Более всего мне был близок Лермонтов

...мальчиком я был настоящий монстр. Ничего общего ни с какими товарищами моего возраста я не имел. (с.92).

Наибольшие же симпатии я имел к Шопенгауэру. (с.93).

Моя философия была философией конфликта. (с.99).

В те годы в меня проникло...веяние Диониса....Характерно, что меня никогда не опьяняло вино. Я мог выпить очень много и никогда не пьянел, оставался трезвым среди пьяных. (с.126).

Курьезны были мои отношения с А.Богдановым (Малиновским)... По первоначальной своей специальности он был психиатр. Он вначале часто ходил ко мне. Я заметил, что он мне систематически задает непонятные вопросы, как я себя чувствую по утрам, каков сон, какова моя реакция на то или иное, и тому подобное. Выяснилось, что склонность к идеализму и метафизике он считает признаком начинающегося психического расстройства, и он хотел определить, как далеко это у меня зашло. Но вот что интересно. У самого Богданова впоследствии было психическое расстройство, и он даже некоторое время сидел в психиатрической лечебнице. (с.129).

В.В.Розанов... По внешности, удивительной внешности, он походил на хитрого рыжего костромского мужичка. Говорил пришептывая и приплевывая. (с.148).

За месяц до смерти Розанов был у нас в Москве и даже ночевал у нас. Он производил тяжелое впечатление, заговаривался, но временами был блестящ. Он сказал мне на ухо: "Я молюсь Богу, но не вашему, а Озирису, Озирису". Розанов производил впечатление человека, который постоянно меняет свои взгляды, противоречит себе, приспосабливается.

В его писаниях было что-то расслабляющее и разлагающее. (с.149).

Петербургский период моей жизни очень связан с В.Ивановым и его женой Л.Д.Зиновьевой-Анибал, рано умершей. (Отметим, кстати, что супруга В.Иванова – писательница-символистка Зиновьева-Аннибал Лидия Дмитриевна – тоже было "штучка" будь здоров. Родилась в дворянской семье. Происходила из рода абиссинца Ганнибала, знаменитого психопата "арапа Петра Великого", потомком которого был А.С.Пушкин.

Вместе с поэтом-символистом В.Ивановым, религиозным философом Д.Мережсковским, идеологом символизма З.Гиппиус и др. представителями петербургской интеллигенции, в том числе с несколькими открытыми гомосеками, такими как М.Кузьмин, участвовала в эротических экспериментах группового характера.

Умерла от скарлатины в 1907 г. в 40-летнем возрасте. Психопатка, разумеется. Прим. Е.Б.).

В Флоренском и его душевной структуре было что-то тепличное, отсутствие свободного воздуха, удушье.... Он как-то сказал в минуту откровенности, что борется с собственной безграничной дионисической стихией. Одно время он пил. (с.161).

...уже в изгнании, я имел собственность и жил в собственном доме, хотя и продолжал нуждаться, всегда не хватало. Я, правда, давно получил по наследству от отца железные рудники в Польше... (с.291).(Обратите внимание: нашему философствующему болтуну, отрицающему все родовое, не помешало! Е.Б.)

Я никогда не соглашался сделаться частью чего бы то ни было. (с.322).(Но частью родовых харчей был не прочь? Е.Б.)

Если бы меня спросили, отчего я более всего страдаю не в исключительные минуты, а во все минуты жизни и с чем более всего принужден бороться, то я бы ответил – с моей брезгливостью, душевной и физической, брезгливостью патологической и всеобъемлющей. Иногда я с горечью говорю себе, что у меня есть брезгливость вообще к жизни и миру. Это очень тяжело. Я борюсь с этим. Борюсь творческой мыслью и это более всего, борюсь чтением, писанием, борюсь аскезой, борюсь созерцанием красоты, уходом в природу, борюсь жалостью. И опять возвращаюсь к брезгливости и содрогаюсь от нее. Она направлена и на меня самого. Я часто закрываю глаза, уши, нос. Мир наполнен для меня запахами. (с.330). (Н.А.Бердяев. Самопознание. М., "Книга", 1991).

Русский писатель, неврастеник, алкоголик Андреев Леонид Николаевич, умер на 49 году жизни от разрыва сердца в 1919 году в Финляндии.

Его отец – человек с патологической психикой, запойный пьяница, внешне тучный. Умер от кровоизлияния в мозгу в 42 года.

Сам Леонид Андреев был несколько раз в психиатрической больнице, четыре раза покушался на самоубийство: бросался под товарный поезд, пытался перерезать себе горло бритвой, пытался сам себя зарезать ножом, стрелялся из револьвера.

И все из-за своих перманентных пьянок. А ведь все туда же, пишет: " К числу вещей безусловно мною отвергаемых принадлежала трезвость " (Татьянин день. "Курьер",1902 г.).

О степени аморальности Л.Андреева говорит отрывок из мемуаров М.Горького:

" Там, внизу, со звоном примчалась пожарная команда. Леонид подошел ко мне, свалился на диван и предложил:

- Едем смотреть пожар?

- В Петербурге пожары не интересны.

Он согласился:

- Верно. А, вот, в провинции, где-нибудь в Орле, когда горят деревянные улицы, и мечутся, как моль, мещане – хорошо! ". ("Воспоминания. Леонид Андреев").

Это мне напоминает современную дегенератку певицу И.Отиеву, любительницу тусовок и шампанского, которая, будучи в подпитии, сказала буквально так: " Ой, в стране такой кризис, а нам так весело! ". (ЦТ, "Скандалы недели", 11 октября 1998 г.).

У пьющих нет морали и принципов тоже нет. Хотя, если сказать точнее, то у них целых две морали. И в ход идет, естественно, та, которая выгодна.

Вот, почему группа "Дюна" при выборах Президента России призывала голосовать за Ельцина, а во время выборов губернатора Красноярского края – за Лебедя, противника Ельцина.

Неудивительно и то, что люди пьющие, будучи двойными по сути, таковы и по состоянию: они день трезвы, день – пьяны. Они считают, что алкоголь – зло, что алкоголь – яд, но они же считают, что за праздничным столом и на поминках – выпить не грех. Потому-то среди них и столько педерастов, т.е. лиц, которые сегодня время от времени выступают то как мужики, то как бабы. Плюралисты, одним словом! Шизики!

Впрочем, все эти шизики-плюралисты и с этим согласны. Вот, что пишет далее наш плюралист М.Горький:

" Леонид:

- Ты вообще нехороший человек, пьешь много, а не пьянеешь, от этого дети твои будут алкоголиками. Мой отец тоже много пил и не пьянел, а я – алкоголик.

Потом мы сидели на "Стрелке" под дурацким пузырем тумана, курили и, когда вспыхивал огонек папирос, – видно было как сереют наши пальто, покрываясь тусклым бисером сырости.