Информация о пациентах
Семья: Кэрол и Джон (родители), Дэвид (15 лет).
Проблема: Очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень много споров и ссор.
Гнев – словно птичий грипп: если вовремя не ввести карантин, не успеете оглянуться, как настанет конец света.
Кэрол и Джон были на ранней стадии пандемии. Их пятнадцатилетний сын Дэвид в целом был очень славным мальчиком. Никаких проблем в школе, хорошие друзья, и в гостях он вел себя прилично. Их родственники знали о том, что дома у него не всё в порядке, но сами никогда не видели ничего такого. Я не сомневаюсь, что если бы Дэвид увидел старушку, которую нужно перевести через дорогу, то немедленно помог бы. Но дома у него творился настоящий кошмар.
Дэвид с родителями только вошли в мой кабинет, а уже все выглядели раздраженными. Когда я спросил, с чего лучше начать, Кэрол разразилась пылкой тирадой о недостатках Дэвида. Я слушал мрачно, Джон – безропотно, а Дэвид вовсе не слушал. У Кэрол накопилось столько обиды, что мне даже захотелось ее остановить, несмотря на то что я мог бы заработать целое состояние на таком продолжительном сеансе. Это была лавина слов.
Через некоторое время я поднял руку: «Хорошо, сдаюсь: во всем виноват Дэвид».
Дэвид сильнее вжался в кресло.
«Тебе есть что сказать?» – спросил я его.
«Нет», – ответил он, злобно посмотрев на меня.
«Давай, у тебя должны быть возражения».
«Ничего», – сказал он, помотав головой.
«Видите, – сказала Кэрол. – Видите, с чем приходится иметь дело?»
Я повернулся к Джону: «Какое участие вы принимаете во всем этом?»
Он пожал плечами: «Не знаю, на самом деле никакого».
«Что‑то в вашем голосе подсказывает, что это не так», – сказал я.
Джон взглянул на жену, потом на сына.
«Я влип, оказавшись между этими двумя, – ответил он. – Всё, что я делаю, – неправильно».
«Как же так?»
«У нас дома постоянные ссоры, и я оказываюсь между молотом и наковальней. Если я защищаю сына, бесится Кэрол, а если ее – бесится Дэвид».
«Нет, я не…» – начала было Кэрол, но я остановил ее профессионально отточенным жестом.
«Давайте позволим Джону высказать свою точку зрения», – сказал я, рассчитывая на то, что особое выделение слова «позволим» смутит Кэрол. Сработало.
«Иногда я слышу, как начинается ссора, – говорил Джон. – Это в ее духе. Кэрол начинает злиться, а потом лезет к Дэвиду. Если я вмешиваюсь, то тоже получаю свое. Если нет, Дэвид начинает огрызаться на мать, и мне всё равно приходится вмешаться. Я не начинал эту ссору, но вдруг я оказываюсь посреди ринга и пытаюсь разогнать их по углам».
Относительное спокойствие Кэрол и Дэвида подсказывало мне: возможно, им не нравится то, что говорит Джон, но это правда.
«Так почему ссоры внезапно стали тяжелее?» – спросил я.
Джон сразу же ответил: «Мне надоело быть судьей, а потом еще и получать за это взыскания. Я сдался. Если они хотят всё время ругаться – пускай. Мне надоело быть боксерской грушей».
Кэрол бросила на Джона взгляд, прекрасно знакомый всем мужьям. Мужья узнают его сразу.
«Что это было?» – спросил я ее.
«Что?»
«Этот взгляд».
«Какой взгляд?»
«Который вы только что бросили на Джона».
«Я на него не смотрела».
Я засмеялся: «Я женат. Я знаю этот взгляд. Это взгляд ну‑погоди‑вот‑вернемся‑дамой».
Джон засмеялся, Кэрол тоже, хотя и немного смущенно.
«Вам кажется, он подрывает ваш авторитет?» – спросил я ее.
Кэрол помолчала.
«Иногда – да».
«Почему?»
«Потому что иногда он вступается за Дэвида, вместо того чтобы поддержать меня».
«Как вы думаете, почему он так поступает?»
«Не знаю», – ответила она.
Дэвид фыркнул.
«Ты только что фыркнул?» – спросил я его.
Дэвид что‑то сказал и уставился в пол, булькая, словно кастрюля с лапшой, в которой слишком мало воды.
«Давай, – сказал я, – говори громче, парень».
«Ничего».
«„Ничего“, – ответил Гитлер Чемберлену на вопрос „Что это пришло вам в голову?“, когда заметил, что Гитлер смотрит на Чехословакию с каким‑то странным блеском в глазах. Выкладывай, что там у тебя».
«Я бы просто хотел, чтобы она на хрен оставила меня в покое», – со злостью сказал он.
Что ж, справедливо. Я сам спросил. Джон вскочил, действуя скорее машинально, чем намеренно: «Не смей так разговаривать с матерью!»
«На хрен, – сказал Дэвид, тоже вскочив и всем видом показывая, что он возмущен вопиющей несправедливостью. Такой вид способен принимать только пятнадцатилетний. – Меня уже тошнит от всего этого дерьма. Я подожду в машине. – Он подошел к отцу: – Дай мне ключи».
«Нет, пока не извинишься перед матерью».
«Могу я взять ключи?»
«Нет, пока не извинишься перед…»
«Тогда ну их на фиг», – сказал Дэвид, в гневе выходя из комнаты.
Мы услышали, как хлопнула входная дверь, и немного посидели молча.
«Что ж, – подвел я итог, – кажется, всё прошло не так уж плохо».
