Артур, возвращение к точке отсчета

 

Руки уверенно лежали на руле.

Он уже выехал из Москвы, и машин на трассе было немного.

Ветер врывался в салон, гладил шершавой рукой по лицу. Капли дождя разбивались о лобовое стекло и стремительно стекали вниз. Взмах волшебных палочек‑дворников — и дорога перед глазами вновь становилась четкой.

А вокруг расстилались луга с редкой, словно старый деревянный гребень, лесопосадкой у дороги.

Золотое и зеленое — геральдические цвета осени. Жизнь и смерть — они всегда рядом. Так о чем же ты плачешь, осень?…

Мокрый асфальт темно‑серой шелковой лентой ложился под колеса автомобиля. Мощная машина беспрекословно подчинялась ему. Артур думал, что они с ней похожи. Она — точь‑в‑точь такая же, как он, — быстрая, сильная, хищная. Ей, как и ему, нравится скорость и риск. Ей, как и ему, тяжело жить в полсилы, бесконечно смиряя себя, загоняя в неизвестно кем очерченные рамки, и только изредка, как сейчас, дозволяя себе быть собой. Двести сорок километров в час — в целом, неплохая скорость.

Артур поглубже вдохнул сырой, напитанный водной взвесью воздух. Сколько же лет прошло с тех пор, как он забыл, как это: просто жить, и как чудесно, что к нему вернулось все это. Господи, он снова видел небо, снова мог ощущать и помнить…

Бесконечные тренировки…

«Отрок, я хочу, чтобы ты стал безупречен…» Какая чудовищная мешанина слов! Безупречным может быть только мертвый. И он был таким… он уже почти что стал таким… Безупречной схемой с идеальной сияющей улыбкой… Если бы не она… Если бы не Полина…

Артур улыбнулся, вспомнив ее такой, какой он увидел ее впервые. Тоненькая бледная девочка с шелковистыми черными волосами и огромными выразительными глазами. Она смотрела на него, и он легко читал все ее чувства — до самого донышка. Весь восторг, удивление, недоверие. Он знал, что люди часто реагируют на таких, как он, именно так. Природа постаралась, чтобы они были привлекательными для людей — как привлекателен для мух изысканный цветок — венерина мухоловка.[1] Впрочем, тогда он специально позаботился о том, чтобы произвести на Полину — объект своего задания — особое впечатление.

Но все вдруг пошло прахом. Она усмехнулась и взглянула теперь уже прямо в его душу: ну что, звездишь, красавчик?…

А он и вправду звездил. Почему бы не позвездить мальчишке, шестнадцать лет назад на последние деньги устроившему мать в ободранную комнатку жалкого вьетнамского общежития? Почему бы не позвездить тому, кто щедро залил свою последнюю приличную рубашку чужой и собственной кровью?… И какая разница, если даже на его руках тоже кровь?…

Артур перевел взгляд на свои лежащие на руле руки. Ухоженные. На указательном пальце — перстень с крупным черным камнем. Маленький кусочек ночи. Нет, даже два кусочка: один на руке, другой — в сердце. Все честь по чести. Он с лихвой заплатил за все.

Задумавшись, он едва не проехал нужный поворот.

Резкий поворот руля, визг шин… Машину едва не занесло, однако он легко справился и с этим и выровнял ход. Хорошо иметь сверхчеловеческую реакцию. В последнее время он лучше понимал технику, чем людей. До того, как все перевернулось. До того, как он встретил Полину. Еще немного — и впереди показалось место, куда он стремился. Небольшой городок… Невысокое здание за металлической оградой… Это их точка отсчета. Именно отсюда начинался его путь. Его — и Полины.

Артур резко остановил машину и вышел на улицу, под дождь. Может быть, это не слезы, а кровь осени?…

Дом стоял прямо перед ним — приземистый и страшный — усмехаясь темными подслеповатыми окнами. Даже отсюда, с дороги, Артур мог разглядеть выщербленное крыльцо, на которое шестнадцать лет тому назад положили крохотного ребенка. Маленькую девочку, на хрупкие плечи которой судьба взвалила неподъемную ношу…

Мокрые пряди липли ко лбу, вода затекала за шиворот… и тут что‑то кольнуло его в область сердца.

Больно! Чертовски больно! И перед глазами тут же встал образ: Полина! Она в опасности!

И понесло же его именно сегодня в такую даль!

Артур рванул из кармана мобильный.

Длинные гудки… Бесполезно! Он сбросил вызов и нажал новую кнопку. Лиз! Ну где ты там? Ну давай же, ответь!..

 

Глава 2

 

Сильная рука легко развернула меня, и я очутилась перед высокой девушкой, на вид лет двадцати с небольшим.

— Постой, Полина, — сказала она красивым звучным голосом. — Теперь ты в безопасности. Среди своих, — и, заметив мой удивленный взгляд, добавила: — Не бойся, я Лиз, подруга Артура.

Подруга Артура оказалась непозволительно хороша. У нее была ровная бледная кожа, прямой нос, огромные зеленые глаза, пышные светлые волосы и точеная фигура, как нельзя лучше подчеркнутая узкими кожаными брюками и облегающей роскошные формы курточкой. Рядом с ней я смотрелась, как драная кошка рядом с королевой Британии. Она казалась совершенно безупречной. И такой уверенной в себе, что мне и не снилось.

Надо же: подруга Артура! Я переступила с ноги на ногу, поджимая замерзшие пальцы — тапочки, конечно, давным‑давно промокли — и буркнула:

— Артур не говорил мне ни о какой подруге!

— Значит, скажет. Живо в машину! Дикие наверняка где‑то рядом! — командным голосом заявила Лиз и включила рацию, отдавая распоряжения.

Я с удивлением слушала ее. Похоже, она кто‑то вроде начальника.

Передо мной лихо затормозила огромная черная машина с тонированными стеклами, и Лиз, не тратя времени на бесполезные дискуссии, просто‑напросто запихнула меня в салон. Впрочем, я не сопротивлялась, так как успела к тому времени промерзнуть так, что зуб на зуб не попадал.

Лиз тоже села в машину рядом со мной, и мы выехали со двора. По пути она расспросила меня о том, что случилось, и с помощью рации отдала своим людям еще несколько четких команд.

Чувство собственной неполноценности работало на всю катушку. Всегда ощущала себя неуверенной рядом с успешными деловыми женщинами, к тому же нужно было быть слепым, чтобы не заметить, сколь ослепительна Лиз.

— Кажется, оторвались, — улыбнулась она, когда мы выехали на кольцо. — Ну, если мои недотепы не поймают твою Виолу… — девушка недоговорила, но красноречиво царапнула обивку сидения ухоженными кроваво‑красными ногтями.

Она вообще напоминала кошку — гибкую хищницу, завораживающую и опасную. Я, забившись в угол, смотрела на нее взглядом оказавшейся в западне мыши.

— Не бойся, — снова сказала Лиз. — Я понимаю, в твоей жизни было слишком много опасностей, и ты уже никому не доверяешь. Абсолютно правильно. Лучше не доверять никому, даже себе. Нам — доверять можно, — она по‑кошачьи улыбнулась.

— Я хочу видеть Артура. И своих родителей, — заявила я.

— Разумеется. О твоих родителях мы позаботимся. У нас в ходу программа защиты людей‑свидетелей, — произнесла она, и я сразу вспомнила какие‑то голливудские фильмы. Кстати, говорила Лиз очень чисто, хотя вполне вероятно, что русский не был ее родным языком — внешность у нее была европейская. — А что касается Артура… Я думала, ты сначала предпочтешь переодеться. Или нет? — она чуть насмешливо, по крайней мере мне так показалось, приподняла бровь.

Спорить было глупо, поэтому я молча кивнула.

— Притормози‑ка, — распорядилась Лиз.

Шофер остановился у какого‑то бутика, и Лиз вышла, не сказав мне ни слова.

Минут через пять — не больше — она появилась с огромным пакетом, села на место и бросила пакет мне на колени.

— Надевай, — скомандовала она.

Подчиняться ужасно не хотелось, но мысль о том, кто из нас будет выглядеть перед Артуром полной идиоткой, подействовала на меня отрезвляюще, и я залезла в пакет.

Там лежали элегантные туфли на невысоком каблуке (сама Лиз легко и грациозно передвигалась, наверное, на пятнадцатисантиметровой шпильке), светлые джинсы, сразу видно, очень дорогие, черный топ на тоненьких лямочках, черное нижнее белье и, наконец, короткая джинсовая курточка. Все это — в том же стиле, что и одежда на Лиз, но попроще.

— А это на меня налезет? — скептически поинтересовалась я, не припомнив, чтобы Лиз спрашивала меня о размере обуви или одежды.

— Как раз на тебя. Я никогда не ошибаюсь, — ответила она голосом, полным превосходства.

Ну, если у Артура такие друзья… вернее, подруги … ему можно только посочувствовать.

Тем временем она кивнула шоферу, и мы снова поехали куда‑то.

— Я не могу переодеваться здесь! — воскликнула я, в отчаянии глядя на шофера.

— Это почему же? — Лиз даже удостоила меня взглядом.

— Не могу — и все!

— Ты стесняешься его?! — Лиз оглядела меня, словно редкостный музейный экспонат. — Ну что же: как хочешь. Только останавливаться мы все равно не будем. Твоя безопасность важнее твоей стыдливости.

Мне уже думалось, что она унижает меня специально, но я не стала спорить и принялась переодеваться, используя как ширму свою домашнюю футболку.

Лиз наблюдала за мной. В ее холодных равнодушных глазах нельзя было прочесть никаких эмоций. Это задевало меня еще сильнее, чем любопытство или неприкрытая злость.

— А я тебе, кажется, не нравлюсь, — констатировала я, натягивая джинсы.

— Ты — мое задание.

Лиз не была расположена к разговорам.

— Правда? — я в деланом изумлении подняла брови. — Ну по части одежды ты справилась идеально. Действительно как раз мой размер. А вот по части охраны… Интересно, что скажет старейшина, когда узнает, что ты пропустила Виолу и она едва не убила меня?… — Лиз дернулась, и ее ногти неприятно скрипнули по кожаной обивке кресла. — Скажи, как у вас поступают с теми, кто проваливает задание?

Я уже сама не понимала, зачем злю вампиршу — против логики, вопреки инстинкту самосохранения. Она взглянула на меня сузившимися глазами и провела кончиком языка по краю своих безупречно очерченных губ, подчеркнутых глянцево блестящей красной помадой:

— А ты храбрый человек.

Я перевела глаза на обивку сиденья и увидела, что толстая кожа порвана. Продолжать наш сомнительный диалог не было никакого смысла, и мы замолчали.

Тем временем машина подъехала к пятиэтажному зданию, окруженному металлическим забором. Шофер опустил стекло, поздоровался с охранниками, и мы въехали на территорию дома.

— Приехали, — объявила Лиз.

Я вылезла из машины и с любопытством огляделась. Похоже, я попала на закрытую базу. Пустой «просматривающийся двор», пост охраны на въезде, здание, чем‑то отдаленно напоминающее крепость. Нет, там не было ни окон‑бойниц, ни крепостной стены, ни отверстий, откуда в случае необходимости можно лить на головы врагов кипящую смолу — с виду дом как дом, но ощущение от него было ого‑го какое! Он так и щетинился невидимыми пушками, и я почувствовала себя крайне неуютно. Нужно ли мне туда и так ли легко выйти оттуда, как и войти?…

— Пойдем, — скомандовала Лиз, видя, что я замешкалась у машины.

Видимо, она не считала необходимым разговаривать со мной хотя бы чуть‑чуть приветливее.

— Где Артур? Я никуда не пойду, пока не увижу его, — ответила я, позаимствовав ее холодный тон.

Температура между нами приближалась к отметке минус пятьдесят. Еще немного — и все вокруг нас покроется инеем, а слова начнут замерзать в воздухе и со звоном падать на землю, так и не достигнув ушей собеседницы.

— Он уже едет. Ну, если тебе нравится, можешь ждать его целый час под дождем, — Лиз равнодушно пожала плечами и направилась в сторону дома.

Именно ее безразличие убедило меня лучше любых слов. Вернее, начни она меня уговаривать, я бы наверняка осталась во дворе.

В общем, я последовала за вампиршей и не без душевного трепета вступила под своды дома. Здание, похоже, было построено где‑нибудь в конце девятнадцатого века и соответствовало застройке центра Москвы. Но это только на первый взгляд. Если приглядеться, над зданием основательно поработали, видимо, пытаясь придать ему одновременно и красоту, и удобство, и незаметность. Плиты нижнего яруса при ближайшем рассмотрении оказались покрыты причудливой изящной резьбой, а деревянная арка над дверью была украшена сценами из жизни какого‑то вельможи былых времен. Стараясь не отстать от Лиз, я окинула их лишь беглым взглядом, и тем не менее в голове у меня возникла идея, что это за вельможа.

Внутри дом отчетливо напоминал старинный особняк. Наверх вела большая лестница с колоннами, глядя на которую я тут же вспомнила словечко «мраморная». На первом этаже имелся просторный холл, у входа в который располагалась очередная комнатка охраны. Видимо, с этим здесь было все в порядке. Пол в холле был «шашечками» — черно‑белый, у стен стояло несколько мраморных столиков, а на потолке висела огромная хрустальная люстра. Вся обстановка отличалась элегантностью и роскошью. Подобные залы я видела в исторических фильмах. Однако что‑то здесь было не так. И подумав, я догадалась, что именно: зеркала! В зале не было ни одного зеркала! Неужели сказки правдивы, и вампиры действительно не отражаются? Я задумалась, видела ли я когда‑нибудь отражение Артура? Кажется, видела… или нет? Точно вспомнить я не смогла, надо будет обратить внимание.

Тем временем навстречу нам вышел немолодой человек с окладистой бородой, одетый в странную холщевую одежду наподобие монашеской рясы. На поясе у него висела тяжелая связка больших старинных ключей. Неужели такими ключами еще кто‑то пользуется?… С полминуты я разглядывала его совершенно беззастенчиво, а потом смутилась и отвела глаза.

— Ценный груз доставлен, — буркнула тем временем Лиз и, не говоря больше ни слова, удалилась.

— Добрый день, Полина. Меня зовут Петр, я управляющий по дому, и, если тебе вдруг покажется здесь что‑либо неудобным или захочется поменять обстановку комнаты, пожалуйста, обращайся ко мне, — приветливо произнес человек в рясе.

Его слова несколько меня насторожили. Интересно, как долго они планируют удерживать меня в этом доме. И главное: зачем? Наверняка у них есть относительно меня какие‑то планы. «Например, сделать из меня ручного монстра и в случае необходимости спускать на врагов», — как всегда, ехидно подсказал внутренний голос.

Сомневаюсь, что смогла бы впечатлить их врагов. Ну разве что, если бы начала брать у них интервью — они бы наверняка удивились!

На что еще может сгодиться недоучившаяся журналистка?…

Однако я не спешила озвучивать свои сомнения.

— Я хотела бы увидеться с Артуром. Когда он вернется? — спросила я, продолжая рассматривать помещение, в которое попала.

— Понимаю твое беспокойство, — управляющий задумчиво кивнул. — А вы не позвонили ему с телефона Лиз?

Она даже не подумала предложить мне это. Наверное, в ее инструкции не входил пункт, где говорилось о том, что меня нужно утешать и успокаивать.

— Нет. А можно? — тут же поинтересовалась я.

Управляющий взял со стола телефонную трубку и протянул мне. Номер Артура я помнила наизусть. Всего лишь один гудок, и я услышала знакомый, бесконечно родной голос.

— Артур! Это я! — выдохнула я, без сил прислоняясь спиной к одной из колонн, украшавших просторный холл.

— Полина? Где ты?

На сердце потеплело. Он беспокоился обо мне. Это так хорошо, когда о тебе заботятся, когда ты кому‑то не безразличен.

— Не знаю. Кажется, где‑то на Арбате… Ты не представляешь! Виола стала вампиром и напала на меня!..

Управляющий стоял неподалеку, сохраняя на лице выражение, более подходящее какой‑нибудь каменной статуе, но я отчего‑то была уверена, что он слышит каждое мое слово, ужасно смутилась и наверняка покраснела по своей дурацкой привычке. У меня бледная тонкая кожа, и я вообще краснею по каждому поводу, а иногда — даже без него.

— Но Лиз справилась? Она увезла тебя? — с тревогой спрашивал Артур.

Я отвернулась, чтобы не смотреть на управляющего.

— Да, эта блондинка, затянутая в кожу, кажется, говорила, что ее зовут Лиз, — произнесла я как можно равнодушней. — Она пообещала, что ты приедешь сюда…

— Уже еду. Еще минут сорок — и я буду. Пожалуйста, не волнуйся, опасность миновала.

Его голос ласкал меня, по капле вливая спокойствие и уверенность. Похоже, что я зря разволновалась.

— Приезжай, я очень жду, — прошептала я, надеясь, что Петр не расслышит хотя бы это, и решительно нажала на «сброс» — не люблю, когда посторонние становятся свидетелями самых личных сторон моей жизни.

— Спасибо, я закончила, — я протянула управляющему трубку. — Можно я подожду Артура здесь?

— Думаю, тебе все же лучше пройти в твою комнату и немного отдохнуть, — сказал Петр.

Ах так, у меня уже есть здесь своя комната? Видно, дела и впрямь плохи.

Я переступила с ноги на ногу. Туфли ощутимо жали. Обувь трудно подбирать на глаз, но меня почему‑то упорно грызла мысль, что Лиз не случайно выбрала для меня тесную пару… Или я передергиваю и слишком грешу на Лиз?… Но отношения у нас определенно не заладились.

— Кто такая Лиз? — спросила я, следуя за управляющим по роскошному холлу.

Пол был идеально начищенным и… весьма скользким, так что пришлось собрать всю волю и отслеживать каждый свой шаг, чтобы не упасть — на потеху Лиз и ей подобных. Представляю, сколько невидимых глаз внимательно наблюдает за мной сейчас!

— Лиз — отличный специалист по ведению боевых действий. Она у нас в этом плане лучшая. — Петр искоса взглянул на меня и снова улыбнулся. — Не принимай близко к сердцу ее поведение. Она такая со всеми. Общение не самая сильная ее сторона, однако она настоящий профессионал и в случае опасности не задумываясь придет к тебе на помощь.

Я вспомнила ярость, охватившую Лиз в машине, и порванную кожаную обивку сиденья. Верю, что она вполне способна спасти меня от врагов — но только не от самой себя.

— Пожалуйста, за мной. — Петр нажал какую‑то кнопку, и перед нами открылась кабинка лифта. Зеркал там тоже, кстати, не было.

На лифте мы спустились на минус второй этаж. Я заметила, что под этой кнопкой была еще как минимум пара. Похоже, здание построено по принципу айсберга — наверху всего лишь небольшая его часть.

Мы вышли. Под ногами была мягкая ковровая дорожка — ну наконец‑то можно не бояться поскользнуться! Петр повел меня по коридору. По обеим сторонам его располагались какие‑то комнаты с деревянными резными дверями, и мне подумалось, что все это очень похоже на гостиницу.

— Ну вот и пришли. Отдыхай. Я сообщу тебе, когда приедет Артур. — Петр распахнул большую дверь, украшенную стилизованными грифонами и завитушками, и передо мной оказалась просторная комната, наверняка составившая бы предмет мечтаний большинства девушек.

Во‑первых, в помещении почти не было мебели. Огромный диван — очень низкий, похожий на круглый аквариум, со множеством подушечек‑рыбок, нежно‑голубой ковер с длиннющим ворсом, суперсовременные, тускло поблескивающие металлом, изгибающиеся полки с книгами. В углу — большое, мягчайшее даже на вид, кресло и высокая темно‑синяя ваза с одним‑единственным цветком. Кажется, это была орхидея. Одну из стен занимал огромный, как в кинотеатре, экран. Комната оказалась даже лучше, чем у моей подруги Вики.

— Если захочешь принять душ, ванная вон там, — мой провожатый кивнул на незамеченную мною дверь. — Располагайся и отдыхай.

— Но… — я удивленно обернулась и увидела закрывающуюся перед моим носом дверь.

Я дернула за ручку и с ужасом убедилась, что оказалась заперта в комфортабельной и милой ловушке!

Дом навалился на меня всей своей тяжестью. Неужели мне не дано право выбора? Я начинала чувствовать себя, словно подвешенная на ниточках марионетка. Игрушка чужой воли, выдернутая из привычной жизни.

Подойдя к книжной полке, я вытащила одну из книг. Она была совершенно новая. Никто не открывал ее до меня. Бросив ее на пол, потянулась ко второй, третьей… Новые! Все книги — новые! Я отдернула шторы, имитирующие занавешенное окно. За ними была глухая бетонная стена. Ненастоящее! Все здесь было ненастоящее! И хромированные полки, и громадный телевизор, и ночник — все абсолютно новое, принесенное сюда специально ради меня! Искусственный пластиковый мир, аквариум для рыбки‑мутанта… Для меня.

Отчаяние, словно тошнота, подкатило к самому горлу. Я задыхалась в этом идеальном хромированном мире.

Как же я могла так глупо попасться?! Ведь не хотела, не хотела же входить сюда и, как последняя дура, повелась на безразличие Лиз и притворное дружелюбие Петра! Кажется, есть такой метод: плохой и хороший полицейский! Они разыграли меня, провели как первоклассницу! Что же теперь делать? Паника овладела моим сердцем.

«Спокойно, Полина, — сказала я себе, — возможно, они как раз и добиваются того, чтобы ты потеряла голову. Или в очередной раз ставят над тобой какой‑то дурацкий эксперимент и сейчас с интересом наблюдают за тобой. Не будем доставлять им удовольствие».

Я сбросила тесные туфли, села на подушки и, обхватив колени руками, попыталась сосредоточиться. Как там меня учили на карате? Дышать глубоко и тихо, постепенно растворяясь в воздухе, ощущать себя частичкой мира, пропуская через тело энергию земли и неба… Постепенно напряженно сжатые пальцы разжались, и я почувствовала себя спокойнее.

Так‑то лучше. Теперь, когда голова прояснилась, можно искать пути решения проблемы. Я вошла в ванную и огляделась. Ванна с гидромассажем, изящная раковина и — наконец‑то — огромное зеркало. Пока я оглядывала всю эту роскошь, меня посетила занятная мысль, что непрошенные хозяева позаимствовали интерьер для моего жилища из модного глянцевого журнала и еще… они готовились к моему приезду уже давно. Об этом говорили всякие мелочи. Мой любимый фиалковый запах, витающий в комнате, хороший подбор книг, висящий на крючке голубой махровый халат с овечкой — в точности такой же, как и у меня дома…

Они позаботились о том, чтобы мне было комфортно в новой клетке. Идеальная мышеловка для глупой мыши. Здесь можно держать ее сколько угодно, откармливая на десерт жирным котам…

Я открыла расположенный под раковиной ящик и обнаружила там все, что только могло понадобиться девушке для наведения красоты: кремы, тоники, косметика, лаки для ногтей, помады всех цветов и оттенков, фен, пара расчесок — с мелкими и крупными зубцами, лаки и муссы для волос, шпильки…

Шпильки! Моя рука замерла. А почему бы не попробовать?… Хуже, наверное, не станет…

Я огляделась в поисках снимающей меня камеры, но не заметила ее. Либо камеры тут нет, либо она хорошо спрятана. Ладно, попытка — не пытка, а риск, как известно, — дело благородное.

Я взяла одну из шпилек и, насвистывая какой‑то дурацкий мотивчик, двинулась к двери в комнату. Еще один настороженный взгляд… Камеры так и не обнаружилось. Будем надеяться на лучшее. Вряд ли они ожидают, что я попытаюсь сбежать в ближайшие полчаса. Надо пользоваться этим преимуществом — единственным, которое у меня есть.

Над ручкой располагалось узкое отверстие. Не знаю, сработает ли шпилька в электронном замке, но попробовать стоило. Я потыкала в отверстие, смутно надеясь, что механизм сработает. Что‑то тихо щелкнуло. Неужели все так просто?! Я повернула ручку, и дверь открылась!

Ура! Вот она — маленькая, но несомненная победа. А у меня, оказывается, талант! Теперь нужно сосредоточиться и вспомнить, как мы шли сюда. Сначала налево, затем два поворота.

Я, стараясь действовать тихо, закрыла дверь отведенной мне мышеловки. Замок снова щелкнул. Так, порядок. Возможно, они не сразу догадаются, что клетка опустела и птичка уже на воле… почти на воле.

Стараясь почти не дышать, я, как была, босиком, осторожно пошла по коридору. Нервы были напряжены, словно перетянутые гитарные струны. Кажется, любой случайный звук — и я с воплем кинусь бежать сломя голову.

Спокойнее, Полина. Нужно взять себя в руки. В комнате у тебя все получилось, должно сработать и сейчас. Главное — не нервничать, не торопиться, а значит, не совершать ошибок.

Первый поворот… Подойдя к нему, я остановилась и долго вслушивалась в тишину огромного дома. Как же нечеловечески тихо! Вот именно что не человечески! Прийти самой в гнездовье вампиров — нужно быть совершенно без головы.

Кажется, никого. Можно двигаться дальше. Я заметила, что инстинктивно иду на цыпочках, и невольно улыбнулась: кажется, пересмотрела шпионских фильмов. Ковровая дорожка и так заглушит мои шаги, а окажись здесь вампир, он, наверное, все равно почует меня… Я прошла еще немного и вдруг услышала голоса. Кто‑то шел мне навстречу!

Нужно немедленно куда‑то спрятаться. Одна из дверей оказалась приоткрыта, и я заглянула туда. Боже мой! Как удачно — лестница!

Я нырнула в проем и остановилась, затаив дыхание.

— …А обед сервируйте в большом зале, — говорил голос. Я узнала его: это, без сомнения, был Петр.

— Будет сделано, — отозвался невидимый собеседник.

Шаги замерли у двери, за которой я пряталась.

— Андрей, почему эта дверь не закрыта? — строго спросил Петр. — Ты должен помнить: у нас сегодня гости! Такая безалаберность совершенно недопустима!

— Сейчас все исправлю.

Дверь распахнулась — хорошо, что открывалась она в мою сторону. Я стояла за ней, накрепко зажмурив глаза, будто это могло помочь мне скрыться от опасности. Совершенно некстати вспомнился страус, прячущий голову в песок. «Нет! Здесь никого нет!» — мысленно повторяла я, надеясь, что нехитрая мантра сработает и меня не заметят. Сердце колотилось в груди. Даже удивительно, что беседующие не услышали его стук.

— Все в порядке, — ответил голос неизвестного Андрея, и дверь захлопнулась.

Я с облегчением перевела дух. Какое счастье!

Все выходило слишком легко. Даже странно. И с замком, и с игрой в прятки. В голову закралась странная мысль: а что, если все это подстроено? Да нет, не может быть, для чего бы?…

Тем временем шаги затихли вдали. И тут я заметила, что на двери с моей стороны нет ручки. Ну, приехали! Вот теперь путь к отступлению действительно отрезан.

Лестница, на которой я оказалась, вела не вверх, а только вниз.

Очень узкий проход, высокие ступени… Огромные белые камни… Такое ощущение, что я попала в другой век! Сердце ухнуло в пятки, и все тело пронзило холодком. У меня еще оставался выбор: спускаться либо изо всех сил забарабанить в эту проклятую дверь и закричать, чтобы меня, последнюю дуру, выпустили отсюда.

— Девчонка сбежала! Внимание всем! Осмотреть весь этаж! — донесся до меня приглушенный голос.

Нет, выбора не оставалось. Только вниз.

Я, словно перед прыжком в ледяную воду, вдохнула побольше воздуха и начала спускаться.

Лестница казалась мне бесконечной. И кто же придумал делать такие неудобные крутые ступени! Дом давил на меня всей своей тяжестью: и сверху, и снизу, и сбоку. Я казалась себе песчинкой, по собственной дурости угодившей прямиком между молотом и наковальней.

Шаг. И еще шаг. Через боль, через страх, через сомнения. Они думают, что я — только глупая пешка. Кто сказал, что это шах? Я еще вполне повоюю.

Бесконечная лестница. И чудовищная тишина. Такая плотная, что, казалось, ее можно пощупать рукой. Такая, словно мне заложили ватой уши. Не бывает мира без звуков. Такого белого и пустого мира… Я шла по лестнице, будто спускаясь в самый центр земли. Как Алиса, упавшая в глубокую‑глубокую кроличью нору. Интересно, я тоже попаду в Страну чудес?…

В тот момент, когда я уже отчаялась, лестница вдруг закончилась. А еще я, наконец, услышала звуки. Тихие звуки музыки.

Я не знаю, звучала эта музыка наяву или только в моем сердце. Неизмеримо прекрасная. Словно тысяча закатов и рассветов, словно тысяча нежных слов и объятий, словно тысяча взглядов любимых глаз — нет, всего один взгляд, но наполненный такой чудовищной нежностью, что на глаза наворачивались слезы.

Завороженная, я шагнула в огромную темную комнату.

Перед глазами немного плыло, и мне казалось, что я снова ощущаю легкий запах фиалок. Музыка вела меня, словно я была рыбкой, попавшейся на невидимый крючок. Рыбкой, которая не желала освободиться, а наслаждалась своей же мукой. Странно, эта музыка пробуждала в моем сердце и наслаждение, и боль — или это было настолько острое наслаждение, что уже становилось болью?…

Я сделала еще шаг, и меня посетило чувство дежавю. Будто я когда‑то уже испытывала такие ощущения. Когда‑то не слишком давно, хотя и не так ярко…

И тут я увидела его.

Он стоял ко мне спиной и играл на флейте. Его камзол на этот раз был темно‑синим, расшитым золотыми нитями, с кроваво‑красными рубинами (я почему‑то не сомневалась, что это рубины) по рукавам.

Он играл, не замечая меня, а я стояла за его спиной, растерянная и потрясенная, не в силах ни на шаг сдвинуться с места.

Мои глаза были мокры от слез, а сердце до того измучено болью и сладкой истомой, что я не знала, сколько прошло времени: минута или целый век.

Но тут он опустил флейту и медленно — очень медленно повернулся ко мне.

Я увидела, что он очень стар, но все равно дивно прекрасен. Его лицо и глаза лучились мягкостью и добротой, будто укутывая меня в эти лучи, словно в кокон. Так спокойно и так хорошо мне не было еще никогда.

Какое же это счастье, когда на тебя смотрят с заботой и любовью!

— Дитя мое, ты устала, — произнес вельможа мягким, глубоким голосом, в котором, как и во взгляде, звучала безграничная любовь и нежность. — Не бойся, никто тебя не обидит. Ступай к себе. Все будет хорошо.

Он улыбнулся — заботливый отец, наставляющий глупую дочку.

— Ну иди же.

Я не могла произнести ни слова, поэтому только кивнула и пошла обратно к лестнице.

— Полина, — мягко остановил меня его чудесный голос, — не стоит подниматься по лестнице. Она не слишком удобна для тебя. Лучше воспользуйся этим… — он на минуту замялся, — подъемником… Лифтом!

Тонкая бледная рука, обрамленная тонкими кружевами надетой под камзол рубашки, указала мне на небольшую дверцу, и я, снова смущенно кивнув, нажала на кнопку и вошла в кабинку тут же открывшегося передо мной лифта.

 

Глава 3

 

Он шагнул ко мне и молча сжал в объятьях. Так порывисто и крепко, что я невольно застонала, и Артур сразу ослабил хватку:

— Извини, я так… волновался за тебя.

Слово «волновался» он произнес с легким изумлением, будто не привык испытывать это чувство.

Если бы Артур вернулся немного раньше, еще до моего неудавшегося бегства, я бы припала к его груди и, рыдая, рассказала о том, что мне довелось пережить. Однако сейчас я совершенно успокоилась и перестала бояться.

— Все хорошо. Нет, все просто замечательно! — ответила я и взахлеб принялась рассказывать Артуру о встрече со старейшиной вампиров. История с Виолой меня на данный момент совершенно не интересовала.

Артур слушал меня молча, чуть сдвинув брови так, как будто ему не очень нравилось все то, что он слышал.

Самое странное, что и я с каждым произнесенным словом как будто теряла частичку своего энтузиазма. Моя восторженность увяла на глазах, будто оставленная без воды роза, и в конце концов я растерянно замолчала.

— Я рад, что Отец произвел на тебя благоприятное впечатление, — произнес Артур несколько сухо.

Я нахмурилась. Петр со странной связкой старинных ключей, старейшина — добрый, всепрощающий отец… Они что, устроили тут для себя личное небо?… А я уже, заметим, второй раз за день повелась на их дешевые фокусы. Это слишком даже для меня!

— Полина, тебе придется пожить здесь до тех пор, пока опасность не минует. Не бойся: я буду рядом. — Артур взял мою руку. От его холодных пальцев шло странное тепло. То, которое ощущаешь скорее не кожей, а напрямую — сердцем, и я чувствовала, что это не те штучки, в которых его собратья большие мастера, а нечто искреннее, настоящее.

Я подняла на Артура глаза и, встретившись с темно‑вишневым глубоким взглядом, робко улыбнулась.

— Дикие охотятся за тобой, и я не знаю лучшего способа уберечь тебя, как поселить здесь, — продолжал он.

— А что будет с моими родителями? — спросила я, кажется, окончательно придя в себя.

— К ним уже выехал один из наших людей. Он успокоит их, они поймут, что с тобой все в порядке, и будут думать, что сами проводили тебя, скажем, в закрытую школу‑пансион.

Услышанное мне не понравилось. Они что, превратят моих родных в зомби, будут копаться в их мозгах и внушать все, что им будет угодно?! Не удивительно, что вампиров боятся.

— Это единственный выход, — добавил Артур, видя, как в моих глазах проснулось недоверие. — Мы не сможем обеспечить тебе надлежащую охрану в твоем доме. К тому же, оставшись там, ты подвергнешь опасности своих родителей.

— А так не подвергну? — я вырвала руку и отступила от него на шаг.

— Охотник диких быстро поймет… почует, что тебя нет, а значит, твои родители перестанут его интересовать. К счастью, он сейчас еще слаб. Так всегда бывает после инициации.

— Что ты имеешь в виду? — заинтересовалась я.

— Когда вампир создает другого вампира, он отдает ему капельку древней крови и от этого слабеет сам. Чтобы восстановиться, бывает нужно несколько месяцев. Наверное, именно потому, что охотник был слаб после инициации, нам удалось справиться с ним. А во второй раз он даже не рискнул прийти сам — послал неофита, надеясь, что того не почует наша охрана. Так и вышло. Из всех наших тонким нюхом обладает, пожалуй, только Лиз, ну и Отец.

— Лиз, а кто она?

Артур приобнял меня за плечи, и я не стала сопротивляться.

— Лиз очень опытная и сильная. Она учила меня боевым искусствам, — произнес Артур с явной гордостью. — Она замечательная.

Я, не разделяя его восхищения, тихо хмыкнула.

— Между прочим, — улыбнулся Артур, — вижу, мой единственный урок пошел тебе на пользу. Я, конечно, не такой классный специалист, как Лиз, но все‑таки готов заниматься с тобой. Здесь есть прекрасный тренировочный зал.

А вот это оказалось как нельзя кстати. Пока лучше всех со своей охраной справлялась я сама, однако повысить собственные боевые качества — вовсе не бесполезное занятие, к тому же хорошее времяпрепровождение, если придется проторчать здесь несколько дней.

— Согласна! — радостно кивнула я.

— Кстати, — Артур чуть иронично приподнял бровь, — здание отлично охраняется и бежать отсюда совершенно бессмысленно, да и не нужно.

— Уже поняла, — буркнула я. — Но меня все равно запрут — для верности?

— Извини, Полина, это была… ошибка, — Артур избегал моего взгляда. — Тебе отдадут ключ.

— Ах вот как… Ошибка. Или очередной эксперимент, которые так любишь ты и твои друзья?

Я вовсе не хотела ссориться с Артуром, но никак не могла остановиться. Я слишком много пережила сегодня, поэтому мне, наверное, было лучше побыть одной. Я так и сказала об этом Артуру и ушла в свою комнату. Все здесь уже было в полном порядке, и разбросанные мною книги снова чинно стояли на полке. Вежливые хозяева не обратили внимания на истерику гостя.

Обед и ужин мне принес человек по имени Андрей. Очевидно, тот, с кем разговаривал управляющий Петр. Вот и славно, что меня не пригласили на ужин со всеми. Перед глазами и так возникала занятная картинка: за длинным столом огромного зала сидят вампиры и, попивая коктейли из донорской крови, с вожделением смотрят на мою аппетитно обнаженную шейку… Интересно, у кого из нас первым сдадут нервы?…

С такими мыслями и заснула.

 

Я проснулась посреди ночи, выкинутая из сна, точно пробка из бутылки.

Не помню, что мне снилось. Что‑то тяжелое и неприятное. Давящее. Нет, уже не вспомнить.

Я в чужой комнате. Совершенно чужой. В ней даже нет окна. Только лживые занавески и рассеянный свет ночника, горящего на дальней стене. Холодная, пустая комната. Кусочек чужого мира, в котором мне нет места! Коробка для бабочки, пришпиленной к днищу толстой булавкой.

И в тот момент, когда из моего горла вырвался то ли всхлип, то ли рычание, в дверь постучали.

Наверняка хозяева гостеприимного дома пришли понаблюдать за ходом человеческой истерики. Ну что же, пусть входят.

Я накинула на белую кружевную ночнушку махровый халат с овечкой, подошла к двери и открыла ее.

На пороге стоял Артур.

— Позволь мне войти? — его голос был мягким, словно старый бархат.

Почему‑то я не ожидала именно его. Скорее уж кого‑то из специалистов по связям с людьми (кажется, Лиз называла их так?), примерно такого же, как был послан к моим приемным родителям — успокоить, порыться у меня в мозгах, приведя мысли и чувства в порядок, сделать из моей головы такую же идеальную и правильную комнату, как та, в которую они меня поселили. А что — полная гармония и никаких проблем.

— Тебя послали утешить меня? — истерика почему‑то погасла, а вместо нее по всему телу волной растеклась усталость.

— Я пришел потому, что тебе плохо. Я чувствую это. Мы теперь связаны, — Артур замялся.

Да, как я могла забыть: те нити — из моего сердца к его.

— И еще… кое‑кому было грустно и одиноко без тебя, — продолжил он, и я с удивлением разглядела на безупречно красивом лице тень смущения. — Вот. — Артур вытащил из‑за спины руку и протянул мне…

— Морковкин! — воскликнула я, прижимая к груди старого плюшевого зайца.

Артур улыбнулся:

— Я знал, что ты будешь ему рада. Он скучал по тебе!.. Ну а теперь разрешишь войти?

— Входи уж, — я отступила наконец, впуская Артура в комнату. — И спасибо за Морковкина. Теперь здесь будет немного уютней.

Артур неспешно прошелся по комнате, а я села на диван и подогнула под себя босые ноги. Странно, несмотря на толстый ковер, так и казалось, что от пола тянет холодом. В этой идеальной комнате не было чего‑то важного. Возможно, человеческого тепла.

— Некоторые из наших, — сказал Артур, останавливаясь передо мной, — хранят вещи из своей прошлой жизни, но постепенно забывают о них. Прежде я не обращал на это внимания, а теперь вдруг подумал и удивился. Наверное, это хорошо, что у меня нет таких вещей. Представляешь себе диагноз: ложная человечность?

— Зачем ты мне все это говоришь? — растерялась я.

— Чтобы ты помнила о своем Морковкине. Или забыла о нем сразу и навсегда — так честнее.

— Садись ко мне, — я указала Артуру на диван.

Он сел, и я прильнула к его плечу.

— Это тяжело: жить вечно? — спросила я, заглядывая в темные, сияющие, словно самые яркие звезды, глаза.

— Я не знаю, — ответил он. — Я и вправду ничего не знаю. И прости меня за сегодняшнее, ладно?…

Он казался мне слишком красивым и слишком идеальным. Заколдованный принц из старой сказки. Можно ли разбудить его поцелуем?

Я желала это проверить — прямо сейчас, и поэтому впилась губами в его холодные губы — пытаясь забыть, пытаясь найти опору в пустоте, вдруг разверзнувшейся под моими ногами. И в тот миг, когда мне уже показалось, что все бесполезно, он ответил на поцелуй, а его руки сомкнулись на моих плечах, стирая прикосновения ночного кошмара, рассеивая тьму и перекидывая на мой одинокий остров хрупкий тоненький мостик — лучик надежды.

 

— Нет, никаких чудес не будет, — засмеялся Артур, а я тут же разомлела от его улыбки — как хорошо, что теперь он улыбался по‑настоящему, а еще как будто специально для меня, только я могла читать его улыбку. — Тебе придется усердно тренироваться, чтобы научиться чему‑либо. С чего вы начинали на своем карате?

— С медитации и разминки, — призналась я, надеясь, что Артур не заставит меня делать отжимания.

И, разумеется, напрасно. Он оказался строгим учителем и усердно гонял меня по всему залу. Бег, прыжки, отжимания… Пот лился градом, а в голову лезли дурацкие мысли навроде того, потеют ли вампиры.

Только закончив с разминкой, длившейся, по моим ощущениям, целую вечность, мы перешли к отработке ударов и защиты.

Артур попросил меня показать ему удар, которым я уложила Виолу, однако на этот раз, сколько я ни старалась, у меня ничего не получалось.

— Наверное, я просто не могу ударить тебя. Виолу — могу, а тебя — нет, — признала я наконец.

— Отговорка! — покачал головой он. — Ты просто еще не умеешь направлять свою силу, впрочем, вынужден признать, что ты очень быстро учишься. Мне повезло с ученицей!

Артур поправил выбившуюся у меня из хвоста прядь волос, и я, не выдержав, прижалась к его руке щекой.

— Вижу, вы здесь тренируетесь? — тут же раздался за нами насмешливый голос.

Мы отпрянули друг от друга. Лиз была все так же ослепительна и выглядела, что называется, на миллион долларов. Она смотрела на нас, слегка изогнув углы губ в ироничной усмешке. И надо же ей было появиться так не вовремя!

Меня обрадовало, что Артур не стал оправдываться, а лишь молча пожал плечами. Но и Лиз это вовсе не смутило.

— Подойди‑ка сюда, Артур, — продолжила она как ни в чем не бывало, — я хочу дать твоей ученице наглядный урок. Разрешаешь?

— Лиз, — Артур с шутливой мольбой развел руками, — неужели ты хочешь опозорить меня перед Полиной. Что она скажет, если ты уложишь на обе лопатки ее учителя?

— Считай, что это вызов, — оборвала его та, — и не прибедняйся: в конце концов я сама тебя учила. Давай‑ка продемонстрируем то, на что способно тренированное тело.

— Ну вызов так вызов, — согласился Артур и двинулся ей навстречу.

Он не дошел до Лиз несколько шагов, когда она гибкой тенью скользнула ему под ноги. Но Артур оказался готов к этому и вовремя отскочил.

Разворачивающаяся перед моими глазами сцена более всего походила на спектакль, на увлекательное и захватывающее шоу. Никогда не любила реслинг и прочее, однако тут было совсем другое. Лиз и Артур двигались настолько завораживающе и грациозно, что я не могла отвести от них взгляд. Они специально замедлялись и лишь обозначали удары, чтобы я могла оценить их движения по достоинству. Нечто подобное я видела разве что в «Матрице», однако там были спецэффекты, а здесь — все по‑настоящему. Эта невероятная гибкость, эта завораживающая плавная стремительность движений! Глядя на них, я невольно думала, что природа не напрасно создала таких прекрасных и сильных существ. Вот он — идеал, высшая ступень эволюции.

Я смотрела на Лиз и Артура и понимала, как красиво они смотрятся вместе: темноволосый подросток и ослепительная блондинка. Кстати, как и Тринити из «Матрицы», Лиз была вся затянута в черную кожу, и босоножки на огроменных каблуках вовсе не мешали ее движениям. Надень подобные на меня — я вряд ли смогу достойно пройти от стены к стене, не говоря уже о том, чтобы драться.

Тем временем Артур и Лиз, увлеченные своей игрой, перестали обращать на меня внимание. Я поняла, что состязание увлекло их, и почувствовала себя лишней. Если Лиз снова хотела меня унизить, она добилась своего: я никогда не смогу двигаться так пластично, быстро и красиво. Я никогда не составлю Артуру идеальную пару.

Печально улыбнувшись, я вышла из зала.

Артур догнал меня уже у лифта.

— Полина! Ты куда?

Я пожала плечами: куда идти, мне было абсолютно безразлично.

Он развернул меня к себе и требовательно посмотрел в глаза:

— Ты обиделась? Из‑за Лиз?

В этом тяжело было признаваться, но я кивнула.

— Я никогда не стану такой… совершенной, — выдавила я из себя.

Артур засмеялся с таким облегчением, что мне невольно захотелось последовать его примеру.

— Вот глупая! — сказал он. — Тебе вовсе не нужно быть такой, как Лиз! Нашла с кем себя сравнивать! У нее отвратительный характер, хотя при этом она хороший специалист и отличный тренер. Она учила меня всему: и драться, и стрелять, и водить машину. Она и вправду сделала для меня очень много. Как учитель. Не больше. Ты — совсем другое дело. Вижу, мне надо почаще говорить тебе это, потому что ты не веришь себе и не веришь в себя. Ну‑ка пойдем, я покажу тебе кое‑что.

Он взял меня за руку, отвел в мою комнату и поставил перед зеркалом.

— Только посмотри, какая ты красивая! — сказал он.

— Это после тренировки? — усомнилась я, но все‑таки взглянула в зеркало.

Наши отражения были рядом. Его и мое. Оба тонкие, черноволосые, белокожие, мы все‑таки казались персонажами одной сказки. Я недоверчиво приглядывалась к себе. Растрепавшиеся волосы, легкий румянец, всегда проступающий сквозь тонкую белую кожу, сумасшедшие фиолетовые глаза.

— Ты моя прекрасная принцесса, — прошептал Артур и коснулся лбом моего лба. — Мне не нужен никто, кроме тебя.

Каждое его прикосновение разливалось по телу огнем, и я вынуждена была закрыть глаза, чтобы взять себя в руки.

И, разумеется, в этот момент в дверь постучали.

— Ну, если это Лиз… — угрожающе произнесла я, и Артур рассмеялся.

 

За дверью оказалась вовсе не Лиз, а не менее эффектная рыжеволосая женщина в алом шелковом корсете и лежащей красивыми складками длинной юбке. Меня сразу поразила ее величественная осанка и королевская посадка головы.

— Простите, что побеспокоила, — сказала она с легким французским акцентом. — Меня зовут Жюли.

Артур поклонился ей как знакомой.

— Здравствуйте, я Полина, — приветствовала я ее по‑французски и тут же смутилась. — Впрочем, вы это уже, конечно, знаете.

— О, конечно! — Жюли рассмеялась — будто зазвенели крохотные серебряные колокольчики. — Вы, мадмуазель Полина, у нас, можно сказать, знаменитость! Не каждый удостаивается того, чтобы в честь его устраивали бал.

— Ой, проходите, пожалуйста, в комнату. — Я только сейчас осознала, что выгляжу в глазах этой рафинированной особы неотесанной деревенщиной.

Жюли вошла, и я заметила, что она, с некоторым любопытством оглядывая мое временное пристанище, с удивлением остановила взгляд на большом плюшевом зайце. Впрочем, француженка ничего не сказала и села в предложенное кресло — все такая же прямая и величественная.

— Не буду вам мешать. Полина, если не возражаешь, я зайду попозже, — сказал Артур, вдруг ставший чопорным и светским.

Я не возражала, и он, поклонившись, ушел.

Возможно, Жюли ждала, что я выдам свое нетерпение и тут же приступлю к расспросам, но я, хотя она меня и заинтриговала, держала паузу. Одна из моих любимых героинь Джулия Ламберт[2] говорила, что, если уж взял паузу, нужно ее держать.

 

В конце концов Жюли улыбнулась.

— Очень приятно, что я не обманулась в ожиданиях, — протянула она, поглядывая на меня немного искоса. Ее белоснежные руки спокойно лежали на подлокотниках кресла, и я подумала, что ей подходит даже его современный дизайн. Наверное, это особая способность: всегда смотреться гармонично и уместно. — Надеюсь, мы поладим.

Я кивнула.

— Ладно, долой эту чопорность, — Жюли чуть наклонилась ко мне, демонстрируя, что наш разговор перешел из официальной стадии в личную. — Итак, наш добрый хозяин устраивает в твою честь бал, где ты будешь официально представлена нашему Дому. Предупрежу сразу: у нашего хозяина имеются некоторые… устоявшиеся пристрастия. Однако можно посмотреть на дело и с другой стороны: у тебя есть прекрасная возможность перенестись на несколько веков назад и побывать на настоящем екатерининском балу.

Про пристрастия я уже поняла. Мне вообще стало казаться, что вампиры держатся за свою прошлую, земную жизнь, усиленно моделируя ее в своем нынешнем существовании. Зато сразу легко определить, кто к какому веку принадлежит. Вот Жюли похожа на дам с полотен Ренуара. Думаю, не ошибусь, если предположу, что ее время — граница девятнадцатого‑двадцатого веков.

— Спасибо, Жюли. Мне нравится эта идея. Только есть одно «но»… Я училась в элитной школе, у нас были балы, однако…

— Тебя, должно быть, волнует вопрос, связанный с танцами? Конечно же, дело не обойдется без полонеза и вычурного менуэта, однако у нас бывают и более вольные танцы — кадрили, английские контрдансы и даже новомодные вальсы.

Слово «новомодный» в сочетании со словом «вальс» меня откровенно развеселило.

— И перед балом тебе придется взять несколько уроков танцев и, конечно, заказать платье, — продолжала Жюли. — И с тем, и с другим готова помочь тебе. Модистка у нас хорошая, однако иногда слишком увлекается всякими… — Жюли щелкнула тонкими пальцами, подбирая подходящее слово, — финтифлюшками. Кроме того, тебе стоит потренироваться носить корсет. У тебя прекрасная фигура, и запомни, дорогая, такую чудесную талию, как у тебя, нельзя прятать.

Я действительно, стесняясь своей худобы, предпочитала носить свободные вещи, да и сейчас была одета в безразмерную футболку и купленные Лиз джинсы, так что пришлось признаться, что помощь мне весьма пригодится.

На том мы и расстались, договорившись, что Жюли явится ко мне вместе с модисткой через час, а после того, как с меня снимут все возможные мерки, настанет время танцкласса.

Что ни говори, каникулы получались насыщенными. Насколько я могла судить, вампиры относились к этикету и одежде весьма трепетно… Тут я вспомнила Ловчего в его продранной куртке и улыбнулась. А что, если все разногласия между кланами вампиров пошли именно из‑за одежды, как в «Гулливере», когда две страны воюют только из‑за того, с какой стороны нужно начинать чистить яйцо!

 

Жюли, как и обещала, вернулась ровно через час. Вместе с ней была непримечательная полноватая женщина, как я понимаю, не из вампиров. Впрочем, прекрасные вампирши вряд ли утруждают себя такими простыми и прозаическими вещами, как шитье.

— Ну что, Полина, ты готова? — спросила Жюли, и я кивнула, еще даже не подозревая, на какую экзекуцию дала согласие.

Меня раздели до белья, поставили на невысокий табурет и принялись снимать мерки. Мне было несколько неудобно под внимательным взглядом Жюли, которая, конечно же, не сочла нужным выйти из комнаты. Меня вертели из стороны в сторону, тыкали в спину до дрожи холодным измерительным метром, заставляли сгибать и разгибать руку, вертели туда‑сюда, словно тряпичную куклу. В общем, чтобы выдержать все это, определенно, требовалось немалое мужество.

Наконец, снятие мерок было закончено, мне разрешили одеться, и Жюли принялась демонстрировать принесенные с собой эскизы платьев. Она успела набросать их всего лишь за час. Рисовала она отменно, а еще я поняла, почему французов всегда считали законодателями моды. Эскизы оказались великолепны, только ни один из предложенных вариантов не казался мне подходящим именно для меня. Я пыталась представить себя в одном из этих пышных торжественных платьев и никак не могла. Жюли, Лиз или даже моей бывшей однокласснице Виоле они подошли бы без всяких сомнений. Но только не мне. В подобном платье я сразу превращусь в ворону, обрядившуюся в павлиньи перья.

— Неужели тебе ничего не понравилось? — спросила Жюли, наблюдавшая, как я один за другим откладываю в сторону листы с эскизами.

— Они чудесны, но мне бы хотелось чего‑нибудь попроще, — нерешительно произнесла я.

Жюли поджала губы. Видимо, такова моя судьба: настраивать против себя всех, с кем мне только приходится здесь встречаться.

— Ты не понимаешь, — сказала она довольно сухо, — на екатерининских балах носят особые платья. Верхнее платье называется парадной робой, и его принято густо украшать золотым или серебряным шитьем, многочисленными каменьями, кружевами, бантами, ленточками… Вся эта пышная отделка делает женскую фигуру особенно хрупкой и в то же время значительной, величественной.

— Неужели ты думаешь, что я могу выглядеть величественной? — спросила я, улыбнувшись.

— Думаю, что можешь. В тебе есть и сила, и порода. Я вижу, что ты сильная… очень сильная. Наверное, ты сама не знаешь своей силы, — Жюли коснулась моего подбородка холодной рукой и чуть приподняла его, заглядывая мне в глаза.

Портниха стояла подле нас молча, не решаясь вмешаться в наш спор.

И тут, к моему огромному удивлению, Жюли уступила.

— Да, ты права, — сказала она, отпуская мой подбородок, — тебе не нужно все это. Подожди, я сейчас…

Она схватила ручку и на обороте листка, на котором был нарисован один из эскизов, принялась стремительными штрихами набрасывать новый наряд.

Я стояла у нее за плечом, затаив дыхание. На этот раз платье оказалось как раз таким, какое хотела я.

По краю овального, не слишком вызывающего, но достаточно глубокого выреза лифа шел гладкий черный мех. Полоски такого же меха заканчивали рукава у самого раструба. Само платье было белоснежным, с легким, будто морозным, узором по корсажу, украшенному лишь простой шнуровкой. Юбка тоже была самой простой, без всяких рюшей и оборочек.

— Настоящий наряд для истинной Белоснежки, не правда ли? — спросила Жюли, отложив ручку. — Готова поспорить, что в таком ты не затеряешься среди толпы гостей.

— Мне как раз не хотелось бы привлекать к себе внимание, — ответила я, все еще разглядывая рисунок. — Хотя, как я понимаю, я все равно буду его привлекать, как ни старайся. Поэтому почему бы не надеть то, что мне действительно подходит?

Я подняла взгляд и встретилась глазами с Жюли. Она смотрела на меня настороженно, как будто даже с опаской.

— Не хотела бы быть в числе твоих врагов. Думаю, кое‑кто недооценивает тебя совершенно напрасно.

«Лиз?» — хотела спросить я, но промолчала.

Вскоре Жюли и портниха удалились, оставив меня в одиночестве. Неужели я действительно белая ворона и, куда ни попаду, выделяюсь из любой стаи. Или я просто‑напросто пока еще не нашла свое место?…

 

Дом, где жили родичи Артура, был очень стар и полон самых невероятных сюрпризов. Он казался мне творением безумного архитектора. Хоть как‑то разобраться в путанице лестниц и коридоров являлось весьма непростой задачей, и, хотя мою свободу не ограничивали, я старалась не углубляться в хитросплетения его ходов — во‑первых, из опасения заблудиться и сгинуть в каком‑нибудь мрачном подземелье начала XVII столетия, а во‑вторых, боясь нарушить чей‑нибудь статус‑кво. Хотя вампиры относились ко мне доброжелательно, кто знает, как бы они отреагировали, если бы я по ошибке забрела в их личные владения?! Встреча с Владленом, жаждущим выпить мою кровь, была еще слишком свежа в памяти.

Прошло еще два дня. За это время я обжилась в новой комнате и все‑таки узнала кое‑что о Доме и его обитателях. Насколько я могла судить, Отец Артура — старейшина вампиров — являлся главой всего рода и был самым древним из них. Других вампиров он называл детьми, а те именовали друг друга братьями. Я с любопытством расспрашивала Артура об обществе, в котором живут вампиры. Оказывается, таких Домов, как у его Отца, по всему миру несколько. Они разбросаны по крупным городам, где легче жить, не привлекая ненужного внимания. Над всеми этими Домами стоял Патриарх — самый старый и могущественный из всех вампиров. Старейшины являлись его детьми и наместниками. В отличие от своих диких собратьев, вампиры, принадлежащие к официальным Домам, уже многие сотни лет жили рядом с людьми, не причиняя им вреда. Они не охотились на людей, используя донорскую кровь, и даже сотрудничали со смертными. Разумеется, вампиры не раскрывали свое инкогнито и чаще всего действовали через подставных лиц. Например, Артур официально числился сыном преуспевающего бизнесмена, тесно сотрудничавшего с Московским Домом. В общем, у вампиров были свои связи в мире бизнеса и политики, что позволяло им вести весьма комфортное существование. Даже здесь, в доме на Арбате, жили не только вампиры, но и люди. Все они были беззаветно преданы Дому и большей частью выполняли всякую техническую работу или состояли в дневной охране.

Я с удивлением присматривалась к новому миру, пытаясь понять, какое место в нем отводится мне. Вскоре все прояснилось.

На исходе третьего дня моего пребывания в Доме меня посетил личный секретарь старейшины — высокий человек с мрачным лицом, изборожденным глубокими морщинами. Он говорил со мной от имени Отца, обещая защиту и покровительство. От Артура я уже знала, что в моих жилах течет древняя кровь, дающая мне необычайные способности. Поэтому дикие и охотились за мной, стремясь использовать меня в своих целях. Секретарь рассказал о жестокости и бесчинствах, учиняемых ими. В былые времена порой целые городки оказывались истреблены ордами диких вампиров, пьянеющих от одного вида крови. «Наша великая миссия — защищать людей и не допускать кровавого произвола диких», — сказал секретарь, и тогда я вдруг набралась храбрости и спросила, могу ли я быть полезной Дому. «Да, дитя», — ответил он, и я почувствовала, как будто меня касается рука самого Отца — так легко и спокойно мне стало. «Как же? Я очень хотела бы помогать вам, но разве у меня есть для этого возможность? Что могу я, обычный человек?» — удивилась я. «Не сейчас, позже, когда ты обретешь свою силу и научишься ею управлять», — заверил секретарь и ушел, оставив меня донельзя взволнованной этими словами. Мне было лестно, что вампиры — такие совершенные и сильные, возможно, и вправду нуждаются в моей помощи.

 

Шли дни. Почти все время я проводила с Артуром. Он учил меня драться и стрелять из пистолета, а по вечерам мы долго сидели в моей комнате. Я читала ему стихи своих любимых поэтов — Вертинского, Гумилева, Блока, и мы много разговаривали обо всем на свете. Жизнь вампиров постепенно раскрывалась передо мной. Во многом ей можно было позавидовать: их окружала роскошь, и каждый из них имел возможность создать свой маленький мирок специально под себя, взяв самое лучшее из своей эпохи, наслаждаться словно бы застывшим временем. Только вот доставляло ли им это удовольствие?… Артур уже говорил мне, что со временем эмоции у вампиров притупляются и умирают, мне кажется, они сами ощущали эту внутреннюю пустоту, поэтому с такой страстью цеплялись за всякие внешние атрибуты, пытались скрыть отсутствие содержания формой. Меня радовало, что Артур еще не цеплялся за это. В его комнате почти не было вещей.

— Я — особый случай. Мне нечего вспоминать и не к чему привязываться, — повторял он, — разве что кроме тебя.

И мы часами болтали о всяких пустяках. Я говорила о своем детстве, долго, словно слепому, рассказывала о солнце, о тысяче вкусов и ощущений.

— Расскажи мне о лимоне, — бывало, просил он.

И я принималась описывать подробно, представляя, что дольку этого самого лимона только что положили мне в рот: о сочности, свежести и легком покалывании на кончике языка.

— Я вспомнил! Это кисло! — радовался Артур, когда наконец ловил мои ощущения.

Кстати, со временем связь между нами крепла, и мы вскоре поняли, что можем общаться не только с помощью слов, но и с помощью образов. И я особенно радовалась, когда мне удавалось передать ему вкусовые ощущения, заставить почувствовать то же, что чувствовала сама.

С родителями мы перезванивались каждый вечер. Хотя большого удовольствия мне эти разговоры не доставляли: я не могла сказать им всю правду, да они бы мне и не поверили, так что приходилось врать и отмалчиваться. Впрочем, они и не проявляли настойчивости. Наверное, это следствие гипноза, но они совершенно не беспокоились обо мне и на слова «у меня все хорошо» обычно отвечали что‑то вроде: «вот и здорово, хорошо учись и побольше гуляй — свежий воздух очень полезен для растущего организма». После первого такого разговора я проревела, наверное, полчаса, но потом привыкла. Иногда меня саму пугает то, как быстро я приспосабливаюсь ко всему, как легко принимаю чужие правила игры и следую за обстоятельствами, как следует за иголкой нитка.

Все домашние новости, приходящие ко мне из прошлой жизни, уже почти не волновали меня. Мама сообщила, что мне звонили Димка и Вика, разыскивая меня, но я попросила не давать им мой новый номер телефона (мне даже завели новую симку). Мне не хотелось вовлекать их в неприятности, а, как я уже убедилась, любой, находящийся рядом со мной, подвергался самой настоящей угрозе, а кроме того, вдруг поняла, что не представляю, о чем буду с ними говорить. Моя жизнь изменилась так круто, что иногда казалось, что между мной и миром обычных людей лежит огромная пропасть.

Вот и мама… Поговорив со мной минут пять, она вдруг замолкала, и мы молчали, разделенные, нет, даже не расстоянием, чем‑то неизмеримо большим.

— Ну что, пока? — говорила я, когда тишина становилась совсем невыносимой.

— Пока, — отвечала мама, и мне казалось, что в ее голосе звучит облегчение.

— Будь огурцом! — привычно кричал в трубку папа.

Наверное, так было суждено: в один из дней они подобрали меня и обогрели в своей семье, но пришел час, и они отпустили меня — так же просто и безболезненно, как окрепшего голубенка Мерлина.

Мысль, только ли это последствие гипноза или нечто большее, не оставляла меня в покое. Так или иначе, но разговоры наши становились все короче и суше, а я все больше погружалась в новую жизнь.

Кроме занятий с Артуром, о которых я уже рассказывала, я посещала уроки танцев и те ужасные примерки, которые устраивали для меня Жюли и портниха. Раньше я даже не представляла себе, насколько это утомительно. Эти двое решили создать нечто совершенно особенное и подгоняли платье под мою фигуру так долго, что я теряла всякое терпение. К концу примерки я обычно была вся истыкана булавками, а спина буквально разламывалась от боли.

Немногим лучше оказались уроки танцев. За короткое время мне предстояло выучить множество затейливых фигур и комбинаций.

Но не меньший материал для наблюдения представляла и сама учительница. Все началось с того, что я заметила, что Жюли исподтишка наблюдает за мной и Артуром, и, в свою очередь, стала присматриваться к ней. Француженка оказалась прелюбопытным объектом для наблюдений и явно отличалась от других вампиров, она держалась в обществе холодно и чуть отстраненно. Я бы сказала, что в ней была некая тайна, дразнившая мое журналистское обоняние ароматом неизвестности.

— Расскажи мне о Жюли, — пристала я как‑то к Артуру.

Вопрос застал его врасплох.

— Ну, она — одна из старших, — задумчиво произнес он. — Ее у нас уважают, однако она никогда не вмешивается в дела Дома. Думаю, ей это просто неинтересно. Зато по вопросам этикета и всяких там танцев на нее можно положиться. Это она здорово умеет и всегда готова помочь.

Больше Артур о Жюли ничего не знал, и я поняла, что все сведения мне придется добывать самой.

— Как ты замечательно танцуешь, — сказала я как‑то на уроке танцев, когда Жюли показывала мне очередную фигуру менуэта.

— Танцы, можно сказать, у меня в крови, — ответила она, поправляя мою осанку.

— Ты была танцовщицей или балериной? — спросила я, пытаясь держать спину и локти именно так, как мне только что показали. (И почему у нее все выходило просто и непринужденно, а я прилагала титанические усилия и чувствовала себя так, словно проглотила жердь?!)

— Не будь такой напряженной, Полина, — поправила меня Жюли. — Правильная осанка — не значит деревянная, а напротив. Посмотри внимательно, как стою я, — и только после того, как я более‑менее справилась с задачей, ответила на мой вопрос: — Да, я действительно была танцовщицей.

— В Париже? — даже муки обучения не могли ослабить мою журналистскую хватку.

Жюли проследила за тем, как я проделала фигуру танца, и в порядке бартерного обмена, ответила:

— Да, — и, видя, что я явно жду продолжения, добавила: — В «Мулен Руж». Возможно, ты слышала о нем.

Этим летом я как раз посмотрела фильм с Николь Кидман, поэтому тут же заверила Жюли, что нет человека, который не слышал бы о блистательном «Мулен Руж», и разговор пошел более оживленно.

Оказывается, у Жюли была удивительная судьба. В далеком 1889 году, когда в Париже только открылось знаменитое кабаре «Мулен Руж», она была там танцовщицей, звездой, взглянуть на которую приезжали со всего Парижа.

Я слушала ее забавные истории, как волшебную сказку. Огни сцены, джентльмены во фраках и цилиндрах — все это казалось мне таким далеким и нереальным, словно я заглянула в чужой для меня мир. Собственно, так оно и бы