Безумие” как теомахия и как “наказание”; Его последствия

Итак, то, что мы сейчас наблюдали, стало поворотным пунктом в религиозной истории Реннелла и Беллона.
На данном этапе мы не будем подробно разбирать специфику и символику описанных выше событий. Для начала мы ознакомимся с тем как сами островитяне понимали причины и смысл “безумия”, их культурную саморефлексию, а также его значение для некоторых современных реннелльцев.

Первое, на что стоит обратить внимание, это полное снятие островитянами ответственности с участников “безумия” за дела, которые они тогда делали и перекладывание ее на высшие силы.
“Почему Тегета давал указания срубать кокосовые деревья” – спрашивает Монберг у автора текста “C”. “Потому что он был не в своем уме – отвечает Джаспер – приказы шли от божества, которым он был одержим”. Более устрашающее дела, как инцест или убийства уже совершенно точно становились манипуляциями таких богов как Техайнга’атуа и Теху’айгабенга.

 

Отношение островитян к “безумию” двойственно. С одной стороны, для них это “Великая Битва в Ниупани”, в которой божества местного пантеона потерпели поражение от “Бога с Небес” (God in Heaven). Когда жителей деревни пленило сумасшествие, спровоцированное Тегетой, на самом деле – это боги пошли в последний бой за влияние на двух островах. Еще один современный житель Реннелла – Саул Тогака – на вопрос о причинах “безумия” дает развернутый ответ. Он говорит, что произошедшее в октябре 1938 года было реакцией высших сил на изменения в виде борьбы Бога и божеств Реннелла. “Люди собрались вместе, и велась проповедь о слове Божьем, и тогда все покаялись и приняли новую веру. Однако боги Реннелла были не согласны с таким положением вещей, и тогда в людей вселились разнообразные духи, которые говорили и делали нехорошие вещи через них. Люди раздевались догола и даже сношались с женщинами своего племени, они были психически поражены.” – Пишет Саул[90].

Итогом стало оригинальное представление о том, что поверженные боги никуда не исчезли, просто, при утере своих обыкновенных функций, их присутствие потеряло смысл. Тогда они и вернулись в свои дома. В мифах боги периодически сражались друг с другом, но почти никогда не убивали. Такое видение результата “безумия”, напоминает свод историй о противоборстве Техайнга’атуа и Теху’айгабенги с божком Тангагоа – местным подобием трикстера. В нескольких схожих мифах Техайнаг’атуа сражается с Тангагоа (иногда трикстеру помогает его друг - Тангитеага) и терпит от него поражение. Тангагоа чуть ли не захватывает власть над всем Реннеллом, когда перед финальной битвой на помощь деду приходит Теху’айгабенга и одолевает врагов. Глава местных богов метнул вдогонку Тангагоа несколько своих копий, но те, проткнув его, не убивают. Божество возвращается в свое обиталище и просит своих слуг вынуть копья у него из живота. Но слуги не справляются с копьями Теху’айгабенги, которые так и остались в теле Тангагоа в напоминание о большой битве. В другом рассказе, в течение всего повествования Теху’айгабенга ходит по владениям Тангагоа и всё время прогоняет их хозяина. В своих новых владениях Теху’айгабенга каждый раз приказывает установить места, где люди будут поклоняться ему и подносить дары[91]. Этот последний момент нам кажется наиболее близким к истории о победе христианского Бога. На захваченной территории новый Бог теперь имел все права и привилегии на ритуальные почести. Мы вернемся к этой теме при обсуждении идей Маршалла Салинза о “мифо-практиках” в обществах, сталкивающихся с межкультурным общением.

Интересно было бы с этой точки зрения узнать, что случилось с духами предков, которые так активно участвовали в жизни островитян. Саул Тогака с Реннелла весьма оригинально разъясняет этот момент. Он пишет, что теперь души умерших родственников, отправлялись не в обиталища старых божеств, а к Богу на небо, где взаимодействие с ними становилось невозможным. Если человек верил в Иисуса Христа, то умирая, почивший полностью обрывал связи с телесным миром[92]. В добавок, для общения с предками существовала сложная ритуальная система, которой больше нет места в обновленном обществе[93].

С другой стороны, то, что произошло в Ниупани, островитяне понимают как наказание от высших сил: либо как последняя месть униженных богов, либо как кара от нового Бога за смешение культа. Обычно превалирует второе представление. На вопрос о значении тех событий для современных островитян Линдсей Тамаика пишет: “Люди Реннелла и Беллоны вспоминают про октябрь 1938 года, когда хотят продемонстрировать насколько Бог всесилен по отношению к ним, и, что важнее всего, этот случай показывает, как отчаянно хочет Бог, чтобы его люди вернулись к Нему.”[94] Для островитян это событие – залог устойчивости новой веры. Монберг поинтересовался у Реннелльцев были ли те, кто засомневался в новом Боге и продолжил выполнять старые обряды. Ему отвечали: “Как это могло быть возможно? Все они слышали о наказании в Ниупани и знали, что старые ‘атуа их оставили. Какой тогда смысл в тех ритуалах?”[95] Самуэль Элберт рассказывает, как в беседе о “наказании” он сказал, что Бог, в теории – этот тот, кто больше любит, чем наказывает. Тогда реннельцы немедленно стали приводить предписания и заповеди из Ветхого Завета, после чего антрополог оставил эту опасную тему[96]. Стоит обратить внимание на то, что если Бог и считается зачинщиком “безумия” в целом, то конкретные действия участников ему никогда не приписывались. За всё грязное, страшное и жестокое были в ответе только боги или злые духи, одержимость которыми, как мы выяснили раньше, без ритуала чрезвычайно опасно.

Для понимания смысла и значимости “безумия” следует взглянуть на масштабы изменений, которые за ним последовали. Несмотря на то, что у нас и немного материалов, соответствующих данному запросу, некоторые выводы можно сделать из описанных выше текстов. Так, исходя из слов островитян, мы видим, что религия Христа быстро охватила всё населения, при том без какой-либо доли синкретизм. Моа говорит о цифре в один месяц, а современный реннеллец Линдсей – чуть меньше года. Если раньше только закончившие миссионерские школы островитяне не были уверены в своём деле, то теперь “наказание” придавало им стойкость и новый порыв. Однако сведений от информантов о конкретных изменениях, особенно на Реннелле, практически нет. Норткот Дек в своей книге говорит, что крупнейшие изменения коснулись способа расселения островитян. Характерно для миссионеров он пишет про Реннелл: “В результате произошла удивительная революциях в их социальной жизни. Если до этого они жили разбросанно, всего одна-две семьи вместе, то теперь всё население переселилось в десяток деревень – так сильно было их желание узнать о Боге.”[97] Кристиансен в своей монографии иллюстрирует уплотнение поселений на Беллоне. В 1938 году в целом было около 80-ти мест обитания, и постепенно, к 1966 году, их осталось три крупных и девять более мелких[98].

Если о Реннелле в данном ключе у нас есть только обрывки из источников, то о последствиях на Беллоне Монберг делает оригинальное исследование. В своей публикации он ставит задачу проанализировать “социальные конфигурации”, имевшие место на Беллоне в последующие двадцать лет после утверждения на нём христианства[99]Эта статья с одной стороны ставит под вопрос утверждение о полном отсутствии синкретизма после обретения новой веры, но и с другой – частично его подтверждает. Мы видим, что потусторонний мир – мир духов и богов – изменяется в корне, но вместе с тем религиозная практика долгое время не может найти В статье Монберг разделяет этот период на три фазы – принятие, приспособление и урегулирование – и уделяет по главе на каждую из них. Синопсис статьи мы сопроводим выжимками из монографий Кристиансена и Кушеля, рассказывающих о прочих социальных изменениях на Беллоне в этот же период.

 

В первой главе, которая ограничивается 1938 годом, антрополог рассказывает о похождениях Моа и миссионеров SSEM, о бесконечных словесных спорах между ними и беллонцами, о разрешении двух камней и так далее. Об этом мы писали выше. Здесь добавляются некоторые детали, характеризующие уровень восприятия христианства как новыми миссионерами, так и еще необращенным язычниками. Монберг пишет, что Моа использовал традиционную формулу приветствия, в которой упоминаются браться или отец, подставив на их место Бога Отца и его сына – Иисуса, который стал считаться старших братом для каждого (Classificatory brother)[100].

Моа рассказывал самые понятные и известные ему части Библии, о книге Бытия (про Ноя по большей части) и о рождении, жизни и смерти Христа. Более всего островитянам была близка история о Великом Потопе и о единственной семье, которая “спаслась в каноэ”. Она им напоминала рассказ о небольшой группе, переселившейся с Убеи на Реннелл и Беллону, и единственной спасшейся среди сотни прочих мигрантов.
Кушель также сообщает, что у Моа был и иной способ обращения Беллонцев в христианство. Он им сказал, что реннелльцы в большом количестве вот-вот уже снарядились для поездки на соседний остров, чтобы устроить бойню, так как в некоторых последних распрях на Беллоне были убиты их родственники и даже один житель Реннелла. Однако, по словам Моа, если бы беллонцы перешли в новую религию, воины с Реннелла не стали ли бы атаковать своих братьев по вере[101].

Через несколько недель после прибытия Моа на остров, все храмы были низложены, ритуальная параферналия уничтожена, а старые обряды упразднены. Монберг говорит лишь о пяти семьях, которые не дольше двух месяцев пытались придерживаться традиционных практик. Они боялись, что в какой-то момент их всё еще сильные боги начнут им мстить[102].

В первой главе антрополог делает общие утверждения о причинах быстрого принятия новой религии всем населением острова. Во-первых, сила Бога публична утверждена в прениях и столкновениях между миссионерами и островитянами. Во-вторых, особая методика Моа и его харизма сыграли свою особую роль в восприятии евангельского учения. Он рассказывал библейские истории понятным языком, и его послание включало многие уже знакомые концепции. Таким образом, следующим стоял вопрос об уровне интеграции христианского учения в пока еще живые традиции[103].

 

Во второй главе Монберг берет даты с 1938 по 1949 года. До последней даты, островитяне жили практически в полной изоляции, и совсем немного человек было взято в 1940-ых годах в миссионерские школы SDA и SSEM, что, судя по всему, не сильно повлияло на религиозную ситуацию на острове. Вторая Мировая Война, которая коснулась Соломоновы острова и даже Реннелл, еще сильнее отсрочила контакт островитян с внешним миром. Эта фаза знаменуется попытками беллонцев соответствовать христианскому учению в условиях практически полного отсутствия знания ее установок. Основной проблемой для островитян было то, что реннелльцы толком им не объяснили, ни как молиться Небесному Богу, ни какими ритуалами он был бы доволен. Сказали только, что обряды должны быть не такими как раньше. Основная идея, которая была донесена до беллонцев – это то, что им следовало ожидать скорейшего пришествия Христа на землю. Многие урожаи были даже собраны раньше времени, для того чтобы была какая-то провизия во время путешествия на небеса

Монберг отмечает, что в целом это был период глубокой фрустрации и неопределенности. Островитяне намного хуже помнят этот период чем, самые мелкие детали мифов и практик своих традиционных представлений и практик. Монберг считает, что это также связано со стрессом, а сами островитяне говорят, что были тогда глупыми, напуганными и сбитыми с толку.

Однако никто не бездействовал, и новая религия стала активно себя проявлять внутри общества через его культуру. Например, изменилось традиционное церемониальное распределение пищи (‘осо хекау), которое производил огородник среди тех, кто ему помогал с урожаем. Раньше, примерно как в описанном выше ритуале Хакауу, собранные плоды сначала посвящались богам, а потом в порядке статусного убывания распределялись между всеми присутствующими. Теперь же, боги никак не поминались, людей ставили в ряд, и каждому огородник на европейский лад должен был пожать руку. А пищу стали распределять в обратном порядке – от самых юных до наиболее опытных и старших. Во время обряда пелись небольшие молитвы, которым их научили реннелльцы на пиджине, и которые им были совершенно непонятны. Ритуальные танцы и песнопения практически сразу вышли из обихода, так как считались нечистым. Хотя некоторые песни, даже включающие упоминания божеств, продолжали использоваться в церковных обрядах. В целом, как и раньше (храмовые и домашние ритуалы), службы поделились на два типа: на те, что происходили на ритуальной площадке, на которой было место для пожатого урожая, и на те, что происходили только в храме, и без пищевой дистрибуции. Второй тип был посвящен священным дням – субботе у адвентистов и воскресенью у SSEM[104].

 

Кроме того, появились особые религиозные роли, напоминающие те, что были задействованы в прошлых ритуалах. Участников обрядов было также трое, они назывались хетимане (headman), боси (boss) и тиса (teacher) – так, как это им передали приезжие с Реннелла. Хетимане напоминал роль главного жреца – он руководил обрядами. Роль тиса воплощала собой индивида с наибольшей близостью к Богу, и так же соответствовала главному жрецу, когда тот зачитывал ритуальные формулы от имени предков или местных богов. Поэтому, один человек мог быть и хетимане, и тиса одновременно. Боси повторял роль второго жреца[105].

Стало появляться и распространяться строительство церквей. Это были постройки, ничем не отличающиеся от обычных домов старого типа без стен и пола; Монберг говорит, что их скорее можно назвать часовнями. Поначалу, из-за высокого престижа церкви строили только самые крупные линиджи. Но со временем, священные дома появились практически в каждом крупном домохозяйстве, и уже в 1943 году на острове было двадцать три церкви, принадлежащих SDA и десять – SSEM (одна церковь на каждого 13 беллонца). Став общим явлением, церкви полностью заменили собой языческие храмы. В свете пре-христианской культурной организации ясно, что было гораздо удобнее возвести собственную церковь, чем ходить в чужие владения.

 

Со временем, прекратились и кровавые столкновения, одно из которых застал Моа. Миссионеры не только примирили враждующие стороны, но и наложили запрет на не имеющую конца кровную месть, о разных проявления которой, мы читали у Кушеля. Авторитет, который отчасти приобретался за счет сложно продуманных атак на врагов, заменился экономическим престижем. Вместо этого, беллонцы стали соревноваться в том, кто больше сможет взрастить плодов ямса, или кто больше задействует людей в этом процессе. Устраивались крупные фестивали, на которых хозяйственник демонстрировал свои заслуги.
Кушель полагает, что введение нового могучего и ревностного Бога, известного своими делами в Ниупани, и помогавшего Моа разрушать святыни Беллоны, практически свело к нулю потребность островитян продолжать свои межродовые распри. Основной принцип кровной мести сменился на прямо противоположное “Не убий” – прямое предписание от Всевышнего. Поскольку островитяне мало знали о практичной стороне христианства, исполнение шестой заповеди Декалога стала для них важным элементом в служении Небесному Богу[106].

Но происходили и перепалки иного характера. От одного из информантов мы уже знаем, что, когда миссия SSEM приплыла с Реннелла, между ней и адвентистами стали случаться словесные и физические стычки. Антагонические настроения передавались беллонцам, а те с легкость переняли новый тип вражды. Нелюбовь двух деноминаций друг к другу привело не только к конфликтам, но и к разным социальным сложностям. К примеру, членам одной семьи нельзя было переходить из одной церкви в другую, иначе им покидать дома своих родственников. [107]

Третья глава охватывает время между 1949 годом и, условно, нашими днями (в случае Монберга – это 1966 год). В этом году, с прибытием меланезийских учителей SDA, начались сильнейшие изменения. Они были радостно встречены островитянами, так как те уже долго страдали из-за недостатка знаний о христианском вероучении.

Под патронажем новых наставников адвентистские жители беллоны обучились новым молитвам и правильной службе в церкви. Основные изменения касались изменения типа поселения – так же, как описывал Норткот Дэк ситуацию на Реннелле. Учителя сказали беллонцам оставить свои многочисленные церквушки, и построить несколько крупных церквей.
На Беллоне множество домохозяйств было разброшено вдоль одной тропы, но при содействии меланезийцев, дома стали отстраиваться вокруг крупных церквей, а деревни начали уменьшаться в количестве и уплотняться. Наблюдая за происходящим в лоне SDA, приверженцы SSEM следом за ними сгруппировались в несколько поселений.

Затем была основана полноценная школа; были запрещены танцы и полигамия; некоторые продукты питания, такие как акула, летучая лисица, кокосовый краб и прочее были объявлены табу, так как адвентисты их считали нечистыми. Беллонцы во всем доверились учителям, так как те открывали им дорого к образу жизни белых людей.

Новая церковная система сильно повлияла на социальную структуру Беллонцев. Вожди в новых условиях уже не устраивали больших фестивалей. Появился новый класс ученой молодежи, которые стали часто ездить на миссионерские станции и цениться своим знаниями Писания, умением писать, читать и учить других[108].

Можно обобщить значимые для нас материалы об изменениях в хозяйственной сфере за этот период (1938-1966), собранные Кристиансеном на Беллоне. Во-первых, это значительное увеличение площади возделываемой почвы за счет секуляризации многих земель (около 50 га), которые раньше считались запретными, сакральными территориями. Во-вторых, это увеличение рождаемости, которое объясняются уплотнением населения за счет появления деревень, и снятием табу на какое-либо взаимодействие, сексуальное в том числе, между братьями-сестрами одного линиджа. Прекращение межродвых распрей, также могло повлиять на рост численности жителей острова. С пятидесятых годов, наконец, начинается тесное общение с внешним миром, появляются крупные кокосовые плантации, деньги и разные привозимые блага современного мира. Многие беллонцы перестали быть привязаны к своей родной земле и это стало обычной практикой переезжать на соседние Соломоновы острова ради работы ил учебы[109].

Мы можем предположить, что на Реннелле в первое время, может быть за более короткие сроки, происходили схожие процессы. Судя по всему, меланезийские или европейские миссионеры достаточно скоро после событий 1938 года оказались на Реннелле[110]. Далее, события Мировой Войны, опять же, приостановили контакты реннелльцев с остальным миром. С другой стороны, американские военные в этот период знакомили островитян с неизвестными им благами цивилизации[111].

Реннеллец Линдсей Тамаика дает длинный и интересный ответ на вопрос о культурных изменениях на острове. Он говорит, что люди перестали строить свои обыкновенные дома без стен или жить в пещерах, стали носить новую одежду. Также они перестали пользоваться традиционными предметами быта, инструментами огородничества, рыбалки и охоты. По словам Линдсей, эти предметы вышли из обихода, так как они были эффективны только вместе с силой ушедших богов.[112]

Саул Тогака в свою очередь рассказывает о более современной ситуации. Люди объединились в большие деревни вокруг церквей разных деноминаций. В настоящий момент, по его словам, а Реннелле расположено 18 основных деревень, по церкви в каждой. Кроме того, “жители переняли западный образ жизни, в их жизни появились современная музыка, спорт, лекарства, мода... У многих появилась собственность, постоянные дома, видеомагнитофоны и прочее.” [113]