Часть третья. Испытание и торжество 3 страница

пятнами белоснежной пены, а шумное дыхание и бурно вздымавшиеся бока явно

указывали, что ему тоже приходится нелегко. Но он все-таки продолжал

мчаться...

Сначала Том как будто выиграл расстояние, но потом стал отставать. Но

тут его сменил другой всадник, на свежей лошади. Погоня повернула к

западу, миновала поселения сурков и продолжалась через чащу мыльной травы

и кактусов, коловших своими шипами ноги лошадям.

Вороной жеребец стал гнедым от пота и пыли, но с иноходи не сбился.

Молодой ковбой хотел заставить свою лошадь перескочить через ров, но

прыжок не удался, и оба, всадник с лошадью, покатились вниз... Юноша

уцелел, но лошадь разбилась, и по сию пору труп ее валяется во рву. А

дикий вороной жеребец несся дальше...

У ранчо старика Галлего сам Джо, успевший отдохнуть, повел погоню, и не

прошло и получаса, как он уже гнался по следу иноходца.

Вдали на западе виднелись горы Карлоса. Там его ждало подкрепление -

свежие лошади и люди. Зная это, неутомимый всадник постарался повернуть

погоню к западу. Но иноходец, повинуясь внезапной фантазии, а быть может,

и внутреннему предчувствию, круто повернул к северу. Его неутомимый

искусный преследователь продолжал мчаться за ним, крича и подстрекая свою

лошадь и поднимая выстрелами пыль.

Черный метеор понесся вниз, по склону холма, и Джо не оставалось

другого выбора, как только следовать за ним.

Тут началась самая трудная и мучительная часть погони. Джо, жестокий к

мустангу, был еще более жесток к своей лошади и к себе. Солнце жгло

немилосердно, раскаленная степь заволоклась словно дымкой от палящего

зноя; глаза Джо горели, и губы потрескались от соленой, едкой пыли. А

охота все продолжалась. Единственный шанс на успех заключался в том, чтобы

загнать мустанга назад, к большой переправе на реке Аламозо Арройо.

Впервые за все время погони Джо начал подмечать признаки утомления у

вороного жеребца. Его хвост и грива уже не развевались, как раньше, и

короткое расстояние в полмили, отделявшее его от Джо, уменьшилось

наполовину. Но он все же был впереди и бежал, бежал, бежал все той же

иноходью...

Прошел час, прошел другой, а жеребец все бежал. Однако они уже свернули

с прямой линии. К вечеру, проскакав целых двадцать миль, они приблизились

к большому броду на Аламозо Арройо. Джо не отставал. У брода он перескочил

на дожидавшуюся его свежую лошадь и помчался дальше.

Оставленная им лошадь, задыхаясь, бросилась к воде и пила до тех пор,

пока не свалилась замертво.

Джо немного задержался, надеясь, что и вороной тоже обопьется воды. Но

не тут-то было! Он сделал только один глоток и с плеском переправился

через брод на другую сторону. За ним по пятам понесся Джо. Последнее, что

видели товарищи Джо, была бешеная скачка: впереди, как стрела, мчался

недосягаемый вороной, а за ним скакал Джо...

Утром Джо вернулся в лагерь пешком. Его история была коротка: в

результате восемь лошадей загнаны до смерти, пять человек совершенно

выбились из сил, а необыкновенный мустанг-иноходец по-прежнему здоров и

невредим и разгуливает на воле.

- Тут ничего не поделаешь! Догнать его нельзя, и я жалею, что не

продырявил его проклятую шкуру, когда мог это сделать! - заявил Джо и

отказался от дальнейших попыток поймать иноходца.

 

 

 

В этой последней экспедиции поваром опять был старый Индюшиный След. Он

следил за погоней с таким же интересом, как и все другие, и когда Джо

потерпел неудачу, он только ухмыльнулся, заглядывая в котел, и проворчал

себе под нос:

- Будь я проклят, если этот мустанг не будет мой!

От постоянного преследования иноходец одичал еще больше. Но он все-таки

неизменно возвращался к источнику Антилопы. Это было единственное

совершенно открытое место для водопоя, вокруг которого не было на

расстоянии целой мили ничего такого, что могло бы служить прикрытием для

врага. Мустанг являлся сюда ежедневно около полудня и, тщательно высмотрев

все кругом, приближался к источнику.

Лишенный своего табуна, он всю зиму прожил одиноко. Старый Индюшиный

След это хорошо знал и на этом строил свои расчеты. У одного из его

приятелей была славная гнедая кобыла. Захватив с собой крепкие лошадиные

путы, лопату, запасное лассо и толстый столб, старый повар оседлал эту

кобылу и направился на ней к источнику.

Несколько антилоп скакали по степи, коровы лежали в траве, звенела

песня жаворонка. Ясная, бесснежная зима в этих равнинах уже миновала, и

весна приближалась быстрыми шагами.

Том привязал маленькую гнедую кобылу, чтобы дать ей пощипать траву, но

она беспрестанно задирала голову кверху, испуская долгое призывное ржанье.

Старый Индюшиный След стал подробно изучать направление ветра и всю

местность. Вот тут еще осталась яма, которую он помог выкопать. Теперь она

была открыта и полна тухлой воды, в которой плавали дохлые сурки и мыши.

Животные, приходящие на водопой, проложили себе новую тропу.

Выбрав поросшую осокой кочку среди ровной зеленой полянки, повар прочно

вкопал в нее столб, затем вырыл яму, достаточно большую, чтобы можно было

в ней спрятаться, и разостлал на дне ее свое одеяло.

Укоротив путы маленькой гнедой кобылы так, чтобы она едва могла

двигаться, он растянул на земле лассо, привязал его длинным концом к

столбу и прикрыл веревку землей и травой. Покончив с этим, он залез в свою

нору.

Около полудня, после долгого ожидания, призывно ржавшая гнедая кобыла

наконец дождалась ответа. С высоких холмов на западе раздалось точно такое

же ржанье, и, чернея на фоне неба, появился знаменитый мустанг.

Он приближался своей мерной развалистой иноходью, но часто

подозрительно останавливался, осматривался и подавал голос. Ржанье кобылы,

вероятно, находило отклик в его сердце. Он подошел еще ближе, опять

заржал, но вдруг встревожился и стал бегать большими кругами - вероятно,

чтобы узнать, нет ли поблизости врага. Но тут гнедая кобыла снова заржала.

Мустанг описал еще один круг, приблизивший его к ней, и тоже заржал. Ее

ответ, по-видимому, заглушил все страхи, и сердце его загорелось.

Он гарцевал, приближаясь к Солли, гнедой кобыле, пока не прикоснулся

носом к ее носу.

Переступая с ноги на ногу и гарцуя вокруг Солли, он на миг ступил

задней ногой в роковую петлю. Том быстро дернул веревку, петля затянулась,

и мустанг был пойман за ногу.

Страх удвоил силу коня. Он отпрянул, ко веревка не пустила его, и он

свалился, беспомощный, побежденный.

Безобразная, маленькая сгорбленная фигурка старого Тома вынырнула из

ямы. Он победил великолепное создание природы. Мощная сила коня оказалась

бессильной против ума и изобретательности маленького, слабого старичка.

Мустанг фыркнул и отчаянно боролся, стараясь вырваться на волю, но все

было напрасно: веревка крепко держала его.

Том быстро бросил второе лассо, которое обмотало передние ноги

мустанга. Затем искусным движением Том стянул ему все ноги вместе.

Разъяренное животное через минуту лежало на земле, беспомощное и

связанное, как боров.

Несчастный иноходец продолжал биться еще долго, пока окончательно не

изнемог. Все тело его сотрясалось от судорожных рыданий, и по морде

скатывались слезы.

Том стоял и смотрел, и в душе этого старого пастуха происходило что-то

странное. Он весь дрожал, с головы до ног, чего не бывало с ним с тех пор,

как он в первый раз бросил лассо и поймал своего первого быка. И теперь он

несколько минут не мог двинуться с места и только стоял и смотрел на

своего замечательного пленника.

Однако чувства эти скоро рассеялись. Том оседлал свою кобылу, сыгравшую

роковую роль, и взяв новое лассо, надел его мустангу на шею. Он поставил

кобылу возле жеребца. Уверенный, что мустанг уже больше не ускользнет от

него, Том хотел распустить веревки, но тут ему в голову пришла внезапная

мысль. Ведь он совершенно забыл про одно важное обстоятельство и начал

дело, не имея всех нужных приспособлений.

По законам Запада, дикий мустанг становится собственностью того, кто

первый наложит на него свое тавро. Но как это сделать теперь для

доказательства своих прав на этого иноходца, когда ближе чем за двадцать

миль не найти прибора для клеймения скота?

Однако старый Том был изобретателен. Подойдя к своей кобыле, он по

очереди осмотрел ее копыта и каждую подкову. Действительно, одна из подков

некрепко сидела и немного шаталась. Том стал ее раскачивать и отделять от

копыта, пока наконец не сбил совсем.

Найти топливо для костра на этой равнине было нетрудно. Хворосту и

сухой травы было достаточно, поэтому можно было быстро разложить костер.

Том взял подкову, завернул один ее конец в свой носок, а другой раскалил

докрасна на огне. Сделав это, он приложил его к левому плечу беспомощного

мустанга и выжег на нем грубое клеймо Индюшиного Следа - свое клеймо,

впервые примененное по назначению.

Мустанг вздрогнул, когда раскаленное железо коснулось его тела. Но дело

было быстро сделано, и гордый, свободный иноходец был заклеймен, как

домашняя лошадь.

Теперь оставалось только отвести его домой. Том распустил веревки.

Мустанг, почувствовал это, вообразил, что он уже свободен: он вскочил на

ноги, рванулся, но тотчас же опять повалился. Его передние ноги были

крепко связаны вместе, и он мог двигаться только подпрыгивая. Когда он

пытался бежать, связанные ноги мешали ему, и он падал. Том на своей

легконогой кобыле старался увести его за собой. Он тащил его, понукал и

всячески принуждал идти, но строптивый, разъяренный и покрытый пеной

пленник не хотел покориться. Он дико ржал и яростно фыркал, делая бешеные

скачки и пытаясь вырваться на волю.

Это был долгий и жестокий поединок. Блестящие бока мустанга потускнели

от пены, смешанной с кровью. Он падал бесчисленное количество раз. Он

устал от долгих дней погони и сильно ослабел. Он бросался то в одну, то в

другую сторону, но его порывистые скачки становились все слабее и

вылетавшая из ноздрей пена окрашивалась кровью. А победитель, беспощадный,

властный, холодный, все понукал его, заставляя идти вперед.

Борясь за каждый шаг, они уже спустились по склону к ущелью и достигли

начала тропы, идущей вниз, к единственной переправе через ущелье. Тут была

крайняя северная граница прежних владений иноходца. Отсюда уже можно было

видеть ограду и ранчо. Том ликовал, но мустанг собрал остаток своих сил

для последней, отчаянной попытки вернуть свободу. Разорвав веревки, он

бросился вверх по откосу и летел все выше и выше, несмотря на свистнувшую

в воздухе веревку, несмотря на выстрел, пущенный в напрасной надежде

остановить его и прекратить безумную скачку.

Все выше и выше взбирался мустанг и достиг отвесного утеса. Оттуда он

спрыгнул вниз, в пропасть, и летел, сорвавшись с высоты двухсот футов, все

вниз и вниз... пока не свалился наконец на камни. Он остался лежать там

бездыханный, но... свободный.

 

 

ПО СЛЕДАМ ОЛЕНЯ

 

 

Было очень жарко. Ян вышел на охоту за птицами и блуждал среди

бесконечных лесных зарослей. Солнечные лучи нагрели воду в болотистых

прудах, и Ян направился к Роднику Следов - единственному месту, где он мог

напиться холодной воды.

На берегу родника его внимание привлек изящный след маленького копыта,

резко оттиснутый в тине. Яну никогда раньше не приходилось видеть подобных

следов. Он вздрогнул от удовольствия, угадав, что это был след дикого

оленя.

"Олени больше не водятся на этих холмах", - говорили Яну колонисты.

Но когда выпал первый снег, Ян, вспомнив об отпечатке оленьего копыта

на берегу родника, перекинул спокойно ружье за плечи и сказал себе:

"Я буду бродить по холмам каждый день, пока не убью оленя".

Ян был высокий, крепкий двадцатилетний парень. Он не мог считаться еще

заправским охотником, но был неутомимым ходоком и отличался редкой

настойчивостью.

Каждый день в поисках оленя Ян взбирался на холмы. Каждый день ему

приходилось отмеривать десятки миль по снегу, и все же с наступлением ночи

он возвращался в свою избушку, так и не увидев оленьего следа.

Но терпение все превозмогает: после долгих, трудных скитаний по южным

холмам Ян наткнулся наконец на оленьи следы - давние и едва заметные, но

несомненные следы оленя. Он снова вздрогнул от удовольствия, как летом.

"По этим следам я доберусь до оленя", - думал Ян.

Сначала следы были настолько неясны, что Ян не мог с точностью

определить, в каком направлении бежал олень. Но вскоре он разглядел, что

одна сторона следа была оттиснута глубже другой. Ян решил, что более

глубокие оттиски сделаны передней частью копыта. Кроме того, он заметил,

что расстояние между следами уменьшалось по мере восхождения на холм.

Наконец совершенно ясный оттиск копыта на песчаной почве разрешил все его

сомнения.

Ян, охваченный волнением, чувствуя странное покалыванье в корнях волос,

быстро побежал по следу - все вперед и вперед.

Оленьи следы становились все яснее и заметнее. Целый день Ян гнался по

следам, и к ночи они привели Яна к окрестностям вблизи его хижины. Теперь

следы шли по знакомым местам: позади лесопилки, по пастбищу Митчелла, и

вели прямо в густой осокоревый лес.

Надвигалась ночь, и Яну пришлось прекратить преследование. Он находился

всего в семи милях от своего жилища и через час был уже дома.

Утром он снова разыскал след, но на этот раз дело пошло труднее: вместо

прежнего следа Ян наткнулся на множество новых, перекрещивающихся в разных

направлениях. Он все-таки бросился наудачу вперед и вскоре нашел два

совсем свежих следа. Преследование становилось таким же легким, как вчера.

Ян снова пустился в погоню.

Нагнувшись и не поднимая головы, он все время внимательно

присматривался к следам и поэтому был чрезвычайно поражен внезапным

появлением двух серых животных с большими ушами. Животные эти поскакали

прочь, едва заметив его. Вскочив на холм, они повернули головы и принялись

разглядывать Яна.

Какие необыкновенные олени! Взглядом своих кротких глаз, выражение

которых он скорее чувствовал, чем видел, они заставили Яна остановиться.

Охотник понял, кто перед ним. Ведь он целые недели страстно ожидал этой

встречи! И, несмотря на это, все-таки встреча оказалась неожиданной. Все

его планы рассеялись, как дым, и он стоял пораженный.

- О-о-о! - вырвался тихий вздох из его груди.

Олени отвернулись, но Яну продолжало казаться, что он чувствует их

взгляды на себе.

Между тем олени начали спрыгивать с холма и снова вскакивать на него,

как будто забавляясь. Они, казалось, совсем забыли о Яне и, едва касаясь

копытами земли, без всякого видимого усилия подпрыгивали на высоту

шести-семи футов. Ян стоял неподвижно, завороженный странной игрой этих

легконогих серых животных. В их движениях не было заметно ни страха, ни

торопливости, и Ян решил наблюдать их игру, пока они не убегут. "Ведь

должны же они, - думал он, - в конце концов испугаться, и я увижу те

гигантские прыжки, о которых столько рассказывают старые охотники".

Только заметив, что силуэты оленей делаются все менее ясными, Ян понял,

что они уже убегают от него.

Олени поднимались все выше и выше на холм. Когда им приходилось огибать

какой-либо крутой кряж скалы, тела их грациозно изгибались. Временами,

когда перед ними раскрывалась глубокая расселина, через которую нужно было

перескочить, эти бескрылые птицы на несколько мгновений повисали в

воздухе.

Ян не мог оторвать глаз от оленей, пока они не исчезли совсем. Ему и в

голову не пришло выстрелить.

Когда олени скрылись, он подошел к тому месту, где увидел их впервые.

На снегу виднелись отпечатки копыт, но потом след этот внезапно

прерывался. Где же следующий след? Ян осмотрелся кругом и, к своему

удивлению, обнаружил, что сначала один след отделялся от другого

пространством в пятнадцать футов, но чем дальше, тем пространство это все

увеличивалось, и следы шли один за другим на расстоянии в восемнадцать,

двадцать, двадцать пять и даже тридцать футов. Значит, каждый из этих

веселых, сделанных без всякого видимого усилия прыжков покрывал

пространство от пятнадцати до тридцати футов.

- Да ведь они вовсе не бегают - они летают, лишь изредка прикасаясь к

вершинам холмов своими изящными копытами. Я рад, что они успели скрыться,

- прошептал Ян. - Мне сегодня пришлось наблюдать такое зрелище, какого,

вероятно, никто никогда не видал.

 

 

 

Но утром в сердце Яна снова проснулись охотничьи инстинкты.

"Я должен опять отправиться на холмы, - сказал он себе, - снова найти

след и обратиться в гончего пса. Я должен противопоставить мой ум их

хитрости, мою силу - их силе, а чтобы победить их быстроту, у меня есть

ружье".

Ах, как прекрасны были эти холмы с бесконечными песчаными склонами,

озерами, лесами и роскошными лугами! Дыхание жизни трепетало в каждом

дуновении ветра. Жизнь переполняла самого Яна; он был так молод, крепок и

жизнерадостен.

"Ведь это лучшие дни моей жизни, - говорил он себе. - Ведь это мои

золотые дни!"

Целый день Ян волчьей рысью взбирался на холмы и спускался в долины,

вспугивая на своем пути белых зайцев и куропаток, не отводя глаз от земли

и неустанно отыскивая отпечатки оленьих копыт. Оттепель помогла оленям:

снег исчез, исчезли и следы. И все же Ян следующие два дня снова бродил по

холмам. Но следы не попадались ему.

Проходила неделя за неделей. Много холодных дней и морозных ночей

пришлось Яну провести на покрытых снегом холмах. Иногда ему удавалось

напасть на след оленя, но обычно все его поиски были бесплодны: напрасно

он бродил по пустынным холмам и забирался в глубь лесов, руководствуясь

отрывочными указаниями дровосеков. За все время этих странствований ему

лишь однажды удалось увидеть силуэт оленя, грациозными прыжками

взбиравшегося на вершину холма. А между тем в окрестностях ходили рассказы

о том, что в лесу за лесопилкой появился громадный олень. Яну не раз

случалось нападать на его след, но самого оленя он не видел.

Между тем олени, напуганные долгим и упорным преследованием, сделались

настолько пугливыми, что нечего было и думать об успешной охоте за ними,

так что охотничьи похождения Яна были, в сущности, длинной цепью неудач и

разочарований. Но эти неудачи не огорчали его. Для Яна самым главным в

охоте было любовное общение с природой. Ему все больше и больше нравилось

бродить по холмам. Каждый день этой бесконечной охоты превратился для него

в радостную, праздничную прогулку.

 

 

 

Прошел год, наступил новый охотничий сезон, и Ян почувствовал снова

пробуждение охотничьей страсти.

Рассказывали, что на холмах появился громадный олень. Его даже прозвали

оленем Песчаных холмов. Много было разговоров о его необычайной величине и

быстроте, о венчавших его голову громадных ветвистых рогах, мощных, как бы

вылитых из бронзы, с верхушками, блиставшими, словно слоновая кость.

Немудрено, что с первым же выпавшим снегом Ян отправился на охоту, взяв

с собой товарищей, которых он успел заразить своей страстью. Они подъехали

в санях к Сосновому холму и разошлись в разные стороны, условившись

встретиться на закате солнца.

Вокруг холма, в зарослях, водилось много зайцев и тетеревов, поэтому

выстрелы слышались каждую минуту. Но так как олений след не попадался

вблизи холма, Ян вышел из зарослей и направился к долине Кеннеди, где, по

слухам, недавно видели громадного оленя.

Пройдя несколько миль, он действительно напал на крупные следы, которые

очень резко отпечатались на снегу. Ну и прыжки! Ян понял сразу, что перед

ним след оленя Песчаных холмов, о котором ходило столько рассказов.

Охотник почувствовал внезапный прилив сил и, как волк, помчался по

следу. Он снова ощутил то странное покалыванье в корнях волос, которое ему

приходилось испытывать и раньше, но теперь это ощущение проявилось с

особенной силой. Ян подумал, что, вероятно, подобное же ощущение

испытывает бегущий за добычей волк, когда шерсть его поднимается дыбом.

Ян шел по следу, пока не начало темнеть. Пора было возвращаться, а

назначенное охотниками место свидания - Сосновый холм - находилось

довольно далеко. Впрочем, Ян знал, что ему не удастся добраться до

Соснового холма в назначенный срок: товарищи едва ли будут ждать его так

долго. Но это нимало не беспокоило его: он обладал железными ногами и был

вынослив, как хорошая охотничья собака. Он мог охотиться целый день и,

возвращаясь домой, не чувствовал ни малейшей усталости.

Не застав товарищей на условленном месте, Ян даже обрадовался,

почувствовав себя вполне свободным. Друзья, вероятно, жалели его, зная,

что ему придется совершить утомительную и долгую прогулку. Но они не знали

о том, как счастлив он был на этих пустынных холмах.

Правда, Яна обвевал студеный ветер, но в самом Яне горел яркий огонь

здоровой молодости. Во время этих прогулок он был счастлив и сам сознавал

это. Он невольно улыбнулся, когда вспомнил о своих товарищах, которые

сейчас возвращались на санях домой, дрожа от холода и сожалея о нем.

О, какой чудный закат удалось ему видеть в этот день в долине Кеннеди!

Снег покрылся багрянцем, и высокие тополи стояли, облитые пурпурным

золотом. Как хороша была прогулка по быстро темневшему лесу, когда

наступили сумерки и на небе показалась луна!

"Это лучшие дни моей жизни! - повторял он. - Это мои золотые дни!"

Приближаясь к Сосновому холму, Ян закричал громко и протяжно:

- Уррра!

"Может быть, товарищи мои еще там?" - подумал он. Но, в сущности, он

крикнул, чтобы дать исход жизнерадостному чувству, переполнявшему все его

существо.

Вместо отклика товарищей до его слуха донесся отдаленный вой волков.

Ян, дурачась, завыл в ответ, подражая волкам. Волки дружно ответили ему, и

на этот раз, прислушавшись к их вою, он понял, что они собрались в стаю и

бегут по чьему-то следу. Так воют они обыкновенно лишь в погоне за

добычей.

Вой слышался все ближе и ближе; лесное эхо повторяло его. Внезапно в

голове Яна мелькнула мысль: "Ведь они бегут по моему следу! Они гонятся за

мной!"

Тропинка, по которой он шел, пересекала теперь небольшую поляну. В

такой холод было немыслимо искать спасения на вершине дерева, и Ян, выйдя

на середину поляны, уселся в снег, крепко держа одной рукой ствол ружья, а

другой нащупывая патроны. Сердце его сжималось от нового, страшного

ощущения.

Из леса доносился звонкий вой. Все ближе и ближе... Но вот этот вой

изменился и затем внезапно смолк. Сияла луна; было светло как днем. Волки,

вероятно, увидели Яна и остановились у края поляны. Справа послышался

треск, слева - заглушенный вой, и затем снова настала тишина.

Ян чувствовал, что он окружен, что волки следят за ним, спрятавшись за

деревьями. Но напрасно он напрягал зрение, стараясь прицелиться: волки

были умны и не показывались. Ян тоже был умен и сидел спокойно. Стоило ему

побежать, и стая бросилась бы на него.

Вероятно, стая была невелика и решила на своем "военном совете"

оставить Яна в покое. Прождав около двадцати минут, Ян поднялся и

отправился домой. Подходя к дому, он подумал: "Ну, теперь я знаю, что

испытывает олень, когда он слышит за собой звуки шагов и щелканье

взводимого курка".

Много морозных дней и суровых зимних ночей провел Ян на Песчаных

холмах. Он изучил их до мельчайших подробностей. Он понял, почему олени

избегают кустов и почему их следы так многочисленны вблизи дубов. Он

узнал, что шепчет высохший тростник, склоняясь к снегу, как живет подо

льдом мускусная крыса, и зачем выдра спускается с холмов, и что говорит

лед, звеня и раскалываясь в морозные ночи. Белки научили его, как очищать

сосновые шишки и какие грибы можно без страха употреблять в пищу.

Он изучил все окрестные пруды, леса и холмы. Он узнал тысячи охотничьих

секретов, но олень все не давался ему в руки.

Ян исходил сотни миль по запутанным тропинкам, иногда нападая на оленьи

следы, иногда теряя их. Надежда не покидала его, потому что в своих

странствованиях он нередко натыкался на следы гигантского оленя Песчаных

холмов.

 

 

 

Охотничий сезон уже близился к концу, когда Ян в одно морозное утро

отправился в большой сосновый лес. На пути ему встретился дровосек. Этот

дровосек рассказал Яну о том, что видел в лесу важенку [важенка - самка

оленя] и гигантского оленя, у которого "был целый лес рогов на голове".

Ян направился прямо к тому лесу, который указал ему дровосек, и

действительно вскоре напал на следы. Один из них напоминал след, который

Ян когда-то видел у ручья, другой - громадный - несомненно принадлежал

оленю Песчаных холмов.

В Яне снова пробудился зверь: он готов был завыть, подобно волку,

почуявшему дичь.

Следы шли через леса и холмы, и по ним мчался Ян, или, вернее, волк, в

которого превратился охотник.

Весь день олени кружили, переходя с места на место в поисках пищи, лишь

изредка останавливаясь, чтобы съесть немного снега, заменявшего им воду.

Целый день он гнался по следам и с изощренной наблюдательностью отмечал

каждую мелочь, радуясь, что следы на этот раз отпечатывались особенно

резко на мягком снегу. Освободясь от излишней одежды и мешавших ему вещей,

Ян бесшумно передвигался вперед и вперед.

Внезапно вдали что-то мелькнуло среди кустарников. "Может быть, это

птица?" - подумал Ян, притаившись и внимательно всматриваясь. На сером

фоне кустарников слегка выделялся какой-то серый предмет, и Яну сначала

показалось, что это просто бревно с суковатыми ветвями на одном конце. Но

вот серое пятно шевельнулось, суковатые ветви на мгновение поднялись выше,

и Ян задрожал... Ему сразу стало ясно: серое пятно в кустах - олень, олень

Песчаных холмов!

Как он был величествен и полон жизни! Ян глядел на него с благоговейным

восторгом.

Стрелять в него теперь, когда он отдыхал, не подозревая об опасности,

было бы преступлением... Но Ян ведь жаждал этой встречи целые месяцы. Он

должен выстрелить.

Душевное волнение все росло, и нервы Яна не выдержали: поднятое ружье

задрожало в его руках, он не мог хорошо прицелиться. Дыхание его сделалось

прерывистым, он почти задыхался.

Ян опустил наведенное ружье... Все его тело вздрагивало от волнения.

Прошло несколько мгновений, и Ян снова овладел собой. Его рука не

дрожала больше, глаза ясно различали цель. И чего он так волнуется - ведь

перед ним всего лишь олень!

Но в это мгновение олень повернул голову, и Ян ясно различил его

задумчивые глаза, большие уши и ноздри.

"Неужели ты решишься убить меня?" - казалось, говорил олень, когда его

взгляд остановился на Яне. Ян снова растерялся. По его телу пробежала

дрожь. Но он знал, что это лишь "охотничья лихорадка". Он в эту минуту

презирал это ощущение, хотя позже научился уважать его.

Наконец волк, сидевший внутри Яна, заставил его выстрелить.

Выстрел был неудачен. Олень вскочил; возле него показалась важенка.

Другой выстрел - опять неудачный... Вслед за тем целый ряд выстрелов... Но

олени уже успели скрыться, быстро перепрыгивая с одного низкого холма на

другой.

 

 

 

Ян еще некоторое время гнался по следу убежавших оленей. Ему не удалось