Глава 20 На разбитой дороге 3 страница

– В лагере Перрина есть Безродный, – сказала Ласиль, в ее глазах отражалось пламя погребального костра. – Его имя Ниаген, он гай’шайн Сулин, Девы. Я ходила рассказать ему, что сделали для нас остальные. Он добрый человек.

Фэйли закрыла глаза. Ласиль, наверное, имела в виду, что легла с этим Ниагеном в постель. Гай’шайн это не возбранялось.

– Ты не сможешь таким образом заменить Джорадина, – сказала она, открывая глаза. – Или исправить содеянное.

– Я знаю, – ответила Ласиль защищаясь. – Но они были веселыми, несмотря на ужасное положение. Что-то в них было эдакое. Джорадин хотел забрать меня в Трехкратную землю, сделать своей женой.

«А ты никогда бы на это не согласилась, – подумала Фэйли. – Я знаю, что нет. Но теперь, когда он мертв, ты понимаешь, что потеряла».

Но кто она такая, чтобы судить? Пусть Ласиль поступает, так, как ей хочется. Если этот Ниаген был хотя бы вполовину похож на Ролана и других, тогда, пожалуй, Ласиль будет с ним хорошо.

– Кингуин только начинал присматривать за мной, – сказала Аллиандре. – Я знаю, чего он желал, но он никогда этого не требовал. Думаю, он планировал покинуть Шайдо, и помог бы нам сбежать. Даже если бы я отвергла его, он все равно бы нам помог.

– Мартэя ненавидела то, что вытворяли другие Шайдо, – сказала Аррела. – Но она осталась с ними из-за клана. Ее преданность погубила ее. Есть вещи и похуже, за которые можно умереть.

Фэйли следила, как гасли последние угли миниатюрного погребального костра.

– Думаю, Ролан действительно меня любил, – сказала она. И всё.

Все четверо встали и вернулись в лагерь. «Прошлое было полем, покрытым углями и пеплом, – гласила старая салдэйская пословица, – остатками того пламени, которое было настоящим». И эти угли уносил ветер позади нее. Но она сохранила камешек бирюзы Ролана. Не ради сожалений, а на память.

 

* * *

 

Проснувшись, Перрин лежал в ночной тишине, ощущая запах материи шатра и неповторимый запах Фэйли. Ее не было, хотя еще недавно была здесь. Он задремал, и она исчезла. Возможно, пошла в уборную.

Он всматривался в темноту, пытаясь понять Прыгуна и волчий сон. Чем больше он думал об этом, тем больше набирался решимости. Он отправится на Последнюю Битву – и когда это случится, он хотел уметь контролировать волка внутри себя. Он также хотел либо освободиться от всех следовавших за ним людей, либо научиться принимать их верность.

Ему нужно было кое-что решить. Это будет непросто, но он должен. Мужчине приходится совершать трудные поступки. Такова жизнь. Вот что было неправильно в том, как он принял пленение Фэйли. Вместо того чтобы принимать решения, он их избегал. Мастер Лухан был бы им разочарован.

И это подводило Перрина к еще одному выводу, самому трудному. Похоже, ему придется позволить Фэйли столкнуться с опасностью, возможно, рисковать ею вновь. Было ли это выходом? Мог ли он вообще принять такое решение? Его замутило при одной лишь мысли, что Фэйли может оказаться в опасности. Но он должен будет что-то сделать.

Три проблемы. Он столкнется с ними – и разберется. Но сначала он их обдумает, потому что всегда так делал. Только глупец принимает решения, не обдумав их перед этим хорошенько.

Но принятое решение посмотреть в лицо своим проблемам принесло ему немного покоя, поэтому он повернулся, возвращаясь ко сну.

 

Глава 22 Последняя капля

 

Семираг в одиночестве сидела в небольшой комнате. Они забрали стул и не оставили ей даже светильника или свечи. Будь проклята эта мерзкая Эпоха и ее мерзкие люди! Она бы многое отдала за световые колбы на стенах. В ее время пленников не лишали света. Конечно, она запирала нескольких своих подопытных в полной темноте, но это совсем другое. Необходимо было выяснить, как на них повлияет отсутствие света. У этих так называемых Айз Седай, которые держали ее в плену, не было никакой разумной причины оставлять Семираг в темноте. Они просто хотели унизить ее.

Она плотнее обхватила себя руками, прижавшись спиной к деревянной стене. Она не плакала. Она Избранная! Ее вынудили унизиться, и что с того? Она не сломлена.

Но… эти дурочки Айз Седай перестали относиться к ней, как подобает. Семираг не изменилась, но изменились они. Каким-то образом, проклятая женщина с паралич-сетью в волосах в одночасье разрушила среди них авторитет Семираг.

Как? Как она потеряла контроль так быстро? Ее бросило в дрожь от одного воспоминания о том, как эта женщина перекинула ее через колено и отшлепала. И с каким безразличием она это проделала. В голосе той женщины чувствовалась единственная эмоция – легкое раздражение. Она обращалась с Семираг – одной из Избранных! – будто та едва заслуживала внимания. И это уязвляло её сильней, чем побои.

Этого больше не случится. Семираг будет готова к побоям, она не будет придавать им значения. Да, это должно сработать. Не так ли?

Она снова вздрогнула. Семираг пытала сотни, возможно даже тысячи людей во имя понимания. В пытках есть здравый смысл. Ты действительно понимаешь, из чего состоит человек, – во многих смыслах – когда начинаешь нарезать его на кусочки. Это было своего рода девизом Семираг. Обычно он вызывал у нее улыбку.

Но не сейчас.

Почему они не могли дать ей боль? Сломать пальцы, взрезать плоть, положить тлеющие угли на сгиб локтя. Мысленно она закалила себя, ко всему подготовилась. Небольшая ее часть даже жаждала этих пыток.

Но такое! Заставлять ее есть с пола? Обращаться с ней, как с ребенком, на глазах у тех, кому она до этого внушала благоговейный страх?

«Я убью ее, – подумала она уже не в первый раз. – Одно за другим я вытяну ее сухожилия, Исцеляя, чтобы она жила, страдая от боли… Нет. Нет, я сделаю с ней что-нибудь новое. Она переживет мучения, невиданные во всех Эпохах!»

“Семираг”, – раздался шепот.

Она застыла, вглядываясь в темноту. Голос был тихим, как ледяной ветерок, и столь же едким и колючим. Может, ей показалось? Его не может быть здесь, разве не так?

– Ты потерпела большую неудачу, Семираг, – тихо продолжил голос. Тусклый свет пробивался из-под двери, но голос звучал изнутри ее камеры. Свет становился все ярче, разгораясь рубиновым пламенем, и, наконец, выхватил из темноты контуры стоящей перед ней фигуры в черном плаще. Она взглянула наверх. Багровый свет озарил белёсое, цвета мертвой кожи, лицо. На лице не было глаз.

Она упала на колени, распростёршись на старом деревянном полу. Хоть посетитель и выглядел как Мурддраал, он был намного выше и значительно могущественнее обычного Получеловека. Ее бросило в дрожь, как только она вспомнила голос говорившего с нею Великого Повелителя.

Когда ты подчиняешься Шайдару Харану, ты подчиняешься мне. Когда ты не подчиняешься…

– Тебе было приказано захватить мальчишку, а не убивать его, – прошептало существо с шипением, словно пар пробивался из-под крышки котла. – Ты лишила его руки и чуть не лишила жизни. Ты разоблачила себя, потеряв ценных марионеток. Тебя захватили наши враги, и сейчас ты сломлена ими.

Ей показалось, будто она чувствует улыбку у него на губах. Шайдар Харан был единственным известным ей Мурддраалом, который мог улыбаться. Но, разумеется, она не считала это создание обычным Мурддраалом.

Она никак не ответила на его обвинения. Никто не будет лгать или извиняться перед этим существом.

Внезапно ограждающий щит исчез. У нее перехватило дыхание. Саидар вернулся! Сладостная сила. Тем не менее, она потянулась к ней и остановилась. Если она начнет направлять, те жалкие подобия Айз Седай это почувствуют.

Холодная рука с длинными ногтями дотронулась до ее подбородка, приподняв голову так, чтобы она встретила безглазый взгляд. Кожа на руке на ощупь напоминала мертвую плоть.

– Тебе дается еще один, последний шанс, – прошептал Шайдар Харан похожими на личинок губами. – Не. Подведи.

Свет померк. Рука с подбородка исчезла. Она продолжала стоять на коленях, подавляя в себе ужас. Последний шанс. Великий Повелитель всегда вознаграждает за неудачи… необычными способами. Подобные награды она раздавала раньше, и у нее не было никакого желания получать их. По сравнению с ними любая пытка или наказание этих Айз Седай показались бы детской забавой.

Она заставила себя встать, на ощупь дошла до двери и, затаив дыхание, попробовала ее открыть.

Дверь поддалась. Семираг выскользнула из комнаты, стараясь не скрипеть дверными петлями. Снаружи, на полу рядом со стульями, лежало три тела. Женщины, которые поддерживали щит. Над телами кто-то стоял на коленях. Одна из Айз Седай. Женщина в зеленом платье со стянутыми в хвост каштановыми волосами преклонила перед ней голову.

– Я живу, чтобы служить, Великая Госпожа, – прошептала женщина. – Мне велели сказать, что вам нужно снять с меня Принуждение.

Семираг приподняла бровь. Она и не подозревала, что среди здешних Айз Седай есть Черные. Снятие Принуждения может иметь… очень неприятные последствия. Снятие даже слабого или тонкого плетения может серьезно повредить мозг. Если же Принуждение сильно… ну что ж, было бы интересно взглянуть на результат.

– Кроме того, – сказала женщина, протягивая обернутый тканью предмет, – я должна передать это вам.

Под тканью оказалась пара браслетов и матовый металлический ошейник – «Узы Господства». Изготовленный во времена Разлома предмет, поразительно похожий на ай’дам, которым Семираг так часто пользовалась.

С помощью этого тер’ангриала можно контролировать направляющего мужчину. Наконец-то сквозь страх Семираг пробилась улыбка.

 

* * *

 

Ранд только один раз был в Запустении, но у него остались смутные воспоминания о том, что ему случалось бывать в этих местах и раньше, еще до того, как Запустение поразило земли. Это были воспоминания Льюса Тэрина. Не Ранда.

Безумец в голове Ранда сердито шипел и бормотал все то время, пока они ехали через покрытую кустарниками пустошь Салдэйи. По мере их продвижения на север, даже Тай’дайшар становился пугливее.

Пейзаж Салдэйи был бурым из-за зарослей кустарника и темной почвы, куда более плодородной, чем в Айильской Пустыне, но сама страна едва ли была мягкой или цветущей. Ничем не примечательные фермы были укреплены, как крепости, и даже маленькие дети вели себя, как опытные бойцы. Лан однажды сказал ему, что в Пограничье мальчик становится мужчиной, когда получает право носить меч.

– Вам не кажется, – сказал Итуралде, ехавший верхом слева от Ранда, – что наши действия здесь могут быть расценены как вторжение?

Ранд кивнул в сторону Башира, который ехал сквозь заросли справа от Ранда. – Я взял с собой солдат-салдэйцев. Они мои союзники.

Башир рассмеялся.

– Сомневаюсь, что Королева придерживается такого же мнения, мой друг! Месяцы прошли с тех пор, как она отдавала мне приказы. И не удивлюсь, если окажется, что она назначила за мою голову награду.

Ранд посмотрел вперед.

– Я Дракон Возрожденный. И это не вторжение – выступать против сил Темного.

Прямо перед ними возвышались предгорья Гор Рока – темные, будто бы их склоны были покрыты сажей.

Как бы он поступил, узнав, что другой правитель переправил на его территорию c помощью Переходных Врат около пятидесяти тысяч солдат? Это было актом войны, но силы Порубежников были далеко и занимались Свет знает чем, а Ранд не оставит эти земли без защиты. Примерно в часе езды на юг доманийцы Итуралде разбили укрепленный лагерь рядом с рекой, берущей свое начало в высокогорьях Края Мира. После того, как Ранд осмотрел лагерь и шеренги солдат, Башир предложил ему осмотреть Запустение. Разведчики были поражены тем, как быстро оно наступает, поэтому Башир счел важным, чтобы Ранд и Итуралде увидели все собственными глазами. Ранд согласился. Иногда карты не могут передать истинное положение дел, которое можно увидеть своими глазами.

Солнце садилось за горизонт, как будто закрывая свой глаз для долгого сна. Тай’дайшар ударил копытом и замотал головой. Ранд поднял руку, останавливая процессию – два генерала, пятьдесят солдат и столько же Дев, а также едущий чуть позади Наришма. Ранд взял его, чтобы сплести Врата.

К северу на пологом склоне колыхались заросли широколистной травы и низкорослого кустарника. Не существовало определенной границы, за которой начиналось Запустение. Пятнышко на листе тут, стебель болезненного оттенка там. Каждый отдельный признак был незначительным, но этих признаков было много, слишком много. Все растения на вершине этого холма были покрыты пятнами. Казалось, что сыпь гноится прямо на глазах.

Тут уже чувствовался маслянистый привкус смерти из Запустения. Растения едва выживали в таких условиях, они будто пленники голодали на пороге смерти. Если бы Ранд увидел подобное на полях в Двуречье, он бы сжег весь урожай, недоумевая, почему никто не сделал этого раньше.

Рядом Башир пригладил темные длинные усы. – Я помню время, когда ничего подобного не было на несколько лиг вокруг, – заметил он. – Это было не так уж давно.

– Я разослал разведчиков по всем направлениям, – сказал Итуралде. Он охватил взглядом болезненный пейзаж. – Все доклады схожи. Там все спокойно.

– Этого достаточно, чтобы опасаться, что тут не все в порядке, – сказал Башир. – Набеги и патрули троллоков здесь – обычное дело. Если их нет, значит, их напугало нечто более страшное. Черви или кровомары.

Итуралде положил одну руку на седло и, качая головой, продолжал вглядываться в Запустение.

– Я никогда не сражался с подобными тварями. Я знаю, как мыслят противники-люди, но банды троллоков не нуждаются в линиях снабжения, а о том, что могут сделать черви, я слышал одни лишь слухи.

– Я оставлю в качестве советников несколько офицеров Башира, – сказал Ранд.

– Это должно помочь, – сказал Итуралде, – но не лучше ли будет оставить здесь его? Солдаты Башира могут патрулировать эту территорию, а мои войска вы сможете использовать в Арад Домане. Не хочу вас оскорблять, милорд, но не думаете ли вы, что это странно, заставлять каждого из нас служить в чужой стране?

– Нет, – сказал Ранд. Это не было странным. В этом был горький смысл. Он доверял Баширу, и салдэйцы хорошо служили Ранду, но было бы опасно оставлять их на родине. Башир приходился родственником Королеве, но как поступят его люди? Как они отреагируют, если их спросят, почему они стали Принявшими Дракона? Как бы странно это ни звучало, но Ранд знал, что, оставляя чужеземцев на салдэйской земле, он вызовет гораздо меньше противоречий.

И так же жестоко он поступал с Итуралде. Тот принес клятву Ранду, но его лояльность может измениться. А здесь, рядом с Запустением, у Итуралде и его армии будет меньше шансов ополчиться против Ранда. Они находились на враждебной территории, и Аша’маны Ранда были их единственной возможностью быстро вернуться в Арад Доман. Если оставить Итуралде на его родине, то он смог бы управлять всеми своими войсками и, чего доброго, решить, что совсем не нуждается в защите Дракона Возрожденного.

Было значительно безопаснее держать армии на враждебной им территории. Ранду претило думать таким образом, но это, пожалуй, было главным различием между человеком, которым он был и которым стал – и только один из этих двоих мог сделать то, что нужно. Как бы это ему ни было ненавистно.

– Наришма, – позвал Ранд. – Врата.

Ему не нужно было оборачиваться, чтобы почувствовать, как Наришма ухватился за Источник и начал плести. У Ранда побежали мурашки от соблазнительного желания дотянуться до Единой Силы, но он поборол его. Последнее время ему становилось все сложнее ухватиться за Источник без того, чтобы его не вывернуло наизнанку. А Ранд не хотел, чтобы его стошнило перед лицом Итуралде.

– К концу недели у тебя будет сотня Аша’манов, – сказал Ранд Итуралде. – Я полагаю, ты найдешь им хорошее применение.

– Да, думаю, что смогу.

– Мне нужны ежедневные отчеты, даже если ничего не произошло, – ответил Ранд. – Посылай курьеров через Врата. Я снимусь с лагеря и отправлюсь в Бандар Эбан через четыре дня.

Башир заворчал; Ранд впервые упомянул об этом манёвре. Ранд развернул лошадь к большим Переходным Вратам, открытым позади них. Несколько Дев, как всегда, уже проскользнули перед ним. Наришма стоял в стороне, его темные волосы были заплетены в косички с колокольчиками. Прежде чем стать Аша’маном, он тоже был Порубежником. Слишком многим он может быть предан. Непонятно, кому в первую очередь верен Наришма. Своей родине? Ранду? Айз Седай, Стражем которой он являлся? Ранд практически не сомневался в нем, ведь Наришма был одним из тех, кто спас его у Колодцев Дюмай. Но самые опасные враги скрываются среди тех, кому ты доверяешь.

«Никому из них нельзя доверять! – воскликнул Льюс Тэрин. – Мы не должны близко подпускать их. Они ополчатся против нас!»

Безумец всегда опасался других мужчин, способных направлять. Ранд пришпорил Тай’дайшара, не обращая внимания на бормотание Льюса Тэрина, хотя его голос напомнил ему о той ночи. О ночи, когда он встретил во сне Моридина, и Льюса Тэрина не было в его голове. У Ранда скрутило живот от мысли, что теперь и во снах стало небезопасно. Он привык находить в них убежище. Случалось, что снились и кошмары, но это были его собственные кошмары.

Зачем Моридин помог Ранду в Шадар Логоте во время сражения с Саммаэлем? Какую хитроумную паутину он плел? Он утверждал, что это Ранд вторгается в его сны, но была ли это очередная ложь?

«Я должен уничтожить всех Отрекшихся,- подумал он, – и на сей раз – окончательно. Я должен быть твердым».

Разве что Мин не хотела видеть его таким твердым. Меньше всего он хотел пугать именно ее. С Мин он мог вести себя непосредственно, она могла назвать его дураком, но она не лгала – и именно поэтому он хотел бы быть таким, каким его желала видеть она. Но осмелится ли он? Может ли человек, способный смеяться, предстать перед тем, что должно быть сделано на склонах Шайол Гул?

«Чтобы жить, ты должен умереть», – таков был ответ на один из трех вопросов. Если все пройдет, как задумано, его память – его наследие – переживет его. Неутешительные мысли. Он не хотел умирать. Никто не хочет. Айильцы утверждают, что они не ищут смерть, но принимают ее объятья.

Он вошел в Переходные Врата, Перемещаясь обратно в поместье в Арад Домане. Сосны кольцом окружали утоптанную бурую землю лагеря и длинные ряды палаток. Придется быть твердым, чтобы столкнуться с собственной смертью и пролить свою кровь на скалы, сражаясь с Темным. Кто сможет смеяться перед лицом такого?

Он потряс головой. Присутствие Льюса Тэрина в его голове не помогало.

«Она права», – неожиданно сказал Льюс Тэрин.

«Она?» - переспросил Ранд.

«Хорошенькая. С короткой стрижкой. Она говорит, нам нужно сломать печати. Она права».

Ранд застыл, осадив Тай’дайшара и не обращая внимания на конюха, который пришел забрать лошадь. Услышать согласие Льюса Тэрина…

«И что мы будем делать после этого?» - спросил Ранд.

«Умрем. Ты обещал, что мы сможем умереть!»

«Только если одержим победу над Темным, – сказал Ранд. – Ты знаешь, что если победит он, то мы ничего не получим. Даже смерти».

«Да… ничего, – сказал Льюс Тэрин. – Это было бы прекрасно. Ни боли, ни сожаления. Ничего».

Ранда пробрал озноб. Если у Льюса Тэрина появились такие мысли… «Нет, – сказал Ранд, – кое-что все-таки останется. У него будет наша душа. Боль станет сильнее, намного сильнее».

Льюс Тэрин зарыдал.

«Льюс Тэрин! – с яростью окликнул его Ранд внутри своего разума. – Что нам нужно сделать? Как ты запечатал Скважину в прошлый раз?»

«Это не сработало, – прошептал Льюс Тэрин. - Мы использовали саидин, но прикоснулись ею к Темному. Это был единственный способ! Нужно было чем-то дотронуться до него, чем-то, что смогло бы закрыть дыру. Но он смог наложить порчу на саидин. Нам не удалось полностью запечатать его!»

«Да, но что тогда мы должны сделать иначе?» - подумал Ранд.

Тишина. Ранд подождал еще мгновение, а затем спешился, позволяя взволнованному конюху увести коня. Оставшиеся Девы проходили сквозь Врата, Башир и Наришма замыкали шествие. Ранд не стал их ждать, хотя заметил, что рядом с площадкой стояла жена Даврама Башира – Дейра Башир. Это была высокая величественная женщина, темноволосая, с сединой на висках. Она бросила на Ранда оценивающий взгляд. Что она сделает, если Башир умрет, выполняя приказы Ранда? Продолжит ли она следовать за ним или отведет войска обратно в Салдэйю? У нее была такая же сила воли, как и у ее мужа – возможно, даже еще сильнее.

Кивнув и улыбнувшись, Ранд прошел мимо нее и через вечерний лагерь направился к особняку. Значит, Льюс Тэрин не знал, как запечатать узилище Темного. Какая тогда была польза от этого голоса в его голове? Чтоб ему сгореть, но он был одной из немногочисленных надежд Ранда.

Большинство людей были достаточно разумны, чтобы, увидев Ранда вышагивающим через лагерь, убраться с его пути. Ранд помнил время, когда подобное дурное расположение духа было ему незнакомо – когда он был простым пастухом. Ранд-Возрожденный Дракон – это совершенно другой человек. Человек ответственности и долга. Он должен быть таким.

Долг. Долг подобен горе. Ранд чувствовал, что он пойман в ловушку доброй дюжиной гор, каждая из которых движется и пытается раздавить его. Посреди этих сил, его чувства, казалось, кипят под высоким давлением. Разве удивительно, что порой они вырываются наружу?

Он покачал головой, приближаясь к поместью. К востоку лежали Горы Тумана. Солнце почти село, и горы купались в багровом свете. За ними на юге, удивительно близко, лежали Эмондов Луг и Двуречье. Дом, который он никогда больше не увидит, ведь стоит Ранду посетить его, как враги узнают о его привязанности к этим местам. Он так старался заставить их думать, что у него нет никаких привязанностей. Временами Ранд боялся, что его уловки уже стали реальностью.

Горы. Горы подобны долгу. В его случае, долг означает одиночество. Где-то на юге этих слишком близких гор находился его отец. Тэм. Много времени прошло с тех пор, как он видел его. Тэм был его отцом. Ранд твердо решил это для себя. Он никогда не знал своего кровного отца – айильского вождя Джандуина, и хоть тот, несомненно, был человеком чести, у Ранда не было никакого желания называть его отцом.

Временами Ранду не хватало голоса Тэма, его мудрости. Это случалось в моменты, когда он обязан был быть тверже всего, в моменты слабости, когда он был готов бежать за помощью к отцу, и это уничтожило бы все, над чем он так долго работал. И, вероятно, это также означало бы и смерть Тэма.

Ранд вошел в поместье через прожженную в фасаде дыру. Он отодвинул плотную занавеску из холстины, теперь заменявшую собой дверь, оставляя за спиной Горы Тумана. Он был один. Он должен быть один. Когда Ранд достигнет Шайол Гул, он не должен ни на кого полагаться, ведь это сделает его слабым. В Последней Битве он не сможет ждать помощи ни от кого, кроме себя.

Долг. Сколько гор может унести один человек?

Внутри особняка все еще пахло гарью. Лорд Теллаэн нерешительно, но с завидным упорством жаловался на случившийся пожар. Это продолжалось до тех пор, пока Ранд не приказал выплатить ему денежное возмещение, хотя Ранд и не был причиной пузыря зла. Или был? Та’верен мог оказывать самое неожиданное влияние: заставить людей говорить то, чего они и не намеревались, или вынудить присягнуть в верности тех, кто сомневался. Он был средоточием неприятностей, включая и пузыри зла. Не Ранд решил стать этим средоточием, но остановиться в этом особняке решил именно он.

В любом случае, ущерб возмещен. Но это были жалкие гроши по сравнению с деньгами, которые Ранд тратил на содержание армии, что, в свою очередь, не могло сравниться с затратами на доставку еды в Арад Доман и другие беспокойные районы. Такими темпами, беспокоились управляющие, он в скором времени лишится всего своего имущества в Иллиане, Тире и Кайриэне. Но Ранд не говорил им, что его это не волнует.

Он должен привести мир к Последней Битве.

«А разве тебе больше нечего оставить после себя?» - прошептал голос где-то на задворках сознания. Это был голос не Льюса Тэрина, а его собственный, та его часть, которая побудила основать школы в Кайриэне и Андоре. – Хочешь жить после смерти? Оставишь ли ты тем, кто следует за тобой, только войну, голод и хаос? Будет ли твоя жизнь состоять из одних разрушений?»

Ранд покачал головой. Он не мог исправить абсолютно все! Он был просто человеком. Было бы глупо задумываться о том, что будет после Последней Битвы. Он не мог беспокоиться о том, что будет после неё, не мог. Это отвлекло бы его от главной цели.

«А какова цель? – казалось, спрашивал тот голос. – Выжить или благоденствовать? Подготовишь ли ты почву для второго Разлома или для новой Эпохи Легенд?»

У него не было ответа. Льюс Тэрин зашевелился и несвязно забормотал. Ранд по ступенькам поднялся на второй этаж особняка. Свет, как же он устал.

Так что же сказал безумец? Во время запечатывания Скважины он использовал саидин, потому что многие Айз Седай обернулись против него, и только Сто Спутников – самые могущественные мужчины Айз Седай – остались с ним. Ни одной женщины. Они назвали его план слишком опасным.

Смутно, но Ранд все же как будто припоминал эти события – не то, что произошло, а гнев, отчаяние и решимость. Заключалась ли ошибка в том, что женская половина Источника не была использована вместе с мужской? Может, именно это позволило Темному нанести ответный удар и запятнать саидин порчей, отчего Льюс Тэрин и выжившие из Ста Спутников впали в безумие?

Могло ли быть все так просто? Сколько ему понадобится Айз Седай? Если будет нужно, многие Хранительницы Мудрости могут направлять. Но, несомненно, нужно что-то еще.

Есть одна игра, в которую играют дети: «Змеи и Лисички». Говорят, что единственный способ победить в ней – это нарушить правила. Тогда что насчет его другого плана? Можно ли нарушить правила, убив Темного? Посмеет ли даже он, Возрожденный Дракон, думать о подобном?

Он пересек коридор со скрипучим деревянным полом и открыл дверь в свою комнату. Мин в зеленых штанах с вышивкой и в льняной рубашке лежала на сколоченной из бревен кровати. Она обложилась подушками и под светом лампы читала очередную книгу. Пожилая служанка, хлопоча, собирала тарелки, оставшиеся после ужина. Ранд скинул куртку и, вздохнув, принялся разминать руку.

Он сел на кровать, и Мин отложила в сторону свою книгу. Надпись на томе гласила «Всестороннее исследование созданных до Разлома реликвий». Она села и одной рукой погладила его шею. Тарелки стукнули, когда служанка собрала их, и она поклонилась в знак извинения и с еще большей спешкой продолжила укладывать посуду в свою корзину.

– Ты опять слишком много от себя требуешь, овечий пастух, – сказала Мин.

– Я должен.

Она сильно ущипнула Ранда за шею, отчего он вздрогнул и что-то проворчал.

– Нет, не должен, – прошептала Мин ему на ухо. – Разве ты не слушал меня? Какая от тебя будет польза в Последней Битве, если ты изнуришь себя еще до ее начала? Свет, Ранд, я уже месяцами не слышала твоего смеха!

– Разве сейчас подходящее время для смеха? – спросил он. – Ты хочешь, чтобы я радовался, в то время как дети умирают от голода, а люди убивают друг друга? Я должен рассмеяться, услышав, что троллоки все еще пробираются через Пути? Я должен быть счастлив оттого, что большинство Отрекшихся все еще скрываются Свет знает где, обдумывая, как бы лучше прикончить меня?

– Ну, нет, – ответила Мин. – Конечно, нет. Но мы не можем позволить всем бедам мира нас уничтожить. Кадсуане говорит, что…

– Постой, – резко оборвал он, поворачиваясь так, чтобы увидеть ее лицо. Мин сидела на кровати, поджав под себя ноги, темные волосы кудряшками обрамляли щеки. Казалось, она потрясена интонацией его голоса.

– Какое отношение к этому имеет Кадсуане? – спросил он.

Мин нахмурилась.

– Никакого.

– Она указывала тебе, что говорить, – сказал Ранд. – Она использовала тебя, чтобы добраться до меня.

– Не будь идиотом, – посоветовала Мин.

– Что она сказала обо мне?

Мин пожала плечами.

– Она беспокоится о том, что ты стал слишком жестким. В чем дело, Ранд?

– Она пытается подобраться ко мне, манипулировать мной, – ответил он. – Кадсуане использует тебя. Что ты ей рассказала, Мин?

Мин опять резко ущипнула его.

– Мне не нравится, как ты со мной разговариваешь, дурачок. Я думала, Кадсуане – твоя советница. Почему я должна следить за словами в ее присутствии?

Служанка продолжала стучать тарелками. Разве не может она просто уйти! Он не хотел, чтобы при этом разговоре кто-то присутствовал.

Ведь Мин не может быть заодно с Кадсуане? Ранд нисколько не доверял этой женщине. Если она уже добралась до Мин…

Ранд почувствовал, как у него сжалось сердце. Неужели он подозревал Мин? Она была единственным человеком, кто не играл с ним ни в какие игры и с кем он мог говорить откровенно. Что он будет делать, если потеряет ее? «Чтоб мне сгореть! – подумал Ранд. – Она права. Я действительно стал слишком жестким. В кого я превращусь, если начну подозревать тех, про кого я знаю, что они любят меня? Я буду ничем не лучше безумца Льюса Тэрина».