Холд Руат – холд Южный, 15.5.27 – 15.6.2

 

День в холде начался с того, что по всем фермам и мастерским разослали огненных ящериц: каждому, кто держал файров, предписывалось пометить своих питомцев и строго внушить им, чтобы не смели соваться ни в один Вейр.

Все утро в холд съезжались фермеры, наслушавшиеся околесицы от своих файров и жаждущие разъяснении; у Лайтола, Джексома и Бранда не было свободной минуты. На другой день ожидалось выпадение Нитей, и действительно, они начали падать в точном соответствии с выкладками Лайтола. Это весьма порадовало его и успокоило нервничавших фермеров. Джексом навьючил на себя огнемет и с легким сердцем занял место в наземной команде, стоявшей наготове, хотя, как обычно, драконы Форт Вейра не пропустили ни одной Нити. Джексома тешила мысль о том, что при следующем выпадении он, возможно, тоже будет парить над землей на огнедышащем Руте.

На третий день после истории с яйцом белый дракон почувствовал голод и запросился на охоту. Огненные ящерицы слетелись, как всегда, тучей; однако на сей раз Рут почему‑то не пригласил их разделить трапезу и съел убитого верра сам, с костями и шкурой.

"Я не хочу с ними делиться!” – ответил он на недоуменный вопрос Джексома так обиженно и сердито, словно вправду собирался при случае подпалить файрам хвосты.

– За что? – спросил Джексом, усаживаясь рядом с драконом на травянистом склоне и почесывая ему гребень над глазом. – Мне всегда казалось, что они тебе нравятся…

"Они вспоминают один мой поступок, которого сам я не помню. Я этого не делал!” – В глазах Рута мелькали красные искры.

– Что же они вспоминают?

"Я не делал этого! – В беззвучном голосе Рута мешались неуверенность и страх. – Я знаю, что я не делал этого! Я не мог этого сделать! Я – дракон. Я – Рут. Я родился в Бендене!” – твердил он с отчаянием.

– Что за поступок, Рут? Ты должен мне рассказать.

Рут заерзал и качнул головой, словно пытаясь спрятаться. Потом вновь повернулся к Джексому, глаза его жалобно замерцали:

«Ну не мог же я в самом деле тащить куда‑то яйцо Рамоты! Я знаю, я его не брал! Я все время был там, у озера, рядом с тобой. Я помню это. И ты помнишь. И они тоже знают, где я был. Но почему‑то они все время вспоминают, как я уношу яйцо!»

Джексом обнял шею дракона, чтобы не упасть. Поглубже вздохнул несколько раз. И попросил:

– Покажи мне картины, которые они тебе передают.

И Рут показал – все яснее и ярче по мере того, как его волнение проходило.

"Вот что они вспоминают”, – сказал он наконец, шумно, с облегчением переводя дух.

– Огненные ящерицы способны лишь пересказывать виденное, – проговорил Джексом, стараясь рассуждать логически, как учил Робинтон. – Ты говоришь, они это помнят. А знают ли они, когда именно ты взял яйцо Рамоты?

"Я мог бы доставить тебя туда и в то время”.

– Ты уверен?

"Здесь две маленькие королевы: они больше всех надоели мне, потому что помнят лучше других”.

– Не могут ли они вспомнить, как тогда стояли звезды?

«Огненные ящерицы слишком малы для того, чтобы рассматривать звезды. – Рут встряхнулся. – Но именно тогда, кстати, драконы и жгли их. Бронзовые, караулившие яйцо, жевали огненный камень. Они не подпускали файров…»

– Весьма разумно с их стороны.

«Все драконы теперь ненавидят огненных ящериц. А если бы они знали, что те про меня вспоминают, они возненавидели бы и меня!»

– Значит, это и к лучшему, что ты – единственный дракон, который их слушает, – сказал Джексом, но это замечание не утешило ни Рута, ни его самого. И он спросил: – Но ведь яйцо снова в Бендене. Чего ради они к тебе с ним без конца пристают?

"Понимаешь, они не помнят, как я за ним отправлялся”.

Джексом без сил опустился на травку… Услышанное требовало серьезного, очень серьезного размышления. “Нет, – возразил он сам себе. – Ф'лессан был прав: бесконечные обдумывания и обсуждения способны погубить любое дело в зародыше. Есть какая‑то неотвратимость… Интересно, приходило это в голову Лессе или Ф'лару, когда они принимали решение? Нет. Об этом тоже лучше было не думать.

– Ты точно знаешь, в какое время лететь? – еще раз спросил он Рута.

Две золотистые королевы тотчас подлетели к ним и ласково заворковали. Одна, более смелая, даже опустилась Джексому на руку глаза ее весело замерцали.

"Они знают, – сказал Рут. – И я знаю”.

– Ну, я очень рад, если они согласны нас проводить… Только лучше бы они все‑таки видели звезды!

Джексом еще раз глубоко вздохнул, потом взобрался Руту на шею и направил его домой.

Как только он принял решение действовать, следовать этому решению оказалось на удивление легко, Всего‑то и надо было. что поменьше задумываться. Он приготовил летный костюм, крепкую веревку и меховую шубу – закутать яйцо. Потом проглотил несколько мясных колбасок и не спеша вышел из холда, заговорщицки подмигнув Бранду: пускай думает, будто он снова отправился на свидание. Гораздо труднее оказалось упросить Рута вываляться в черной грязи, которую морской отлив оставил в дельте реки Телгар. “Твоя белая шкура будет слишком заметна в тропической ночи, – терпеливо убеждал Джексон друга. – Да и на бенденской площадке Рождений нам с тобой лучше держаться в тени…"

Из того, что наговорили Руту две королевы, Джексом заключил: Древние в самом деле унесли яйцо в прошлое и поместили его в самое подходящее для этого место – в теплый песок потухшего кратера, того самого, где со временем предстояло появиться Южному Вейру. Джексом изучал расположение звезд, видимых с Южного континента: может быть, он сумеет определить время с точностью до одного‑двух Оборотов. Но для начала ему придется полностью положиться на Рута, похвалявшегося, будто всегда знает, в каком именно времени находитсяОгненные ящерицы всей оравой последовали за ними в дельту Телгара и с большим энтузиазмом взялись размазывать по чистой шкурке Рута липкую черную грязь. Джексом натер ею свои руки и лицо и блестящие пряжки амуниции. Что до шубы – она и так была из темного меха.

В глубине души Джексому все еще не верилось, что это происходит именно с ним, что это он, а не кто иной, ввязался в столь отчаянную авантюру. Однако иного пути не оставалось. События были предопределены; теперь его ничто не могло остановить. Он спокойно оседлал Рута, как никогда доверяя себя способностям своего дракона. И дважды глубоко вздохнул.

– Ты знаешь, куда и в какое время лететь. Давай, Рут!

…Несомненно, это был самый долгий, самый холодный его прыжок. В отличие от Лессы, он знал, на что идет. Но это знание не избавило его ни от ужасающей тьмы, ни от тишины, которая, казалось, гремела в ушах, ни от мертвящего холода, пробиравшего до костей. “Когда повезем яйцо, – мелькнуло у Джексома в голове, – нельзя будет перескакивать в один прием. Придется останавливаться и греть его."

А потом они возникли над миром, погруженным во влажную теплую тьму, пахнущую роскошной зеленью и чуть‑чуть – подгнившими фруктами. На какой‑то безумный миг Джексому даже подумалось, не угодили ли они прямиком в сновидение какой‑нибудь ящерицы, уснувшей па солнцепеке. Но Рут бесшумно заскользил вперед, и легкий ночной ветерок, овевавший лицо Джексона, убедил его, что все было вполне реально.

И тут он увидел яйцо: светящееся пятнышко далеко внизу, чуть правее головы Рута, Дракон продолжал плавно снижаться, пока Джек‑сом не рассмотрел восточный край чаши Вейра: именно с той стороны он собирайся со всей мыслимой скоростью ворваться вовнутрь, подгадав свое вторжение к моменту рассвета. Достигнув края, он послал Рута в Промежуток, Ему показалось, прыжок совершился мгновенно. Теплые утренние лучи ударили в спину. Рут стрелой кинулся в Вейр. Прижимаясь к земле, он пронесся над головами сонных бронзовых драконов и их всадников, клевавших носами. Мгновенный, точный бросок – и сильные передние лапы Рута обхватили яйцо. Еще един отчаянный бросок, на сей раз вверх – и прежде, чем переполошенные бронзовые успели хотя бы встать на ноги, маленький дракон взвился в воздух и…

…и его крылья совершили следующий взмах по другую сторону Промежутка, на том же самом месте, но на один Оборот дальше в прошлое. Рут бережно опустил тяжеленное яйцо в песок и сам изнеможенно шлепнулся рядом. Джексом скатился с его шеи и поспешно обследовал золотую драгоценность, ища возможные трещины. Однако с яйцом, похоже, ничего страшного не случилось: оно было твердым на ощупь и достаточно теплым. Руками в перчатках Джексом подгреб к нему побольше горячего песка – и свалился рядом с Рутом, переводя дух.

– Нам нельзя здесь задерживаться, – сказал он. – Чего доброго, начнут искать, проверяя каждый день, один за другим. Они же знают, что в один присест мы не унесем его далеко.

Рут только кивнул: он все никак не мог отдышаться после короткой, но отчаянной гонки. Потом он вдруг напрягся всем телом, и Джексом испуганно вздрогнул: с кромки Вейра на них смотрели две огненные ящерицы – золотая и бронзовый. Они тотчас исчезли, но Джексом успел заметить, что на их шейках не было меток.

– Мы знаем их? – спросил он Рута. “Нет”, – ответил дракон.

– А где те две королевы?..

"Они показали мне, куда лететь. А больше ты их ни о чем не просил”.

Джексом почувствовал себя брошенным и выругал себя за глупость: это надо же, забыл позвать их с собой!..

«Смотри, огненный камень, – сказал Рут. – Следы пламени! Бронзовые жгли здесь огненных ящериц, Только давно: видишь, выжженное место зарастает травой.»

– Драконы против драконов! – Джексома снедало дурное предчувствие. В этом месте он не ощущал себя в безопасности. И не ощутит, пока они с Рутом не вернут яйцо назад в Вейр Бенден, которому оно по праву принадлежало.

– Надо сматываться, Рут. Давай‑ка поторопимся, пока нас здесь не застукали!

Решительно развязал обмотанную вокруг пояса веревку и принялся мастерить из шубы колыбельку для яйца. Королевское яйцо было страшно тяжелым; хорошо бы подвесить его, чтобы Руту не пришлось надрываться, все время держа его в лапах. Джексом перевязывал последний угол, когда сзади послышался громкий хруст: Рут жевал огненный камень.

– Рут! Ты что, собираешься биться с драконами?.. “Что ты, разумеется нет! Но пусть‑ка они посмеют приблизиться ко мне, если я буду извергать пламя!"

У Джексома и так душа была не на месте – еще не хватало затевать спор. Когда Рут кончил жевать, он подозвал его, и вдвоем они закатили яйцо на шубу. Джексом поудобнее устроил веревку на плечах Рута, начал было проверять узлы, но некий внутренний голос велел ему поспешать, и он оседлал дракона:

– На шесть Оборотов вперед, в Керун, в наше место. Понял?

Рут немного подумал и ответил утвердительно.

Оказавшись в Промежутке, Джексом тотчас забеспокоился, не слишком ли длинным выйдет прыжок, не застудится ли яйцо. Там, в своем Времени, он не дождался рождения королевы и теперь не знал, благополучно ли оно совершилось. Наверное, ему следовало подождать результата: тогда он имел бы какое‑то понятие о длительности прыжков. А так – не получится ли, что он погубит малышку‑королеву, вместо того чтобы спасти?” У Джексома голова шла кругом от холода Промежутка и парадоксов, в которых он силился разобраться. Нет, все‑таки он совершал то, что следовало любой ценой совершить, – возвращал яйцо. И драконы не схватились с драконами. Пока еще не схватились…

…Обжигающий зной Керунской пустыни согрел тело Джексома и взбодрил его дух. На Рута, покрытого корками ссохшейся грязи, было страшно смотреть. Джексом развязал веревку и бережно выкатил яйцо на жаркий песок. Рут помог ему засыпать его. Стояло утро; в тот же час, шесть Оборотов спустя, яйцо должно было быть возвращено в Вейр.

Рут попросился в море – ему до смерти хотелось смыть надоевшую грязь, – но Джексом уговорил его потерпеть, пока они окончательно не разберутся с яйцом. Джексом помнил – никто так и не догадался, кто же доставил его. А значит, белой шкурке совсем незачем отсвечивать на бенденской площадке рождений…

«А как же файры?»

Джексома это тоже тревожило, но он ответил:

– В тот день они не знали, кто притащил яйцо. На площадке рождений не было ни одного, а они знают только то, что видели сами… – Джексон счел за благо не вдаваться в возможные варианты и устало прислонился к теплому боку Рута. Они немного передохнут и обогреют яйцо на утреннем солнышке, а потом совершат последний и самый ответственный прыжок. Им надо будет точно попасть на площадку рождений, позади того места, где потолок, высокий при входе, круто спускался, перекрывая обзор всем глядящим на площадку из чаши. Между прочим, это место находилось как раз против лаза, в который много Оборотов назад так нахально пробрались они с Ф'лессаном… По счастью, Рут был достаточно мал для прыжка через Промежуток прямо в пещеру; к тому же он сам там родился, а стало быть, знает ее наизусть. И вообще, до сих пор он всякий раз делом подтверждал свою похвальбу насчет превосходной ориентировки во времени…

Пустынные равнины Керуна не были вовсе лишены звуков жизни: горячий ветер шуршал сухой травой, жужжали насекомые, змеи копошились в песке, издали долетал шум прибоя. Сколь ни тихи эти звуки, их внезапное исчезновение действует подобно громовому раскату. Неожиданная и полная тишина и чуть заметное изменение давления заставили разомлевши? было Рута и Джексома испуганно подскочить.

Джексон бросил быстрый взгляд вверх, ожидая появления громадных бронзовых драконов, готовых отнять у них яйцо. Но нет: небо над головой было пустым, ясным и жарким. Джексон огляделся по сторонам…

Нити!

Серебряный дождь падающих Нитей мчался к ним через пустыню!..

Джексом ахнул и кинулся к яйцу. Рут подбежал следом. Вдвоем они торопливо выкопали его из песка и засунули в меховую колыбельку, пытаясь в то же время прикинуть, быстро ли надвигается передний край Нитей, и в глубине души недоумевая и негодуя, почему в небе нет ни дракона…

Они все‑таки не успели вовремя навьючить на Рута драгоценную ношу. Шипящие Нити уже падали вокруг них в песок, когда Джексом наконец вскочил Руту на шею и послал его вверх. Белый дракон изрыгнул длинный язык пламени и прыжком взвился в воздух, пытаясь прожечь себе путь и набрать хоть какую‑то высоту, прежде чем уйти в Промежуток.

Огненная лента обожгла Джексому щеку, правое плечо, руку и бедро – толстый костюм из шкуры дикого стража прогорел мгновенно, точно сухой листок. Джексом скорее почувствовал, чем услышал крик боли, вырвавшийся у Рута. Потом все поглотил мрак Промежутка.

Каким‑то образом Джексому удалось сохранить ясное представление о том, в какое место и время они направлялись… И вот они очутились на площадке рождений. Истошный рев Рамоты доносился снаружи. Рут приземлился и тотчас вскрикнул: горячий песок нестерпимо въелся в свежую рану на его задней ноге, Джексом, кривясь и кусая губы от боли, сражался с непослушной веревкой. Казалось, он целую вечность развязывал узлы колыбельки. Рут опустил яйцо на песок, но дно пещеры в этом месте, оказывается, было неровным – яйцо тут же покатилось наружу из темного угла площадки, где они затаились… Ловить его не было времени. Рут взвился к высокому потолку и исчез в Промежутке.

Драконы не будут сражаться против драконов?

Джексом не удивился, увидев под собой маленькое горное озеро. В какое Бремя занес его дракон, Джексому некогда было разбираться: Рут всхлипывал от боли в ноге и хотел только одного – скорее промыть ожог холодной водой. Джексом спрыгнул с его шеи на прибрежную отмель и принялся обмывать посеревшее, залитое потом тело любимца, ругая себя последними словами, – ведь это по его глупости и беспечности ближайший горшочек с обезболивающим бальзамом находился в Руате! Это же надо быть полным идиотом, чтобы не предусмотреть простой вещи – а именно, что его или Рута могли ранить!

Холодная озерная вода утолила боль, но Джексом тотчас заволновался, не случится ли у Рута воспаления из‑за грязи. Трижды дурак – неужели нельзя было вымазать его чем‑нибудь более подходящим?.. Джексом хотел прочистить раны, но не решился мучить и без того натерпевшегося дракона. К тому же, чего доброго, можно было загнать проклятую грязь еще глубже. Джексом впервые пожалел о том, что поблизости не было видно файров, которые помогли бы ему вымыть перемазанного Рута. “Хотел бы я знать, – подумал он, – в каком хоть времени мы находимся?"

"Это следующий день после того, как мы отправились, – объявил Рут. И добавил с законной гордостью: – Я всегда знаю, в каком времени нахожусь. – Потом пожаловался: – Спина левее гребня ужасно чешется. Там осталась грязь”.

Джексом принялся драить Рута песком, щадя только больную лапу и стараясь не обращать внимания на собственные раны. К тому времени, когда более‑менее чистый Рут отправился полоскаться на глубине, юноша едва не падал с ног от усталости. Он стоял по щиколотку в воде; маленькие озерные волны вдруг живо напомнили ему не столь уж далекий день его бунта.

– Что ж, – вслух попробовал он уговорить себя самого, – так или иначе, мы все‑таки сражались с Нитями..

Успех этого сражения был пожизненно запечатлен и на его коже, и на шкуре дракона.

"Ты только забываешь, что нам было почти не до Нитей, – напомнил ему Рут. – Зато теперь я точно знаю, как это делается. В следующий раз у меня выйдет гораздо, гораздо лучше. Я ведь быстрее любого из больших драконов. Я могу развернуться вокруг кончика хвоста и уйти в Промежуток, поднявшись всего на одну длину от земли”.

Джексом с жаром и благодарностью сообщил Руту, что тот, без сомнения, был самым лучшим, самым быстрым и самым умным драконом на всем Перне – Южном и Северном. Рут поплыл к берегу, отряхивая крылья; глаза мерцали зеленым – похвала обрадовала его.

«Ты замерз и проголодался, – сказал он Джексому. – Тебе больно, У меня тоже болит нога. Полетели домой!»

Джексом знал, что так им и следовало поступить. Надо было помазать бальзамом ногу Рута, да и свои раны тоже. Дело за малым: кто угодно с первого взгляда опознает ожоги. Следы Нити. И как, во имя Первого Яйца, он станет объяснять это Лайтолу?..

«А зачем вообще объяснять? – спросил Рут. – Мы сделали то, что должны были сделать. Разве не так?»

– Логично, – невесело засмеялся Джексом. Похлопал Рута по шее. Устало забрался на него и, не ожидая для себя ничего хорошего, послал друга домой.

Сторожевой дракон басовито приветствовал их со скал. С полдюжины файров – все меченные цветами Руата – взвилось навстречу и сопроводило их во двор перед вейром.

Из кухни навстречу Джексому выбежала взволнованная служанка:

– Владетель Джексом, случилось Рождение! Королева вылупилась! За тобой посылали, но не смогли отыскать…

– У меня были другие дела, – ответил он. – Слушай, раздобудь мне горшочек бальзама.

– Бальзама? – У служанки округлились глаза.

– Да, бальзама. Я немного обгорел на солнце. Очень довольный собственной изобретательностью – несмотря на то, что его трясло от холода в мокрой одежде, – Джексом поудобнее устроил Рута в вейре и заставил положить больную ногу на скамеечку. Потом, скрипя зубами, принялся раздеваться: кроме щеки, Нить обожгла ему мышцы плеча, полоснула запястье и оставила длинную борозду на бедре.

В дверь робко заскреблись – служанка вернулась на удивление быстро. Джексом проковылял к двери, что вела внутрь холда, и приоткрыл ее ровно настолько, чтобы можно было просунуть горшочек. Вовсе незачем кому‑то видеть его ожоги.

– Спасибо, – поблагодарил он служанку. – А еще принеси мне поесть чего‑нибудь горячего. Суп, кла, все равно – что там у вас на огне… Закрыв дверь, Джексом скинул штаны, обернул бедра полотенцем и пошел к Руту. Он размазал горсть бальзама по обожженной лапе любимца и невольно улыбнулся, услышав, как у того вырвался глубокий вздох облегчения: лекарство подействовало мгновенно.

Только тогда Джексом занялся своими болячками. Благословенный, благословенный бальзам!.. Никогда больше он не станет ворчать, когда его пошлют собирать колючую зеленую мерзость, из которой варили мазь… Обработав рану на лице, Джексом заглянул в зеркальце. Будет шрам в палец длиной, и никуда тут не денешься. Вот если бы ему еще удалось благополучно избежать справедливого гнева Лайтола.

– Джексом! – И Лайтол шагнул в комнату, едва задержавшись в дверях, чтобы постучать. – Ты пропустил Рождение в Вейре Бенден и… – Тут Лайтол увидел Джексома и остановился как вкопанный. Джексом стоял перед ним в одном полотенце: багровые полосы на лице и плече скрыть было невозможно.

– Значит, королева вылупилась? Отлично… – ответил Джексом и подобрал рубашку. Он готовился с обычной прямотой поведать Лайтолу о своих похождениях, но в последний миг передумал. Рут, похоже, был прав – они всего лишь сделали то, что должны были сделать. В некотором смысле это вообще было их с Рутом личное дело. Можно даже сказать, его действия отражали подспудное, неосознанное желание искупить свою давнюю вину, когда он мальчишкой залез на площадку рождений к яйцам Рамоты. Он просунул голову в ворот и вздрогнул, задев полосу на щеке. Он сказал: – Я слышал, в Бендене очень беспокоились, благополучно ли дозреет яйцо, побывавшее в Промежутке.

Лайтол подошел к нему, пристально глядя Джексому в лицо. Его глаза вопрошали. Джексом одернул рубашку, застегнул пояс, заново размазал пальцем бальзам. Он не знал, что сказать. Потом сообразил:

– Лайтол, не посмотришь ли ты Рутову лапу? Все ли я там правильно сделал…

Он спокойно ждал, искренне сожалея про себя, что приходилось скрытничать. О чем думал Лайтол? О чем догадывался? Почему так потемнели его глаза?.. Джексом был стольким обязан опекуну, а теперь – в особенности. И как это Лайтол прежде казался ему холодным, жестким, бесчувственным…

– Есть особые приемы, как уворачиваться от Нитей, – негромко выговорил Лайтол. – Придется тебе обучить им Рута, владетель Джексом.

– Я буду так благодарен тебе, если ты их мне объяснишь, – ответил Джексом с чувством.

 

Глава 7

 

 

Утро в холде Руат, 15.6.2

 

– Вообще‑то я шел сообщить тебе, владетель Джексом, что у нас гости, – сказал Лайтол. – Мастер Робинтон, Н’тон и Менолли летят к нам прямо с Рождения королевы. Но лапа Рута, конечно, прежде всего…

– А ты разве не летал в Бенден на Рождение? – спросил Джексом.

Лайтол отрицательно покачал головой и прошел к Руту в вейр. Белый дракон как раз устраивался поспать: ничего не скажешь, он это вполне заслужил. Лайтол поклонился ему и начал осматривать густо смазанные ожоги.

– Я вижу, вы с ним выкупались в озере. – Лайтол успел заметить влажные волосы Джексома. – Вода там чистая, да и бальзам, к счастью, не запоздал. Надо будет еще раз проверить через несколько часов, но, сдается, с ним все в порядке. – И Лайтол перевел взгляд на Джексома: следы Нити так и бросались в глаза. – Я не смогу объяснить гостям твоего отсутствия при Рождении, Джексом. – Он вздохнул. – Скажи спасибо, что к нам летит Н’тон, а не Ф'лар. Менолли, я полагаю, знала о твоей затее?

– Я никому не говорил о ней, Лайтол.

– Значит, выучился наконец осторожности. – И управляющий вновь окинул подопечного взглядом. – Что ж, я попрошу Н'тона, пусть возьмет тебя в учение и потренирует вместе с молодыми всадниками. Так безопаснее, и потом, ты будешь не один… Робинтон, естественно, обо всем догадается, ну да от него ничего не укроешь. Ладно, идем – я надеюсь, они не слишком взгреют тебя за неуклюжесть. Честно говоря, ты заслуживаешь порядочной выволочки за то, что так рисковал собой и Рутом. Да еще теперь, когда и так все кверху дном.

– Прости, если я расстроил тебя, Лайтол.

– Дело не в расстройстве, Джексом. Я сам во всем виноват. Мне давно следовало понять, насколько необходимо тебе проверить способности Рута. Если бы ты был хоть на несколько Оборотов постарше, а дела обстояли таким образом, что я бы мог передать тебе холд…

– Я вовсе не хочу забирать его у тебя, Лайтол.

– Я думаю, прямо сейчас мне и не позволили бы передать его тебе, Джексом. Да ты сам сейчас все узнаешь. Пойдем, мы и так заставили гостей дожидаться.

Н’тон стоял в дверях малого зала, которым в Руате пользовались, когда гостям и хозяевам надо было что‑то обсудить в узком кругу. Бронзовый всадник бросил один взгляд на лицо Джексома и застонал. Робинтон, сидевший в кресле, тотчас обернулся. В его усталых глазах отразилось удивление и – во всяком случае, Джексону так показалось – некоторая доля одобрения.

– Джексом, это Нить! – Голос Менолли был полон ужаса и изумления. – Ну как же ты мог пойти на такой риск, да еще теперь?..

Она сердилась на него – она, насмехавшаяся над ним за то, что он без конца раздумывал вместо того, чтобы действовать!

– И я, дурень, не догадался, что ты все‑таки сделаешь попытку, Джексом, – вздохнул Н’тон и невесело улыбнулся. – Да, рано или поздно тебя должно было прорвать, но времечко ты для этого выбрал, прямо скажем… – Джексом мог бы ответить, что по части выбора времени к нему в некотором смысле не должно было быть претензий, но промолчал. и Н’тон спросил: – Я надеюсь, Рут‑то хотя бы не пострадал?..

– Ожог на правой ляжке и на стопе, – ответил Лайтол. – Ему уже оказана помощь.

– Я вполне одобряю, Джексом, твое стремление сделать из Рута настоящего боевого дракона, – необычайно серьезно проговорил Робинтон. – Однако сегодня я считаю необходимым призвать тебя к терпению…

– А я, наоборот, считаю необходимым выучить его летать как следует, Робинтон. Вместе с моими молодыми, – неожиданно вмешался Н’тон, и Джексом преисполнился благодарности. – Именно потому, что у него, как мы видим, хватило смелости и глупости попробовать без наставников, самому.

– Вряд ли Бенден одобрит… – покачал головой Робинтон.

– А я одобряю, – с угрюмой твердостью заявил Лайтол. – Опекуном владетеля Джексона являюсь я, а не Ф'лар и не Лесса! Пусть Лесса занимается своими делами. Джексом – моя забота! И я знаю, что он будет в безопасности среди молодежи Форт Вейра. – Тут Лайтол свирепо глянул на Джексома. – А мой подопечный пообещает, что без нашего согласия больше не полезет куда не надо. Ты согласен, владетель Джексом?

Сообразив, что мнения бенденских Предводителей спрашивать в самом деле не собирались, Джексом рад был согласиться с условиями, на которые в ином случае, может быть, и не пошел бы. Он кивнул. Ему было немного смешно оттого, как они истолковали случившееся, и вместе с тем отчасти обидно – он, совершивший нынче немалое дело, заново превращался в ученика. Впрочем, случившееся в Керуне со всей очевидностью показало: если он хотел драться с Нитями и при этом сохранять в целости обе шкуры, свою и дракона, ему еще многому предстояло учиться.

Н’тон между тем пристально вглядывался в Джексома, хмурясь все больше, и на какой‑то миг тот испугался – не догадался ли Предводитель, чем именно занимались они с Рутом, когда угодили под Нити?.. “Если они дознаются, – подумал Джексон, – вот тогда‑то меня уже точно свяжут запретами по рукам и ногам…"

– Ты должен еще кое‑что пообещать, Джексом, – сказал бронзовый всадник. – Чтобы никаких мне больше прыжков во времени, понял? Последнее время ты что‑то слишком ими увлекся. По глазам вижу!

Лайтол испуганно вздрогнул и вгляделся в лицо воспитанника.

– Я в полной безопасности с Рутом, Н’тон, – ответил Джексом, обрадованный, что речь шла все‑таки не о главном его преступлении. – Рут всегда очень точно знает, в каком времени находится.

Н’тон досадливо отмахнулся:

– Возможно, возможно. Дело не в Руте, а в тебе самом: любая небрежность при задании временных ориентиров грозит страшной опасностью и тебе, и Руту. Особенно опасно приближаться в одном и том же времени к себе самому. Ко всему прочему, это очень истощает и всадника, и дракона. Да и какая тебе нужда, Джексом, прыгать во времени? Ты молод, у тебя еще на все времени хватит!

Слова Н'тона заставили Джексома вспомнить необъяснимую слабость, накатившую на него тогда в Бендене, перед площадкой рождений. И верно, это было в тот самый момент, когда… – Мне кажется, Джексом, ты все‑таки не вполне понимаешь, – прервал его умозаключения Робинтон, – какая острая ситуация сейчас сложилась на Перне. А тебе следовало бы это знать.

– Если дело касается кражи яйца, Мастер, и того, что драконов едва не пустили против драконов, так я в курсе. В то утро я был в Бендене…

– Правда? – Робинтон был слегка удивлен: оказывается, он успел об этом забыть. – Значит, ты догадываешься, в каком состоянии нынче Лесса. Если бы из яйца не вылупилась‑таки полноценная королева…

– Но ведь яйцо вернули, Мастер Робинтон! – воскликнул Джексом в смятении. О чем еще переживала теперь бенденская Госпожа?"

– Правильно, вернули, – ответил арфист. – По‑видимому, не все в Южном Вейре оказались настолько же слепы, как похитители: у кого‑то хватило ума понять, какие будут последствия. Вся беда в том, что Лесса не удовлетворена.

– Они жестоко оскорбили Вейр Бенден, Рамоту и Лессу, – сказал Н’тон.

– Но драконы не должны биться с драконами! – ужаснулся Джексом. – Именно поэтому яйцо и было возвращено!. – А про себя подумал: “Если мой риск и ранение Рута оказались напрасны…"

– Наша Лесса, Джексом, – женщина сильных чувств. И одна из черт, которые воспитала в ней жизнь, – это способность мстить. Тебе известно, при каких обстоятельствах ты стал здешним владетелем. – Робинтон с явной неохотой напомнил Джексому о его происхождении. – За что, впрочем, я отнюдь ее не порицаю, – продолжал арфист. – Когда ей почти не на что было надеяться, она проявила невероятную стойкость, которой можно только гордиться. Но если она будет упорствовать теперь.” последствия для всего Перна окажутся губительны. На сегодняшний день разум возобладал, но с большим трудом, и я не уверен, прочна ли эта победа…

Джексом кивнул, начиная явственно осознавать, что его роль в случившемся надо будет сохранить в строгой тайне, и, может статься, навсегда. Какое счастье, что он не растрепал о своих приключениях Лайтолу. Ни одна живая душа не должна узнать, что это он, Джексом, притащил яйцо назад. И Лесса – в особенности. Не теряя времени, Джексом мысленно предупредил Рута.

«Я слишком устал, чтобы с кем‑нибудь болтать, – сонно отозвался белый дракон. – Дай мне, пожалуйста, поспать…»

– Я вполне понимаю, какое сейчас требуется благоразумие, – ответил Джексом Робинтону. – Вполне понимаю.

– И вот еще что. – Арфист подыскивал слова, подвижное лицо его отражало искреннюю печаль. Похоже, скоро произойдет еще одно событие, которое… усложнит наши и без того непростые проблемы. – И он оглянулся на Н'тона: – Я насчет Д'рама…

– Ты, наверное, прав, Робинтон, – кивнул бронзовый всадник. – Если скончается Фанна, навряд ли он останется Предводителем Вейра.

– “Если”? Боюсь, не “если”, а “когда”. И, судя по тому, что я слышал от Олдайва, Мастера лекарей, чем скорее это произойдет, тем меньше ей придется страдать.

– А я и не знал, что Фанна больна, – сказал Джексом и горестно подумал о том, что после кончины Госпожи Вейра ее королева, Мират, покончит с собой, навсегда уйдя в Промежуток. Смерть королевы выведет из душевного равновесия всех драконов – в том числе и Рамоту. А с нею и Лессу!

Лайтол помрачнел, как всегда, когда оживало воспоминание о гибели его собственного дракона. Зато у Джексома вмиг испарилась вся обида по поводу предстоявшего ему ученичества: что угодно, лишь бы в следующий раз это помогло ему уберечь Рута от ран!

– Фанна угасает, – говорил между тем Робинтон. – Изнурительная болезнь совершенно источила ее. Никакие лекарства не помогают. Мастер Олдайв находится при ней в Исте…

– Его файр вызовет меня, когда он будет готов отбыть, – сказал Н’тон. – Так хочется хоть что‑нибудь сделать для Д'рама!

– Кстати, о файрах, – сказал Робинтон. – Еще одна любимая мозоль Бендена. – Он покосился на своего бронзового, уютно устроившегося на плече. – При Рождении королевы я был без Зейра и, знаете, чувствовал себя голым. Честное слово! – И Робинтон перевел взгляд с сонного бронзового на Н'тонова Триса, клевавшего носом у всадника на руке. – Ишь, успокоились…

– Наверное, оттого, что здесь Рут. – Н’тон ласково погладил Триса по спинке. – Им всегда, хорошо с ним.

– А по‑моему, дело в другом. – Менолли не сводила с Джексома внимательных глаз. – Только что они выпрыгивали из шкурок даже в присутствии Рута, и вдруг все как рукой сняло. И яйцо им больше не мерещится! – Она искоса взглянула на свою маленькую королеву. – Я думаю, неспроста. Из яйца вылупилась здоровенькая малышка. Значит, то, что мучило огненных ящериц, не случилось. Или, – тут она в упор глянула на Джексома, – все‑таки случилось?

Джексом как можно натуральнее изобразил растерянность и изумление.

– Ты думаешь, Менолли, они беспокоились о судьбе яйца? – спросил Робинтон. – Жаль, к Лессе с этим нынче не подойдешь. А ей не мешало бы узнать, о чем они переживали. Может быть, это восстановило бы ее доброе расположение к ним.

– По‑моему, в отношении файров пора что‑то предпринимать, – решительно заявила Менолли.

– О чем ты, девочка моя? – не понял Робинтон.

– Я не про наших, Мастер. Они‑то давно доказали, как они полезны. Я к тому, что слишком многие рады баловать любимцев вместо того, чтобы обучать их! – Она рассмеялась чуть‑чуть неестественно. – Джексом свидетель: где бы ни появился Рут, они липнут к нему тучами, пока не загонят беднягу в Промежуток. Верно, Джексом?

Ее взгляд, как и смех, показался Джексому странноватым.

– Я бы не сказал, что Рут возражает, Менолли. То есть обычно не возражает, – выговорил он с деланной небрежностью и вытянул под столом длинные ноги. – Хотя, разумеется, каждому время от времени хочется побыть одному…

Лайтол хмыкнул, и Джексом понял, что Бранд рассказал управляющему о его встречах с Кораной.

– И пожевать огненного камня, – с усмешкой добавил Н’тон.

– Значит, вот чем ты занимаешься, мотаясь туда‑сюда во времени? – спросила Менолли, и Джексом понял, что на уме у нее был совсем другой вопрос, – Ну, в общем… – выдавил он.

– Ящерицы в самом деле так уж сильно мешают? – обратился к нему Робинтон, – Я имею в виду их любовь к Руту…

– Да как тебе сказать, Мастер, – ответил Джексом. – Суди сам: куда бы мы ни отправились, все окрестные файры тотчас являются повидать Рута. Обычно я только рад им – они славно забавляют Рута, пока я занимаюсь чем‑нибудь по хозяйству.

– Говорили ли они Руту о том, что их беспокоило? Ты знаешь, что за картины они передавали? – Робинтон даже подался вперед, напряженно ожидая, что скажет Джексон.

– Драконы, жгущие ящериц? Черная пустота и яйцо? Ну как же, они Рута чуть с ума не свели этой чепухой, – сказал Джексом и нахмурился, якобы от обиды за друга. Он старательно избегал взгляда Менолли. – Теперь, кажется, это прошло. Похоже, они в самом деле беспокоились за яйцо. А вылупилась королева – смотрите, сами спят и Руту спать не мешают…

– Где ты был во время Рождения? – спросила Менолли так резко и неожиданно, что Н’тон и Робинтон недоуменно к ней обернулись.

– Как это где? – И Джексом со смехом тронул располосованную щеку. – Пытался жечь Нити…

Его проворный ответ заставил Менолли растерянно замолчать, зато Робинтон, Лайтол и Н’тон снова напустились на него, ругательски ругая за безрассудство. Джексом слушал их кротко: по крайней мере, эта выволочка спасала его от расспросов Менолли. Девушка определенно что‑то подозревала, Джексом рад был бы поведать ей правду. Теперь, когда он знал, сколь важна для остальных была вера в то, что яйцо возвратил кто‑то из всадников Южного, – Менолли, пожалуй, была единственным человеком на всем Перне, кому Джексом мог бы довериться. Каким облегчением была бы для него возможность хоть кому‑то рассказать о том, что он совершил!

Но Джексон твердо знал: проговориться нельзя. Когда подали еду, разговор снова зашел об огненных ящерицах и о тон, чего от них было больше, толку или докуки.

– Что мы тут убеждаем друг друга? – спросил наконец Джексом. – Главное – умиротворить Рамоту и Лессу!

– Рамота, – сказал Н’тон, – о своих переживаниях довольно скоро забудет.

– Лесса не так забывчива, – вздохнул Робинтон. – Думается, частые полеты в Бенден моему Зейру более не грозят…

Лайтол и Н’тон принялись с жаром разубеждать арфиста, а Джексом только тут осознал, с какой странной сдержанностью тот говорил о Бендене и в особенности о его Госпоже. Робинтона беспокоило нечто большее, нежели запрет Лессы огненным ящерицам посещать Вейр.

– В этом деле есть еще одна сторона, которая не дает покоя моему, быть может, слишком богатому воображению, – сказал арфист. – Южный теперь у всех на устах.

– Ну и что? – спросил Лайтол. Робинтон пригубил вино и, смакуя, помедлил с ответом. Потом объяснил:

– Видишь ли, люди неизбежно приходят к мысли о том, что жалкая горстка отщепенцев владеет обширнейшим континентом.

– И что из этого?

– Я знаю нескольких беспокойных владетелей, чьи холды переполнены, да и в жилищах работников не повернуться. А Вейры, обещавшие блюсти неприкосновенность Южного, едва не ворвались туда силой. Хотел бы я знать, что теперь помешает владетелям взять дело в свои руки и начать откраивать себе ломти?

– Все просто: негде взять драконов для защиты столь обширных земель, – сказал Лайтол. – Тем более что Древние заниматься этим не станут.

– На Южном континенте, – медленно проговорил Робинтон, – без всадников вполне можно обойтись. – Лайтол молча смотрел на него, не в силах переварить столь кощунственное заявление, и Робинтон добавил: – Это действительно так. Почва Южного кишит личинками, способными пожирать Нити. Торговцы рассказывали мне – тамошний народ больше не обращает особого внимания на выпадения. Владетель Торик лишь следит за тем, чтобы люди и скот в это время находились под крышей.

Н’тон окончательно потряс Лайтола, заявив вслед за арфистом:

– Придет время, когда и на Северном Перне во всадниках больше не будет нужды.

Не сдержавшись, управляющий пристукнул кулаком по столу:

– Пока существуют Нити, драконы и всадники будут нужны!

– На наш век дела им хватит, – утешил его Робинтон. – И все‑таки я предпочел бы, чтобы о Южном говорили поменьше. Обдумай это, Лайтол…

Тот мрачно спросил:

– А еще какие у тебя виды на наше будущее, Робинтон?

– Раздумья о будущем, – ответил арфист, – приносят больше плодов, чем копание в прошлом. – Он поднял сжатый кулак. – Вот! Все факты были у меня в руках, а я, болван, за деревьями леса не видел!

– Ты часто бывал на Южном континенте, Мастер? Робинтон вызывающе посмотрел на Лайтола, но все‑таки ответил:

– Да, Конечно, со всеми предосторожностями. И, скажу тебе, там есть кое‑что, чему невозможно поверить. пока не увидишь своими глазами.

– Например?

Робинтон рассеянно погладил Зейра и уставился в пространство поверх головы Лайтола:

– Вот тебе случай, когда покопаться в прошлом куда как полезно… – И вновь прямо взглянул на управляющего: – Знаешь ли ты, например, что все мы первоначально пришли сюда с Южного континента?

Столь неожиданный поворот разговора застал Лайтола врасплох. Однако потом он нахмурился, припоминая:

– Да, древнейшие Записи подразумевают что‑то такое…

– Я иногда думаю, – сказал Робинтон, – а что, если где‑нибудь на Южном плесневеют еще более древние Записи… – Если только плесень совсем их не съела, – фыркнул Лайтол. – За столько‑то тысяч Оборотов…

– Наши предки умели так обрабатывать металл, что он до сих пор не истирается и не ржавеет, – возразил Робинтон. – Помнишь пластинки, найденные в Форт Вейре? А инструменты, хотя бы дальновидящий прибор, завороживший Вансора и Фандарела? Наши предки были мудры. Я не верю, что время уничтожило все их следы!

Джексом покосился на Менолли, припоминая некоторые ее оговорки. Глаза девушки блестели от сдерживаемого волнения. Она определенно знала что‑то, о чем умалчивал Робинтон. Джексом посмотрел на Н'тона и понял, что Предводитель Форт Вейра тоже был в курсе дела.

– Южный континент отдали во владение недовольным Древним, – мрачно сказал Лайтол.

– Которые, – добавил Н’тон, – уже нарушили соглашение.

– По‑вашему, это достаточный повод, чтобы и мы нарушили его? – Лайтол расправил плечи, хмуро глядя на арфиста и Предводителя.

– Они занимают лишь относительно небольшой полуостров, далеко выдающийся в Южный океан, – мягко сказал Робинтон. – Они понятия не имеют о том, что в других частях континента, возможно, что‑то происходит.

– Значит, на Южном уже ведутся исследования?

– Очень осторожные, Лайтол. Очень осторожные.

– И ты не желаешь, чтобы о твоих осторожных… вторжениях стало известно?

– Нет, – медленно ответил Робинтон, – не желаю. Хотя и надеюсь, что скоро смогу в открытую объявить о результатах. Просто я не могу допустить, чтобы разные там недовольные подмастерья и безземельные фермеры беспорядочной лавиной ринулись осваивать новый материк. Реликвии прошлого не должны погибнуть из‑за того, что у кого‑нибудь недостанет ума распознать и уберечь их…

– Скажи хоть, что ты обнаружил?

– Старые горные выработки, – ответил арфист. – Я видел в них крепи, сделанные из какого‑то легкого, но до того прочного материала, что на нем по сей день нет ни царапинки. Я видел орудия, приводимые в действие неведомо чем. Детали, сложить которые вместе не удалось даже юному Бенелеку…

Все пятеро долго молчали. Наконец Лайтол хмыкнул:

– Эх, арфист! А вам еще доверяют воспитывать молодежь!

– Верно, – ответствовал Робинтон. – Но все‑таки первейшая задача арфистов – оберегать наследие Перна!

 

Глава 8