Они не носят никакого знака!

«В этих провинциях /на Украине – прим. ред./ встречается большое количество евреев; они здесь не внушают презрения, как в других местах. Они не перебиваются здесь постыдными заработками, ростовщичеством и исполнением всевозможных поручений, хотя и не отказываются от такого рода прибыли; владеют землей, занимаются торговлей и посвящают себя даже изучению изящной словесности, медицины и астрологии. Они почти повсюду держат на откупе таможенный и провозной сбор. Они довольно состоятельны и не только принадлежат к числу уважаемых людей, но даже имеют таковых под своей властью. Они не носят никакого знака, отличающего их от христиан. Им разрешается даже носить саблю и быть вооруженными. Наконец, они пользуются правами прочих граждан...» (Из путевых записок кардинала Коммендони)

УРОК ПОСРЕДИ ПРУДА

Поскольку у Исройлика не было ни кола ни двора, то рабби Гершон, заботясь о сестре, поселил молодую пару у себя в доме. Это было делом весьма мучительным, поскольку рабби Гершону и по знаниям его, и по званию полагались ученые родственники. Пусть бедные, но с головою.

Голова у Исройлика была, но ничего из того, чему ученый родич хотел научить его, туда как будто не влезало. Таких называют у евреев ам аарец – неуч. Рабби Гершон старался изо всех сил. Новый родственник смотрел на него сочувственно, повторял слова прилежно, но ни понять, ни запомнить ничего не мог. У рабби Гершона опускались руки. Он сказал сестре:

– Твой муж...

А закончить фразу не смог, да и так понятно было.

И тут мы могли бы спросить: зачем Исройлик его дурачил? Самый простой ответ заключался в том, что члены союза нистарим строго хранили свою тайну, надевая личину людей простых, неученых.

Но не только в этом дело. Исройлик по природе своей не переносил человеческой гордости. А этого добра у рабби Гершона, как у многих ученых людей, хватало. И вот Исройлик втайне, своим особым образом воспитывал его.

Как? Откуда мы знаем... Рассказывают, что однажды рабби Гершон сделал Исройлика своим кучером и, отправившись куда-то по делам, заснул в повозке. А когда он очнулся, то увидел, что Исройлик, видно зазевавшись, загнал упряжку в пруд, полный тины и грязи. И ни назад, ни вперед сдвинуть повозку уже нельзя – завязли.

Рабби Гершон сказал удалому кучеру:

– Эх...

Он подобрал полы раввинского своего кафтана, прыгнул в грязь и где ползком, где скачком выбрался на берег. А потом побежал в ближайшую деревню звать мужиков на выручку.

Что стало с его сапогами, с его шляпой, с его спокойными, мудрыми мыслями... А когда во главе бородатых людей с жердями в руках, словно какой-то глава разбойников, рабби Гершон приблизился к пруду, то увидел, что Исройлик спокойно едет на повозке ему навстречу.

– Да кто же тебя вытащил из грязи? – воскликнул рабби Гершон.

– Я стегнул разок лошадок, они и вышли сами без всякого труда, – объяснил Исройлик.

– Ни на что он не гож, – вздохнул рабби Гершон. – Не человек, а сплошная неудача...

С тем и поехали дальше. А те, кто читают эту историю, ломают голову, какой же урок собирался преподать Исройлик своему родственнику? Может, он хотел показать, что за своим животным началом еврей должен присматривать день и ночь – иначе заедет телега нашей жизни в такую грязь, что не выберемся... Или что животное начало тоже нужно заставить служить Творцу и тогда умеючи можно одним махом выбраться из любого житейского тупика... Что ж, поломайте голову и вы.

НАЯВУ, КАК ВО СНЕ

Исройлик любил мир, в котором поселил его Творец. Не только тайный мир скрытых праведников и удивительных встреч, частью которого он стал чуть ли не с самого детства, но и тот маленький мир, в котором его считали неудачником. Где голуби плещутся в воздухе в невысокой синеве, потревоженные ребячьим свистом. Где женщины сплетничают у колодца, а их мужья ссорятся за место в синагоге. Где люди притворяются, что не понимают друг друга. Где у каждого еврея, который и не слыхивал про нистарим, есть своя тайна, своя скрытая праведность. Где рабби Гершон прогнал его из кучеров.

Любить каждого еврея, независимо от того, кто он и какой.

Не бояться никого на свете, кроме Всевышнего.

Две строчки эти из отцовского завещания сообщали Исройлику удивительную цельность. Эта цельность, как чаша из литого золота, была готова к тому, чтобы туда упали первые капли драгоценного вина.

Однажды за несколько часов до наступления субботы Исройлик задремал. Ему во сне явился старик и спросил:

– Знаешь ли ты, кто я?

– Нет, – ответил Исройлик.

– Знай, что я послан с Неба, чтобы каждый день обучать тебя Торе. Мы встретимся среди гор, недалеко от города. Никому не говори об этом, даже своей жене. Нельзя, чтобы кто-либо об этом знал.

Исройлик спросил, как имя старика, и услышал в ответ, что пока это тайна.

И проснулся. И решил: «Ну, это сон...» Но когда Исройлик пошел в микву и, как стало привычкой у него, погрузился в воду с открытыми глазами, то снова увидел старика – уже не во сне. Большой страх на него напал, хотя и видел Исройлик на своем веку немало чудес.

Субботней ночью старик явился ему в третий раз. Он сказал:

– То, что происходит с тобой сейчас, происходит на самом деле. В первый день недели ты выйдешь из города и встретишь меня в горах. Заклинаю тебя, не забудь: перед этим ты должен погрузиться в микву четыре раза...

Старик исчез. Утром, когда Исройлик пришел в синагогу, его вызвали к Торе во время чтения последнего отрывка недельной главы – честь, которую оказывают самым уважаемым прихожанам. В глазах окружающих Исройлик до сих пор таковым не был.

Во время субботней трапезы рабби Гершон спросил:

– Исройлик, ты здоров ли? У тебя очень изменилось лицо, не могу понять, в чем дело.

Исройлик промолчал. Что он мог сказать? Он чувствовал, что его окружает свет, что в его душе пробуждаются источники, о которых он не знал до сих пор...

Наутро, в первый день недели, выпал глубокий снег. Исройлик, еще не согревшись после миквы, стал протаптывать тропинку среди спокойной белизны и тихого одиночества.

И вот он уже не один. Старик стоит перед ним. Он ведет Исройлика в пещеру, притаившуюся в складке горы. Там ни одной свечи, но пещера вся полна света. Там стол и два стула, больше ничего. Они уселись, и старик достал книгу, которую Исройлик, хорошо знакомый с Кабалою, никогда не видел до сих пор.

Когда Исройлик открыл ее, то как будто вторая душа вошла в него, и он увидел тропинки, которые соединяют небеса и землю, и мир стал виден изнутри, похожий на книгу...

Через два часа старик сказал:

– Сынок, на сегодня хватит. А завтра, с помощью Всевышнего, мы продолжим вновь. Остерегайся, не рассказывай об этом ни одной живой душе.

И старик взял Исройлика за руку и вывел его из пещеры, потому что не так просто самому покинуть место, где струится невидимый свет.

Учитель проводил ученика до ворот города, а там возложил на его голову руки и благословил.

Никто не обратил на них внимания. Может, тишина и снег оберегали их. А может, люди были тогда чище. Никто не удивился, глядя, как один еврей благословляет другого.

Спустя много времени старик открыл Исройлику свое имя. Это был пророк Ахия, учитель пророка Элияу, один из семидесяти старцев, сидевших перед Давидом и решавших вопросы, на которых стоит мир.

Когда Исройлик услышал его имя, то от большого трепета лишился чувств. А мы с вами, нынешние, спокойно читаем эти строки. И это самая большая наша проблема.

Проблема мира, где капли драгоценного вина льются в грязь, потому что не готова чаша, мало золота...

И ТЕЛЕГА, И ЛОШАДКА

Прошло много месяцев с тех пор, как начались тайные уроки в пещере в горах. Однажды учитель сказал Исройлику, что тот должен покинуть Броды и поселиться где-нибудь в деревне, на безлюдье.

В то же самое время рабби Гершон имел со своей сестрой решительный разговор. С дрожью в голосе он заявил:

– Не могу я больше выносить, что такой невежда живет в моем доме. Хочешь развестись с ним – хорошо. А если нет, то куплю я вам телегу и лошадку, и езжайте жить в другое место...

Когда Исройлик узнал об этом, то удивился, как же это на свете одно так хорошо прилажено к другому. И может, потому, что ему открылась прежде тайная сторона дела, он совсем не рассердился на рабби Гершона за его суровое решение. Наоборот, Исройлик радовался как человек, который меняет маленький дом на большой.

Погрузил в телегу скарб, усадил жену поудобнее, влез на облучок, сказал молитву и хлестнул вожжами. И пошла себе лошадка, и закрутились колеса. Внизу грязь и камни, наверху бездонное небо. Куда хочешь, туда и смотри.

Тогда исполнилось непутевому Исройлику 26 лет, и члены союза нистарим выбрали его своим главой.

Кормились супруги так: Исройлик копал в оврагах глину, а жена возила ее в город и продавала печникам и горшечникам. Ночевать, однако, приходилось по чужим углам, а то и в сараях, а то и под открытым небом. Так они объездили всю Украину. И везде поджидала Исройлика пещера, залитая светом, таинственный учитель и заветная книга.

На рабби Гершона он совсем не сердился. Исройлик сердился, если можно сказать о нем такое, на преграды, которые отделяют одного еврея от другого. И старался при любой возможности их ломать.

БАНДИТ СКАЗАЛ: «ДА КТО ЖЕ ЗНАЛ?»

Рассказывают про Исройлика, что со временем рабби Гершон дал ему денег на аренду корчмы в какой-то маленькой деревушке. Жена Исройлика продавала там мужикам водку, овес и прочие товары. А сам Исройлик проводил всю неделю в уединении, в горах, и появлялся дома только перед началом субботы. Когда ему хотелось есть, он выкапывал в земле ямку, наливал туда воды, насыпал муки, перемешивал и утолял голод.

В тех краях водились страшные разбойники. Раз шли они по лесу со своими ножами и кистенями и увидели такую картину. По краю обрыва идет человек, не глядя себе под ноги. Еще шаг – и он рухнет в пропасть. Но тут другой край обрыва пододвинулся к нему, и он продолжал идти как ни в чем не бывало. Это повторилось несколько раз. Обрыв то сходился, то расходился в зависимости от того, куда Исройлик держал путь.

Тогда жуткие эти люди разыскали Исройлика, упали перед ним на колени и сказали такие слова:

– Мы видим, что ты человек Б-жий, что чудеса с тобой творятся. Так помолись, чтобы помог нам Всевышний в нашем ремесле, потому что дело разбойничье опасное, погибнешь и глазом не моргнешь...

Отвечал Исройлик:

– Если поклянетесь, что не тронете пальцем ни одного еврея, тогда, будь по-вашему, помолюсь...

Разбойники поклялись. И с той поры, если возникал у них спор или запутанное дело, приходили они к Исройлику и просили его совета и суда. Однажды решил он дело в пользу одного из спорщиков, а второй обиделся и решил Исройлика убить. Дождался разбойник, пока тот отправился спать, а потом подкрался и занес топор. Тут схватили его невидимые руки и стали бить нещадно по всему телу сразу.

Орал разбойник, молил разбойник – ничего не помогало. Наутро он представлял собой один сплошной синяк. А когда отлежался, то честно, без стеснения рассказал, что с ним приключилось.

Исройлик спросил:

– Как же ты решился поднять на меня руку? Бандит, простая душа, почесал в затылке:

– Да кто же знал...

Ветер истории

Казацкие вольности

«Жалования же никакого казаки не получают, но им позволено грабить евреев и ляхов и убивать первых...» (Из допроса гайдамака Андрея Суляка)

ПОСТ ПО БЕШТУ

В начале недели Исройлик уходил в горы между городками Косов и Китов и проводил там несколько дней в уединенном размышлении. Он не собирался умерщвлять свою плоть, он брал в дорогу целый мешок еды. Но когда утром в пятницу он вспоминал, что нужно возвращаться домой встречать субботу, мешок был по-прежнему полон. Все эти дни он помнил о Всевышнем и забывал о еде. Получалось, что он постился. Только это нельзя назвать постом...

ЛЯГУШКА В УЩЕЛЬЕ

Однажды пришли к Исройлику те самые разбойники и сказали:

– Мы знаем, что ты давно мечтаешь побывать в Эрец-Исраэль. Пойдем, мы покажем тебе тайный путь через горные пещеры и подземные реки...

Поверил или нет Исройлик разбойникам, но он решил пойти с ними. Долго продвигались они в темноте пещер, пока не наткнулись на ущелье, дно которого было покрыто жидкой грязью, так что ни ступить туда, ни поплыть... Через ущелье была перекинута доска, по которой разбойники стали переходить на другую сторону. А чтобы не потерять равновесие, они опирались на шест, который втыкали в грязь.

Исройлик, который никогда ничего не боялся, вдруг почувствовал, что ему нельзя переходить на тот берег, что там поджидает его опасность, из которой не выбраться живым. И он остался, а спутники его двинулись дальше.

Оглядевшись вокруг, Исройлик сказал себе:

– Всевышний не зря привел меня в эти места. Наверное, какая-то работа приготовлена мне здесь...

Не успел он закончить, как грязь с чавканьем разлетелась в разные стороны и на берегу показалась лягушка величиной с украинскую хату. Исройлик спросил, глядя на это создание:

– Кто ты?

– Я был талмид-хахам, мудрец Торы, – отвечала лягушка. – А теперь моя душа поселилась в теле этой твари...

– За какие же грехи ты был так наказан?

– Однажды я поленился сделать омовение рук. И ангел-обвинитель стал кричать на Небесном суде: «Мудрец Торы нарушил заповедь мудрецов! Накажите его!» Но ему ответили, что за такой проступок даже мудрецам большого наказания не полагается. И тогда он подсунул мне еще одно нарушение, и я опять нарушил, и еще одно – и я снова... Дело дошло до того, что я совсем перестал соблюдать приказы Торы...

– Неужели тебе ни разу не приходила мысль о тшуве, раскаянии?

– Приходить-то приходила, но для этого нужны силы, а я никак не мог с ними собраться. Обвинитель подсунул мне любовь к спиртному. Так что я или пил, или грешил. Всему на свете приходит конец, и вот я оказался на Небесном суде. Там решили, что поскольку мой самый первый грех связан с водою, то мою душу нужно послать в тело животного, которое живет у воды. И вот я сижу в этой грязи уже пятьсот лет, и нет мне спасения...

– Но ведь рабби Ицхак Лурия из Цфата помог душам многих грешников, – сказал Исройлик. – Почему же твоя душа не поднялась отсюда?

– Для тикуна – исправления души – нужно, чтобы рядом оказался еврей, – объяснила лягушка. – Чтобы он произнес благословение или хотя бы подумал о святом. Но в том и заключается мое наказание и моя беда, что не заходят евреи в эти темные пещеры!

– Ну видишь, я зашел, – сказал Исройлик.

Он помолился за душу грешного мудреца, и она, расставшись с телом животного, поднялась туда, куда должна была подняться. А Исройлик обошел тушу лягушки и отправился назад, домой, чтобы сделать омовение рук и благословить хлеб, лежащий на скатерти грубого полотна.

Еврейские знаки и приметы

Желанный страх

Если хочешь, чтобы усилился в душе страх перед Небом, хорошо держать дома книги Рамбама, благословенна его память.

Также советуют вынести на улицу воду, которую слили в таз после утреннего омовения рук, и вылить ее.

ПЕРВЫЙ ИЗ ШЕСТИДЕСЯТИ

Десять лет Исройлик жил так, как он жил. На границе крестьянских полей и диких гор, где разбойники рвали мясо на куски в своей берлоге и не знали, что неподалеку есть пещера, залитая светом, где пришелец из другого мира учит Исройлика тайнам тайн.

Исройлик думал, что такая жизнь будет продолжаться всегда. Но однажды учитель сказал ему:

– Тебе скоро исполнится 36 лет, и Наверху решено, что ты должен раскрыться людям. Ученик спросил взволнованно:

– Чем я хуже моих друзей, скрытых праведников? Почему им позволено исполнять свою службу втайне, не привлекая внимания? Ведь я знаю, что мое раскрытие приведет ко многим спорам и навлечет на меня гнев больших мудрецов...

Отвечено ему было:

– Потому что так решено, и не нам с тобой это обсуждать. Для того мы и учились все эти годы, чтобы новое знание пришло в этот мир. И знай, что если ты откажешься, то больше мы не увидимся...

Такие разговоры длились долго. Наконец, Исройлик согласился. А учитель сказал ему:

– У Давида было шестьдесят богатырей, которые охраняли его день и ночь. Тебя тоже будут окружать шестьдесят богатырей Торы, которые пойдут за тобой в огонь и воду.

Как вы думаете, кто оказался первым из них? Ученый родственник, брат жены, рабби Гершон собственной персоной. Исройлик написал ему письмо, где рассказал все как есть, черным по белому. Там были такие строки: «Волосы у меня встают дыбом при мысли о том, что нужно раскрыться и взять на себя такую тяжелую ношу. Ведь кто я такой? Наверняка, без всякого сомнения, есть люди выше меня и лучше. Но, родич мой дорогой и любимый, что я могу сделать, если от Всевышнего, благословен Он, пришло это слово? И, вдобавок, мой наставник и учитель дал на это свое согласие... Я знаю, что будет много обвинителей и противников у меня, но на Всевышнего, благословен Он, вся моя надежда...»

Рабби Гершон перечитал письмо и, наверное, подумал, что если не суждено ему было сделаться учителем Исройлика, значит, самому придется стать его учеником. Мысль была настолько необычной, что у рабби Гершона закружилась голова.

ХЕДЕР ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ

Рассказывают, что однажды ученик рабби Гершона оказался в тех краях и решил заночевать у Исройлика. Он увидел дом проще некуда, без кроватей и прочей мебели. Только лавки да лежанка на печи. Так случилось, что нужно было ученому юноше задержаться там до субботы. И это совсем его не радовало.

Хотелось ему провести субботний день в компании более ученой, да и, признаться, отведать пищу более изысканную. Вдруг увидел ученик, что супруга Исройлика лепит из теста двенадцать субботних хал, как принято у кабалистов.

– Зачем вам двенадцать хал?! – воскликнул юноша. Отвечала ему хозяйка:

– Мой муж человек простой, но кашерный. Он видел, как мой брат и твой учитель произносит субботний Кидуш над двенадцатью хлебами, и тоже решил так делать...

Спросил тогда гость, нет ли поблизости места, где можно помыться перед субботой. И получил ответ, что не нужно никуда ходить. Есть и баня за домом, и миква с проточной водой.

– Зачем вам миква?! – воскликнул гость. Отвечала ему хозяйка:

– Мой муж – человек кашерный и каждый день ходит в микву. Хотя, конечно, неученый...

Исройлик пришел на закате из лесов и полей, где он молился и размышлял. И подумалось ему, что если он сам прочтет Кидуш – освящение субботнего дня – с той любовью и душевной силой, с которыми он это обычно делал, то гость еще, пожалуй, потеряет рассудок. Тогда он попросил сказать Кидуш ученого юношу.

Потом они уселись за стол и стали есть субботнюю трапезу, как обычно, с весельем и тихой радостью. Исройлик попросил гостя рассказать какой-нибудь отрывок из Торы. И тот, продолжая видеть Исройлика таким, каким он ему казался, рассказал со вздохом нечто простое: как евреи были в Египте, как фараон их мучил. И потом, значит, спаслись из рабства.

Сказали молитву после еды и улеглись спать. В полночь гость проснулся. Ему привиделось, что в доме пожар. Багряный отсвет плясал на потолке, как будто огонь вырвался из печи и пожирает все вокруг... В страхе вскочил юноша и бросился будить хозяев. Последнее, что он увидел: огня нет, а есть нестерпимый свет. И Исройлик. Но что, где, почему?! Он потерял сознание.

Когда гостя привели в чувство, он увидел, что свет пропал, а Исройлик остался и спрашивает его:

– Зачем глядишь туда, куда у тебя нет права смотреть?

И совсем не знал гость, что на это сказать...

Утром после молитвы, весь полный возвышенного веселья, Исройлик вошел в дом. И сделал Кидуш так, как он привык делать. Ученый юноша слушал и не верил своим ушам. Верней, ушам верил – себе нет.

На закате, когда в третий раз уселись хозяева и гость за субботний стол, Исройлик начал раскрывать перед гостем такие тайны Торы, о которых тот не слыхивал никогда и даже представить себе не мог, что такое возможно на свете.

Гость слушал и не знал, что подумать. Перед ним сидел не раввин, не глава ешивы, не ученый талмудист. А кто же? Об этом ученый юноша не имел понятия. Потом таких людей стали называть так же, как дети зовут меламеда в хедере: Ребе...

Только этот хедер был для взрослых. И не всяк желал учиться в нем. Вот поэтому Исройлик не хотел раскрываться. Но приказ есть приказ.

На прощание Исройлик наказал юноше немедленно отправиться к ученым евреям города Броды и сказать им такие слова: «Большой свет скрывается в окрестностях вашей общины. Стоит вам подняться, и встретить его, и ввести в свой город...»

Наказ этот был исполнен. Ученые мужи, те, кто понимал, пошли встречать Исройлика. Говорят, они сделали ему в лесу трон из веток, и усадили на него, и назвали новым, хотя и с самого детства знакомым именем: Ребе...

А как же еще они могли его назвать? Раввин в городе есть, глава ешивы тоже, и шойхет, и меламед. А чужие должности занимать не полагается.

Ну а Ребе? Для одного это очень много, для другого – ничего не значит. Зависит от того, какой еврей, какой Ребе.

Здесь мы расстаемся с Исройликом, его теперь будут величать по-другому...

Еврейские знаки и приметы

Ты, Который избрал...

Если ты пишешь письмо и хочешь, чтобы адресат исполнил какую-то твою просьбу, нужно погрузиться перед этим в микву. А когда сядешь писать, подумай и скажи с большим сосредоточением: «Ты, Всевышний, Который избрал Авраама...»

Братство святых

Еврейская синагога. Без звона колокольного, без каменных резных крылец. Темный сруб, скрипучую дверь осторожно трогает ночной ветерок. Еврейский юноша сидит допоздна над книгой, наполняя душу квадратной чеканкой прадедушкиных букв, с помощью которых сотворен мир.

О том, какие сокровища таятся у этого юноши в душе, никто не знает. Даже он сам. Но рано утром или поздно вечером, в жару, в сутолоке дня, появлялся перед этим юношей человек на телеге, одетый бедно, с глазами бездонными, как еврейство, как урок Кабалы в полночь. Это был рабби Исроэль.

Он рассказывал присказку или раскрывал книгу – из тех, что учат дети в хедере или души праведников в райских чертогах. И открывался вдруг перед юношей простор невиданный, и он становился учеником Бешта.

Своих учеников Бешт называл хевра кадиша – братство святых. Не надо путать с погребальным братством, которое носит то же название. Эти не хоронили, они оживляли.

Как жемчужины на черном бархате, сияют потаенным светом эти имена: рабби Пинхас из Кореца, рабби Яаков-Йосеф из Полонного, рабби Ехиэль-Михал из Злочева, рабби Нахман из Городенки...

И множество других. Баал-Шем-Тов спешил, его телега мчалась быстро...

Хедер Бешта

«Дающий хлеб всякой плоти...»

Однажды сказал рабби Исроэль своим ученикам, что хочет показать им, как действует ашгаха – надзор Творца над всем сущим. Теряясь в догадках, рисуя в воображении удивительные картины, ученики отправились вслед за Бештом в поле. Указал им рабби Исроэль на зеленый лист, который ветер причудливым зигзагом гнал по полю. Наконец ветер отпустил листок, и тот застрял у маленького бугорка. Вылез из ямки червячок и стал его есть.

Дюжина свечей

В этой истории два героя. Один – тихий молодой человек по имени реб Ехиэль-Михал, который в будущем прославится под именем Магид из Злочева. Другой – шумный и общительный еврейский извозчик по имени реб Янкель.

Реб Ехиэль-Михал весь день сидел в синагоге, в укромном уголке, и учил Тору. Реб Янкель искал пассажиров, вез их по сухим волнам немощеных дорог, получал положенное и вновь за работу.

Как-то было дело в пятницу. То ли пассажиры попались ему привередливые, то ли неверно рассчитал он время пути, но вернулся реб Янкель домой затемно, нарушил субботу. Стуча сапогами, к которым прилипли палочки соломы, он прибежал к раввину и хрипло закричал:

– Ой, ребе! Ох, кто же я и что же я! Научите, как мне искупить мой грех...

Раввин подумал и сказал:

– В следующую пятницу купи дюжину свечей, приди пораньше в синагогу и зажги их, чтобы было веселее нам встречать субботу...

Во время этой беседы в синагоге почти никого не было. Только тихий молодой человек, реб Ехиэль-Михал, все еще сидел над книгой. Он подумал про себя: «Дюжина свечей за такой серьезный грех? Как такое может быть?..»

В следующую пятницу реб Янкель в точности исполнил наказ раввина. Он воткнул в подсвечники большие отборные свечи и, прослезившись от умиления, зажег их. Вдруг вбежал в синагогу большой и нахальный пес и, не боясь огня, слопал эти свечи и стремглав на улицу.

Реб Ехиэль-Михал перелистнул страницу. А реб Янкель, стуча начищенными до блеска сапогами, побежал к раввину и хрипло закричал:

– Ой, ребе! Ой, какой плохой знак! Раввин похлопал его по плечу:

– Не расстраивайся, все бывает... В следующую пятницу снова купи дюжину свечей, а я скажу шамесу, чтобы следил за входом. Не надо нам тут никаких собак!

В следующую пятницу собак и вправду не было. Но свечи, которые зажег реб Янкель, вдруг стали гореть очень быстро и сгорели до начала субботы. Через неделю в третий раз он попытался выполнить совет раввина, но тут его свечи разом погасли. Другие свечи горят, а его дюжина белеет, словно сосульки на крыше...

Реб Янкель похудел, перестал шутить с седоками, вожжи падали у него из рук. И раввин после третьей неудачи признал – да, дело требует особого разбирательства. Подумав как следует, он сказал извозчику:

– Сдается мне, что этот молодой человек, который учится в уголке, портит тебе все дело... Поезжай-ка ты к его учителю рабби Исроэлю Баал-Шем-Тову и попроси совета.

Делать нечего, отправился реб Янкель в Меджибож, где рабби Исроэль поселился в ту пору. Бешт выслушал его внимательно и сказал:

– Тот тикун, который дал тебе твой рав, хорош и правилен. Попытайся еще раз: принеси перед началом субботы свечи, зажги их, и я обещаю, что они будут гореть так же ярко, как все остальные. А ученику моему, реб Ехиэлю-Михалу, передай, пожалуйста, это письмо...

Извозчик в точности исполнил слова Бешта. Реб Ехиэль-Михал развернул письмо и узнал, что учитель просит немедленно к нему приехать. Дело было в среду или в четверг. До Меджибожа полдня пути. Тихий молодой человек закрыл книгу, собрал небольшой узелок и отправился в дорогу.

Поверите ли вы, что он странствовал целых два дня? То одно не так, то другое. Телега сломалась, лошадь расковалась. А тут еще кучер сбился с пути. День шестой близится к концу, вот-вот наступит святая суббота, а телега все еще трясется, ныряя в овраги, объезжая болота.

Солнце уже пряталось за лесом, когда впереди показались неказистые крыши Меджибожа. Стуча сапогами и дрожа от волнения, тихий молодой человек прибежал к своему учителю. Только и мог он сказать:

– Ой, Ребе!

Рабби Исроэль взглянул пристально на своего ученика и промолвил:

– Видишь, реб Михал, в дороге одно цепляется за другое, и так легко без умысла нарушить субботу. Но если еврей сокрушается об этом всей душою, то дюжина свечей – это вполне подходящий тикун для такого проступка. Разве не так?

В эту субботу дюжина свечей извозчика горела ярко. Такое счастье было на них смотреть...

Дворец птичьего гнезда

Эта история простая, но особенная. В ней объясняется, как Ребе зависит от своих хасидов. Может, даже больше, чем они от него.

Известно, что у рабби Исроэля много времени занимала молитва «Шмонэ Эсрэ». В субботу, завернувшись в талес, он мог простоять несколько часов, произнося восемнадцать благословений, из которых она состоит.

Проголодавшийся народ еврейский не мог такого выдержать, и посетители синагоги отлучались на полчасика – сделать освящение субботы, Кидуш, над серебряным стаканчиком с водкой и закусить куском пирога. Потом они возвращались в синагогу и вместе с Бештом заканчивали утреннюю молитву.

Лучшие ученики Бешта, сопровождавшие его повсюду, не оставляли учителя одного. Они учили Тору, читали, размышляли, прохаживаясь по скрипучим деревянным половицам. Так проходил час и другой...

Но однажды сталось так, что почему-то ослабели ученики и вслед за остальными евреями разошлись по домам подкрепиться. Вернувшись, они были поражены: рабби Исроэль уже не молился! Он стоял и дожидался их.

У старших учеников был обычай: заметив что-то новое в поведении Бешта, они каждый раз просили объяснений. Так было и на этот раз.

Рабби Исроэль отвечал:

– Расскажу вам притчу. Однажды под высоким деревом собралось много людей. Один из них, видевший дальше других, заметил в ветвях дерева чудесную птицу, красивей которой нет на свете. Охватило его желание забраться наверх и взять ее в руки. Но лестницы нет, как же быть? Уговорил человек с острым зрением своих друзей встать один на другого, чтобы он забрался им на спины и достал птицу. Однако остальные люди не видели птицу, не знали, как она прекрасна. Тем, кто внизу, надоело ждать, они отодвинулись, и остальные попадали вниз...

То же случилось и со мной. Во время «Шмонэ Эсрэ» передо мной раскрываются все миры, и самое большое желание мое – подняться во дворец Машиаха, который называют в книге «Зоар» «дворцом птичьего гнезда». Находится этот дворец очень высоко, и подняться туда в одиночку у меня не хватает сил. Что я делаю? Ставлю ваши молитвы одна на другую и забираюсь по ним все выше, пока не вхожу во дворец Избавителя. Но сегодня вы разошлись по домам, и я почувствовал, что лечу вниз. Что мне оставалось делать? Разве что побыстрей закончить молитву...

Сказал на это один хасид:

– Теперь понятно, почему Моше-рабейну говорил евреям: «Стойте и я расскажу, что заповедал Всевышний вам». Евреи должны были стоять неподалеку от Моше-рабейну, чтобы он смог подняться ко Всевышнему и услышать Его приказ...

Хедер Бешта

Как на крыльях

В служении Всевышнему есть катнут – ограниченность – и гадлут – простор. О чем идет речь? Допустим, еврей учит Тору, заставляя себя делать это, понимая не все слова, без душевного волнения.

Это тоже неплохо, но в такой учебе, никто не станет спорить, есть много препятствий и границ. А можно по-другому... Когда еврей учит Тору, как будто несется на крыльях, когда за каждым словом видит бездны мудрости, когда он чувствует себя дальше от земли и ближе к Небу – тогда это простор!

И так нужно молиться, и вот так нужно выполнять любую мицву...

Трубка в поле

Ученики Бешта знали, что рабби Исроэль постоянно встречается с пророком Элияу, благословенна память о нем. Но ни разу не пришлось им до сих пор побывать на такой встрече, послушать о тайнах мира, которые пророк открывает их учителю. Сперва молодые люди крепились, а потом стали уговаривать и даже умолять Бешта, чтобы он позволил им побывать на одной из таких встреч.

Однажды Бешт сказал:

– Хорошо, сегодня вы увидите пророка.

Дело было в пятницу после полудня. У Бешта был обычай выходить в поле и готовиться к приходу субботы задолго до того, как солнце скроется за крышами. Вот и на этот раз, окруженный учениками, он вышел за околицу и вдруг сказал:

– Я хочу выкурить трубку.

Юноши знали, что Бешт никогда не курит просто так. Каждая затяжка для него – это погружение в себя, погружение в тайну. Они разбрелись в разные стороны – может, повстречают того, кто сможет одолжить свою люльку их учителю. Но напрасно – кругом ни души.

Бешт стоял, ждал, а потом воскликнул:

– Смотрите, вон идет господин шляхтич. Попросите у него, может, даст.

И впрямь, проходил неподалеку польский дворянин. Ученики поспешили к нему навстречу и объяснили: так и так, срочно нужно раскурить трубочку их учителю. Не одолжит ли он свою, если есть у него...

– А что ж, и одолжу, – согласился шляхтич. – Ведите меня к вашему раввину.

Доставая трубку, пан сам набил ее табаком и высек огонь, щелкнув кремнями. Затянувшись, Бешт стал расспрашивать шляхтича, хорошо ли принялась пшеница на его полях, много ли зерна дадут колосья при обмолоте. Ученики между тем вели ученые разговоры, готовясь к встрече с пророком. Потом шляхтич пошел своей дорогой, а евреи своей. Рабби Исроэль сказал:

– Ну вот я и выполнил свое обещание...

– Что? – вскричали ученики. – Этот шляхтич – пророк? Элияу принял обличье шляхтича?!

Бешт улыбнулся и кивнул головой. Юноши стали допытываться:

– О чем же вы говорили с ним?

– «Хорошо ли поднялась пшеница на полях», – это о том, насколько велико стремление евреев приблизиться к Творцу. «Много ли зерна дают колосья», – это о том, насколько наш призыв снизу может вызвать отклик Сверху, готов ли Всевышний щедро наградить своими милостями наш народ...

Ученики возвращались назад, повесив головы. Вдруг один из них спросил:

– А вдруг эти тайны можно узнать не только из разговора с пророком? А может, для этого достаточно прислушаться к разговорам обычных людей?

Бешт снова улыбнулся, словно хотел сказать:

– Вот для этого я и вывел вас в поле...

Хедер Бешта

У входа во дворец

Не может человек, душа и тело которого имеют границы, познать Творца, который Безграничен. Есть люди, которые, узнав об этом, перестают изучать Тору и выполнять ее приказы. Для них Бешт рассказал такую притчу:

«Два человека подошли ко дворцу, чтобы повидать царя. Но стражники у ворот сказали им, что царь не показывается никому на свете. Один из путников тут же махнул рукой и повернул назад. А второй все-таки вошел во дворец, и, представьте, стражники не сказали ему ни слова.

Странные порядки были в этом дворце! Ты мог идти куда хочешь, любуясь красивыми залами и благоухающими цветниками. Ты мог есть блюда с царского стола и брать в подарок любые украшения из его сокровищниц.

Об этом говорится у наших пророков: «До Меня вы можете не добраться, но соблюдайте Мою Тору...» Когда путник, богатый и счастливый, вышел из дворца, он повстречал на дороге нищего, который поленился туда зайти».

Раввин под следствием

Жители одного местечка в Литве попросили Бешта, чтобы кто-то из его учеников стал у них раввином. Рабби Исроэль согласился – и вот новый раввин уже обживается среди литовских лесов и озер и вникает в дела своей общины. Евреи из этого местечка были не так чтоб уж совсем бедны, но и не слишком богаты. Вся цдака, которую они собирали, шла на помощь одному талмид-хахаму, сыну уважаемых родителей, который был беден, учен, да еще успел нарожать кучу детишек.

Наш раввин нуждается в средствах на дела общественные и благотворительные. Он беседует с Мойше-Хаимом, потом со Шмуэлем-Янкелем, потом с рыжим Йосей, и все твердят ему одно: «Вся цдака идет на помощь нашему талмид-хахаму, а больше ни одной лишней копейки у нас нет».

Наш раввин не любил споров. Вместо того, чтобы объяснить упрямым домохозяевам, что лишняя копейка на хорошее дело всегда должна найтись, он предложил им помогать талмид-хахаму поменьше, чтобы оставались деньги и на другие добрые дела.

Раввинов не всегда слушают. Но тут жители местечка почему-то послушались его очень быстро. Талмид-хахам каждую неделю получал все меньше. Однажды, когда жена пришла в синагогу, где он сидел над Торой, и попросила денег, чтобы купить продукты на субботу, ее муж развел руками: мне вообще ничего не дали... Женщина повернулась и вышла, опустив голову. Муж посмотрел ей вслед и вдруг заплакал. Разве он виноват, что с детства ему внушали, что учить Тору важнее всего, и поэтому не выучился он на сапожника, не стал коробейником.

Плакал он тихо, и те, кто был в синагоге, не обратили на это внимания. Но слезы его наделали большой шум на Небесах. И против нового раввина завели дело...

А тут новая напасть: пришли к нему судиться два еврея. Один из них, если судить по Галахе, оказался подлецом. Он предложил помещику арендную плату в полтора раза больше, чем первый, и пан прогнал прежнего арендатора, лишив куска хлеба его семью.

И опять раввина подвело желание со всеми ладить. Он сказал, выслушав спорщиков: «Ты наверно прав. А ты все-таки неправ. Постарайтесь помириться, зачем враждовать...» Но не метал громы и молнии, не сказал подлецу, что если тот не откажется от нечестной аренды, то на него наложат херем – отлучение от общины. И тогда его не пустят в синагогу, и не захотят породниться с ним, и даже не дадут места на еврейском кладбище.

Ничего этого наш раввин не сделал. И на Небесах на него завели второе дело. Сложившись вместе, два этих обвинения привели к суровому решению: раввина нужно подвергнуть испытанию. Ангел-обвинитель должен вселить в него желание креститься, растоптать свое еврейство...

Так повелось в этом местечке, что в субботу утром раввин молился в одиночестве – в своем доме рядом с синагогой. Потом он шел слушать чтение Торы и заканчивал молитву вместе со всеми прихожанами. Затем евреи заходили к нему домой, говорили «а гут шаббос», а рав угощал каждого куском пирога и рюмкой водки.

Наш равин только-только надел талес, чтобы начать молиться. Но ангел-обвинитель махнул за окошком своим крылом, и вдруг, как через дырочку в плотине, в душу ученика Бешта хлынули потоки грязной воды. Желание изменить веру так сильно овладело им, что наш раввин, не снимая талеса, бросился к дому священника на окраине городка.

Открыв дверь, ксендз спросил у раввина, чем он может ему помочь. И услышав ответ, вытаращил глаза: такой кит никогда раньше не клевал на его удочку. К счастью у ксендза в тот день сидели важные гости: может, панский управляющий, а может, писарь воеводы. Он сказал раввину, что пару часов придется подождать. Провели несчастного еврея в отдельную комнату и, чтобы приятнее было коротать время, принесли туда разных закусок и большой графин с водкой.

Наш раввин водки никогда не пил, да и вино заставлял себя пробовать с большой неохотой. Но сейчас он был почти гой. И вот, согласно новому своему положению, а также чтобы заглушить стоны души, он налил большой стакан и выпил залпом. Через минуту ему стало плохо, а еще через пять он заснул прямо на полу.

Зашел священник, увидел, что «пациент» в неподходящем состоянии, и решил подождать еще несколько часов.

Раввин очнулся, сообразил, что процедура откладывается, и опять совершил те же действия с тем же результатом.

По местечку невесть как пробежал слух, что раввин пошел к ксендзу креститься. Люди плакали и рвали на себе волосы. А теперь мы перенесемся в Меджибож.

У Баал-Шем-Това был обычай в субботу во время третьей трапезы окидывать духовным взглядом всех своих учеников -каждого по отдельности. Когда дошел черед до нашего раввина, Бешт увидел, что он весь упрятан в черный мешок нечистоты, словно совершил кровосмешение или убийство. Рабби Исроэль содрогнулся, и душа его поднялась в высшие миры, куда уходят нити наших поступков и где ткут из них ткань человеческой судьбы.

В одном из райских дворцов Бешт узнал, какие проступки совершил молодой раввин и какому страшному испытанию он сейчас подвергается. Бешт спросил, есть ли какая-то возможность вызволить раввина из беды. И получил ответ:»Да». Его ученик всегда очень тщательно соблюдал обычай устраивать мелаве малка – праздничную трапезу, во время которой мы провожаем ушедшую субботу. Если раввин и сейчас догадается устроить ее, то этот обычай поможет ему спасти душу от гибели, от крещения.

Но как он сможет об этом догадаться – лежа на полу, в беспамятстве, под иконой?

Душа Бешта вновь соединилась с телом. Когда закончилась суббота, он подозвал одного из своих учеников, дал ему субботние халы со своего стола и сказал:

– Возьми, иди, и Всевышний будет тебе в помощь...

Ни о чем не спрашивая, ученик вышел в ночь и зашагал неведомо куда. Вдруг он увидел, что на дороге разбросано много острых камней, по которым тяжело идти. Ученик понял, что это ангел-обвинитель хочет помешать ему и, значит, он выбрал верное направление.

Направление-то было верным, но не знал он, что лежит его дорога с Украины в Литву, а это много дней пути... Хотя, может, именно поэтому Бешт сказал ему просто – «возьми и иди».

Дорога опять стала чистой и ровной, но ненадолго. Вдруг выросли на ней, как сугробы, кучи песку. Ученик шел, утопая в песке, и молился, чтобы Всевышний помог ему выполнить поручение учителя.

И опять ровная дорога, и опять всевозможные преграды. Но потом, видно, переменилось что-то – в хорошую сторону. Дорога понеслась навстречу ученику с невиданной быстротой, и он понял, что это кфицат адерех – сокращение пути, подарок от Баал-Шем-Това. Украинские тополя сменились свежей ночной зеленью литовских лесов. Ученик увидел дом у дороги, забор, подпираемый свиньею, освещенное окно и пьяного еврея в раввинском облачении, который лежал на полу.

Ученик понял: здесь. Он зашел в дом, и так сталось, что никто не заметил его, не преградил ему путь. Лежащий человек между тем поднялся, подошел к столу и налил себе стакан водки. Ученик Бешта сказал ему с улыбкой:

– Эй, приятель, выпить – дело хорошее, но сперва по нашему закону нужно сделать омовение рук.

Раввин вспомнил, что на исходе субботы он всегда делал омовение рук и исполнил совет беспрекословно. После этого он вновь потянулся к стакану, но ученик остановил его, сказав:

– Эй, приятель, что было – было, но вообще-то полагается закусывать. Скажи, будь другом, благословение на хлеб.

Раввин подчинился и, отведав халу со стола Бешта, почувствовал, что вдруг память, сердце и разум возвращаются к нему. Тогда он закричал:

– Ой, что я наделал! Ой, что и на что я мог променять! Ой, где моя душа? И где рабби Исроэль? Только он сможет научить меня, как исправить грех...

Ученик Бешта прервал его крики:

– Знаешь, приятель, давай сперва выйдем отсюда. А потом возьми меня за пояс, и мы потихоньку двинемся на Украину, в Меджибож. И с Б-жьей помощью придем туда, и очень скоро...

Так оно и вышло. Лишь только оказались они за воротами, лишь только раввин взялся за пояс ученика Бешта, как метнулась лентой из-под ног земля, и вот уже снова украинские тополя, и Баал-Шем-Тов, оказывается, еще сидит среди своих хасидов, провожая субботу. Раввин увидел его и упал в обморок.

А дальше все было так же легко, как в сказке, или так же трудно, как в жизни. Бешт подсказал ему, как искупить грех. Раввин начал исправлять себя, и это заняло очень много времени. Пришлось идти по дороге, где разбросаны острые камни. А потом, за поворотом, его ждали сугробы сыпучего песка. Понеслась ли потом дорога ему навстречу? Этого никто не знает. Это знает только тот, кто по ней идет.

Ветер истории

Защитники в саванах

Еврей по имени Айзик построил за свой счет синагогу в Казимеже, предместье Кракова. Евреи готовились к ханукат абаит – новоселью. Полякам захотелось вмешаться и устроить погром, чтоб жиды рыдали, а не радовались. Когда толпа с ножами и палками проходила мимо еврейского кладбища, там показались фигуры в саванах с дубинами и горящими свечами.

«Их мертвецы встают на защиту!» – закричал кто-то, и поляки стали разбегаться. Идея нарядить самых сильных мужчин общины в саваны и поставить их как заслон принадлежала местному раввину. Когда угроза миновала, бывшие мертвецы сняли саваны и надели талесы.

Целебные костыли

Однажды любимый ученик Бешта реб Зеев Кицес, придя в гости к учителю, отказался есть мясо за его столом. Бешт улыбнулся, а у остальных евреев глаза полезли на лоб. Они отвели реб Зеева в сторону и стали шепотом выговаривать ему:

– Ты думаешь, что великий Баал-Шем-Тов ест т ре ф? Ты считаешь себя самым святым на свете?

Реб Зеев, который был известен тем, что всегда говорил только правду, глубоко вздохнул:

– Дело совсем в другом. Мы живем в поколении «пятки Машиаха», когда разум и сердца мельчают. Для того, чтобы извлечь находящийся в пище Б-жественный свет, нам нужны «костыли»: различные строгости и ограничения. А наш учитель, благодаря своей душевной силе, может обходиться без лишних строгостей. Он идет без костылей, а я без них и шагу не могу ступить, чтобы не упасть в глубокую яму. Каждому свое...

Ветер истории

Хасидская столица

Для нас столица хасидизма Меджибож – это место заповедное, почти сказочное, где праведники раньше первых петухов встают для своей тайной службы, где простые люди говорят мудрые вещи, а Небо со всеми его звездами находится очень близко к земле. Но Меджибож – это также одно из старейших мест Украины, первое упоминание о котором относится к 12 веку. Он расположен у слияния двух рек, Южного Буга и Бужка, откуда и идет название местечка. С конца 16 века Меджибож принадлежал семье польских магнатов Синявских, которые достраивали и укрепляли древний замок. Его защитники в свое время успешно отбили несколько татарских набегов. Замок стоял у слияния рек, на крутом берегу. От него шла центральная улица, где были расположены торговые ряды, склады, мастерские, рыночная площадь, заезжие дома и три синагоги, в том числе синагога Бешта.

Евреи появились здесь в 16 веке. В «коронной метрике» говорится, что «меджибожский еврей Либерман назначен для наблюдения за интересами королевской казны в Подолии и на Руси и освобождается от подсудности всякого рода властям, кроме короля». Может быть, семья этого влиятельного человека вместе со всем ее окружением и стала ядром здешней общины.

Еврейские ремесленники, среди которых были ткачи, сапожники, шляпники, ювелиры, славились своим мастерством. На ярмарки в Меджибож приезжали купцы из Польши, немецких и итальянских городов. Они закупали здесь пряжу, ковры, меха, соленую рыбу, а также гнали гурты скота в Центральную Европу. Сохранилась запись, что в 1584 году один местный еврей повез на продажу в город Бар кожи, ткани, шляпы, воск и водку.

Кроме евреев в Меджибоже жили поляки, украинцы, армяне, греки, немцы. В 17 веке здесь было 12 тысяч жителей – всего на три тысячи меньше, чем в Киеве.

Восстание Хмельницкого залило еврейские местечки кровью. Мрачный прототип Тараса Бульбы, полковник Максим Кривонос, под началом которого находилось 20 тысяч человек, занял Меджибож и приступил к привычным грабежам и убийствам. Правда, нашлись евреи, которым удалось спастись. В Меджибоже было много подвальных складов с подземными ходами, которые соединялись, разветвлялись, вели за пределы городского вала, а может быть, и в саму крепость, которую казаки взять не смогли. Евреи хоронились в этих убежищах, уходили от пытки и ножа.

Когда огонь восстания стих, после всех казацких набегов в Меджибоже из 600 еврейских семей осталось меньше десяти. Чтобы помочь им пустить новые ростки на пепелище, пан Синявский освободил их от уплаты налогов. Мучения на этом, однако, не закончились. С 1659 по 1671 год Меджибож перенес шесть нападений русских и татарских войск, которые тоже обломали зубы о замок, стоявший у слияния двух рек.

В 1672 году Меджибож, как и большая часть Подольского и Киевского воеводств, по Бучацкому договору перешел к Турции, пожинавшей плоды смуты, которую потом назвали «воссоединением Украины с Россией». Замковый костел на 27 лет сделался мечетью, а также появился справный каменный мост через реку Бужок, который называли Турецким. Евреев турки не притесняли. В 1731 году дочь Николая Синявского стала женой князя Чарторыйского, принеся ему в приданое 30 городов, в том числе Меджибож. А в 1740 году чиновник, составлявший список жителей, отметил, что рядом с большой синагогой есть дом, принадлежащий еврейской общине, и проживает в нем «доктор кабалы» Баал-Шем. Наспех очиненное казенное перо неловко и нечаянно коснулось большой тайны... Из старинных записей мы узнаем, что община поддерживала также нескольких учеников рабби Исроэля, например, реб Зеева Кицеса и реб Довида Фуркеса. Каждый из них получал в неделю одну или две золотых монеты.

Из указанной переписи жителей Меджибожа мы узнаем, что в середине 18-го века здесь было 211 еврейских и 401 нееврейская семья. Евреи занимались почти тремя десятками ремесел. Среди них были портные, скорняки, жестянщики, котельщики, переплетчики, пряничники, врачи, аптекари, музыканты, возчики. Община содержала раввина, кантора, шамесов, меламедов, шойхетов. В 1793 г., после второго раздела Польши, Меджибож отошел к Российской империи.

На протяжении более чем полувека еврейская община росла, находясь под постоянной угрозой наследников Хмельницкого, гайдамаков. Но говорят евреи, что благодаря Баал-Шем-Тову страшные телеги гайдамаков, в которых, помимо прочего, лежали «освященные ножи» для «наказания евреев смертию», объезжали Меджибож стороною. Ведь известно, что праведники встают раньше самых первых петухов и притягивают Небо к земле со всеми его звездами, и тогда злодеям тяжело дышать...

УРОК В ТЕЛЕГЕ

Одним из ближайших учеников Бешта был рабби Яаков-Йосеф, праведник и чудотворец из местечка Полонное. Уже давно мечтал он научиться понимать разговоры птиц и беседы деревьев, но рабби Исроэль никак не соглашался обучить его этому искусству.

Магид из Полонного, впрочем, не терял надежды. Вновь отправляясь навестить учителя, он говорил себе: «Ну, ничего, на этот раз...»

Однажды ему и вправду улыбнулась удача. Бешт отправлялся в какую-то поездку и пригласил ученика с собой. В пути рабби Исроэль сказал:

– Я знаю, что ты приехал, чтобы научиться языку животных и растений. Что ж, прежде всего нужно понять, что жизненная сила спускается к любому живому существу от Трона Славы Б-га, который пророк Ехезкель видел в своем пророчестве. Многократно изменяясь и уменьшаясь, эта сила достигает самого дна нашего мира. Вот то, что нужно знать в общих чертах. Сейчас я буду объяснять детали.

После того, как объяснение закончилось, рабби Яаков-Йосеф почувствовал, что теперь он понимает, о чем шепчутся дубы на перекрестке и о чем перекликаются ласточки, черными серпами рассекавшие небо. Это ощущение невозможно передать. Ученик Бешта застыл, пораженный...

Баал-Шем-Тов спросил:

– Ты хорошо во всем разобрался?

Магид кивнул головой.

Бешт провел рукой перед лицом ученика, и тот забыл всю эту тайную науку мгновенно и без следа. Рабби Исроэль сказал:

– Если б ты нуждался в этом искусстве для служения Всевышнему, я бы сам подгонял тебя освоить его поскорее. Но служба твоя в другом, и подтверждение этому то, что ты забыл все сразу...

Дубрава шелестела, ласточки резали серпами небосклон, но Магид из Полонного больше не обращал на них внимания. Он обдумывал новый урок Бешта.

Голоса

Не все истории про Бешта понятны до конца. Вот одна из них, довольно загадочная.

В субботу несколько десятков гостей собралось за столом у рабби Исроэля. Было среди них немало людей совсем простых: сапожников, огородников, бродячих торговцев. Рабби Исроэль принимал их с особым почетом и любовью. Отвечал на их вопросы, порой не слишком умные, угощал, расспрашивал о житье-бытье.

Молодые праведники, ученики Бешта, были к этому привычны. И все же то один, то другой думал о том, что намного приятней слышать из уст учителя тайны Торы, чем следить за тем, как он толкует, например, с извозчиком о подковах и овсе.

Был у них, однако, свой звездный час: дневная субботняя трапеза, на которую не допускался никто, кроме членов знаменитой хевра кадиша, то есть постоянных учеников рабби Исроэля. Так было и на этот раз. Молодые праведники слушали Бешта, их мысли, как облака, плыли между небом и землей, и тайны, одна другой прекрасней, раскрывались перед ними.

А прочие гости, чтобы не терять времени даром, пошли в синагогу и там читали Псалмы Давида. По малой учености другое занятие было им недоступно.

Вдруг одна мыслишка, незаметная, как червячок в яблоке, потревожила учеников. Им подумалось: «Вот так бы и учиться весь субботний день, а не тратить время на разных землекопов и жестянщиков...»

Баал-Шем-Тов услышал эту мысль. Неожиданно он велел каждому положить руку на плечо соседа, а сам положил руки на плечи двоих, что сидели от него по обе стороны. Получилась замкнутая цепочка.

Бешт приказал петь нигуним – хасидские напевы. А потом сказал, чтобы все закрыли глаза. И вдруг ученики, сидевшие в полном молчании, услышали чьи-то голоса, которые приближались, становясь все громче. Они поняли: это читают Псалмы те самые жестянщики и землекопы, которые вчера сидели с ними вместе за субботним столом. Читают вперемежку с мольбами, читают голосами, которые рвут душу..

«Ой, Владыка мира!.. Слова Всевышнего чисты, серебро очищенное...»

«Ох, Хозяин мира!.. Проверял меня Всевышний и испытывал, очистил мои внутренности, вынул грязь из сердца...»

«Отец, родной мой!.. Помилуй меня, Творец, помилуй, потому что уповает на Тебя душа моя...»

А один кричал что было сил:

«Гевалт! На помощь!.. Рассеются Его враги, побегут прочь ненавистники!»

А этот рыдал:

«Ой, Отец... Даже у птицы есть дом...»

Сливаясь вместе, эти голоса рождали песню еврейской молитвы, напев нашей жизни. Ученики Бешта сидели с закрытыми глазами, и слезы текли из-под ресниц, и сердца их были разбиты, и овладели ими мысли о том, как искупить свой грех... А какой?

Разве они не знали о еврейских горестях, об испытаниях, которые выпадают на долю простых людей? Или мало знать, надо уметь услышать...

Бешт убрал руки с плеч учеников. Цепочка разомкнулась. Голоса исчезли.

Но слух остался. Осталось редкое умение услышать чужое сердце. Ученики Бешта были праведниками, поэтому они усвоили это искусство с первого раза.

Важное искусство

Разве все любили Бешта? Нет, были люди, считавшие странными и подозрительными привычки рабби Исроэля, его путь... К ним принадлежали «городские отшельники» из Брод, учившие день и ночь Тору. Их глава рабби Хаим послал одного из своих лучших учеников к рабби Исроэлю, чтобы тот высмотрел все как следует и рассказал остальным, кто же это такой – Баал-Шем-Тов.

Ученик провел у Бешта какое-то время и привязался душой к рабби Исроэлю. Настала пора ему уезжать. Прощаясь с ним, Бешт сказал торжественно:

– Призываю тебя и заклинаю: если ты увидел во мне что-нибудь смешное, обязательно расскажи об этом рабби Хаиму. Мне открылось, что его душа связана с душой рабби Йоханана, одного из столпов Талмуда. Известно, что рабби Йоханан никогда не смеялся, и оказалось, что это лишает его цельности. Так вот: если ты заставишь своего учителя рассмеяться, рассказав о какой-нибудь моей странности, ты приобретешь себе долю в Будущем Мире. А рабби Хаим наконец научится быть веселым...

СГОРЕВШИЕ обвинения

Курили люди в старину табак. И нюхали. А врачи взмахивали руками в кружевных манжетах и не могли понять, почему кому-то пришло в голову привезти из заморских стран это неполезное для организма зелье.

Сейчас мы с вами узнаем почему...

В Рош Ашана, во время молитвы, один из учеников Бешта уронил табакерку и наклонился, чтобы ее поднять. А его товарищ, увидев это, высоко поднял брови. Как можно сейчас, когда решается судьба всего мира и каждого человека, отвлекаться на такие пустяки?

Ангел-обвинитель быстро записал мысли молодого праведника и тут же передал их по назначению. Бешт вдруг увидел: что-то недоброе должно случиться с любителем табака в наступающем году...

Он сделал все, чтобы отвести обвинение! Он поднимался в высшие миры, он стучался в чертоги, где обитали души больших праведников – ничего не помогало. Лишь одну уступку получил рабби Исроэль: обвинение будет снято, если молодой цадик, который подумал о любителе табака плохо, подумает о нем хорошо. Легко сказать...

Была ночь, когда Бешт отправился в синагогу, где молодой и строгий праведник готовился читать особую молитву. Он не смог ее начать, потому что Бешт «взял в плен» его разум и заставил думать на вполне будничную и довольно смешную тему: зачем люди курят табак...

Меряя шагами синагогу, ученик рабби Исроэля пришел к необычному выводу: есть души, которые слишком высоки, чтобы соединиться по-настоящему с физической стороной нашего мира. А это совершенно необходимо – иначе они не выполнят ту задачу, ради которой пришли в мир. Их «путь в мир» лежит через самую бестелесную субстанцию: запах... Вот почему открыли люди для себя табак и даже не поленились привезти его из заморских стран.

«Если так, чего же я рассердился на моего товарища тогда, на молитве? – подумал ученик Бешта. – Зря, не нужно было...»

Падающая звезда чиркнула за окном по черному небосклону. Может, это упало, сгорев, суровое обвинение?

Был день во время праздника Суккот, когда Бешт отвечал своим ученикам на все вопросы, которые им хотелось бы задать. Молодой и строгий цадик пришел к учителю и спросил:

– Зачем люди курят табак?

– Скажи ты сам, – улыбнулся рабби Исроэль. Ученик рассказал, что подумалось ему ночью. Баал-Шем-Тов слушал его кивая, а потом подвел итог:

– И после всего этого я приказываю тебе: никогда не суди людей слишком быстро и слишком строго. Знай, что наши мысли, к сожалению, тоже могут обвинять.

Женская логика

Симхат Тора! Ученики Бешта пели, они пили, они плясали! Жена Бешта вбежала в комнату мужа и воскликнула:

– Скажи им, чтобы они перестали пить! Иначе у нас не останется вина на Кидуш и Авдалу! Бешт ответил с улыбкой:

– Верно ты говоришь. Пойди скажи им сама, чтобы кончили плясать и шли по домам...

Ребецен зашла в комнату, где шло веселье. Она увидела, что ученики танцуют, взявшись за руки, а Небесный огонь, как хупа, порхает и вьется над их головами.

Жена Бешта побежала в погреб и принесли им еще вина.

Ветер истории

Бойницы с четырех сторон

Иногда синагога превращалась в крепость. Ее штурмовали, а она держалась. В записках о нападении гайдамаков на Умань говорится: «Все евреи заперлись внутри синагоги и начали защищаться. Один из них, по имени Лейба, выхватил меч у одного разбойника и убил двадцать врагов. Некто Мозес Мокер, защищаясь отчаянно, убил их тридцать. Наконец разбойники привезли пушку и ядрами стреляли по синагоге. Тысячи евреев лишились там жизни»...

Синагога в Луцке была снабжена бойницами для обороны «со всех четырех сторон», а также пушкой. Пули и ядра от обстрела русской артиллерии, попадавшие в синагогу Острога, не причиняли никому вреда.

Держала наша синагога оборону, держалась изо всех сил...

Молитва в пути

Однажды рабби Исроэль ехал вместе со своим святым братством по безлюдной дороге. На козлах как всегда сидел его кучер Алексей. Вдруг Бешт сделал знак ученикам и прошептал:

– Молитесь и пробудите в сердце мысли о раскаянии, потому что этот необрезанный хочет убить нас...

Ученики обомлели. Кучер Алексей был предан Бешту душой и телом и служил у него безгрешно уже много лет. Однако Ба-ал-Шем-Тов прикрикнул:

– Делайте то, что я сказал вам!

Что ж, молодые праведники стали молиться и размышлять о раскаянии. Когда под вечер они остановились на ночлег, Бешт позвал кучера и спросил:

– Скажи правду, о чем ты думал, когда мы проезжали такое-то место? Тот вскричал:

– Хотел убить вас всех!

И упал на колени. Баал-Шем-Тов сказал:

– Разве ты не знаешь, что я чувствую любую вещь и от меня ничего не скроешь?

– Хозяин, я сам ничего не понимаю! Как будто злой дух накатил на меня...

– Хорошо, ступай...

Когда кучер ушел, рабби Исроэль объяснил ученикам, что любой поступок в этом мире оставляет рошем – след. В месте, которое они проезжали, несколько лет назад разбойники убили евреев. И ветер убийства продолжал гулять там, вызывая у гоев желание пролить еврейскую кровь. Но теперь их молитвы сделали свое: дух убийства испарился.

Правда, только в этом месте. Но еще осталось много других. Значит, надо снова запрягать лошадок...

Телега скорой помощи

СЕРЬЕЗНОЕ обещание

Эту историю про Бешта людям читать будет стыдно. Почему – это трудно объяснить. Но мы попробуем.

Однажды, когда рабби Исроэль был в дороге, он услышал керуз – весть из высших миров, что ему нужно остановиться на субботу в таком-то городке, в таком-то семействе. Разыскал кучер Бешта нужную улицу, постучал кнутом в ворота дома, но ему не захотели открывать. Тогда послал рабби Исроэль своего писца реб Цви на переговоры с обитателями.

Встретила Цви хозяйка дома, назовем ее Голда, и сказала очень сухо и твердо, что никого они принять не могут. Сын ее очень болен. Ему нужен полный покой. Реб Цви стал настаивать, и тогда хозяйка, выйдя из себя, посулила на сочном идише тысячу болячек наглому раввину и всем его бессовестным подручным, которые не могут понять по тупости, что это такое – когда в доме беда.

Тут мальчик позвал ее, и Голда, преданная мать, забыв обо всем, бросилась к его кроватке. Вышел к незваным гостям хозяин дома, назовем его реб Нахум. Он не кричал, не ругался, а только руками развел: при другой оказии принять вас будем рады, но сейчас – сами понимаете...

Бешт сказал:

– Если ты впустишь нас, я обещаю, что твой сын поправится.

Хозяин пошел открывать ворота.

Реб Цви с кучером Алексеем перенесли из телеги в дом пожитки, а Баал-Шем-Тов отправился в микву. Он спустился по заросшим зеленью ступенькам в сруб со спокойной чистой водой и, погрузившись в нее с головою, оказался не в этом мире, соединившись душой с тем, что кабалисты называют ям хохма – океаном Б-жественной мудрости. И открылось ему, что душа хозяйского ребенка вот-вот покинет наш мир...

Бешт вернулся и приказал, чтобы все вышли из дома – там останется только он и мальчик. Что же делать, домочадцы, кто плача, кто вздыхая, вышли на улицу. Рабби Исроэль встал у стены и начал молиться. Прошло много времени. Реб Цви забеспокоился. Знал он, что его учитель не читает молитвы, а живет в молитве, и порой это опасно – душа может вырваться из тела...

Реб Цви на цыпочках вошел в дом. Ребенок лежал в беспамятстве. А Бешт... Реб Цви услышал, как он восклицает:

– Немедленно вернись в тело! У тебя нет выхода, раз я обещал!

Реб Цви понял, что Бешт обращается к душе мальчика...

И вновь прошло немало времени, и снова реб Цви, беспокоясь, проник в дом. Он увидел, что Баал-Шем-Тов лежит на полу ничком, раскинув руки и ноги. Это был знак полного умаления и устранения себя перед Творцом, полного принятия Его воли... Любой. Не только той, которая сулит награду...

Потом Бешт поднялся, и реб Цви снова услышал, как он кричит:

– Вернись!

Солнце зашло. В еврейских домах золотым пламенем свечей встречали субботу. Из дома послышался голос Бешта:

– Цви! Неси вино для Кидуша!

Баал-Шем-Тов прочел молитву, освящающую субботний день. После трапезы он вновь стал молиться, и это длилось всю ночь. Наутро рабби Исроэль отправился в синагогу, объяснив реб Цви, какие лекарства давать мальчику и как ухаживать за ним. Голда, хозяйка дома, увидела, что сын ее возвращается к жизни. Тогда она стала плакать. Спросил у нее реб Цви:

– А теперь-то чего ты плачешь? Отвечала хозяйка:

– Как же мне не плакать, если я проклинала твоего учителя, а он оказался святым и спас мне сына... Реб Цви усмехнулся:

– Ничего, учитель мой человек добр