Глава 4. «завоёванное» право на безответственность и отчуждённая от себя независимость Центрального банка. 4 страница

В целом цели и методы использования обязательных резервных требований Центрального банка Российской Федерации, неприемлемые для нормальной деятельности коммерческих банков, убедительно свидетельствует, что в России не проводилась и не проводится экономически обоснованная денежно-кредитная политика.

²⁴ Об этом можно судить по величине средств коммерческих банков в центральном банке по отношению к размерам денежной массы (М-1). По данным на конец 2001 года указанный показатель в США составлял 1,5 %, в Швейцарии — 3,6 %, в Германии — 6,5 %. См.: CPSS — Red Book statistical update. November 2003. P. 43, 44, 131, 155, 156.

Банк России не только всерьёз не контролировал динамику денежной массы в стране, но и не отслеживал её реальные размеры. Принимаемые им решения и действия не отвечали и не отвечают задаче развития и укрепления банковской системы, обеспечению эффективного и бесперебойного функционирования платёжной системы, социально-экономическому развитию страны.

Отметим также такой метод денежно-кредитной политики Центрального банка, как прямые количественные ограничения. В Федеральном законе образца 1995 года под прямыми количественными ограничениями понималось установление лимитов на рефинансирование банков и проведение кредитными организациями отдельных банковских операций. При этом отмечалось, что Банк России вправе применять прямые количественные ограничения в исключительных случаях только после консультаций с Правительством. Строго говоря, при таком определении все ограничения на выполнение банковских операций, которые вводились для коммерческих банков при нарушении ими федеральных законов или нормативных актов, он должен был бы предварительно согласовывать с Правительством, чего он на практике не делал. Кроме того, под понятие «рефинансирование банков» подпадают операции Центрального банка на открытом рынке, связанные с покупкой у банков государственных ценных бумаг с совершением позднее обратной сделки. Разница между ценой покупки и продажи данных ценных бумаг по существу является формой процентной ставки за пользование коммерческим банком кредитом, а покупаемые на срок ценные бумаги — формой залогового обеспечения выданных кредитов. Если следовать определению прямых количественных ограничений, то Банк России имел право устанавливать лимит указанных операций лишь в исключительных случаях после консультации с правительством. Однако в другой статье закона отмечалось, что лимит операций на открытом рынке должен был устанавливаться самостоятельно Советом директоров Центрального банка. Для того чтобы снять подобные противоречия между статьями закона, следовало хотя бы провести различие между понятиями «рефинансирование банков» и «операции на открытом рынке». Например, определить, что операции на открытом рынке осуществляются по инициативе Банка России, а рефинансирование — по инициативе самих банков. Однако Банк России, видимо, не устраивало любое более или менее конкретное определение его функции как кредитора последней инстанции. В законе говорится, что формы, порядок и условия рефинансирования устанавливаются Банком России. Но для того, чтобы понять, что может скрываться под лимитами рефинансирования, которые необходимо согласовывать с Правительством, эти условия должны быть чётко в законе определены. Вместе с тем то, что формы, порядок и условия рефинансирования в течение длительного времени не были определены Банком России, должно рассматриваться как форма установления лимитов рефинансирования, которую необходимо было согласовать с Правительством.

²⁵ Теоретически банки, которым Банк России выдавал предписания, ограничивающие выполнение ими отдельных операций, могли оспорить данные предписания в суде на основании того, что они не были согласованы с Правительством. Только в редакции Федерального закона от 10.01.2003 года такая возможность для банков была устранена. В рассматриваемую статью закона было внесено дополнение, в соответствии с которым необходимость консультаций с Правительством возникает лишь в случае принятия прямых количественных ограничений, в равной степени затрагивающих все кредитные организации

Более того, исходя из определения прямых количественных ограничений, получается, что применение чуть ли не всех методов и инструментов денежно-кредитной политики должно согласовываться с Правительством — а это вообще не позволяет говорить о какой-либо независимости Банка России. В общем, создаётся полнейшая путаница, которая с трудом поддаётся критическому анализу. Прежде всего потому, что лимиты рефинансирования банков вообще не имеют никакого отношения к методу прямых количественных ограничений в рамках денежно-кредитной политики, проводимой Центральным банком. Они связаны с выполнением им функции кредитора последней инстанции, а также возложенной на него задачи обеспечения эффективного и бесперебойного функционирования системы расчётов. Когда мы говорим о лимитах рефинансирования банков, то речь идёт о количественных ограничениях размеров кредитов самого Центрального банка. Вместе с тем от объёмов указанных кредитов зависит величина и динамика денежной массы в обращении, а также выполнение всех других задач и функций, возложенных на Банк России. Иными словами, определение Банком России размеров своего кредитования коммерческих банков должно лежать в основе его денежно-кредитной политики. Этот вопрос относится к его прямым обязанностям, и за его решение Центральный банк должен нести ответственность. Если этот вопрос необходимо согласовывать с Правительством, то ни о какой самостоятельности Центрального банка, его независимости от Правительства при разработке и проведении денежно-кредитной политики говорить не приходится.

На первый взгляд, может показаться, что рассмотренная формулировка Федерального закона свидетельствует о том, что в Банке России плохо понимали, что вообще следует относить к прямым количественным ограничениям как методу своей денежно-кредитной политики. В мировой практике под прямыми количественными ограничениями понимаются устанавливаемые для коммерческих банков лимиты на прирост депозитов и аналогичных обязательств, либо на увеличение их активных операций, которые связаны с выдачей кредитов и покупкой ценных бумаг. Это не экономический, а чисто административный метод регулирования банковской деятельности, который часто приводит к непредсказуемым отрицательным побочным эффектам. Поэтому во всех ведущих странах мира он, как правило, применяется в исключительных случаях и по согласованию с главой государства. В США, например, по закону 1969 года о кредитном контроле президенту США предоставлялось право вводить прямые количественные ограничения на объёмы кредитных операций банков в случае угрозы резкого усиления инфляции. В 1980 году президент Картер в период предвыборной кампании, стремясь продемонстрировать успехи и эффективность работы своей администрации по обузданию инфляции, воспользовался данным правом и ввёл ограничения на прирост кредитных вложений банков. Однако отрицательное воздействие указанных количественных ограничений на состояние американской экономики было столь разрушительным (произошло резкое сокращение объёмов промышленного производства и рост безработицы), что они достаточно быстро были отменены. Это был первый и последний случай применения данного закона. В 1982 году срок действия его истёк, и он не был пролонгирован. В России, к сожалению, дело обстоит не так. Прямые количественные ограничения в различных формах постоянно присутствовали и присутствуют в арсенале инструментов денежно-кредитного регулирования, которые использовались и используются Центральным банком без всякого согласования с Правительством. При этом их крайне негативное воздействие на состояние российской экономики ни Правительством, ни Банком России почему-то не замечается или игнорируется. Например, к прямым количественным ограничениям можно отнести применявшийся Банком России обязательный норматив, ограничивающий вложения физических лиц в депозиты банков размерами их уставных капиталов (за исключением Сберегательного банка), а также установленные Центральным банком методы определения величины обязательных резервов банков.

Трудно предположить, что в Банке России не знали или не понимали, что реально представляют собой прямые количественные ограничения как метод денежно-кредитного регулирования. Почему тогда руководству Центрального банка было нужно, чтобы в федеральном законе, в определении прямых количественных ограничений, которые он может вводить только после консультаций с Правительством, «появились» лимиты рефинансирования, установление которых должно относиться к исключительной сфере деятельности Центрального банка? Если учитывать все последовавшие события, связанные с кризисом межбанковского кредитного рынка — системным банковским кризисом, то напрашивается следующий ответ. При подготовке Федерального закона «О Центральном банке Российской Федерации (Банке России)» его руководство стремилось запутать вопрос об уровне своей независимости от Правительства при разработке и проведении денежно-кредитной политики для того, чтобы понизить уровень своей ответственности за состояние банковской системы и экономики, выполнение возложенных на Банк России задач и функций.