобщенное определение эмоций как субъективной формы существования проявления) мотивации. 5. В эволюционном развитии сложились две основные формы биологической мотивации. Филогенетически первичной форме инстинктивной мотивации свойственна фиксированность в наследственности как стимулов, побуждающих субъекта действовать, так и принципиального характера этих действий; при этом самим субъектом осуществляется приспособление инстинктивных действий к конкретным условиям наличной ситуации. Более совершенная форма онтогенетически развивающейся2 БОНДАР мотивации предполагает, наоборот, прижизненное выявление мотивацион-но значимых воздействий и способов ответа на них индивида. 6. Инстинктивно мотивируемое поведение отличается генетической раздробленностью на автономные сравнительно мелкие звенья, побуждаемые отдельными ключевыми раздражителями и лишь в последовательном (иногда — строго последовательном) выполнении приводящие к необходимому приспосо-бительному результату. Из-за этой особенности важную роль в обеспечении инстинктивного поведения играют специфические механизмы, отвечающие за связь и смену отдельных его звеньев. В самом об щем виде такие механизмы мотивационной пере стройки обнаруживаются как способность некоторых

воздействий изменить мотивационное отношение к другим воздействиям (в виде возникновения к ним эмоционального переживания или формирования мотивационной установки). Характер мотивационных перестроек определяет, в частности, содержание звеньев инстинкта, способ их смены и тип инстинктивного поведения в целом. Это универсальный механизм, проявляющийся и в более совершенных фор мах мотивации. 7. Онтогенетическое развитие мотивации в наиболее простом случае обеспечивается переключением эмоционального отношения к ключевым (безусловным) воздействиям на сопутствующие им в опыте индивида стимулы (механизм импринтинга). В более сложном случае мотивационного обусловливания, составляющего основу выработки условных рефлексов и являющегося главным механизмом онтогенетического развития мотивации, имеет место ситуативное развитие эмоционального отношения к безусловным воздействиям и избирательное закрепление эмоционального значения за важными для активности условиями и сигналами. Благодаря процессам обусловливания круг изначально (безусловно) мотивационно значимых воздействий в онтогенезе постепенно обрастает целой системой сигналов, приобретающих условное (производное от безусловного, но не совпадающее с ним) мотивационное значение. 8. В реальном поведении обе формы мотивации обычно проявляются вместе и взаимно дополняют друг друга. Характерным является случай сохранения в мотивации поведения общей схемы инстинкта, совершенствованной элементами приобретенной мотивации в пределах отдельных его звеньев, а также случай, когда приобретенная мотивация подготавливает возможность совершения некоторого инстинктивного акта. Наблюдающееся в филогенезе увеличение удельного значения приобретенной мотивации означает не отмену, а дальнейшее развитие изначальных инстинктивных побуждений, совершенствование способа их осуществления. В акте формирования новых мотивационных отношений инстинктивная (унаследованная) мотивация присутствует в качестве подкрепляющего (безусловного) фактора, что означает осуществление ею контроля за общим направлением онтогенетического развития мотивации и в конечном счете за определяемым этим развитием поведением. Аффект означает возвращение к инстинктивной форме мотивации в случае, если такое более совершенное поведение не обеспечивает необходимого результата. 9. Возникновение субъективного побуждения к цели обычно означает начало сложного процесса ситуативного развития мотивации, в результате которого оценивается возможность и определяется способ достижения необходимого результата. Этот мотивационный процесс сопряжен с обследованием условий предстоящей деятельности и обеспечивается, в частности, взаимодействием возникающих при этом ситуативных эмоций, направленных на значимые обстоятельства активности и формирующих промежуточные цели. Из этих положений, характеризующих биологическую мотивацию, пожалуй лишь вывод о формах актуализации потребностей, т. е. о том, что мотивация на уровне субъективного отражения презентируется установками и эмоциональными отношениями, может быть без специального обсуждения заимствован для характеристики мотивационной сферы человека на правах универсальной особенности психического. По существу, он происходит из феноменологии переживаний человека и, наоборот, заимствован оттуда для характеристики мотивационной сферы животных (см. "Вилюнас, 1986. С. 91—92). Что касается других, более специфических характеристик биологической мотивации, то вопрос об их отношении к мотивации человека требует исследования. Ясно, что они должны быть свойственны человеку в той мере, в какой он продолжает оставаться биологическим существом и поэтому, например, испытывает все усиливающиеся неприятные переживания при перегрузке некоторой группы мышц, побуждающие к тому, чтобы дать им покой, начинает при этом учащенно дышать и испытывает тоже неприятное чувство удушья, если в кровь не поступает необходимое количество кислорода и т. п. Но известно и другое: что такого рода биологические побуждения не играют ведущей роли в жизни человека,

обычно подчиняясь более высокому уровню социально обусловленной мотивации. Так, значительная часть жизни спортсмена может быть посвящена достижению именно того, чтобы упомянутые переживания утомления и удушья возникали как можно позже, г. возникнув, не препятствовали бы действовать вопреки следующим из них побуждениям. Обсуждение взаимоотношения обоих уровней мотивации невозможно без постановки вопроса о том, что представляет собой специфически человеческая мотивация, что она унаследовала от мотивации биологической и чем от нее отличается.

БОНДАР

Глава 1 ЯВЛЕНИЕ СОБСТВЕННО ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ МОТИВАЦИИ

Положение о том, что собственно человеческая мотивация качественно отличается от мотивации биологической и к ней несводима, является для советской психологии основополагающим и нуждается не столько в доказательстве, сколько в уточнении того, в чем это отличие заключается. Для обсуждения этой проблемы целесообразно сначала ознакомиться с теми фундаментальными изменениями в отражении окружающего мира, происшедшими в результате культурно-исторического развития психики, которые создают особые условия для формирования и проявления мотивационных процессов у человека. Отметим наиболее важные в этом отношении качества, характеризующие отражение действительности в социально развитой психике.

СПЕЦИФИКА ОТРАЖЕНИЯ В ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПСИХИКЕ

Согласно позициям советской психологии уже на уровне животных психически отражается не столько сама по себе стимуляция, инициирующая акты отражения и вызывающая субъективные впечатления различной модальности, сколько опыт индивида в отношении воспринимаемой ситуации, открывающий то, как эта стимуляция -способна измениться и какими действиями ее можно изменить. Именно этот опыт, существующий в виде навыков, умений, ожиданий, когнитивных схем и т. п., а не актуализирующие его внешние и внутренние воздействия, является главной детерминантой, определяющей содержание психически регулируемой активности. Каким богатым ни был бы индивидуальный, а также видовой, передаваемый генетически опыт био логического индивида, он ни в каком отношении не может сравниться с беспрерывно накапливающимся опытом всего человечества, являющимся источником и основой развития процессов психического отраже ния в условиях общества. Присвоение этого опыта отдельным человеком, продолжающееся на протя жении всей жизни, вооружает его уже не только комплексом чувственных представлений о ближайшей среде и возможностях ее непосредственного преобра зования, но взаимосвязанной и обобщенной системой знаний о всем мире, скрытых его свойствах, проис ходящих в нем взаимодействиях и т. п. В советской психологической литературе эта си стема присваиваемых представлений, в которой неиз бежно локализируется и содержательно обогащается все отражаемое, в последние годы стала обобщенно называться «образом мира» (Зинченко, 1983; Леонть- ев, 1979; Петухов, 1984; Смирнов, 1983, 1985). Общий тезис, разрабатываемый в этих работах, утверждает, что «главный вклад в процесс построения образа предмета или ситуации вносят не отдельные чув ственные впечатления, а образ мира в целом» (Смир нов, 1981. С. 24). Важнейшую роль в процессе присвоения челове ком опыта социального происхождения, постепенно складывающегося во все более сложный «образ ми ра», играет язык. Сам язык—его морфология, отра жающая принципиальное строение и всеобщие фор мы объективных взаимоотношений, система взаимо связанных понятий, обозначающих в действительно сти иерархию явлений и отношений между ними раз личной степени обобщенности и др.—представляет собой концентрированный продукт общественно-исто рического опыта, накапливающий наиболее сущест венные и отстоявшиеся в широком практическом применении его элементы (см. Выготский, 1982; Леонтьев, 1963; Лурия, 1979). Усвоенный язык—это уже расширенный, целостный и упорядоченный «об раз мира», в котором при помощи понятийной иден тификации узнаются непосредственно-чувственно от ражаемые явления и ситуации. Разумеется, язык не является единственным источником формирования человеческого «образа мира», задавая только своего

рода каркас, остов такого образа, который постепен но наполняется более дифференцированным и отто ченным содержанием на основе присвоения специаль ных знаний (при помощи того же языка и других знаковых систем), опыта, овеществленного в создан ных человеком предметах и формах действий с ними, передаваемого средствами искусства, и др. Психическое отражение в результате опосредст- вования присвоенным социальным опытом приобре тает ряд новых качеств. А. Н. Леонтьев по этому по воду писал: «Животные, человек живут в предмет ном мире, который с самого начала выступает как четырехмерный: он существует в трехмерном про странстве и во времени (движении)....Возвращаясь к человеку, к сознанию человека, я должен ввести «еще одно понятие — понятие о пятом квазиизмере нии, в котором открывается человеку объективный мир. Это—«смысловое поле», система значений» (1979. С. 4—5). Речь идет о том, что явления, отра жаемые человеком, как правило, категоризуются, на зываются, т. е. идентифицируются не только по чув ственным параметрам, но и в системе значений. Это автоматически локализует их в «образе мира», от крывая все множество свойственных им особенно стей: происхождение, функциональные качества, скрытые связи, дальнейшую судьбу и т. п. Отвечая на вопросы ребенка «Зачем это в каждую черешню кладут косточку?», «Зачем снег на крыше? Ведь по крыше не катаются ни на лыжах, ни в санках?» (Чу ковский, 1966. С. 124), взрослый в развернутой форме объясняет то, что при восприятии этих явлений ему открывается сразу как само собой разумеющееся: откуда снег, как он попадает на крыши и др. «Образ мира» ребенка такой информации еще не содер жит, тем не менее он уже существует, активно проявляется и наделяет воспринимаемые явления развлекающими взрослого качествами: снег специально для того, чтобы кататься, черешня — чтобы есть и т. п. Таким образом, опосредствованность отражения системой присваиваемых знаний предельно расширяет границы отражаемого содержания, делая их независимыми от параметров реально воспринимаемой ситуации и отодвигая до границ общечеловеческого познания, вернее, до пределов того, что из этого по знания известно конкретному человеку. Одно из по следствий наличия «квазиизмерения» значений со- стоит в том, что оно практически снимает ограниче ния с отражения пространственно-временных измере ний действительности. Знакомясь с историей, человек легко переносится в мыслях через века и в любое изображаемое место, с астрономией—через чувствен но невообразимые отрезки времени и пространства. Столь же свободно он способен представлять собы тия, возможные в самом отдаленном будущем. По добных отвлечении от наличной ситуации, хотя и не столь внушительных, требуют и повседневные дела, осуществляя которые человек обычно без заметных усилий контролирует как предшествовавшие приго товления к ним, так и будущие более или менее от даленные последствия. И в этом случае простран ственно-временные параметры отражаемого содержа ния определяются не внешней стимуляцией, а «обра зом мира», вернее, той его частью, которая может быть названа «образом своей жизни». Наряду с изменением физических измерений со держание человеческой психики существенно расши ряется также по линии отражения самых различных внутренних соотношений и взаимодействий, обнару живающихся во всем диапазоне пространственно-вре менной протяженности. «Квазиизмерение» значений несомненно следует представлять многомерным, пе редающим принципиально различные характеристики. объективной действительности: классификационные, атрибутивные, вероятностные, функциональные и т. п. Для понимания изменений в мотивационной сфере человека особенно важен тот качественный скачок, который произошел в отражении причинно-следствен-ных отношений. Основной феномен состоит здесь в том, что любое явление, отражаемое человеком, кро ме других более или менее общих характеристик по лучает, как правило, еще и интерпретацию с точки зрения отношений детерминизма: все существующее отражается как следствие определенных причин, обычно целого разветвленного их комплекса, и в свою очередь как причины ожидаемых изменений. Стремление к выяснению причинной обусловленности явлений настолько характерно человеку, что-

можно говорить о присущей ему склонности видеть все в мире непременно детерминированным. Как писал А. И. Герцен, «людям так свойственно добираться до причины всего, что делается около них, что они лучше любят выдумывать вздорную причину, когда настоящей не знают, чем оставить ее в покое и не заниматься ею» (1958. С. 206). Это проявляется как в утверждениях ребенка о том, что облака делаются паровозами, ветер—деревьями, так и в заполнении взрослыми белых пятен в познании причинных отношений такими объяснительными конструктами, как судьба, колдовство, космические влияния и т. п. Процессы отражения в условиях наличия упорядоченных представлений об окружающей действительности и своем месте в ней приобретают особенности человеческого сознания, представляющего собой высшую форму отражения (см. Шорохоза, 1961; Nuttin, 1955). Можно думать, что именно глобальная локализация отражаемых явлений в «образе мира», обеспечивающая автоматизированную рефлексию человеком того, где, когда, что и зачем он отражает и делает, составляет конкретно-психологическую основу осознанного характера психического отражения у человека. Осознавать—это значит отражать явление «прописанным» в главных системообразующих параметрах «образа мира» и иметь возможность в случае необходимости уточнить его более детальные свойства и связи. Описание и уточнение упомянутых и ряда других особенностей отражения в человеческой психике требуют обозначения процессов их формирования. Отметим наиболее важные в этом отношении положения. Знания и умения, отложившиеся в языке и других формах общественно-исторического опыта, не могут быть переданы человеку непосредственно; для их присвоения он должен быть вовлечен в специально направленную деятельность, определяемую другими людьми или овеществленными продуктами этого опыта и воспроизводящую такие способы преобразования предметного мира (или его знаковых эквивалентов), в результате которых выявляются новые и все более сложные его свойства. Именно деятельность, вступающая в практический контакт с внеш ней действительностью, деятельностью других людей и ее продуктами, снимает своей формой и составом первую копию с различных образующих предметного мира, которая впоследствии в результате многократ ного проигрывания, сворачивания и перехода во внут ренний план становится основой для психического отражения этих образующих (см. Гальперин, 1959, 19666; Леонтьев, 1972, 1975; Ломов, 1981). Не вдаваясь здесь в детальное обсуждение идеи о деятельностном происхождении человеческой психики, подчеркнем, что она вытекает из заложенной И. М. Сеченовым (1953) рефлекторной концепции психического (см. Веккер, 1974. Гл. 3; Ярошевский, 1981. Гл. 5), объясняющей субъективное отражение внутренним выполнением тех действий, которые сло жились в практической деятельности с отражаемыми предметами. Качественные отличия между дочелове- ческим и человеческим уровнями психического отра жения объясняются не различиями в принципиальном способе формирования этих уровней (поскольку в обоих случаях отражение является свернутым про дуктом сложившихся в практике форм активности), а различиями между формирующими эти уровни процессами — поведением животных, испытывающих внешний мир возможностями индивидуального орга низма, и деятельностью человека, испытывающего этот мир на основе опыта и средствами, накоплен ными многими поколениями людей. Ряд особенностей психики человека связан с тем, что при присвоении им нового опыта происходит по стоянное сокращение изначально развернутых про цессов деятельности во все более и более сжатые и автоматизирующиеся ее формы. Особенно важно, что наряду с исчезновением из деятельности многочисленных повторений, поисковых, пробных или уточняющих действий происходит постепенное сокращение внешне-исполнительных ее элементов, и в итоге субъект получает возможность ее совершения исключительно во внутреннем плане, мысленно. Этот интимнейший в формировании психического и во многих аспектах таинственный феномен «вращивания» содержания деятельности во внутренний план получил название интериоризации: «Интериоризацией на-

зывают, как известно, переход, в результате которого внешние по своей форме процессы с внешними же, вещественными предметами преобразуются в процессы, протекающие в умственном плане, в плане сознания; при этом они подвергаются специфической трансформации—обобщаются, вербализуются, сокращаются и, главное, становятся способными к дальнейшему развитию, которое переходит границы возможностей внешней деятельности» (Леонтьев, 1975. С. 95; см. также: Гальперин, 1966а).

ВОЛОДЬКО

Именно сокращение и интериоризация изначально развернутой деятельности создают возможность присвоения человеком практически неограниченного объема знаний. В более конкретном описании это обеспечивается тем, что нечто, требовавшее на первых этапах овладения полной отдачи и продолжи-тельных усилий субъекта, впоследствии отражается легко и бегло в виде понятий, идей, умений, понима-ния и других форм человеческого отражения, кото-рым свойственна минимальная выраженность изначально-процессуального и максимальная—результативно-содержательного моментов. В таком итоговом выражении новосформированные элементы опыта могут сравниваться, обобщаться, всевозможно «испытываться» друг другом, т. е. использоваться в дальнейшей активности присвоения уже в качестве ее объекта или средства. Это создает возможность формирования более сложных, обобщенных и опосредствованных «единиц» опыта, которые тоже переходят (после соответствующей отработки и интериоризации) в результативную форму спонтанно понимаемых значений, принципов, идей, используемых в свою очередь для формирования обобщений еще более высокого уровня, и так далее. Своего рода накопителем для таких многоступенча тых переходов из развернутой в свернутую, из внеш ней во внутреннюю форму деятельности и является индивидуальный «образ мира», представляющий со бой конечный упорядоченный продукт присвоения человеком знаний об объективной действительности и себе. Как отмечалось выше, локализованность отра жаемых явлений в «образе мира» составляет один из главных признаков сознательного отражения действительности. Данные о развитии способности осо знания в онтогенезе свидетельствуют о том, что из начально она тоже проходит стадию развернутого процесса, направляемого взрослым (или затем самим человеком) при помощи вопросов типа: «Что это значит?», «Зачем ты это говоришь?», «К чему это может привести?». Решение таких вопросов, способ ствующее рефлексии явлений во все более широком контексте отчета о происходящем, как и всякие дру гие действия при повторении в сходных условиях, сокращается и автоматизируется, и, став своего рода операцией узнавания явлений в системе «образа ми ра», обеспечивает возникновение феноменов созна тельного отражения. Таким образом, деятельностная интерпретация позволяет охарактеризовать сознание с конкретно-психологической стороны как свернутую форму когда-то освоенных действий по локализации отражаемых явлений в «образе мира», как навык идентификации этих явлений в упорядоченной системе знаний. Спонтанность и мгновенность осознания хорошо знакомых явлений создают впечатление полной авто-матизированности этого процесса, его независимости от активности субъекта. Однако это не совсем так. Как известно, не все человеком отражается с одинаково полной развернутостью содержания, характеризующего воспринимаемое явление. Наиболее детально и отчетливо отражается то, что оказывается в «фиксационной точке», «фокусе» психического обра за, что воспринимается в качестве «фигуры» на со ставляющем «периферию» сознания «фоне», иначе говоря, на что направлено внимание субъекта. Способность внимания улучшать качество отра жаемого содержания часто рассматривалась наибо лее существенной его чертой и выносилась в определения, характеризующие его как «состояние, которое сопровождает более ясное восприятие какого-нибудь психического содержания» (Вундт, 1912. С. 178), «обеспечивает нашему умственному труду лучшие результаты» (Титченер, б. г. С. 223). С. Л. Рубинштейн по этому поводу писал: «Внимание обычно феноменологически характеризуют избирательной направленностью сознания на определенный предмет, кото-