Кровавое законодательство с конца XV века против экспроприированных. Законы с целью понижения заработной платы

Люди, изгнанные вследствие роспуска феодальных дружин и оторванные от земли то и дело повторяющейся, насильствен­ной экспроприацией, — этот поставленный вне закона проле­тариат поглощался нарождающейся мануфактурой далеко не с такой быстротой, с какой он появлялся на свет. С другой стороны, люди, внезапно вырванные из обычной жизненной колеи, не могли столь же внезапно освоиться с дисциплиной своей новой обстановки. Они массами превращались в нищих, разбойников, бродяг частью из склонности, в большинстве же случаев под давлением обстоятельств. Поэтому в конце XV и в течение всего XVI века во всех странах Западной Европы издаются кровавые законы против бродяжничества. Отцы теперешнего рабочего класса были прежде всего подвергнуты наказанию за то, что их превратили в бродяг и пауперов. Законодательство рассматривало их как «добровольных» пре­ступников, исходя из того предположения, что при желании они могли бы продолжать трудиться при старых, уже не су­ществующих условиях.

В Англии это законодательство началось при Генрихе VII.

Согласно акту Генриха VIII от 1530 г., старые и нетрудо­способные нищие получают разрешение собирать милостыню. Напротив, для бродяг еще работоспособных предусматривались порка и тюремное заключение. Их следовало привязы­вать к тачке и бичевать, пока кровь не заструится по телу, и затем надлежало брать с них клятвенное обещание возвра­титься на родину или туда, где они провели последние три года, и «приняться за труд». Какая жестокая ирония! Акт, изданный в 27-й год царствования Генриха VIII, воспроизводит эти положения и усиливает их рядом дополнений. При рецидиве бродяжничества порка повто­ряется и кроме того отрезается половина уха; если же бродяга попадается в третий раз, то он подвергается смертной казни как тяжкий преступник и враг общества.

Эдуард VI в 1547 г. — в первый же год своего царствова­ния — издает закон, по которому всякий уклоняющийся от работы отдается в рабство тому лицу, которое донесет на него как на праздношатающегося. Хозяин должен предоставлять своему рабу хлеб и воду, похлебку и такие мясные отбросы, какие ему заблагорассудится. Он имеет право посредством порки и заковывания в кандалы принуждать его ко всякой работе, как бы отвратительна она ни была. Если раб само­вольно отлучается на 2 недели, то он осуждается на пожиз­ненное рабство и на его лоб или на щеку кладут клеймо «3»; если он

убегает в третий раз, его казнят как государственного преступника. Хозяин может его продать, завещать по наслед­ству, отдать внаймы как раба, как всякое движимое имущество или скот. Если рабы замыслят что-либо против своих господ, то они также подлежат смертной казни. Мировые судьи обя­заны разыскивать беглых рабов по заявлению господ. Если окажется, что беглый бродяга три дня шатался без дела, то его отправляют на родину, выжигают раскаленным железом на его груди клеймо «V» и, заковав в кандалы, употребляют для дорожных и других работ. Бродяга, неправильно указавший место своего рождения, в наказание за это обращается в пожиз­ненного раба соответствующего селения, его жителей или корпорации и получает клеймо «3». Всякий имеет право отнять у бродяги его детей и держать их при себе в качестве учени­ков — юношей до 24 лет, девушек до 20 лет. Если они убегают, то до наступления указанного возраста обращаются в рабов своих хозяев-воспитателей, которые могут заковывать их в кан­далы, пороть и т. п. Хозяин может надеть железное кольцо на шею, ноги или руки своего раба, чтобы легче отличать его от других и затруднить ему возможность скрыться [22]. В последней части этого закона предусматриваются случаи, когда бедные должны работать на тот округ или тех лиц, которые берутся их кормить, поить и обеспечивать работой. Такого рода рабы — рабы приходов — сохранились в Англии вплоть до XIX века под именем roundsmen (приходчики).

Закон Елизаветы от 1572 г. предусматривает, что нищие старше 14 лет, не имеющие разрешения собирать милостыню, подвергаются жестокой порке и наложению клейма на левое ухо, если никто не соглашается взять их в услужение на два года; в случае рецидива нищие старше 18 лет должны быть казнены, если никто не соглашается взять их на 2 года в услу­жение; при третьем рецидиве их казнят без всякой пощады как государственных преступников. Аналогичные предписа­ния содержат законы: изданный на 18-м году царствования Елизаветы, гл. 13, и закон 1597 года [23]

При Якове I, лицо, праздношатающееся и просящее мило­стыню, считается бродягой. Мировые судьи уполномочены подвергать таких бродяг публичной порке и заключать в тюрьму попавшихся первый раз на б месяцев, попавшихся второй раз — на 2 года. Во время тюремного заключения они подвергаются порке так часто и в таких раз­мерах, Как это заблагорассудится мировым судьям... Неиспра­вимых и опасных бродяг предписывается клеймить, выжигая на левом плече букву «К», и посылать на принудительные работы; если же они еще раз уличаются в нищенстве, их казнят без милосердия. Эти положения закона действовали вплоть до начала XVIII века и были отменены лишь актом, изданным на 12-м году царствования Анны, гл. 23.

Подобные законы имелись и во Франции, где в середине XVII века парижские бродяги основали так называемое «коро­левство бродяг». Еще в начале царство­вания Людовика XVI был издан ордонанс (от 13 июля 1777 г.), который предписывал ссылать на каторгу каждого здорового человека в возрасте от 16 до 60 лет, если он не имеет средств к существованию и определенной профессии. Аналогичные меры предписываются статутом Карла V для Нидерландов (октябрь 1537 г.), первым эдиктом штатов и городов Голландии от 19 марта 1614 г., плакатом Соединенных провинций от 25 июня 1649 г. и т. д.

Деревенское население, насильственно лишенное земли, изгнанное и превращенное в бродяг, старались приучить, опираясь на эти чудовищно террористические законы, к дисцип­лине наемного труда поркой, клеймами, пытками.

Мало того, что на одном полюсе выступают условия труда как капитал, а на другом полюсе — люди, не имеющие для продажи ничего, кроме своей собственной рабочей силы. Мало также принудить этих людей добровольно продавать себя. С дальнейшим ростом капиталистического производства развивается рабочий класс, который по своему воспитанию, традициям, привычкам признает условия этого способа производства как само собой разумеющиеся естественные законы. Организация развитого капиталистического процесса производства сламывает всякое сопротивление; постоянное создание относительного перенаселения удерживает закон спроса на труд и предложения труда, а следовательно и зара­ботную плату, в границах, соответствующих потребности ка­питала в возрастании; слепая сила экономических отношений закрепляет господство капиталистов над рабочими. Внеэконо­мическое, непосредственное принуждение, правда, еще продол­жает применяться, но лишь в виде исключения. При обычном ходе дел рабочего можно предоставить власти «естественных законов производства», т. е. зависимости от капитала, которая создается самими условиями производства, ими гарантируется и увековечивается. Иное видим мы в ту историческую эпоху, когда капиталистическое производство только еще складыва­лось. Нарождающейся буржуазии нужна государственная власть, и она действительно применяет государственную власть, чтобы «регулировать» заработную плату, т. е. принудительно удерживать ее в границах, благоприятствующих выколачи­ванию прибавочной стоимости, чтобы удлинять рабочий день и самого рабочего держать в нормальной зависимости от капи­тала. В этом существенный момент так называемого первона­чального накопления.

Класс наемных рабочих, возникший во второй половине XIV столетия, составлял тогда и в следующем столетии лишь очень ничтожную часть населения; его положение находило себе сильную опору в самостоятельном крестьянском хозяй­стве в деревне и цеховой организации в городах. Как в деревне, так и в городе хозяева и рабочие стояли социально близко друг к другу. Подчинение труда капиталу было лишь фор­мальным, т. е. самый способ производства еще не обладал специфически капиталистическим характером. Переменный элемент капитала сильно преобладал над постоянным его элементом. Вследствие этого спрос на наемный труд быстро возрастал с накоплением капитала, а предложение наемного труда лишь медленно следовало за спросом. Значительная часть национального продукта, превратившаяся позднее в фонд накопления капитала, в то время еще входила в фонд потреб­ления рабочего.

Законодательство относительно наемного труда, с самого начала имевшее в виду эксплуатацию рабочего и в своем даль­нейшем развитии неизменно враждебное рабочему [24], начи­нается в Англии при Эдуарде III рабочим статутом от 1349 года. Во Франции ему соответствует ордонанс 1350 г., изданный от имени короля Иоанна. Английское и французское законода­тельства развиваются параллельно и по содержанию своему тождественны. Я не стану касаться рабочих статутов как сред­ства для удлинения рабочего дня, поскольку с этой стороны они уже рассмотрены выше (глава восьмая, раздел 5).

Рабочий статут был издан вследствие настоятельных жалоб палаты общин.

«Прежде», — наивно замечает один тори, — «бедные требовали столь высокой заработной платы, что это угрожало промышленности и богат­ству. Теперь заработная плата их настолько низка, что это опять-таки является угрозой промышленности и богатству, хотя и иной, чем раньше, и, быть может, еще более опасной, чем тогда» [25]'.

Законом устанавливается тариф заработной платы для города и деревни, для сдельной и поденной работы. Сельские рабочие должны наниматься на год, городские же — «на воль­ном рынке». Под страхом тюремного наказания воспрещается выдавать плату более высокую, чем указанная в статуте, причем лица, получившие такую незаконную плату, наказы­ваются строже, чем уплатившие ее. Так, например, еще в Елиза­ветинском статуте об учениках статьями 18 и 19 предусматри­валось десятидневное тюремное заключение для того, кто выдал плату выше тарифной, и трехнедельное заключение для того, кто ее принял. Статут 1360 г. увеличивал меру наказания и даже уполномочивал хозяев заставлять рабочих путем физи­ческого принуждения работать на условиях установленного законом тарифа. Все союзы, договоры, клятвы и т. п., которые объединяли каменщиков и плотников, были объявлены недей­ствительными. Коалиции рабочих рассматривались как тяжкое преступление начиная с XIV века и вплоть до 1825 г., когда были отменены законы против коалиций. Дух рабочего статута 1349 г. и всех последующих законов ярко сказывается в том, что государство устанавливает лишь максимум заработной платы, но отнюдь не ее минимум.

В XVI столетии положение рабочих, как известно, очень ухудшилось. Денежная плата повысилась, но далеко не в той степени, в какой обесценились деньги и повысились цепы това­ров. Следовательно, фактически заработная плата упала. Тем не менее законы, направленные к понижению заработной платы, продолжали действовать; вместе с тем отрезывались уши и налагались клейма на тех, «кого никто не соглашался взять в услужение». Статут об учениках, изданный на 5-м году царствования Елизаветы, гл. 3, уполномочивает мировых судей устанавливать определенный уровень заработной платы и видоизменять его сообразно временам года и товарным ценам. Яков I распространил это регулирование труда на ткачей, прядильщиков и все прочие категории рабочих.[26] Георг II распространил законы против рабочих коалиций на все ману­фактуры.

В собственно мануфактурный период капиталистический способ производства достаточно окреп для того, чтобы сделать законодательное регулирование заработной платы и невыпол­нимым и ненужным, но тем не менее все же хотели удержать на всякий случай это оружие из старого арсенала. Еще акт, изданный на 8-м году царствования Георга II, воспрещает давать портным-подмастерьям Лондона и окрестностей более 2 шилл. 7 ½ пенсов поденной платы, за исключением случаев всенародного траура; еще акт, изданный на 13-м году царство­вания Георга III, гл. 68, предоставляет мировым судьям ре­гулировать заработную плату шелкоткачей; еще в 1796 г. потребовалось два постановления высших судебных учрежде­ний, для того чтобы решить, распространяются ли приказы мировых судей о заработной плате и на несельскохозяйственных рабочих; еще в 1799 г. парламентским актом было подтверж­дено, что заработная плата горнорабочих Шотландии регули­руется статутом Елизаветы и двумя шотландскими актами 1661 и 1671 годов. Насколько сильно изменились к этому вре­мени условия, показывает один случай, неслыханный в прак­тике английской палаты общин. Здесь, где в течение более 400 лет фабриковались законы, устанавливающие исключи­тельно тот максимум, которого ни в коем случае не должна превышать заработная плата, Уитбред предложил в 1796 г. определить законом минимум заработной платы для сельско­хозяйственных рабочих. Питт воспротивился этому, согла­шаясь, однако, что «положение бедных ужасно (cruel)». Нако­нец, в 1813 г. законы относительно регулирования заработной платы были отменены. Они стали смешной аномалией в усло­виях, когда капиталист регулирует труд на своей фабрике посредством своего личного законодательства и при помощи налога в пользу бедных дополняет до необходимого минимума плату сельских рабочих. Но и по настоящее время сохранились в полной неприкосновенности положения рабочих статутов, касающиеся контрактов между хозяином и рабочими, сроков расторжения и т. п., —положения, согласно которым хозяину, нарушившему контракт, может быть предъявлен лишь граж­данский иск, тогда как рабочий, нарушивший контракт, подлежит уголовной ответственности.

Жестокие законы против коалиции пали в 1825 г., когда поведение пролетариата стало угрожающим. Однако они пали только отчасти. Некоторые милые остатки старых статутов исчезли лишь в 1859 году. Наконец, 29 июня 1871 г. был издан парламентский акт, претендовавший на то, что он якобы унич­тожает последние следы этого классового законодательства, так как он даровал юридическое признание тред-юнионам. Но другой парламентский акт, изданный в тот же день (акт, принятый во изменение уголовного закона о мерах наказания за насилие, угрозы и посягательство), фактически восстановил прежнее положение в новой форме. При помощи такого парла­ментского фокуса все средства, которыми могли бы воспользо­ваться рабочие во время стачки или локаута (стачки связанных между собой фабрикантов, которые прибегают к одновре­менному закрытию своих фабрик), были изъяты из общего права и подчинены исключительному уголовному закону, истолкование которого всецело зависело от мировых судей, т. е. от фабрикантов. Двумя годами раньше тот же самый г-н Гладстон в той же самой палате общин с известным благо­родством внес законопроект об отмене всех исключительных законов, направленных против рабочего класса. Но дальше, чем до второго чтения этого законопроекта, дело не пошло, проект был положен под сукно, пока, наконец, «великая либе­ральная партия», соединившись с торн, не набралась смелости решительно выступить против того самого пролетариата, который поставил ее у власти. Не довольствуясь этим преда­тельством, «великая либеральная партия» позволила англий­ским судьям, всегда пресмыкавшимся перед господствующими классами, откопать старый закон против «конспирации» и применить его к рабочим коалициям. Как мы видим, лишь против собственной воли и под давлением масс английский парламент отказался от законов против стачек и тред-юнионов, после того как сам этот парламент с бесстыдным эгоизмом в те­чение пятисот лет занимал положение постоянного тред-юниона капиталистов, направленного против рабочих.

Точно так же французская буржуазия в самом начале революционной бури решилась отнять у рабочих только что завоеванное право ассоциаций. Декретом от 14 июня 1791 г. она объявила все рабочие коалиции «преступлением против свободы и декларации прав человека», караемым штрафом в 500 ливров и лишением активных прав гражданина на один год[27]. Этот закон, втискивающий государственно-полицей­скими мерами конкуренцию между капиталом и трудом в рамки, удобные для капитала, пережил все революции и смены ди­настий. Даже правительство террора ²¹² оставило его непри­косновенным. Лишь совсем недавно он вычеркнут из Сос1е рёна1 [Уголовного кодекса]. В высшей степени характерна мотивировка этого буржуазного государственного переворота. «Хотя и желательно, — говорил выступивший докладчиком Ле Шапелье, —повышение заработной платы выше теперешнего уровня, дабы тот, кто получает эту плату, избавился от абсо­лютной, почти рабской зависимости, обусловленной недостат­ком необходимых жизненных средств», тем не менее рабочие не должны сговариваться между собой относительно своих интересов, не должны действовать совместно с целью смягчить свою «абсолютную, почти рабскую зависимость», так как этим «они нарушили бы свободу своих бывших хозяев, теперешних предпринимателей» (свободу держать рабочих в рабстве!), и так как коалиция против деспотии бывших цеховых хозяев есть — что бы вы думали? — есть восстановление цехов, от­мененных французской конституцией.