Телекультура — миф и реальность 2 страница

Даже если бы для фиксации глазам хватало очень малого срока в 120 миллисекунд, электронный луч за это время послал бы на сетчатку уже шесть частичных кадров, или соответственно три полных. Значит, еще прежде, чем у глаз появилась возможность самостоятельно зафиксировать образ, нарисованный электронным лучом мозаичный кадр уже попал на сетчатку, и остается он там гораздо дольше, чем на экране, потому что сетчатка слишком инертна, чтобы следовать за бешено мчащимся световым лучом. Полносоставная, равномерно освещенная картина, которую мы, как нам кажется, видим на экране, на самом деле существует только на сетчатке.

Тут, правда, надо ответить на одно серьезное возражение: мы-де неверно исходим из того,

будто световая точка, создаваемая электронным лучом, практически тотчас исчезает — ведь в действительности эффект послесвечения столь силен, что точка не совсем угасает за время до следующего прохода луча. Но это верно лишь с оговоркой. Я процитирую специальное издание: «Место экрана, на которое попал луч, должно какое-то время светиться, чтобы из совокупности световых точек сложилась замкнутая картина. С другой стороны, время послесвечения не должно превышать 1/50 секунды, поскольку после этого появляется следующая точка растра, иначе при быстром скольжении луча картина окажется „смазанной"»¹¹.

Кроме того, точка экрана, на которую упал электронный луч, излучает свет не по прямой, к зрителю, а во все стороны, так что в, скажем, нечетной строке вокруг этой точки возникает «гало», распространяющееся и на соседние четные строки. Но поскольку луч, создавая второй частичный кадр, уже через 1/50 секунды проходит через эти четные строки, чистое зернистое изображение не получилось бы, если бы он не попадал на совершенно темное место.

Стало быть, частичный кадр угасает уже в то время, когда он только «вырисовывается»; к тому моменту, когда луч попадает на последние точки растра, первые уже давно погасли. Вот и выходит, что глаза никогда не видят на телеэкране готовой, полносоставной картины, которую могли бы сканировать привычным для себя образом, а всегда находят лишь призрачно исчезающие образы, к которым им по-настоящему не подступиться.

Застывший взгляд

Рассматривая цветную репродукцию, скажем, какой-нибудь картины, мы тоже можем заметить, что она составлена из тысяч крошечных растровых точек. Но когда наш взгляд падает на них, они неизменно сохраняют свои свойства — цвет, освещенность и четкость. А теперь попробуем представить себе такую странную печать, которая выцветает до неузнаваемости, как только ее касается взгляд зрителя: его глаза могут напрягаться сколько угодно — стоит им приступить к фиксации какого-нибудь места, как точки растра на нем уже почти обратились в ничто. Оптическое впечатление от такой картины всегда было бы сильно размытым.

Но как раз в этой ситуации и оказываются глаза телезрителя: куда бы они ни направлялись, целая картина от них всегда ускользает. Тут мы имеем дело со странным явлением — постоянно светящиеся точки растра, которых взгляд тщетно ищет на экране, появляются на сетчатке, но при этом собственная активность глаз в значительной степени отключена.

Сюда добавляется и полное замирание аккомодационных движений, т. е. вращений глазного яблока, с помощью которых угол оптических осей глаз постоянно изменяется, приспосабливаясь к смене расстояний до объектов, как происходит, к примеру, в театре, когда нужно четко видеть находящихся на разных расстояниях от зрителя актеров и кулисы. При телепросмотре же расстояние до экрана остается неизменным, и потому глаза, приспособившись к нему один раз, уже не делают аккомодационных движений, пока взгляд направлен на экран.

Что же происходит, когда сканирующие усилия нигде не находят опоры, а растровая картинка и без них возникает на сетчатке? Столь оживленная в других случаях деятельность глаз становится ненужной и почти целиком сменяется пассивностью. Взгляд цепенеет, превращаясь во всем знакомый «телевзгляд». Народная мудрость неспроста назвала прибор, вынуждающий принимать столь противоестественную установку, «ящиком для идиотов»*. Но было бы ошибкой думать, будто «оцепеневший взгляд» — недостаток телезрителя: такой взгляд с первого же мгновения навязывается ему самой природой телекадра, и никто не в состоянии избежать этого принуждения¹².

Разумеется, сознание телепотребителя сопротивляется такой информации: ведь на своем опыте он не замечает никаких изменений и как раньше, так и теперь чувствует себя полностью свободным и активным. Увы, все проводившиеся до сих пор исследования доказывают обратное.

В 1979 г. американская группа экспериментаторов исследовала число саккад при телепросмотре, констатировав заметное снижение активности глаз: в ходе 15-минутного просмотра (показывали какое-то голливудское шоу) у всех испытуемых за промежуток в 20 секунд имели место лишь от 5 до 7 саккад¹³. Если сравнить это

_______________________

* Соответствующее немецкое слово вызывает представление о пустом, бессмысленном взгляде. — Здесь и далее звездочками отмечены примечания переводчика.

число с 2—5 саккадами в секунду при свободном разглядывании природной среды (что для 20 секунд дало бы частоту в 40—100 саккад), то снижение составит в среднем 90%.

Другое свидетельство существенного снижения активности глаз при телепросмотре — диаметр зрачков, который толкуется исследователями как показатель степени активности мозга («кортикальной активации», стимуляции деятельности коры головного мозга) и соответственно как индикатор бодрствующего сознания. В 1980 г. при показе одного и того же фильма с одними и теми же размером и яркостью изображения было обнаружено «заметное сокращение диаметра зрачков» в том случае, когда фильм демонстрировался не на кино, а на телеэкране¹⁴.

Впрочем, телевидение уже и внешними факторами вызывает снижение естественной деятельности органов чувств вдвое: во-первых, оно приводит к полной остановке аккомодацию глаз, поскольку выбранное зрителем расстояние от экрана во время просмотра, как правило, не меняется. Во-вторых, оно надолго ограничивает поле зрения крошечным участком. Ведь при нормальном осмотре окружающего пространства человеческие глаза по горизонтали охватывают угол в 200 градусов и могут свободно двигаться в этих пределах. А если с обычного расстояния смотреть на телеэкран средних размеров (12 х 16 дюймов), то поле зрения оказывается суженным до 6—7 градусов, т. е. сокращается на 97%¹⁵. Даже при чтении книги глаз получает в пять раз большее поле зрения. А в пределах 6—7 градусов глаза, как мы видели, не имеют возможности совершать свободные движения.

Но если активность глаз сводится на нет, то их оцепенение передается и всему телу, и даже самые непоседливые детишки часами сидят перед телевизором неподвижно. Врачи называют такое двигательным застоем — но это сильно преуменьшающая опасность формулировка, заставляющая задуматься, в чем тут дело — просто ли в бездумности или в сознательном введении в заблуждение. Ведь проблема заключается не в пассивности мускулов, а в пассивности воли, управляющей мускулами. То, что при этом происходит, — не более и не менее, как атака на волевую способность человека, обусловливающую его самостоятельность, собственную активность. Тут имеет место снижение, деградация активности, застои воли, а тем самым и деградация личности.

Альфа-состояние

Парализующее глаза воздействие телевизора выражается в измеримом изменении активности токов коры головного мозга, открытом лишь в 1970 г. Тогда-то впервые один исследователь и задался вопросом, какие электрофизиологические изменения потенциалов происходят в мозге под воздействием телевидения. Инструментом их измерения стала уже давно известная электроэнцефалограмма (ЭЭГ), а, кстати, в общих чертах уже было известно и то, что различные ритмы колебаний мозговой активности, фиксируемые ЭЭГ, соответствуют различным состояниям ясности сознания. Было, скажем, известно, что в темноте или при закрытых глазах преобладают относительно низкие альфа-частоты (8—13 Гц), а если открыть глаза или если освещенность возрастет, они тут же сменяются более высокими бета-частотами (14—30 Гц), которые считаются показателем ясности сознания и активного визуального внимания.

В 1970 г. Герберт Э. Кругмен исследовал, какие изменения происходят в ЭЭГ, когда испытуемый от чтения переходит к телепросмотру. Уже первые измерения обнаружили то, что позже только подтвердилось: когда испытуемый смотрел телевизор, бета-частоты почти исчезали, доминировали альфа-частоты. Итак, при телепросмотре наступает так называемое «альфа-состояние». Что же оно означает?

Преобладание альфа-частот исследователи единодушно расценивают как признак снижения визуального внимания. Поэтому Кругмен говорил относительно телевидения о «low involvement» (англ. слабом участии), пассивном восприятии без собственного участия¹⁶. Но уже в ходе дальнейших исследований выявилась намного более сложная картина, чрезвычайно интересная для нашей постановки вопроса.

Альфа-частоты, как оказалось, вовсе не обязательно связаны с пассивностью — они могут возбуждаться и активно, скажем, в состоянии медитации: и без того преобладающие при закрытых глазах альфа-частоты еще больше берут верх по мере того, как медитирующему удается отрешиться от всех чувственных впечатлений и полностью ориентировать сознание вовнутрь¹⁷.

Поэтому не удивительно, что в определенных ситуациях усиление альфа-частот наступает даже при открытых глазах. Такое бывает, к примеру, когда человек предается мечтам и «спит с открытыми глазами». Тут глаза, правда, глядят, как если бы они что-то замечали, но взгляд «отсутствует», в нем нет признаков активности, потому что все внимание обращено вовнутрь, на субъективные картины и мысли. Такое состояние близко к трансу¹⁸.

Другой исследователь, Малхоланд, обнаружил, что высокие бета-частоты сильно теснят альфа-частоты на ЭЭГ, когда имеет место сознательное ориентирование и сканирование окружающего, потому что глаза постоянно заново фиксируют объекты и соответственно аккомодируют. Если же глаза, все равно по каким причинам, теряют объект или отводят от него взгляд, то альфа-частоты возвращаются¹⁹.

Отсюда видно, что все зависит от стремления воспринимать, направляющего взгляд на окружающее: если это направленное волевое усилие передается глазным мускулам, ориентируя их на конкретные предметы, то доминирует визуальная активность, представленная на ЭЭГ преобладанием бета-частот. Но если стремление смотреть покидает глаза, потому что человек хочет, скажем, отдохнуть или его сознание полностью занято субъективной деятельностью, то глаза, лишенные руководства, принимаются блуждать, а взгляд становится оцепеневшим и стеклянным.

Именно в этом положении глаза оказываются перед телевизором: изображения, как мы видели, возникают тут в целостном виде не на экране, где их ищет взгляд, а в самом зрителе, на сетчатке его глаз. Таким-то образом складывается парадоксальная ситуация: взгляд постоянно должен оставаться фиксированным вовне, на экране, а в то же время двигательная активность глаз уже не управляется волевым усилием, поскольку настоящего изображения вовне им не найти²⁰.

Эти изображения не генерируются собственной активностью человека, как при медитации, а выстреливаются катодной пушкой в сетчатку глаз. И все-таки они столь же живые, как если бы добывались собственным волевым усилием при нормальном чувственном восприятии. Полностью бодрствуя, человек тем не менее находится под чарами потока образов, текущего на сетчатку через безвольный, пустой взгляд, как через трубопровод.

Такое управляемое извне состояние между сном и бодрствованием больше всего подобно гипнотическому состоянию с его подчиненностью чуждой воле, противиться которой загипнотизированный просто не способен. И действительно, при гипнозе ЭЭГ обнаруживает совершенно те же симптомы, что и при телепросмотре²¹.

Расход энергии меньше, чем при безделье

При телепросмотре, помимо гипнотического состояния сна наяву, имеет место и другое явление, обнаруженное лишь несколько лет тому назад. После того как в США достоянием общественности стал факт, что распространяющееся подобно эпидемии ожирение детей и подростков напрямую зависит от количества проведенных у телевизора часов, американские исследователи в 1992 г. впервые задались вопросом, как, собственно, телевидение воздействует на обмен веществ в организме телезрителя. Они обследовали 31 девочку в возрасте от восьми до двенадцати лет, из которых у 16 был нормальный вес, а у 15 — избыточный; все они должны были принять удобную для просмотра позу на кровати. Сначала измерялся так называемый основной обмен веществ (количество энергии, потребляемой в состоянии покоя для поддержания нормальных физиологических функций), а потом — его изменения в ходе 25-минутного телепросмотра перед периодом спокойного состояния той же длительности или после него. (Демонстрировался популярный фильм «The Wonder Years».)

Можно было ожидать, что расход энергии в состоянии покоя будет несколько меньшим, чем при начальном измерении. Но никто и представить себе не мог, что его величина резко пойдет вниз, как только будет включаться телевизор. У всех детей было зафиксировано снижение основного обмена в сравнении со значением начального измерения на 12—16, или в среднем ровно на 14%²². Другими словами: хотя их тела уже до начала телепросмотров были в состоянии абсолютной бездеятельности, расход энергии с началом просмотров снизился еще, и притом значительно.

Получается, что за проведенный у телевизора вечер в зрителе сжигается гораздо меньше калорий, чем при абсолютном безделье, — а ведь, сидя перед экраном, он любит еще и перехватить чего-нибудь вкусненького и сладкого, битком набитого калориями. Стоит ли удивляться, если в таких условиях свирепствует ожирение? А вот еще одна плохая новость для ожиревших: в ходе эксперимента выяснилось, что у ожиревших девочек происходит несравненно более заметное снижение расхода энергии, чем у их худощавых сверстниц. Ну а когда по телевизору показывают бесконечные рекламные клипы, у них слюнки текут при виде жирных и переслащенных лакомств — тут уж эффект только усугубляется. Мы еще вернемся к проблеме свирепствующей эпидемии ожирения во второй главе.

Стало быть, телеэкран переводит в состояние между сном и бодрствованием не только сознание, но и весь процесс обмена веществ в организме. С этим вполне согласуется сообщение Бодэниса — во время телепросмотра пульс становится реже на 10%, т. е. примерно на семь ударов в минуту, или на 420 ударов в час²³. Кроме того, первые же исследования, проведенные с помощью PET (Position Emission Tomography), указывают, что таким изменениям подвержен, вероятно, и обмен веществ в мозге²⁴. Скорее все-

го, ни один телезритель до сих пор и представить себе не мог, что телеэкран столь глубоко вторгается в физиологию его тела, как это выясняется теперь, когда наконец-то начали проводиться исследования таких связей.

Взгляд-марионетка

Остановка движений глаз, существенное снижение бета-частот на ЭЭГ, замедление обмена веществ и пульса — все эти признаки говорят об угасании собственной активности, которое вообще-то очень быстро должно приводить сознание в сумеречное состояние, близкое к дремоте. Так, наверное, и происходило бы, если бы этому не противодействовало содержание телепередач. С тех пор как существует телевидение, авторы передач вынуждены вновь и вновь подхлестывать внимание зрителей, чтобы те не засыпали. Постоянный монтаж кадров, развороты и наплывы камерой, панорамирование и масштабирование, смена места, ситуации и сцены — вот их самые испытанные приемы. Они обеспечивают зрителю легкое, как во сне, скольжение сквозь пространство и время, возможность глядеть то с высоты птичьего полета, то из «лягушачьей» перспективы, побыть то здесь, то там, ухватить детали, потом снова воспарить к небесам — и так без конца.

Это и впрямь сущее сновидение. Ведь фактически взгляд зрителя не трогается с места — направление внимания вовне выполняет за него камера. Оцепеневший взгляд, словно марионетка, привязан к ней за ниточку и идет туда, куда идет она. Ибо с теми же легкостью и свободой, с какими глаз обращается в любую сторону, когда не смотрит на телеэкран, он следует по видимому миру и за камерой; для этого не надо даже поворачивать голову. Но это означает, что зрительная воля отдана машине*, а уж та дурачит марионетку (зрителя), внушая ей, будто воля, что правит здесь бал, — ее.

Иллюзия собственной активности

До сих пор предпринимались не систематические исследования таких параметров телепоказа, как частота смены кадров, позиции камеры,

__________________

* Точнее, разумеется, людям, которые ею распоряжаются.

масштабирования и панорамирования, а лишь пробные, выборочные, — но и они дают кое-какую информацию о том, какими могут быть цифры. Выяснено, что частота смены кадров составляет в среднем, в зависимости от жанра, 2—5 секунд²⁵. С точки зрения объективной смена поразительно быстрая, субъективно же зритель переживает ее как совершенно нормальную; ему даже в голову не приходит оценить, как скоро меняются кадры. Такое наблюдение дает повод задаться вопросом, сколь долго глаза могут фиксироваться на объекте в естественном окружении, прежде чем перейти на другой. Специальные работы дают значения, колеблющиеся в пределах между 2 и 4 секундами²⁶. Это поразительно согласуется с частотой смены кадров в телевидении.

Отсюда следует, что телережиссура — сознательно ли, нет ли — имитирует естественную частоту смены фокусировки глаз, применяя такую же частоту смены кадров и позиции камеры. Потому-то никто и не замечает, что зритель принимает внешнюю режиссуру за свою собственную. Он думает, будто навязанная ему избирательность взгляда — его собственная, впадая в иллюзию ясного сознания и

самостоятельности: марионетка словно забывает о нитях, за которые ее ведут.

Дефицит в полсекунды

Такими способами телережиссура какое-то время может поддерживать внимание зрителя в бодрствующем состоянии. Но, поскольку от зрителя не требуется собственной активности взгляда, мало того, она для него даже невозможна, он очень скоро привыкает к своему парадоксальному состоянию, когда, ровно ничего не делая, получает в подарок уйму самых ярких картин, а внимание его тем быстрее парализуется. Вот почему телережиссеры вынуждены создавать этому противовес, применяя все более частые смены кадра, резкие переходы, неожиданные смены перспективы и тому подобное. Но именно тут и возникает эффект, который исследовательница масс-медиа Герта Штурм назвала «дефицитом в полсекунды»²⁷.

Имеется в виду вот что: в повседневных ситуациях «у воспринимающего человека почти всегда есть в запасе известное, хотя и очень малое, время между ожиданием события и его наступлением. Это относится и к ситуациям речевого общения, и к действиям». Если, скажем, кто-то звонит вам по телефону, он, как правило, не ошарашивает вас своим сообщением сразу же, а сперва называется и здоровается, и вы можете внутренне подготовиться, сориентироваться на звонящего. Даже в рискованных автомобильных ситуациях у водителя чаще всего остается полсекунды, чтобы распознать опасность и подготовиться к соответствующей реакции. Этот акт осознания, мысленного уточнения, выразимого и в словах, акт, имеющий место между двумя этапами развития ситуации, Штурм в 1984 г. назвала «внутренним проговариванием».

«Восприятие телевидения противоположно этому: тут для подключения своего опыта и ожиданий зритель совсем редко располагает такими полусекундами. Как правило, он не может предвидеть, каким будет следующий кадр, к которому надо подойти с соответствующей настройкой восприятия. Ведь специальные телевизионные способы подачи материала (монтаж кадров, панорамирование и масштабирование, смена плана, смена звука, развороты и наплывы камерой, переход от образа к слову и от слова к образу) очень часто ведут к смене места, ситуации и сцены. Но это означает, что никаких полусекунд для подключения своего опыта и ожиданий тут никогда не бывает. Все эти смены места, ситуации и сцены просто происходят слишком быстро. (...) Свойственные только телевидению быстрота и внезапность означают серьезный отказ от личной зрительной активности — поначалу я назвала это явление утратой „внутреннего проговаривания", а сейчас говорю скорее об утрате „внутренней активности"»²⁸.

Но это, замечает автор, отбрасывает зрителя на стадию младенчества, когда освоение мира в понятиях еще не сформировалось. Поэтому она призывает к «медийной драматургии, приспособленной к зрителю», которая оставляла бы временные промежутки и создавала переходы между отдельными ситуациями, и считает необходимым, чтобы «реципиент не застывал на стадии развития, из которой уже давно должен был выйти, будь он сейчас подростком или взрослым».

Как и следовало ожидать, не видно, чтобы этот не раз повторенный Гертой Штурм призыв был хоть как-то воспринят. Ведь она и сама совершенно правильно констатировала, что речь

идет о специфической для телевидения бешеной скорости, не оставляющей времени даже на вздох, и, стало быть, о результате, прямо-таки принудительно следующем из внутренних закономерностей телевидения. И утрата собственной, внутренней активности, по поводу которой сетует исследовательница, столь же принудительна, как и утрата внешней активности.

Телеэкран как источник наркотика

Совершенно оправданно замечание Герты Штурм, что ошарашивающие телезрителя внезапные смены сцен и резкие изменения планов вовсе не обязательны; сознательная телережиссура запросто могла бы обеспечить плавные переходы, паузы и «полусекунды», если б только захотела. Но это не решило бы основной проблемы телережиссеров — проблемы все снова впадающего в прострацию внимания, присущей телевидению как таковому независимо от того, насколько хороша драматургия. Не удивительно, что дело логично идет в прямо противоположном направлении — в сторону все более частого и сильного ошарашивания зрителя.

Эта тенденция только усилилась с развитием исследований по психологии рекламы, уже с 60-х годов владеющей особенно сильнодействующим средством приковывать внимание к нужным объектам. Реклама обращается к древнему, коренящемуся в глубинах бессознательного рефлексу, в естественных ситуациях отвечающему за повышение внимания, как только неожиданно раздается шорох или на краю поля зрения вдруг возникает движение. Такие неожиданные изменения моментально возбуждают полное внимание, потому что сигнализируют о возможной опасности. Поэтому тело мобилизует все свои силы, чтобы при необходимости убежать или отпрянуть: оно сразу выбрасывает в кровь кортизол, гормон, вырабатываемый надпочечниками, как и адреналин.

Так вот, этот припасенный природой на крайние случаи выброс «допинга» происходит и у телезрителя, едва на экране совершается внезапная смена плана, и происходит тем сильнее, чем более резкой была смена. Но зритель-то не пускается в бегство, как бывает в естественных ситуациях, а, напротив, сидит, удобно откинувшись на спинку кресла, и вкушает щекочущий нервы страх — стимулятор, удерживающий его внимание.

А между тем щекочущий нервы эффект очень скоро прекращается, потому что наступает привыкание, и дозу вновь приходится увеличивать, иными словами, повышать частоту и резкость смены кадров и усиливать ошарашивание зрителя. В физиологическом отношении это, по предположению Пирса²⁹, должно вести к постепенному перенасыщению организма кортизолом — и тогда этот предназначенный только для исключительных случаев гормон производит токсическое действие, вводя тело в перманентное подпорого-вое (неосознаваемое) стрессовое состояние. Стресс же сегодня расценивается как главная причина множества «цивилизационных» (т. е. связанных с техническим прогрессом) болезней. Значит, телемания не просто метафора, в ее основе на самом деле лежит легкая физиологическая мания*.

______________

* Под манией в психологии понимается злоупотребление вызывающими зависимость веществами и факторами (видами деятельности) в противоположность их нормальному употреблению.

Камера незаметно управляет мыслями

После выборов в бундестаг ФРГ 1976 г., выигранных коалицией СДПГ/СвДП, кое-какое внимание привлек к себе исследователь масс-медиа Кеплингер, которому удалось показать, что во время избирательной кампании победившего кандидата от СДПГ Гельмута Шмидта не случайно показывали по телевизору в «лягушачьей» или в «птичьей» перспективе реже, чем его проигравшего соперника Гельмута Коля (ХДС). Между учеными по этому поводу разгорелась бурная полемика³⁰. Неужто столь незначительный фактор, как перспектива съемки, и впрямь мог повлечь за собой столь важные последствия? Конечно, возникали и сомнения, но уже невозможно было игнорировать саму тему: насколько способ телепоказа влияет на подпороговые симпатии и антипатии зрителя³¹?

У кино и у телевидения есть одно общее свойство: посредством монтажа они соединяют разные кадры, пуская их непосредственно друг за другом, благодаря чему у зрителя напрашивается впечатление связи между ними и устанавливается соответствующее отношение, хотя в действительности такой связи может и не быть. Если, скажем, в репортаже о выступлении политика вслед за такой-то его фразой показывают аплодирующих слушателей, любой зритель, естественно, будет уверен в том, что аплодисменты относятся именно к данной фразе. Но, возможно, никаких аплодисментов не было, просто в телестудии вмонтировали фрагмент заключительных рукоплесканий, а то и сцену рукоплесканий, взятую из совсем другой съемки. Зритель не может проверить это и вынужден верить, питая иллюзию, будто так оно и было, — потому только, что соответствующие кадры шли один за другим. Но если во время речи камера разворачивается на публику, показывая нескольких откровенно скучающих слушателей, то зритель непроизвольно заключает, что оратор, скорее всего, был не на высоте. А уж если оратора вдобавок еще и показывают из весьма невыгодной «лягушачьей» перспективы, то он, можно считать, уже утратил симпатии телезрителей. Если же спросить у присутствовавших в зале слушателей, каким было их впечатление, они, вполне вероятно, скажут что-то совсем другое.

Эти факты послужили поводом для многочисленных научных исследований, одно из которых мы отреферируем здесь как показательное. Рабочая группа Акселя Маттенклота в 1991 г. на телестудии Майнцского университета, где находилось 32 участника, инсценировала двенадцатиминутную дискуссию экспертов на актуальную тогда тему «Введение страхования на случай нужды в специальном уходе». На сцене дискуссию разыгрывали два мнимых эксперта, а в действительности два актера, получивших от руководителя эксперимента точные инструкции насчет того, как себя вести и что говорить. Группа Маттенклота сообщает: «Дискуссию вела женщина, известный телередактор. Контрагенты представляли диаметрально противоположные позиции. Один высказывался за, другой против обязательного страхования на случай нужды в уходе. Чтобы сохранять примерное равновесие числа и силы аргументов, высказанных обоими контрагентами (в общей сложности их было 16), мы составили тексты для актеров и сценарий с инструкциями для актеров и телеоператоров»³².

Дискуссию снимали несколько камер, так что было получено и несколько различных версий. Затем проверили их действие на других испытуемых и сравнили с исходным впечатлением 32 присутствовавших в студии студентов. Версии отличались друг от друга тем, что в одной из них крупным планом был трижды показан оратор А, в другой — оратор В. Кроме того, в одной версии камера выхватила нервные (актерски сыгранные) движения пальцев А, в другой — В. И наконец, в определенные моменты, опять-таки в контрастном порядке, была показана позитивная или негативная реакция слушателей.

Результат оказался поразительным: испытуемые, видевшие дискуссию в студии своими глазами, оценили силы обоих выступавших как примерно равные; А показался им немного слабее. Зато телезрители, чей взгляд вела камера, отдали пальму первенства А, если в их версии съемки его изображение зумировалось (трижды повторенный крупный план лица). И наоборот, А оценивался гораздо ниже, если крупным планом показывали В.

Примерно таковы же были результаты, когда камера выхватывала крупным планом нервную игру пальцев: оратор В, оцененный студийными зрителями немного выше, чем А, получал

почти сплошь негативные оценки во время телепоказа, когда камера компрометировала его, давая крупным планом нервно постукивающие по столу пальцы. Но если камера компрометировала А, то В получал позитивные оценки, а А — негативные.

Особенно пикантно то, что выяснилось при оценке воздействия на зрителей показа слушательской реакции: слушатели в студии наблюдали невербальные реакции отдельных гостей (нарочно инсценированные устроителями), не считая, что они влияют на оценки других присутствовавших. А когда отснятый материал с вмонтированной позитивной слушательской реакцией показывали другим испытуемым, они были уверены, что эти реакции влияют на слушательскую позицию. Результат весьма примечательный: испытуемые считали, что другие легко поддаются влиянию телевидения, а вот про себя самих думали, будто на них-то оно повлиять не может! Вот как высказался один из авторов научного сообщения: «Способность к критике, не дающую сбить себя с толку, испытуемые приписывали себе, но отказывали в ней другим реципиентам».