Глава 36. Общая характеристика 3 страница

Главное для Диккенса в этом романе – показать возможность нравственного перерождения человека. Трагедия Домби – трагедия социальная, и выполнена она в бальзаковской манере: в романе показаны взаимоотношения не только человека и общества, но человека и материального мира. Чем меньше общество влияет на человека, тем человечнее и чище он становится. Немалую роль в моральном перерождении Домби суждено было сыграть Флоренс. Ее стойкость и верность, любовь и милосердие, сострадание к чужому горю способствовали возвращению к ней расположения и любви отца. Точнее, Домби благодаря ей открыл в себе нерастраченные жизненные силы, способные «сделать усилие», но теперь – во имя добра и человечности.

Значительно усложнилась повествовательная манера писателя. Она обогатилась новой символикой, интересными и тонкими наблюдениями. Усложняется и психологическая [559] характеристика героев (миссис Скьютон, Эдит, мистер Домби, миссис Токе), расширяется функциональность речевой характеристики, дополненной мимикой, жестами, возрастает роль диалогов и монологов. Усиливается философское звучание романа. Оно связано с образами океана и реки времени, впадающей в него, бегущих волн. Автором проводится интересный эксперимент со временем – в повествовании о Поле оно то растягивается, то сужается, в зависимости от состояний здоровья и эмоционального настроя этого маленького старичка, решающего отнюдь не детские вопросы.

Совершенствуется мастерство Диккенса-карикатуриста. Каркер с его безупречными белыми зубами напоминает кота с мягкой поступью, острыми когтями и вкрадчивой походкой. Гордость мистера Домби подчеркивается походкой, позой, манерой держаться и разговаривать, а также общаться с окружающими. В речи майора Бэгстока доминируют одни и те же выражения, характеризующие его как сноба, подхалима и бесчестного человека. Но, пожалуй, высшим достижением Диккенса-психолога является сцена бегства Каркера после объяснения с Эдит. Каркер, победивший Домби, неожиданно оказывается отвергнутым ею. Его козни и коварство обратились против него самого. Его мужество и самоуверенность сокрушены: «Гордая женщина отшвырнула его, как червя, заманила в ловушку и осыпала насмешками, восстала против него и повергла в прах. Душу этой женщины он медленно отравлял и надеялся, что превратил ее в рабыню, покорную всем его желаниям. Когда же, замышляя обман, он сам оказался обманутым, и лисья шкура была с него содрана, он улизнул, испытывая замешательство, унижение, испуг». Бегство Каркера напоминает бегство Сайкса из «Оливера Твиста», но там в описании этой сцены было много мелодраматизма. Здесь же автором представлено огромное разнообразие эмоциональных состояний героя. Мысли Каркера путаются, реальное и воображаемое переплетаются, темп повествования убыстряется. Он подобен то бешеной скачке на лошади, то быстрой езде по железной дороге. Каркер передвигается с фантастической скоростью, так, что даже мысли, сменяя в его голове одна другую, не могут опередить этой скачки. Ужас быть настигнутым не покидает его ни днем, ни ночью. Несмотря на то что Каркер видит все происходящее вокруг него, ему кажется, что время настигает его. [560]

В передаче движения, его ритма Диккенс использует повторяющиеся фразы: «Снова однообразный звон, звон бубенчиков и стук копыт и колес и нет покоя».

Мастерство портретных и психологических характеристик очень высоко в «Домби и сыне», и даже комические второстепенные персонажи, лишившись гротескных и комических черт, свойственных героям первого периода, стали хорошо знакомыми нам людьми, которых мы могли бы выделить в толпе.

Третий период творчества Диккенса открывается романом «Дэвид Копперфилд» (1850). Это рассказ о становлении писателя, однако он не должен восприниматься как автобиографический. Он очень гармоничен и по композиции, и по манере письма. Страницы, посвященные детству и юности героя, остаются лучшими в мировой литературе, ибо они дают истинную картину внутреннего мира ребенка и юноши. Диккенс впервые обращается к миру детства. Но его образы детей, глубоко несчастных, лишенных заботы и тепла, нарисованы с разной степенью убедительности. Однако глубина психологических характеристик в «Домби и сыне» привела Диккенса к созданию духовного мира ребенка и юноши уже на другом, более сложном уровне в романе «Дэвид Копперфилд». Дэвид Копперфилд видит несправедливость и борется с ней, обретает друзей и союзников. Познавая Жизнь и других людей, Дэвид открывает себя, нисколько не скрывая от читателя противоречий своей натуры. Главное в характере Дэвида – его неиссякаемая вера в людей, в добро, справедливость. Носителями этого добра и справедливости становится для него семья его няни Пегготи и бабушка Бетси Тротвуд. В романе показано несколько методов воспитания: система отчима Дэвида мистера Мэрдстона, система Крикла – бывшего торговца хмелем, ставшего директором школы для мальчиков, и система Бетси Тротвуд. Проблемы воспитания и образования занимают в этом романе значительное место. Они связаны с процессом формирования личности, ее нравственных качеств. Рассказ Дэвида обращен к прошлому, к его детству, а картины детства нарисованы с помощью образного детского мышления. Вот почему здесь преобладают зрительные живописные портреты – красные щеки Пегготи настолько поражают Дэвида, что он удивляется, почему их не клевали птицы вместо яблок. Бело-черно-коричневое лицо и пустые глаза Мэрдстона – это краткая [561] характеристика героя, ненавистного Дэвиду, поскольку тот жесток и бессердечен и считает ребенка обузой.

Система Крикла весьма своеобразна, хотя она мало отличается от системы Сквирса. Сам Крикл «ничего не знает, кроме искусства порки, и более невежествен, чем самый последний ученик в школе». И Мэрдстон и Крикл вызывают у Дэвида неприязнь и отвращение. Их методы воспитания античеловечны и антигуманны. Бетси Тротвуд хочет сделать Дэвида человеком добрым и полезным для общества. Дэвид видит в ней воплощение добра, справедливости, хотя это скрыто под маской внешней суровости.

В «Дэвиде Копперфилде» Диккенс анализирует причины нравственного несовершенства людей, их морального уродства. Два образа – Урия Хип и Стирфорт, принадлежащие к различным типам социальной структуры, оказываются живыми иллюстрациями суждения Диккенса о несовершенстве системы образования и общественных отношений. Оба терпят фиаско, судьбы обоих искалечены, хотя и по разным причинам. Стирфорт – аристократ, которому было все дозволено еще в школе Крикла, где он пользовался свободой и самостоятельностью; в жизни он – сноб, считающий свое происхождение оправданием самых неблаговидных поступков. Урия Хип, получивший образование в школе для бедных,- также жертва воспитания. Он угодничает, раболепствует и низкопоклонничает, по натуре отвратителен, мстителен, жесток, низок.

Дэвид временами забывает рассказывать о себе, о своих переживаниях, впечатлениях, но читатель замечает серьезные изменения в характере повествовательной техники Диккенса. Его мышление формируется вместе с созреванием его писательского таланта, развитием наблюдательности и умения анализировать. Великолепны комические персонажи романа, среди которых необходимо отметить доброго чудака мистера Дика, словоохотливого краснобая и неудачливого дельца Микоубера. Глубокое проникновение во внутренний мир персонажа усиливается повествованием от первого лица.

В 50-е годы формируются общественные взгляды Диккенса, связанные с реформой образования и системы помощи беднякам. В письмах к друзьям он сообщает о своем намерении добиваться открытия воскресных [562] школ для бедняков, сам руководит их открытием и помогает вместе с Булвером-Литтоном начинающим литераторам. В начале 50-х годов Диккенс сыграл роль молодого аристократа XVIII в. Уилмота в пьесе Булвера-Литтона «Мы не так плохи, как кажемся», пробовал свои силы в оперетте «Деревенские красотки», а также в комедии «Странный джентльмен», написанной им на сюжет «Очерков Боза».

Однако театральная деятельность Диккенса актера и автора не могла затмить его славы романиста. В этот период им были созданы лучшие его социальные романы, составляющие как бы своеобразную трилогию – «Холодный дом», «Тяжелые времена», «Крошка Доррит».

«Холодный дом» был закончен Диккенсом в 1853 г., вначале печатался отдельными выпусками. Иллюстрировал роман известный художник Фиц (X. Н.Браун). Год спустя появился первый русский перевод романа. В предисловии к этому произведению Диккенс утверждал, что «скаредному обществу полезно знать о том, что именно происходило и все еще происходит в судейском мире, поэтому... все написанное на этих страницах о Канцлерском суде – истинная правда и не грешит против правды». Вместе с тем автор указал, что в «Холодном доме» он намеренно подчеркнул романтическую сторону будничной жизни. Даже исходя из этих лаконичных высказываний автора, можно предположить, что в романе две сюжетные линии. Одна из них – Канцлерский суд с разбором бесконечно долгой тяжбы «Джарндис против Джарндиса», вторая сюжетная линия связана с историей Эстер Саммерсон, незаконной дочери леди Дедлок. Однако все сюжетные линии сходятся к Канцлерскому суду, который является не просто центром повествования, но как бы своеобразным действующим лицом, влияющим на судьбу других героев. Все персонажи романа так или иначе связаны с Канцлерским судом и тайной леди Дедлок. Композиция произведения хотя и сложна, но удивительно гармонично сочетает различные повествовательные пласты – сатирические сцены, воссоздающие «облик» суда – «зловреднейшего из старых грешников», и таинственные загадочные эпизоды, выполненные в лирическом ключе. Не случайно первая глава романа называется «В канцлерском суде». Она сразу вводит читателя в атмосферу волокиты, бюрократизма и социальной несправедливости, [563] задает тон всему повествованию и раскрывает перед читателем облик главного героя – Канцлерского суда, являющегося оплотом беззакония и беспорядка.

Вторая глава вводит читателя в не менее удручающую атмосферу, связанную с второй героиней романа – леди Дедлок. Название этого эпизода – «В большом свете». «И большой свет, и Канцлерский суд,- пишет Диккенс,- скованы прецедентами и обычаями: они как заспавшиеся Рипы ван Винкли, что и в сильную грозу играли в странные игры; они, как спящие красавицы, которых когда-нибудь разбудит рыцарь, после чего все вертелы в кухне, теперь неподвижные, завертятся стремительно... Если Канцлерский суд «завяз» в тумане, то усадьба леди Дедлок утонула в потоке бесконечных ливней. В этом романе Диккенса метафоры и символы играют большую роль, подчеркивая замысел автора говорить правду о вещах неприятных, но необходимых.

В романе два рассказчика. Повествование ведется то от третьего лица, то от лица Эстер Саммерсон. Первое повествование саркастически-насмешливое, сатирическое, оно выполнено в резких и серых тонах, другое – в мягких, лирических, пастельных. Рассказ Эстер непосредствен, прост, но он отличается от рассказа Дэвида Копперфилда. Детские воспоминания Эстер скупы и высказаны в торопливой манере. Ее воспитывала никогда не улыбающаяся добродетельная тетка, вскоре умершая и передавшая ее под опеку Джарндиса, хозяина «Холодного дома». В отличие от Дэвида, Эстер замкнута, робка, ее единственный друг – кукла, которую она хоронит при отъезде в пансион.

В этом романе предельно сокращены названия глав, но они подчеркивают суть содержания, останавливая внимание читателя на самом важном, критически осмысляемом автором. Таковы, например, названия глав: «Телескопическая филантропия», «В Канцлерском суде», «В большом свете», «В Одиноком Томе» и т. д. Значительное число глав представляют собой страницы дневника Эстер и так и называются – «Повесть Эстер». «Одинокий Том» – это район трущоб, где ютятся бедняки, страшное, гнилое место. Всякий стремится поскорее выйти из него на солнце, на чистый воздух. Диккенс с негодованием рисует ужасающую картину нищеты и невежества, ложившихся несмываемым пятном на процветающую нацию. Неотъемлемая и необходимая [564] часть «Одинокого Тома» – мальчик Джо, портрет которого нарисован Диккенсом лаконично и выразительно: «Доморощенная грязь оскверняет его, доморощенные паразиты пожирают его, точат его доморощенные болезни, покрывают его домотканные отрепья: отечественное невежество – порождение английской почвы и английского климата – так принизило его бессмертную природу, что он опустился ниже зверей, обреченных на погибель. Он не принадлежит ни к какой среде, ему нет места ни в каком мире – ни в зверином, ни в человеческом». Описание смерти маленького Джо, так и не узнавшего грамоты и не написавшего своего имени и фамилии,- одна из сильнейших страниц в творчестве Диккенса – обвинительный приговор обществу, считающему себя прогрессивным и демократическим. Первый роман социальной трилогии писателя, начавшийся с обвинительного приговора Канцлерскому суду, поставил не менее острые социальные вопросы, которые обсуждались в то время в печати, и Диккенс-гуманист не мог пройти мимо тяжелого положения трудящихся масс. Его социальное зрение стало беспощаднее и острее, он начал подходить к пониманию несовершенства окружающего его мира, наметив пути художественного воссоздания действительности. Писателя по-прежнему волновали нравственные проблемы. От осуждения отдельных типов героев он перешел к критике целых буржуазных институтов, составляющих оплот нации,- судопроизводства, народного образования. Буржуазная филантропия не раз становилась предметом насмешек в романах Диккенса. В «Холодном доме» заокеанская благотворительность миссис Джеллиби оценивается автором негативно и рассматривается как большое зло. Дети самой миссис Джеллиби не умыты, неряшливо одеты, они не знали материнской заботы, так как их мать целиком посвятила себя благотворительной деятельности.

Совсем другие отношения связывают Эстер и ее опекаемых – Чарли, семью кирпичника. Здесь нет фальши и лицемирия, а лишь желание искренне помочь людям, попавшим в беду. Заболевшую Чарли окружают нежной заботой и уходом во время болезни, не сетуют на то, что оспа заразительна, хотя в конце концов Эстер заболевает сама. Значительно расширяется круг положительных героев романа: появляется новый персонаж из среды буржуазии – Раунсэвелл, который с пониманием [565] относится к нуждам рабочих и те платят ему уважением и благодарностью. Исследуя корни зла, Диккенс все чаще апеллирует к доброму началу в человеке.

Как и в предшествующих романах, Диккенса интересует внутренний мир персонажа, его эмоциональный настрой. Надменность и высокомерие аристократов Дедлоков были защитной броней, ограждавшей их от ударов жизненных обстоятельств. Но известие о внебрачном ребенке леди Дедлок совершенно потрясает ее мужа, сэра Лестера. Даже предки сэра Лестера не в состоянии воззвать к его фамильной чести и заставить его мужественно перенести удар. Характерно, что подобные сильные потрясения переживают персонажи, отличающиеся крайней сдержанностью и холодностью. Перемена в их облике, манерах и поведении тем более разительна.

Если рассматривать в хронологическом порядке все произведения Диккенса, то легко объяснить логическую связь между ними. Проблематика одних произведений Диккенса перекликается с тематикой других, последующих его творений, причем она более тщательно и глубоко разрабатывается. Это относится и к роману Диккенса «Тяжелые времена» (1854).

Здесь Диккенс вплотную подошел к основному конфликту эпохи – конфликту между предпринимателями и рабочими. Роман явился как бы художественным дополнением к монографиям о чартизме, к трактатам Карлайля «Чартизм» и «Прошлое и настоящее».

Диккенс по-прежнему придерживался идеи мирного разрешения острейших противоречий современности. Причем эти взгляды сочетаются в романе с ярко выраженной критикой мальтузианства, бентамизма, утверждавших целесообразность эгоизма и всякого действия, приносящего материальную выгоду. Названия частей романа («Сев», «Жатва» и «Сбор в житницы») подчеркивают замысел автора продемонстрировать все буржуазные политэкономические теории в действии. Социальные и экономические вопросы отражаются и тесно переплетаются и в композиции, и в системе действующих лиц. С одной стороны, в романе показан класс предпринимателей и их теоретиков (Грэдграйнд и Баундерби), с другой – рабочие. Томас Грэдграйнд нарисован Диккенсом в сатирических тонах. У него «квадратный сюртук, квадратные ноги, квадратные плечи, квадратный палец». Теория, в соответствии с которой он [566] воспитывает всех детей, включая и собственных,- только факты. За ними он не видит человека, и получается, что его теория обращена к неодушевленным предметам: «Вооруженный линейкой и весами, с таблицей умножения в кармане, он всегда готов был взвесить и измерить любой образчик человеческой природы и безошибочно определить, чему он равняется».

Система Грэдграйнда оказывается пагубной прежде всего для его детей Луизы и Тома. Но и сам Грэдграйнд утратил все человеческое. Не случайно Диккенс сравнивает его с «начиненной фактами пушкой, готовой одним выстрелом выбить детей за пределы их детства».

Мистер Баундерби – закадычный друг Грэдграйнда, их связывает отсутствие естественных человеческих чувств – они «практические люди». Мир, в котором живут Грэдграйнды и Баундерби, заполнен злыми карикатурами. Дом Баундерби, известного богача, называется «Каменный Приют». Тем самым подчеркивается его холодность, отсутствие в нем семейного тепла и уюта.

Несмотря на нелепость, карикатурность и гротескность портретов героев, занимающих господствующее положение, они не производят впечатление значительности, порой даже жизненного правдоподобия. Диккенс нарочито сгущает краски, чтобы высказать свое отношение к теории, уничтожающей не только воображение, но и все человеческое и порождающей не общественную пользу, а зло и несостоятельность общества.

Иным представлен мир рабочего Стивена Блекпула. Тяжелая беспросветная жизнь с женой, опустившейся, вечно пьяной женщиной, не убила в нем доброты, человечности, умения понимать людей и сочувствовать им. Его отношение к Рейчел показывает, на какое сильное и нежное чувство способен этот видевший столько горя человек. Умирая, он непрестанно повторяет ее имя и счастлив уже потому, что его возлюбленная находится рядом с ним. Диккенс с удивительной чуткостью и знанием жизни подмечает в рабочем человеке отсутствие угодливости и покорности при общении с промышленником. Стивен исполнен достоинства и самоуважения, разговаривая с Баундерби. В рабочей массе писатель видит страшную силу, готовую все крушить на своем пути, хотя он не может не признать высоких моральных качеств простых тружеников. Философия фактов не выдерживает проверки жизнью. Именно жизнь наказывает [567] «непутевого» Тома, окончательно погубившего себя, именно жизнь делает одинокой и Луизу.

Диккенс всегда с большой симпатией изображал актеров, бродячих комедиантов. Здесь также представлена цирковая труппа Слири, где господствуют совсем другие законы, недоступные воздействию философии цифр и фактов. Косноязычный Слири любит Сесси как родную дочь, он даже оказывает помощь Тому, когда тот спасался от полицейской погони и не захотел взять от Грэдграйнда никаких денег. Он прежде всего заботился о своей труппе, о семьях циркачей.

Начав с постановки социальных и нравственных проблем, Диккенс в конце романа, в части, озаглавленной «Сбор в житницы», останавливается на нравственной стороне проблемы неблагополучия в обществе. Новое в этом романе заключается в том, что писатель доказывает несостоятельность буржуазных теорий и реформ в силу их нравственной ущербности, калечащей людей. Тем самым он признает, что жизнь гораздо богаче, сложнее и непредсказуемее самых совершенных теорий, она вносит в них свои коррективы, заставляет понять пагубность многих реформистских иллюзий. Показательно, что в этом романе Диккенс иначе называет главы. Чаще всего они названы именами действующих лиц или будоражат воображение читателя обещанием какой-то тайны или приключения, но, в отличие ранних романов писателя, они не содержат намека на происходящее. По своей структуре и композиции роман более упорядочен, более лаконичен и компактен, чем предшествующие. Социальный критицизм Диккенса совершенствуется и принимает более выразительные художественные формы.

Заключительную часть трилогии составляет «Крошка Доррит». Это, пожалуй, самое пессимистическое произведение Диккенса из всех написанных им в третий период творчества. Зловеще место действия (тюрьма Маршалси), трагичен сам конфликт романа, построенный на безжалостном преступлении, поставившем под удар многие судьбы. В этом романе сатирические картины, воссоздающие Министерство Волокиты и мир Полипов, оставляют тягостное впечатление. Не случайно современники Диккенса отнеслись к этому роману не так восторженно, как к предыдущим, посоветовав его автору вновь обратиться к светлым комическим сторонам своего таланта. Однако и здесь Диккенс-гуманист верит [568] в конечное торжество добра и справедливости, хотя и при одном условии: если силы добра обьединятся, чтобы разоблачить зло и его носителей. Артуру Кленнэму никогда не удалось бы разобраться в хитросплетениях доводов и наветов Министерства Волокиты, если бы ему не помогали верные и надежные друзья.

Если в «Холодном доме» механизм Канцлерского суда был представлен в действиях восемнадцати клерков, вскакивающих при появлении начальства в одно и то же время, то царство Полипов в «Крошке Доррит» выглядит еще более устрашающим, так как Полипы существуют всюду; они разных рангов и калибров и представляют зловещую силу инерции и консерватизма. Самые страшные из рода Полипов – это мелкие Полипы: «...они забивали повестку всякой чепухой, не оставляя места для того, что желали бы предложить другие, они оттягивали рассмотрение неприятных вопросов до конца заседания или до конца сессии, а потом со всем пылом добродетельных патриотов принимались вопить, что время упущено; они послушно разъезжали по стране и на всех перекрестках клялись, что лорд Децимус спас торговлю от столбняка, а промышленность от паралича, что он удвоил запас зерна и учетверил запасы сена и предотвратил исчезновение из банковских подвалов несметных количеств золота».

Консолидация общественного зла реализуется Диккенсом в его поздних романах в громоздких гротесковых изображениях персонажей, дающих коллективный портрет социального неблагополучия и ущербности нации.

В 60-х годах общественная программа Диккенса по-прежнему ориентирована на простой народ. Эта мысль была высказана им в речи в Бирмингеме во время очередных публичных чтений: «Моя вера в людей, которые правят, говоря в общем, ничтожна. Моя вера~ в людей, которыми правят, беспредельна».

Роман «Большие ожидания», написанный в эти годы (1860-1861), соотносится с целым рядом произведений европейской литературы, в которых ставится проблема ожиданий и утраченных иллюзий. Правда, произведение Диккенса написано спустя 20 лет после бальзаковских «Утраченных иллюзий», но сохраняет ту же самую обеспокоенность целого поколения несбывшимися мечтами. Кроме того, в романе развивается тема преступления, его мотивов и последствий для окружающих людей. Повествование ведется от лица главного героя Пипа, [569] который когда-то оказал услугу беглому каторжнику Мэгвичу и спустя некоторое время приобрел таинственного благодетеля, давшего ему возможность получить образование и стать джентльменом. Позднее он узнал, что его благодетель – Мэгвич, но попутно с историей Пипа раскрывается еще одна тайна – тайна мисс Хэвишам и Эстеллы. В этом романе Диккенс дает сложное объяснение мотивов преступления. Деньги, полученные от беглого каторжника, не приносят Пипу счастья. Даже статус джентльмена не помогает ему устроиться в жизни. Он теряет любимую девушку и расстается с той, которую некогда хотел завоевать. В романе действительно много грустных происшествий. Среди многих проблем особо выделяется одна – деньги, омытые кровью и запятнанные преступлением, не дают счастья порядочному, трудолюбивому человеку. Пип возвращается к честной трудовой жизни, постепенно выплачивая долги. Пип остается добрым, честным человеком. Джентльменство не испортило его, а, напротив, помогло сориентироваться в жизни и определить для себя, где зло, а где благо и добро, научило его оценивать людей и их поступки.

Все герои романа так или иначе остаются обманутыми ожиданиями. Мисс Хэвишам, когда-то вероломно покинутая женихом, утратила не только веру в людей, но и решила отомстить миру, выбрав орудием мести свою приемную дочь Эстеллу, которую воспитывала холодной бессердечной кокеткой. Сама мисс Хэвишам, выражая презрение миру зла и несправедливости, оказывается заживо погребенной в мрачной комнате, где остановилось время, где все покрыто плесенью и паутиной. В самой фигуре мисс Хэвишам, одетой в полуистлевшее подвенечное платье, есть что-то фантастическое. Этот образ символизирует тщетность всяких индивидуалистических попыток мстить миру обмана. Изоляция от общества становится пагубной как для самой мисс Хэвишам, так и для Эстеллы.

В этом произведении Диккенс показывает, что корни социального зла лежат глубже, чем он думал ранее,- не в отдельных носителях этого зла, а в характере социальных связей и отношений. Даже сама идея филантропии, благотворительности из чувства благодарности за спасение оказывается здесь скомпрометированной, поскольку воплощает ее каторжник Мэгвич, фигура, бесспорно, сложная и неоднозначная. Не случайно [570] после смерти Мэгвича Пип как бы окончательно освобождается из-под материальной и духовной власти своего покровителя. Он возвращается в родные места, чтобы очиститься, стать прежним, простым, скромным тружеником.

В другом романе последнего периода «Наш общий друг» (1864-1865) продолжается тема разоблачения власти денег и их пагубного воздействия на человека, но здесь к данной теме прибавляется мотив сопротивления этой слепой власти. В основе романа довольно неординарный, почти фантастический эпизод, который помогает связать воедино все сюжетные линии романа. Завязка – завещание «золотого» мусорщика старика Хармона, нажившего огромное состояние на вывозе лондонского мусора и завещавшего свое состояние сыну Джону, при условии, если он женится на Белле Уилфер, эгоистичной и взбалмошной девушке. В случае несоблюдения этого условия наследство должно перейти к его слуге Боффину. В повествование включается вставной эпизод о возвращении Джона Хармона из дальних странствий и его гибели. Позднее в доме Боффина появляется секретарь Джон Роксмит, который и оказывается молодым Хармоном, пожелавшим узнать свою нареченную и ее отношение к нему. Тайна почти сразу раскрывается читателю, но она оказывается очень удобной завязкой для включения в повествование различных персонажей, так или иначе заинтересованных в наследстве, оставленном «золотым» мусорщиком. Здесь и Вениринги, Подснепы – представители высшего света, и лодочник Хёксам, нажившийся на обкрадывании утонувших и занятый поисками пропавшего Хармона.

Нравственный идеал Диккенса воплощают люди из народа – простые и скромные труженики, терпеливые и честные. Таковы Лиза Хексам, маленькая горбунья Дженни Рен, содержащая своего непутевого отца. Они всегда готовы оказать помощь ближнему, стойки и верны в дружбе. Им противопоставлены Вениринги, люди эгоистичные, корыстолюбивые, ценящие в жизни лишь деньги и относящиеся к другим людям в зависимости от их положения и благосостояния. Представитель общественного мнения из среды Венирингов Подснеп стал именем нарицательным и дал название целому явлению – подснеповщине. Эти люди презирают все неанглийское и защищают «демократию» Британии, позволяющую беднякам умирать от голода. Чета Боффинов [571] – также олицетворение идеала порядочности и честности. На какое-то время их ослепляет богатство Хармона, но они остаются отзывчивыми и добрыми, пытаются помочь всем нуждающимся, с вниманием и заботой относятся к Джону и его сестре. Положительным героем романа является и Джон Хармон, который перевоспитывает свою невесту и женится на ней по любви.

Последний роман Диккенса «Тайна Эдвина Друда» (1869) остался незаконченным и породил столько вариантов возможного окончания, что объем написанного на этот предмет давно уже превзошел все творчество «неподражаемого» Диккенса.

Творчество Диккенса высоко ценят во всем мире. В России его романы переводились почти одновременно с их выходом в свет у него на родине. Каждое поколение читателей заново открывало для себя Диккенса, но, пожалуй, во все времена в нем ценили удивительный дар рассказчика, неиссякаемый оптимизм, сострадание к простому народу, который он так великолепно воссоздал в своих прекрасных произведениях. Гениальность Диккенса в его психологизме, о котором писали как его современники, так и почитатели его творчества последующих поколений, Так, Стефан Цвейг, отмечая зоркость глаза писателя, указывал на то, что он отражал предмет не в его естественных пропорциях, как обыкновенное зеркало, а как зеркало вогнутое, преувеличивая, выделяя главные характерные черты: «Дородный Пиквик олицетворяет душевную мягкость, тощий Джингль – черствость, злой превращается в сатану, добрый – в воплощенное совершенство. Диккенс преувеличивает, как и каждый большой художник, но стремится не к грандиозному, а к юмористическому. Его психология начинается с видимого, он характеризует человека через чисто внешние проявления, разумеется, через самые незначительные и тонкие, видимые только острому глазу писателя. Он подмечает малейшие, вполне материальные проявления духовной жизни и через них, при помощи своей замечательной карикатурной оптики, наглядно раскрывает весь характер».

У Диккенса была счастливая судьба. Его произведения имели огромный успех у читателей, которым он гордился. Диккенс был великолепным чтецом и интерпретатором своих произведений. Вот что сказал о Диккенсе его соотечественник, писатель Энгус Уилсон: [572] «Нетленное наследие Диккенса – это прекрасный и одухотворенный мир его романов, животворящий и неповторимый, вдохновляющий таких разных и самобытных писателей, как Достоевский и Доде, Гиссинг и Шоу, Пруст и Кафка, Конрад и Ивлин Во,- мир, оставшийся при этом неподражаемым». Высокую оценку творчеству Диккенса дал В. Д. Набоков: «Персонажи Диккенса, как и Гоголя, живут своей самостоятельной жизнью, независимой ни от фабулы, ни от намерений автора. Они и исторически конкретны – в них отразились и национальные, и специфические черты эпохи. Но вместе с тем они вечно юны, вечно новы, общечеловечны, общепонятны именно этими своими общечеловеческими чертами».