Киевская Русь: принятие православия и знакомство с византийским опытом церковного призрения

Русь конца VIII — начала IX в., по меткому выражению А. В. Кар­ташева, представляла собой «подвижное месиво народов: славян­ского, норманнского и, может быть, частично скифско-иранского или даже тюркского, [которое] бродило и было рассеяно по всем северным берегам Черноморья, уже издавна христианизованным Византией». В IX в. из этого «месива» бродячих и осед­лых восточнославянских и неславянских племен возникает древ­нерусское государство — Киевская Русь. Политическое объедине­ние племен привело к их этнической консолидации, рождению собственно русского народа, формированию русской культуры. Мощной объединяющей силой станет православное христианство, и оно же принесет в славянский мир новые ценности.

«Великим плодом христианских идей» называет историк К. Н. Бестужев-Рюмин милосердие, которого язычество не знало.

«Значение человека вне богатства, происхождения, человека са­мого по себе выдвинуло христианство, и это его величайшая заслу­га. Милосердие, по В. И. Далю, «есть сердоболие, сочув­ствие, любовь на деле, готовность делать добро всякому; жалостливость, мягкосердечность. Благотворительный (о человеке) — склонный к благотворению, готовый помогать бедным; (об учрежде­нии, заведении) — устроенный для призрения дряхлых, увечных, хворых, неимущих или ради попечения о них».

Оценивая влияние христианства на изменение отношения силь­ных мира сего и их подданных к убогим и увечным, сошлемся на авторитетное мнение К. Н. Бестужева-Рюмина: «Самым ближай­шим влиянием христианства было влияние нравственное, ибо нрав­ственность христианская, возведенная в обязанность, существенно отличается от нравственности языческой, результата непосредст­венного чувства, как все в языческом мире. <...> Так, христианство обязывает помогать неимущим, как братьям во Христе; помогая не­имущему, христианин исполняет заповедь своего божественного Учителя. <...> Приняв этих людей под свою защиту, церковь созда­ла новую среду, стоящую выше разрозненных интересов отдельных общин и основанную на ином начале, чем княжеская дружина; вы­ше интересов личных, племенных, практических поставила она об­щечеловеческий интерес — начало нравственное».

В Древней Руси, как и на скандинавских землях, христианские идеалы терпимого и милосердного отношения к страждущим не про­тиворечили традиции, сложившейся в дохристианский период. На ру­беже X—XI вв. Русь знакомится с христианской моделью церковной благотворительности, и не просто знакомится, но стремительно вос­производит ее. Зарождающийся институт монастырского призрения являет собой особый сплав славянского чувственного начала (традиции сочувст­вия слабым и немощным) с рациональ­ным западным опытом устройства мо­настырских заведений для увечных и хворых. У истоков русской церковной благотворительности стояли «светильни­ки отечественного благочестия» — святой великий князь Владимир и преподобный Феодосий. Первый дал Киевской Руси писаный закон, второй — пример органи­зованного призрения убогих.

Узаконив христианскую веру (988),

Владимир столкнулся с необходимостью разделить полномочия между светской и церковной властью, что вынудило князя задуматься о тех, кого прежде он обходил своим вниманием. Сироты, вдовы, калеки, люди больные и немощные едва ли представляли интерес для бесстрашного вои­теля, но в крещеном Киеве о них кому-то полагалось заботиться. Великий князь поручил упомянутых горо­жан церкви, официально признав их «церковными людьми», ввел «Правила о церковных людях и о десятинах и судах епископских и о мерилах градских», содержащие указание предоставить нуждаю­щимся церковное призрение. «Убогие... монастыри и бани их, вра­чи, их больницы даны Патриарху, или Митрополиту, или Епископу,...да ведет их гой и управу дает и рассуждает». Отныне в Киев­ской Руси «нищих кормление и чад мног, страньным прилежание, сиротам и убогим промышление, вдовам пособие, девицам потребы, обидным заступленье, в напастех поможенье, в пожаре и в потопе, пленным искупленье, в гладе прекормление, в худобе умирая по­кровы и гробы» прерогатива Церкви. Правомерен вопрос об источ­никах средств на исполнение столь многочисленных обязательств. Великий князь предусмотрел его и ввел десятину. Было решено жертвовать десятую часть княжьих доходов на содержание Церкви, а той, в свою очередь, вменялось в обязанность использовать опре­деленную долю полученных средств на дела милосердия.

Воплотить добродеятельное распоряжение в повседневную прак­тику оказалось затруднительно. Исполнение «Правил о церковных людях...» поручалось учреждениям, которых на Руси не существовало. «В Уставе Владимира и за ним во Всеволодовой грамоте к ведомству церкви причисляются «больницы и страннонриимницы». Так как не из каких других русских памятников ничего не известно о подобных учреждениях при церквях в те времена, то видят здесь списывание с греческих порядков, отраженных в Номоканоне. Может быть, неко­торые зачатки подобных пристанищ для нищих и странников при церквях и монастырях и давали к тому основания». Некоторые идеи, заложенные в княжеских Уставах и Правдах, согласимся с А. В. Карташевым, «во многих случаях выписывались отвлеченно из греческих законов без соответствия русской действительности». Дело не поспевало за словом. Функции призрения светская власть передала церквям и монастырям, которые на Руси едва начали появляться, и все же, несмотря на очевидное несоответствие постановки церковного призрения де-юре и де-факто, не будем строги к ав­тору «Правил о церковных людях...». Великий киевский князь Влади­мир сделал первый шаг на долгом и трудном пути организации и законодательного закрепления службы призрения убогих.

В истории отечественной благотворительности Владимир I за­нимает особое место не только потому, что положил ей законода­тельное начало, но и по размаху личных благодеяний.

«За 25 лет своего христианского правления, — сообщает А. В. Кар­ташев, — Владимир нашел в себе энергию не только выполнить план внешней христианизации Руси, но <...> сделал попытку реально, де­ятельно, можно сказать, материально, выполнить свое исключитель­ное служение как главы христианского народа, чтобы воплотить осветившее его душу евангельское откровение в собирательную со­циальную жизнь народа. <...> Летопись не без удивления под 996 г. сообщает, как Владимир порывался буквально выполнить евангели­ческий завет любви, милосердия и нищелюбия: «повелел всякому нищему и убогому приходить на двор княжь и взимати всяку потре­бу — питье и ядение и от скотниц кунами (т. е. из казны монетой). Устрой же и се рек: «Яко немощный и больные не могут долезти Дво­ра моего» — повелел пристоити кола (т. е. телеги) и вскладаше хле­бы, мяса, рыбы, овощ разноличный, мед в бчелках, а в других квас, возите по городу, вопрошающе: где больной и нищ, не могы ходити? Тем раздаваху на потребу». Щедрость деяний князя поражает явно любующегося им православного хрониста.

Еще одним документальным свидетельством могут служить слова летописца монаха Иакова: «Не могу сказати многие его милостыни. Не токмо в дому своем милостыню творяше, но и по всему граду, не в Ки­еве едином, но по всей земле Русской: и в градах, и в селах, везде ми­лостыню творяше, нагие одевая, странныя покоя милостию, нищие и сироты, и вдовицы, и слепые, и хромые, и трудоватые — вся милуя и одевая и накормяя и напояя». Сообщая о военных успехах князя Владимира, летопись отмечает, что при распределении трофеев князь «убогим милостив был». «Митрополит Илларион, нанизывая доб­родетели на словесную нить панегирика Владимиру, восхваляя его фи­лантропию, ставит наряду с ней его функции власти, добро социаль­ное: «правду и крепость». <...> Это не откуп только куском хлеба или грошиком на жалобную просьбу нищего у окна, а активное снабжение из государственного центра по столице, по городам и захолустьям срочной помощью нуждающихся, здоровых и немощных...».

Легенды о благодеяниях великого князя носят явно апологиче­ский характер и грешат преувеличением, тем не менее в истории оте­чественной благотворительности Владимир I занимает особое место. Он положил деятельной благотворительности законодательное начало.

Полагаем, и киевская Десятинная церковь преуспела в деле благотворительности и призрении убогих, но документально пер­вой отечественной «больницей и странноприимницей» считается основанный в середине XI в. Печерский монастырь. «Почти все мужские и женские монастыри киевского периода находились или в городах, или возле них. Наиболее знаменитым из них был Кие­во-Печерский монастырь — важнейший русский духовный центр этого времени. Согласно учению Феодосия, игумена этого мона­стыря <...> основой монашества были молитва, смирение и благотворительность».

К сожалению, общеизвестный факт заботы Киево-Печерского монастыря об убогих (предоставление им хлеба и крова) советские историки дефектологии своими интерпретациями исказили до аб­сурда. Утверждения о наличии при Печерском монастыре приюта для слабоумных, тем паче об организации тамошними монахами обучения глухих, не более чем вымысел, возникший в контексте идеологической борьбы советской власти с космополитизмом, стремления доказать безусловное превосходство отечественного опыта над иностранным. Документально подтвержденный факт состоит в том, что Печерский монастырь проявлял заботу о нищих и калечных. Благодеяние киевских черноризцев достойно уваже­ния, но в организации призрения убогих пальма первенства при­надлежит не им, история монастырской благотворительности бе­рет свое начало в Византии с IV в., а на Западе с VII в.

Место и роль Киево-Печерского монастыря в становлении рос­сийской благотворительности столь велики, что нет нужды в вы­мысле. Один из первых настоятелей Печерской обители — отец русского мо­нашества преподобный Феодосий — по праву может быть назван и родоначаль­ником церковного призрения убогих на Руси. По словам митрополита Макария: «Многопоучительны были дела мило­сердия Феодосия к бедным и несчаст­ным. Он построил близ монастыря осо­бый двор, <...> принимал туда для жи­тельства нищих, слепых, хромых и про­каженных и для содержания их уделял десятую часть от всего монастырского имения».

Примерно через 40 лет после смерти Феодосия на территории монастыря строится больница, где со временем пе­черские монахи накопят немалый опыт врачевания. Строилась больница «для слепых, хромых, немых и глухих» не

только на пожертвования князя и монастыря, но и, что особенно важно, на средства горожан. Судя по Патерику Киево-Печерского монастыря (XIII в.), немалое число неимущих горожан могли рас­считывать на материальную помощь храма, к приходу которого принадлежали.

Отдавая должное подвигам преподобного Феодосия и князя Владимира Святого на ниве благотворительности, не станем обольщаться относительно числа их последователей. Источники скупы на имена тех немногих, кто прославился попечением убо­гих. «Повесть временных лет» упоминает о личном милосердии к сиротам и страждущим черниговского князя Всеволода I, внес­шего лепту в строительство богадельни вблизи от Печерского мо­настыря, великого князя киевского Мстислава Владимировича да новгородского князя Всеволода Мстиславовича.

Весомый вклад в дело организации призрения на Руси внес ве­ликий князь Владимир II Мономах, прославившийся не только ратными подвигами, но и нравоучительными писаниями. Киев­ский князь считал благотворительность обязательной миссией власти. В своем известном «Поучении...», адресованном сыновьям- наследникам, Владимир Мономах убеждал их, что победить дьяво­ла можно с помощью трех добрых дел, одно из которых милосты­ня. Завещание содержит прямое указание престолонаследникам: «Всего паче убогих не забывайте, поскольку вам возможно, по си­ле своей кормите, снабдите сироту». Деятельной благотвори­тельностью прославилась и сестра Владимира Мономаха княгиня Анна.

Духовные основы благотворительности уходят своими корня­ми в древнерусский период, но, полагаем, прав П. Н. Милюков, пи­савший, что «сознательное отношение к вопросам нравственности и религии было редким исключением среди мирян», люди же, по­добные Владимиру и Феодосию, «встречались только на самых верхах русского общества». «В начале русского христи­анства был момент исключительного порыва к исполнению еван­гельского идеала... Личным, а может быть, и только единоличным носителем этого порыва, был наш исключительный князь-креститель». Тем не менее, подвиг Владимира способствовал вовлечению знати в активное благодеяние и организованное при­зрение, заложил основы традиции терпимого и сострадательного отношения к убогим.

Итак, первые попытки организовать на Руси призрение сирот, нищих, убогих и калек, предпринятые на рубеже X—XI вв., были связаны с принятием православного хрис­тианства и заимствованием византийского опыта цер­ковного призрения. У истоков деятельной благотворительности на Руси стоял князь Владимир I, установивший правила (закон) церковной благотворительности, и настоятель Киево-Печерского монастыря преподобный Феодосий, подавший пример организа­ции монастырского призрения убогих. Распад Киевского государ­ства в первой половине XII в. на полтора десятка самостоятельных княжеств не позволил монастырскому призрению окрепнуть, а го­родской (светской) традиции благотворительности зародиться.