Речь и человеческая природа

«Мы употребляем два различных типа языка, а именно звуковой и зрительный языки. Есть устная речь, а есть письмо. Письменный язык возник совсем недавно. Его история простирается не более чем на десять тысяч лет, если учитывать какие-то предвосхищения языка в примитивных рисунках. Но письму как эффективному инструменту мышления, имеющему самое широкое влияние, можно дать самое большое пять или шесть тысяч лет. Письмо как фактор человеческого опыта сопоставимо с паровым двигателем. Оно важно, современно, искусственно. Речь столь же древняя, как и сама человеческая природа. Она представляет собой один из главных факторов конструирования человеческой природы. Но не следует ничего преувеличивать. Теперь можно иными средствами выделять целые участки человеческого опыта, когда речь в крайних случаях отсутствует. Все же речь, развивавшаяся как всеобщее приобретение, была одним из ведущих креативных факторов подъема человечества. Речь вне искусственного письменного языка представляет саму человеческую природу»

[Уайтхед А.Н. Избранные работы по философии. — М.: Прогресс, 1990. — С. 367].

Знакомые мысли, не так ли? Но что автор имеет в виду, когда говорит: «Теперь можно иными средствами выделять целые участки человеческого опыта»? Что это за средства? Что это за опыт? Что такое «участки» (фрагменты) опыта?

31. Каким образом?

«В односторонних манифестах классических философских систем материализма «бытие определяет сознание» и идеализма «сознание определяет бытие» — отсутствует ответ на решающий вопрос: «Каким образом?» В лучшем случае либо «детерминированность» истолковывается как, в

сущности, пассивное «отражение» «мира» или даже нашей «практики» в сознании, как это делается, например, в устаревшей и эпистемологически некорректной «теории копирования»; либо «мир» превращается в «мою идею» или даже в «абсолютную идею» в ее диалектической потусторонности, т.е. в не что иное, как внешний продукт самодифференцирующейся деятельности самого сознания. Таким образом, мы оказываемся между инертным эпифеноменализмом и сверхактивным креационизмом и имеем дело с двумя неприемлемыми теориями мышления и как следствие — с

двумя искаженными теориями науки» [Вартофский М. Модели. Репрезентация и научное понимание. — М.: Прогресс, 1988.-С. 20].

Согласны ли вы с такой трактовкой? Сформулируйте основные вопросы к автору этого фрагмента, чтобы путем последовательной логики вопросов оспорить или доказать данное положение.

32. Восприятие исторично?

«... В данной статье я постараюсь доказать, что формы или способы восприятия и сами его структуры исторически вариативны, что эта вариативность зависит от исторических изменений в формах или способах человеческой деятельности или практически и что эти изменения в формах восприятия не только определяются исторически изменяющимися формами деятельности, но и сами оказывают на них свое влияние».

Согласны ли вы с автором? Можете ли привести факты, подтверждающие или опровергающие высказанные им соображения?

33. Материализм или нет?

Можно ли автора данной мысли отнести к материалистам? — «...в самом своем генезисе восприятие непосредственно присоединено к практическому взаимодействию с внешним миром, свойства и структуры которого трансформированы всеми формами человеческой деятельности, и, стало быть, и деятельностью по его восприятию, но это тем не менее трансформации объективного, независимо от нас существующего мира» [Вартофский М. Модели. Репрезентация и научное понимание. — М.: Прогресс, 1988. — С. 190].

34. Поэзия в науке?

«Поэзия неизмеримо сложнее социологии, сложнее «да» и «нет» прогрессивного человечества, сложнее некрасовских стихов. Некрасов сам был сужением русской поэзии. Сцена на его похоронах не делает чести русскому обществу. Если в стихе ищут познавательного значения, то нормальный человек обратится к истории культуры, литературы, просто к историку, будет статьи археолога читать как роман. Но принижать «Евгения Онегина», ища в нем каких-то совпадений с научным выводом историка, — это и безнадежно, и оскорбительное для поэта суждение.

Ученый, который в своей научной работе цитирует какие-то строки — то Гельдерлина, то Гете, то античных авторов, доказывает только, что он обращается только к содержанию, к мысли, отвергая самую душу, самую суть поэзии. Какое же тут сближение? Так называемая научная поэзия — это список второстепенных имен от Бернара до Брюсова. В Гомере ищут не гекзаметры, а прозаический, смысловой отрывок, а действительный контекст поэзии непереводим — ничего другого у Гомера и взять нельзя...

Норберт Винер приводит цитаты из поэтов и философов. Это делает честь эрудиции кибернетика, но при чем тут поэзия? Надо ясно понять, что границы языка, языковые барьеры — непреодолимы. Или надо подменить суть и душу ее внешним выражением, ни за что не отвечая, никого ничему на переводе не уча. Ученый не может приводить цитаты из поэтического произведения, ибо это разные миры. То, что для поэзии было подсобной задачей, случайной обмолвкой, то ученый подхватывает, включает в свою антипоэтическую аргументацию» [Из письма В. Шаламова. // Новый мир. - 1989. - № 12. - С. 65 - 66].

Выскажите свое согласие или оспорьте данную мысль.

35. «... Чувственно-представшая психология...»

Прочитайте приведенный ниже фрагмент романа Б. Пильняка «Волга впадает в Каспийское море». В чем, на ваш взгляд, состоят «законы созидания психики» рабочего или какого-либо другого класса?

«Эдгар Иванович Ласло собирал материалы для любопытной теоретической статьи, а именно он наблюдал перерождение психологии рабочих в психологию перерождения. Основными кадрами рабочих на строительстве — каменщики, плотники, землекопы, грабари, тачечники, грузчики, пильщики — были рабочие-сезонники. Психология рабочего-сезонника, крепко связанного с деревней, посылающего свои рубли в свои деревни, — полумужика, общеизвестна, как общеизвестны и условия работы сезонников, когда один год они работают на Турксибе, тот на Кавказе, третий в Ленинграде или на Сяси. Сезонники живут и работают артелями, связанные родством, соседством по деревням и председателем артели, выбранным еще у себя на роди-

не. Каждое место работ сезонников временно, и сезонники, эти полумужичьи пролетарии, всегда чуть-чуть пиратствуют на работах и всегда чуть-чуть своя хата с краю. Около монолита сезонники застряли на несколько лет, и Эдгар Иванович Ласло наблюдал, как быт и психика сезонников пере-

страивались в быт и психику постоянных рабочих, настоящих пролетариев, артели рассыпались и перестраивались, сезонники шли в союз и общественную работу, учились грамоте и образовывали семьи, не связанные со своими деревнями, инстинкты рвачества стирались. Сезонники не только работали, как волы, ели артельную картошку и спали на голых нарах, но они стали появляться в красных уголках, в библиотеках, на собраниях, в кино, и российские рубахи и паневы сменялись после работ на европейское платье, а на постелях появились простыни. Сезонники работали на одном и том же месте уже три года. Эдгар Иванович понимал всю закономерность этих явлений, как понимал, что всегда на строительствах и спешат больше, чем следует, и суматошатся, и живут без быта иль —точнее — бытом лагерей и походов, временных бараков, временных, взятых у военного ведомства, палаток... Шинкари, артельные жены и просто проститутки, кинутые мужья и жены, поножовщина — обстоятельства на строительствах почти неминуемые, как неминуемы и библиотеки, стенгазеты, рабочее изобретательство, профессиональная активность, ночные смены, несчастные случаи. За всем этим Ласло видел законы созидания психики рабочего класса, новой русской культуры, где тысячи рек, ручьев и ключей рабочей психологии так же закономерны; как течение рек подлинных, и где налицо законы и класса, и рубля, и быта, и пола, и российских суглинковых путей и перепутий» [Пильняк Б.А. Целая жизнь: Избр. проза. — Мн.: Мает, лит.,

1988.-С. 311-312].

Попробуйте дать похожий психологический портрет какой-либо группы людей, находящейся в становлении, изменении. Например, новобранцев в армии, молодых офицеров, начинающих коммерсантов и др.

Голова профессора Доуэля.

Предположим, возможно обеспечить существование головы профессора Доуэля так, как это описано в романе А. Беляева. Какие особенности психики будут отличать этого своеобразного субъекта (если можно так его назвать) от других людей?