Право Первое. Вы имеете право судить о собст­венном поведении, мыслях, эмоци­ях и брать ответственность за их последствия на себя

Вы имеете право быть верховным судьей над собой — именно так мы можем интерпретировать смысл этого права. Чем более мы слабохарактерны и безвольны, тем больше вероятность того, что мы отказываем в данном праве как себе, так и другим.

Почему так происходит? Почему такое простое, утверж­дение — каждый из нас имеет право быть конечным судьей самому себе — может вызывать какую-либо полемику вооб­ще? Если вы пользуетесь этим правом, вы берете всю ответ­ственность за свое существование на себя и снимаете ответ­ственность с других людей. Люди такого независимого типа вызывают беспокойство у другого типа людей — беспомощ­ных и неуверенных. Последние считают, что поведение всех людей, особенно независимых, надо контролировать. «Зави­симые» ощущают настолько сильное беспокойство в присут­ствии независимой, нестандартной личности, что им кажется: этот «неконтролируемый» человек способен поставить под удар их собственную удачу или даже само счастье.

Когда мы искренне сомневаемся, можем ли мы быть главным судьей своего собственного поведения, мы бессильны как-либо управлять собственной судьбой, не прибегая к всевозможным правилам. Чем меньше мы надеемся на свои силы, тем больше боимся, что не окажется необходимых правил поведения. Если мы не чувствуем себя в безопасности и волнуемся из-за отсутст­вия руководства по каждой отдельной сфере поведения, мы бу­дем придумывать некие правила до тех пор, пока вновь не почув­ствуем себя комфортно и безбоязненно.

Например, в большинстве муниципалитетов нет законов, специально предписывающих, как каждый индивидуум дол­жен справлять нужду (а это может иметь последствия, свя­занные с общественным здоровьем). Нет правил того, как мы должны вести себя в момент справления нужды. И хотя поведение людей при этом примерно одинаково, все же есть множество способов того, как мы можем поступить. Нор­мально ли заговорить с «соседом» в общественном туалете? Что он подумает? Я точно не знаю, но полагаю, что он поду­мает, что вы придурок. Никто никогда не заговаривал со мной в подобной обстановке. Стоя над унитазом в общест­венном туалете, допустимо ли интересоваться тем, что делает тот парень рядом с вами? Что бы он подумал, если бы увидел, как вы следите за ним? Позволено ли выводить свои инициалы на фарфоре? Каков одобренный способ освобож­дения от последней капли мочи? Если нет правил для подоб­ных случаев — а я никогда не слышал и не читал об их существовании — то думаю, что все другие мужчины ведут себя одинаково. Если они такие же, как я, тогда они тоже «придумали» некую систему правил того, что они должны или не должны делать во время этого процесса. И хотя этот пример затрагивает несущественную часть нашего поведения, однако это поведение очень отрегулировано.

То же самое чувство незащищенности подталкивает лю­дей к изобретению правил, регулирующих поведение в более значимых обстоятельствах. Как «правильно» заниматься сек­сом? Стандартные позиции? Как насчет того, что описано в Кама Сутре? Если это тоже допустимо, то как случилось, что в большинстве стран об этом впервые было напечатано всего несколько лет назад? Откуда вообще появились все эти пути совершения чего-то «должным образом»?

Ответ прост. Мы придумываем правила, взяв за основу те представления, которые нам привили в детстве. Если пра­вила были такими, что благодаря им человек вырастал неуве­ренным в себе и зависимым от авторитетов, то и в дальней­шем он пользуется ими при общении с другими людьми, чтобы контролировать их поведение посредством ущемления их неотъемлемых прав. Действуя таким образом, он умень­шает ощущение личной неуверенности. Итак, если мы дейст­вуем как главные судьи нашего собственного поведения (и тогда уважаем правила других), мы представляем серьезную угрозу тому порядку, которого придерживаются люди сла­бохарактерные. Поэтому несамостоятельный человек не захочет признавать право других принимать решения самостоятельно. Используя средство самозащиты, он будет логически манипулировать нами с помощью правил и стандартов: правильно — неправильно, порядочно или нет, причи­на и логика — так он контролирует наше поведение, которое, может быть в противоречии с его собственным желанием, симпатиями и антипатиями.

Если человек, использующий других, обращается к неко­ей социальной структуре, с помощью которой определяет правильность, неправильность, честность, логичность поведе­ния и пытается убедить вас в этом, не значит ли это, что вся структура основана на манипуляции? Не означает ли это, что вы, полагаясь на правила, чтобы ваши взаимоотношения с другими людьми стали немного проще и легче, тем самым даете возможность манипулировать вами? На эти вопросы трудно ответить просто «да» или «нет». Ответ во многом зависит от того, как могут использовать модель поведения, но скорее всего «вероятно да», в зависимости от того, как модель проявится в отношениях и каков тип отношений между людьми, вовлеченными в конфликт. Как может модель пове­дения работать на вас или против вас? Что позволяет отли­чить структуру, используемую для манипулирования людь­ми, от структуры, используемой, чтобы сделать что-то в со­обществе более легким, устойчивым и менее хаотичным?

Чтобы общение не было конфликтным, нужно учитывать следующее.

Первое. Все структуры или правила в любом общении между двумя людьми, в принципе, равнозначны. Если пред­ставить отдельный вариант некоей структуры, найдется с полдюжины других способов, которые произвели бы при­мерно одни и те же результаты.

Например, вы и ваш деловой партнер разработали такую схему: вы управляете офисом, а он общается с посетителями. Но это не единственный способ. Вы могли бы по очереди выполнять бухгалтерские операции, или нанять бухгалтера на неполный рабочий день, или придумать что-либо еще из множества способов, которые привели бы к тому же резуль­тату, т. е. успешному бизнесу.

Если вы, пока ваш муж на работе, сидите дома с малень­кими детьми, это не единственно возможный выход из поло­жения. Вы можете оставаться с детьми по очереди с мужем, нанять няньку, воспользоваться детским садом, или «под­бросить» их бабушке, а самой начать работать, и многое другое.

Второе. Все отношения между людьми можно классифи­цировать на три большие категории:

коммерческие, или формальные;

отношения с авторитетом, властью;

равноправные.

Эти классы отношений существенно от­личаются по тому, в какой степени они с самого начала регу­лируются определенными правилами. Так, коммерческие кон­такты регламентированы еще до того, как возникают кон­кретные взаимные отношения.

Это регламентирование может даже иметь форму юриди­ческого устава или контракта. Обе стороны, участвующие в купле-продаже, знают или точно оговаривают, каким должно быть их поведение по отношению друг к другу. Обычно одна сторона выбирает товары и платит за них, а другая, получая деньги, распространяет товары и дает сведения о том, что продано. Проблемы в коммерческих отношениях возникают тогда, когда одна из сторон, как правило, продающая, пользуется некоей внешней структурой (позволяющей манипули­ровать), заранее с вами не согласованной, и не позволяет вам самому принимать решения. Например: «Мы не смогли отре­монтировать ваш радиатор. Это по контракту должен делать магазин, торгующий радиаторами. Вам придется обратиться за этим к ним». Подразумевается: «Если бы ты знал, бол­ван, какой мы делаем бизнес с этим магазином!»

Вторая категория включает отношения с кем-либо из авторитетов и лишь частично регламентирована до начала общения. В таких отношениях не всегда предполагается, что люди ведут себя в соответствии со взаимно согласован­ными правилами. Пример — взаимоотношения между на­чальником и подчиненным. Здесь не все правила оговарива­ются заранее, и не все происходит по обоюдному согласию. Я, например, могу знать специфику общения с ним на рабо­те. Но что делать, когда мы вместе проводим время после работы? Кто покупает выпивку? Кто выбирает бар? Или даже на работе: что вам делать, когда начальник предлагает выполнить что-то, с чем вы до сих пор не сталкивались, как поступить тогда? Взять на себя больше ответственности, отработать лишнюю смену или работать дальше за те же деньги? При данном типе отношений, когда не существует взаимной договоренности, возникают проблемы. Эта модель взаимодействия не позволяет вам самому решать, что де­лать. Ваш начальник руководит вами на работе, но еще, слава Богу, не на теннисном корте. Как вы оговариваете все, когда вместе играете в теннис в выходной? Он — ваш начальник в течение рабочего дня, но не после пяти вечера. И как так происходит, что вы после работы отвозите его костюм в чистку? Это еще более раздражающее обстоятельство, чем при игре в теннис: вы негодуете, чувствуя себя его лакеем, но все-таки ничего ему об этом не говорите!

Подобное будет происходить с вами, пока схема ваших отношений построена на структуре подчинения, а не на струк­туре взаимного удобства. Если система взаимоотношений односторонняя, ее действие и назначение — контролировать ваше поведение в любое время и тем самым лишать вас права выбирать, что вы будете и чего не будете делать.

Другой тип отношений с авторитетом — это отношения между маленькими детьми и их родителями. Здесь родители начинают с «авторитетных ролей» мамы-папы, помощника, учителя, няни, защитника, кормильца, образца для подража­ния, решающего и судящего. Можно также увидеть, что ре­бенок постепенно вживается в роли защищаемого, ученика, пациента, просителя и т. д. и т. п. Спустя годы, когда ребе­нок вырастает и берет на себя все больше и больше ответственности за свое поведение и благополучие, эта изначальная структура отношений родитель—ребенок требует изменений.

Чем больше свобода выбора, тем меньше структур и правил требуется для регуляции поведения. Возьмет ли девушка или юноша на себя инициативу в устройстве собственной жизни? Вы, возможно, помните из собственного опыта то время, когда роли родителей и детей становятся более равными: родители и дети могут делиться друг с другом своими личными чувствами, желаниями, проблема­ми. К сожалению, желаемого детьми уровня близости не часто удается достичь. Слишком часто (по незнанию или же из чувства безопасности) родители крепко цепляются за устаревшую, но спасительную структуру привычных от­ношений: дают детям свободу, но не отказываются и от сво­их исходных ролей папы-мамы, нарушая тем самым неотъем­лемое право своего выросшего ребенка самому решать за себя. В результате неизбежно возникает (отнюдь не неиз­бежная) дистанция между родителями и детьми.

Вот один случай из медицинской практики. Женщине со­рок лет. Мать ее всегда подавляла, и в итоге она нашла смысл жизни лишь в одном — в еде, еде, еде! Естественно, ей часто приходилось садиться на строгую диету. Однажды, когда дочь придерживалась очередной диеты, она пошла с матерью в магазин за покупками. Они остановились передох­нуть в кафе, и мать стала настойчиво уговаривать ее съесть что-нибудь, помимо чашки кофе. И хотя дочь сопротивля­лась, все кончилось тем, что она все-таки что-то съела, т. е. вновь уступила матери. До тех пор, пока не был закончен курс лечения, пациентка не могла и не хотела опять идти с матерью в магазин. Мать манипулировала дочерью (для нас сейчас не так важно, почему), используя схему из прежней ситуации детства. Но она уже не годится в качестве схемы отношений между двумя женщинами, одной из которых шестьдесят лет, а другой — сорок.

В то же время у самой матери были серьезные трудно­сти дома. Ее муж был болен, и ей пришлось взять на себя множество дел, с которыми она не справлялась. Дочь хо­тела бы ей помочь, но избегала этого, поскольку осознава­ла, что мать, вероятно, не будет доверять ее суждениям или советам. Кроме того, она была сыта постоянными при­дирками матери из-за ерунды и просто не хотела быть поблизости от нее.

Некоторые родители не могут принять новой роли взрос­лый—взрослый в отношениях со своими сыновьями и дочерьми.

Есть, к счастью, и противоположные примеры. Матери и дочери пришлось пережить тяжелый момент в жизни: отец девочки умер, когда она вступала в пору половой зрелости. Несмотря на проблемы и ошибки, они пришли к взаимному уважению прав и решений каждой. В настоящий момент маме 56 лет, она живет одна. Ее дочери 31 год, она замужем, у нее двое детей. Женщины советуются и поддерживают друг друга. Эта мама недавно рассказывала своей дочери о про­блемах в связи со своим одиночеством. «Я действительно люблю рассказывать тебе о моих проблемах: ты не возмуща­ешься и пытаешься подсказать, что делать. Ты выслушива­ешь меня и даешь мне возможность выговориться. Я это очень ценю». Но мама не только готова принять помощь и совет дочери. Она также с уважением относится к тем грани­цам, которые поставила ей дочь в отношениях с зятем и внуком.

В третьей категории отношений — между равными — не требуется никакой изначальной схемы общения. Схема здесь возникает по мере того, как эти отношения развива­ются благодаря компромиссам. Компромиссы имеют боль­шую практическую ценность: они позволяют отношениям развиваться и продолжаться без ежедневных переговоров о том, кто, что и когда делает. Люди, которых я учил быть более настойчивыми и уверенными в себе, часто на­ивно настаивали, что компромиссы должны быть справед­ливыми. Я частенько шокировал их своим ответом: «Ком­промиссы не должны быть обязательно справедливыми, чтобы быть полезными! Все, что от них требуется, — это чтобы они срабатывали! Где вы читали о том, что жизнь справедлива? Откуда у вас эта безумная идея? Если бы жизнь была справедливой, мы бы с вами сейчас путешест­вовали по Тихому океану, Карибскому морю и Французс­кой Ривьере вместе с Рокфеллерами! Вместо того, чтобы сидеть в этой аудитории, пытаясь научиться быть уверен­ными в себе!»

Примерами равноправных отношений могут служить от­ношения между друзьями, соседями, коллегами, любов­никами, взрослыми членами семьи, братьями, сестрами. Это отношения, при которых у вас есть максимальная свобода выражать свое мнение и отношение, но здесь вы имеете и наибольшую вероятность быть задетыми. Яркий пример — взаимоотношения оскорбленных супругов. В благополучных браках оба супруга вырабатывают систему компромиссов, которая устраивает их обоих. Они часто обсуждают друг с другом, чего они хотят и что способны дать друг другу. Они не боятся выглядеть странными или эгоистичными от нарушения некоего священного набора правил, определяющих, как мужья и жены должны себя вести.

Проблемы при данном типе отношений возникают тогда, когда один из пары из-за личной неуверенности, а возмож­но, невежества, начинает вести себя, исходя из предвзятых представлений о том, что должно. Например, если вы обра­титесь к какому-нибудь неудачному браку, то, вероятно, об­наружите, что один или оба супруга имеют очень жесткие представления о распределении ролей, которые они навязы­вают друг другу. Однако, искусственные правила на практи­ке не работают детали каждой из ролей должны разрабаты­ваться по мере того, как супруги продвигаются вперед, если им хочется быть вместе и создавать самим себе счастливую жизнь. Чем менее уверен в себе один из супругов, тем скорее он попытается прибегнуть к использованию неких правил и схем, которые будет навязывать своей «половине». Муж может навязывать жене деспотическую систему отношений (это позволяет ему преодолеть страх того, что у него плохо складываются с ней отношения). Он может, например, на­стаивать, чтобы жена не работала, сидела дома, целиком взяла на себя заботу о детях, не могла распоряжаться деньгами.

За такого человека вышла замуж одна моя пациентка несколько лет назад. Ни тот, ни другая не имели в прошлом опыта супружества. С самого начала муж занял доминирую­щую позицию, а молодой женщине не хватило твердости и независимости, чтобы сопротивляться этому. Впоследствии она прибегла к единственному доступному ей в таких обсто­ятельствах способу общения: пассивной агрессии, уходу от контактов или манипулированию. Но муж оказался куда бо­лее искусным манипулятором. За шесть лет брака у них на­копилась куча проблем. У жены на первом месте стояли сек­суальные нарушения. Не имея достаточно сил сопротивлять­ся мужу, она отдалялась от него во всех сферах отношений, включая и сексуальную. Она жаловалась на фригидность, вагинит (воспаление влагалища), вагинизм (сокращение мышц, сжимающих вход во влагалище при попытках к половому сношению); на то, что муж «не раскрыл ее» сексуально. Однако, она настаивала на том, что их брак удачен во всех отношениях, кроме сексуальных..

Она начала лечиться от сексуальных расстройств, что обыч­но в сочетании с психотерапией занимает три недели. У нее же это заняло три месяца. Было рекомендовано и начато общее психотерапевтическое лечение, но оба супруга не хо­тели признавать, что их сексуальные проблемы связаны с их общечеловеческим поведением по отношению друг к другу. Эта пара прервала курс психотерапевтического лечения вскоре после его начала и не проявила в дальнейшем интереса возобновить его. По последним данным, они подумывают о разводе.

Но и недостаточно уверенная в себе женщина, из опасе­ния, что она не справится с чем-то ей незнакомым, может играть роль диктатора в семье. Она может обращаться с мужем весьма искусно, даже с оттенком снисходительности, как с маленьким мальчиком. Она даст ему свободу работать для того, чтобы жить, но, не доверяя ему, она попытается контролировать все остальное и заставит его почувствовать себя виноватым, если он не согласится с установленными ею законами поведения. Для того чтобы стало возможно мани­пулировать им, муж вынужден принимать подобное отноше­ние к себе как должное. Чтобы «система» его жены срабо­тала, он должен также признать, что он не хозяин самому себе. Если же он настоит на своем праве быть судьей самому себе, жена не сможет навязать ему такой тип отношений.

Один из моих пациентов как раз находился в похожих отношениях с женой. До обращения к врачу он работал ме­неджером и, занимая эту должность, подвергался давлению с двух сторон: посетителей и управления своей фирмы. Из-за собственной неуверенности он не выходил за жесткие рамки того минимума инициативы, которой требовала работа с покупателями. Естественно, он не слишком долго находил­ся в этой должности. В течение всего времени, пока он был безработным, ему легче было лгать жене о том, что он рабо­тает, чем признаться, что живет на пособие по безработице. Когда ему предложили временную работу в подсобке опто­вого магазина, он избегал дома говорить и об этом, так как боялся конфронтации с женой.

Что подумает ее родня, когда узнает, что он простой рабо­чий? Этот бедняга и вправду не верил, что только он сам может выносить себе «приговор» и, вместо того, чтобы уверенно по­говорить с женой, продемонстрировал примитивную реакцию на трудности — просто бежал от них Модель поведения в данной ситуации — пассивное бегство. Общий источник проблем в любом из трех типов отношений — коммерческих, с авторите­том и равноправных — такая ситуация, когда разные ролевые модели исполняются одним и тем же человеком.

В частности, когда вы завязываете деловые отношения с другом, у каждого из вас могут возникнуть трудности в раз­граничении поведения на службе. Ваш друг может манипу­лировать вами, используя привычную манеру делать что-то как друг, что не может иметь ничего общего с коммерчески­ми взаимоотношениями. Он может, в частности, начать ис­пользовать вашу машину для деловых целей, ссылаясь на то, что вы оказывали ему такую услугу в прошлом. Он может попытаться занять значительную сумму денег — ведь раньше вы всегда одалживали друг другу небольшие суммы. Други­ми словами, он, вероятно, перенесет схему того, как «долж­ны» вести себя друзья, в ваши коммерческие отношения.

Необходимость разграничения смешанных отношений, завершающихся взаимным манипулированием, отражена в народной мудрости: «Дружба дружбой, а служба службой». Но если при подобных смешанных отношениях вы ведете себя уверенно — сами решаете, чего вы хотите, сами ставите условия, какие выгодны вам — лишь тогда вы можете иметь деловые отношения с друзьями и поддерживать при этом дружеские связи.

В любом из этих трех типов взаимоотношений мани­пулирование вашим поведением возникает тогда, когда вам навязываются чуждые вам правила (на которые вы не со­глашались), которые попирают ваше неотъемлемое право — самим решать, что и как делать. В основе своей манипулиро­вание есть любое поведение, вызванное идущим из детства представлением, согласно которому не следует высказывать независимых суждений.. Следует руководствоваться общеп­ринятыми правилами и мнением о вас людей более важных и мудрых.

Вера в правила и авторитеты подразумевает контроль всего, что вы делаете и думаете. Однажды на наших занятиях, раз­вивающих уверенность в себе, я спросил у группы: «Кто из вас действительно верит в то, что мы должны поступать по общепринятым правилам?» Только 3 человека из 85 подняли руки. Но на мой вопрос: «Кто из вас ведет себя так, как будто верит этому?» весь класс поднял руки.

Право быть конечным судьей самому себе — основное неотъемлемое право, которое не позволит никому ма­нипулировать вами.

Это то право, из которого вытекают все ваши остальные неотъемлемые права. Все другие права — лишь более кон­кретные варианты проявления этого главного правила в по­вседневной жизни. Другие правила важны постольку, посколь­ку они подсказывают вам детали поведения в наиболее ти­пичных ситуациях манипулирования вами, попирания вашего достоинства и самоуважения.

Примеры того, как люди пытаются управлять вами, беря на себя роль последнего судьи (или оценивая ваше поведение по неким случайным стандартам), приводятся мной при рассмотрении каждого отдельного права. Сейчас же, однако, давайте кратко рассмотрим одно из следствий использования вашего основного права — быть своим собственным окончательным судьей.

Когда вы становитесь судьей самому себе, вы учитесь находить собственные способы, независимо оценивать свое поведение. Система оценок, которую вы вырабатываете на собственном опыте (испытаний и ошибок), меньше всего по­хожа на правильно—неправильно, а скорее напоминает: «это работает на меня, то — нет». Ваши независимые суждения образуют свободную систему «Я люблю — мне нравится», «Я не люблю — мне не нравится», а не систему «Я должен — я не должен», «Ты должен — ты не должен». Те выводы, к которым мы приходим, думая о своем поведении, не имеют смысла для кого-то другого. Однако они будут суждениями, которые подходят нам лично и нашему стилю жизни.

Многих из нас перспектива того, что придется быть соб­ственным судьей, пугает. Быть главным судьей самому себе, не имея набора установленных правил, — все равно что путе­шествовать по незнакомой стране без туристического путе­водителя или, что еще беспокойнее, без карты дорог, пока­зывающей, как добраться куда-либо. Необходимость выра­батывать свои собственные правила жизни по мере того, как мы движемся дальше, — непростая задача. Но вспом­ним о переживаниях, агрессивности и борьбе, которые воз­никают, когда мы позволяем манипулировать нашими чувст­вами, — разве есть у нас другой выбор? Мы должны пола­гаться на свой собственный суд, потому что хотим мы это признавать или нет, истина такова: мы сами несем ответственность за себя.

Вы не можете взять на себя ответственность за счастье кого-то другого, но также не можете автоматически перело­жить ответственность за ваше личное счастье на другого. Вам не снять с себя ответственности за свой образ жизни с помо­щью объяснений, подразумевающих, что вас вынуждали посту­пать так или иначе. Это ваша жизнь, и то, что в ней происхо­дит, касается только вас, никого больше. Многие люди от­рицают, что они — судьи своего поведения. Отказываясь взять на себя ответственность за это, они склонны оправдываться, извиняться. Примеры такого отрицания ответственности обыч­но перефразируют классические оправдания фашистских преступников в Нюрнберге: «Я только выполнял приказы».

Мы не до конца прояснили бы суть неотъемлемых прав личности, если бы не рассмотрели, как поведение уверенного в себе человека соотносится с общепринятыми авторитетами, такими, как мораль и право.

Мораль — система жестких правил, установленных людьми для оценки своего собственного поведения и поведения других людей. То, каким образом мы выбираем и используем моральные правила, очень похоже на то, как мы вели бы себя, укладывая рюкзак где-нибудь в Сьерре после того, как наш проводник, споткнувшись о бревно, сломал себе шею. Каждый из нас тогда столкнулся бы с трудной задачей: как найти путь домой. Всех охватил бы страх, что мы, возможно, не выживем. Каждый из нас, отыскивая и выбирая дорогу, уговаривает себя и других: «Вот правильный путь». Страх потеряться в этом заброшенном месте и незнание, что де­лать, немного проходят, когда мы обнаруживаем какой-ни­будь признак цивилизации, пусть даже он заведет нас даль­ше в лес. Мы отказываемся подумать о том, что могут быть другие пути, не через лес, возможно, лучше того, который выбираем мы. Беспрекословно утверждая, что наша тропа — правильный путь, мы сбрасываем ответственность со своих плеч (за то, как мы доберемся до дома) и «перекладываем» ее на случайную тропу, которую выбрали. Если эта дорога не выведет нас к дому, мы будем вечно винить тех идиотов, кто прокладывал ее, вместо того, чтобы винить себя! Мы воспользовались этой аллегорией, чтобы показать, что абсо­лютно «правильного» или «неправильного» поведения с точки зрения морали нет. Нет даже каких-либо верных способов поведения. Есть только пути (способы поведения), которые выбирает каждый из нас. И эти пути обогащают или осквер­няют наши жизни. К примеру, уверенный в себе человек, оказавшийся в Сьерре, вероятно, не пошел бы ни по одному пути из выбранных остальными, а нашел бы свой, используя доступную информацию: движение солнца, звезд, ориенти­ры, которые он запомнил.

Правовая система — система правил, установленных об­ществом, с целью обеспечить негативное воздействие на такое поведение, которое общество хочет подавить. Точно так же, как и система морали, законы не имеют ничего общего с абсолютно «правильным" и "неправильным». Система «правильного» и «неправильного» используется для того, чтобы, психологически управлять человеческими чувствами и пове­дением. Свод законов предназначен для того чтобы регулировать поведение людей и улаживать конфликты между ними. Но у вас всегда есть право нарушить закон и ответить за последствия этого. Кто из нас может сказать, что никогда не нарушал правила дорожного движения и парковки машины и, будучи пойманным, всегда платил штраф? Мы несем от­ветственность за свой выбор и за его последствия. Многие из нас, однако, путают определения «правильно­го» и «неправильного» с юридической точки зрения. Большинство законодателей, судей и блюстителей закона также, бывает, испытывают затруднения при оценивании, что «правильно», что «неправильно», как и остальные. Юриди­ческие и судебные проблемы, возникающие при контролиро­вании правильного и неправильного способов поведения, де­монстрируют эту путаницу. Соединение юридической систе­мы с системой «правильного» и «неправильного» превра­щает законы в инструменты управления и контроля эмоций. Система «правильно—неправильно» может смешиваться с сущностью закона, как в случае формулировки Верховного Суда Соединенных Штатов об общественно-спасительной порнографии. Имеет ли Верховный Суд в виду, что вы може­те читать порнографические книжки, которые имеют «обще­ственно-спасительную» ценность, и не чувствовать при этом вины за свою озабоченность сексом? Если персонажи книги, принимавшие участие в сексуальной оргии, не попали в пла­мень ада или, еще хуже, не раскаялись и не вступили в Армию Спасения, значит ли это, что вы должны чувствовать себя виноватым, читая это?

Понятия «правильного» и «неправильного» могут также быть «обернуты» вокруг закона и использованы в попытке наказать «неправильное» поведение на улицах офицерами полиции. «Юридическую» манипуляцию подобного рода я недавно испытал на себе со стороны инспектора дорожной службы в отделении полиции Лос-Анджелеса. После того как меня остановил и оштрафовал за езду со скоростью 63 мили в час в зоне движения 65 миль в час на скорост­ной трассе* усатый толстый средних лет центурион в меш­коватом хаки, предполагалось, что я должен чувствовать свою вину: «Если ты хочешь быть потцом (мужской член на идиш) на нескоростной трассе, с этим все в порядке. Но если ты потц на скоростном шоссе — это неправильно, так что не делай этого больше!» Ему было мало того, что я заплатил штраф за низшую скорость, он хотел, чтобы я почувствовал себя виноватым из-за того, что он меня нака­зал. Казалось, он был немного разочарован отсутствием эмоций с моей стороны, но тут же овладел собой, сел в свою «ямаху» и уехал.

Когда используется система «правильно—неправильно», психологически это завершается чувством вины. Если при­меняются законы, вызывающие чувство вины, эти законы, или те, кто проводят их в жизнь, нарушают наше неотъемле­мое человеческое право быть главным судьей своих эмоций.

Такие эмоционально используемые законы по своему дейст­вию радикально отличаются от других законов. Если вы ре­шите проверить на себе действие обыкновенного закона, вы можете нарушить его и столкнуться с юридически предпи­санными последствиями, т. е. судебное разбирательство про­тив вас, штраф или тюремное заключение. Это ваше собст­венное решение. С точки зрения других людей данное пове­дение может быть неумно, но это ваше решение, так же как и его последствия, позитивные и негативные — ваши. Если вы решите нарушить «эмоциональный закон», вы не только столкнетесь с юридическими последствиями, но также ощу­тите психологическую вину за его нарушение.

Ярким примером «эмоционального закона» может слу­жить случай с уклоняющимся от службы в армии. Муж­чины, которые искренне верят, что война — это трагическая трата человеческих ресурсов, и которые не хотят иметь ниче­го общего с военной службой, приговариваются судом к не­скольким годам тяжелой работы (такой, как уход за лежа­чими больными в госпитале) взамен тюремного заключения. При этом, однако, право таких «осужденных» идти домой на ночь зависит от представлений работников больницы о том, что есть правильно и неправильно, или даже от их при­хоти. Если работники больницы не любят «уклонистов», они выгоняют их, а это чревато тюремным заключением. Грубо говоря, когда судья выносит такой приговор, он, по сути, говорит уклоняющимся от службы: «Вы приговариваетесь к нескольким годам лизания чьих-то сапог, чтобы избежать тюремного заключения. У вас не будет свободы выбора; персо­нал больницы будет решать, что вам делать». Выбор этих молодых людей понятен: либо отправляться в тюрьму, либо отказываться от своего права быть своим собственным судь­ей. Такое положение дел если и не заставляет сознательно отказывающегося от службы в армии чувствовать вину за свою «ошибку», то, по крайней мере, заставляет его при­нять наказание за его собственное решение не «защищать» свою страну: смириться с тем, что он не воспользуется своим неотъемлемым правом самому решать за себя в течение не­скольких лет.

Подобные примеры манипулирования эмоциями показы­вают абсолютно неправильное злоупотребление согласием людей, находящихся под властью кого-то. Ни одно правительство не может быть демократическим, если оно пытается регулировать или манипулировать эмоциональным состояни­ем его граждан. При чтении американской Конституции и Декларации независимости американских колоний от Ве­ликобритании я не мог найти параграфа, который позволил бы американскому правительству назначать в качестве нака­зания контролирование эмоций преступника. Напротив, я прочел, что мы имеем определенные безусловные права, сре­ди которых — право на жизнь, свободу и поиск счастья. Если вы не пользуетесь своим неотъемлемым правом быть конечным судьей самому себе, тогда ваше право на жизнь, свободу и поиск счастья всего лишь слова, отпечатанные на бумаге.

Теперь обратимся к другим неотъемлемым правам лично­сти. Рассмотрим также, каким образом они ущемляются в манипулятивном общении.