Зависимое происхождение и природа реальности 5 страница

 

Конечно, я не предполагаю, что нам следует ударяться в подобные размышления в любой ситуации. Когда нам грозит физическая расправа, нам, пожалуй, лучше будет сосредоточить свои силы не на размышлениях, а на том, чтобы поскорее убежать! Но очень полезно найти время на то, чтобы разобраться как следует во всех выгодах терпения. Это поможет нам творчески решить трудные проблемы, возникающие из-за каких-то бед.

 

Я упоминал ранее, что so pa, или терпение, действует как противодействующая гневу сила. На деле мы обнаруживаем, что можем найти нечто, противостоящее каждому из негативных состояний. Например, скромность противостоит гордыне; удовлетворенность противостоит алчности; настойчивость противостоит лени. Поэтому, если мы желаем справиться с нездоровыми состояниями, возникающими тогда, когда мы позволяем развиться негативным мыслям и чувствам, то взращивание добродетели не следует рассматривать отдельно от сдерживания нашего отклика на болезненные эмоции. Они идут рука об руку. Именно поэтому нравственная дисциплина не может быть ограничена только воздерживанием, или только принятием положительных качеств.

 

Чтобы увидеть, как именно процесс обуздания сочетается с работой по нейтрализации, давайте рассмотрим тревожность. Мы можем описать ее как вид страха, но такой, в котором присутствует сильный рассудочный компонент. Вот нам неизбежно придется столкнуться с переживанием или событием, которого мы опасаемся. Опасение превращается в тревожность, если мы начинаем упорно размышлять о предстоящем и позволяем воображению добавлять отрицательные образы. Тогда мы ощущаем тревогу и начинаем терзаться. И чем больше мы предаемся беспокойству, тем более находим для него причин. Постепенно мы обнаруживаем, что уже постоянно страдаем. Чем более усиливается это состояние, тем менее мы способны что-то предпринять против него, и тем сильнее оно становится. Но, когда мы хорошенько подумаем, то увидим, что в основе этого процесса лежит узость взглядов и отсутствие правильной перспективы. Из-за этого мы не замечаем того факта, что вещи и события возникают в результате бесчисленных причин и условий. Мы склонны сосредоточиваться на всего лишь одной-двух сторонах ситуации, в которой очутились. Поступая так, мы неизбежно ограничиваем себя, ища средства к тому, чтобы справиться именно с этими сторонами. Трудность тут в том, что, если нам это не удается, нам грозит полный упадок духа. Таким образом, первым шагом к преодолению тревоги является выработка широкого взгляда на ситуацию.

 

Мы можем сделать это множеством способов. Один из наиболее эффективных — постараться переместить фокус своего внимания с себя в сторону других. Если нам это удастся, мы обнаружим, что масштаб наших собственных проблем уменьшился. Это не значит, что надо полностью игнорировать собственные нужды, — скорее нам следует постараться помнить и о нуждах других людей наряду со своими собственными, как бы настоятельны они ни были. Такой ход очень помогает, потому что, когда наша забота о других переходит в действие, мы обнаруживаем, что наша уверенность в себе тут же возрастает сама собой, а беспокойство и тревога ослабевают. И в самом деле, мы обнаруживаем, что почти все умственные и эмоциональные страдания, являющиеся столь характерной чертой современной жизни — включая чувство беспомощности, одиночества и тому подобное, — уменьшаются в тот самый момент, когда мы включаемся в деятельность, обусловленную заботой о других людях. На мой взгляд, это объясняет, почему для сокращения тревожности недостаточно лишь совершать внешне правильные поступки. Когда в основе действия лежат сиюминутные цели, мы просто создаем для себя новые проблемы.

 

Но что делать в тех случаях, когда мы обнаруживаем, что наша жизнь в целом нас не удовлетворяет, или когда мы ощущаем, что страдания переполняют нас и становятся невыносимыми, — как со всеми нами случается время от времени с разной силой? Когда такое происходит, чрезвычайно важно предпринять все усилия к тому, чтобы поднять настроение. Мы можем сделать это, вспоминая то хорошее, что у нас есть. Может быть, например, нас кто-то любит; у нас могут быть какие-то таланты; отличное образование; у нас есть все необходимое для жизни — пища, одежда, какой-то дом, — и мы в прошлом совершали альтруистические поступки. Вроде банкира, который собирает проценты даже с самых малых сумм денег, доверенных ему, мы должны принять во внимание все, пусть самые незначительные положительные события и стороны нашей жизни. Ведь если нам не удастся отыскать способ подбодрить себя, нам грозит серьезная опасность еще более провалиться в чувство собственного бессилия. Это может привести нас к убеждению, что у нас вообще нет способностей для совершения хоть чего-нибудь хорошего. Таким образом мы создаем условия для полного отчаяния. В подобном состоянии самоубийство может показаться единственным выходом.

 

В большинстве случаев безнадежности и отчаяния мы находим, что проблема тут не столько в самой ситуации, сколько в том, как воспринимает ее человек. Конечно, может статься, проблема неразрешима без помощи других людей. В таком случае решение сводится к тому, чтобы обратиться за помощью. Однако иной раз возникают и некие действительно безвыходные обстоятельства. Вот здесь источником утешения может быть религия, — но это отдельная тема.

 

Из чего еще может состоять этика добродетели? В качестве основополагающего принципа важно избегать крайностей. Все знают, что переедание столь же опасно, как и недоедание, и то же относится к поискам и освоению добродетели. Мы обнаруживаем, что даже благородные порывы могут стать источником вреда, если они доводят до крайности. Например, избыток храбрости без должного внимания к обстоятельствам быстро превращается в безрассудный риск. Неумеренность подрывает одно из основных намерений при освоении добродетели, состоящее в желании уменьшить нашу склонность слишком остро реагировать на других и на те события, которые причиняют нам неизбежные страдания.

 

Важно также осознать, что для преображения сердца и ума таким образом, чтобы наши действия самопроизвольно становились нравственными, требуется внедрить стремление к добродетели в сердцевину нашей повседневной жизни. Причина тут в том, что любовь и сострадание, терпение, щедрость, скромность и тому подобное взаимно дополняют друг друга. И поскольку очень трудно искоренить болезненные эмоции, необходимо приучиться к их противоположностям еще до того, как возникнут отрицательные мысли и чувства. Например, взращивание щедрости важно для противодействия нашей склонности слишком тщательно охранять свою собственность и даже свои силы. Практика даяния помогает нам преодолеть привычку к скупости, которую мы оправдываем, спрашивая себя: "А что я получу взамен, если начну раздавать свое добро?"

 

Даяние определяется как добродетель во всех основных религиозных традициях и в каждом из цивилизованных обществ, и оно с очевидностью приносит пользу и дающему, и получающему. Тот, кто получает, избавляется от мучающей его нужды в чем-то. Тот, кто дает, ощущает удовлетворение от радости, принесенной его даром другому человеку. В то же время мы должны понимать, что существуют разные типы и размеры даяния. Когда мы дарим, тайно рассчитывая возвыситься в глазах других людей — в надежде завоевать славу и заставить их думать о нас как о людях добродетельных или даже святых, — мы тем самым профанируем даяние. В этом случае наше действие — не щедрость, а самовозвеличение. Сходным образом тот, кто дает много, может быть далеко не таким щедрым, как тот, кто дает мало. Все зависит от намерений и мотивации дающего.

 

Хотя одно не заменяет другого, однако даяние нашего времени и сил может в определенном смысле оказаться более высоким даром, чем материальные подарки. Я сейчас думаю в особенности о помощи тем, кто страдает умственными или физическими расстройствами, бездомным, тем, кто очень одинок, тем, кто находится в тюрьме или вышел из заключения. Но в этот же тип даяния входит, например, работа преподавателя, который делится своими знаниями со студентами. Далее, в моем представлении, наиболее сострадательная форма даяния — та, когда оно совершается вообще без мысли о вознаграждении и основано на искренней заботе о других. Ведь чем более мы сосредоточиваемся наряду со своими интересами на интересах других, тем более уверенно мы строим фундамент нашего собственного счастья.

 

Утверждение, что скромность — существенная составляющая в нашей работе по изменению себя, может показаться противоречащим тому, что я говорил о необходимости уверенности. Но так же, как явно различаются обоснованная уверенность, понимаемая как самоуважение, и самонадеянность, которую можно определить как преувеличенное чувство собственной значимости, основанное на ложном представлении о себе, — так же следует различать подлинную скромность, являющуюся разновидностью сдержанности, и недостаток уверенности в себе. Это совсем не одно и то же, хотя многие их путают. Отчасти этой путаницей объясняется, почему в наши дни скромность чаще воспринимается как слабость, чем как свидетельство внутренней силы, — особенно в сфере деловых и профессиональных отношений. Разумеется, современное общество не может поставить скромность на такое место, на каком она стояла в Тибете в годы моей юности. Тогда и наша культура, и восхищение людей скромностью создавали обстановку, в которой она процветала, в то время как амбиции (которые нужно отличать от совершенно правильного стремления преуспеть в полезной деятельности) воспринимались как качество, слишком легко приводящее к эгоцентрическому мышлению. Однако в современной жизни скромность важнее, чем когда-либо. Чем более мы, люди, преуспеваем — и как личности, и как сообщество — благодаря развитию науки и техники, тем необходимее становится сохранять скромность. Ведь чем выше наши временные достижения, тем более мы становимся уязвимыми для гордыни и самонадеянности.

 

Полезным приемом для развития подлинных уверенности в себе и скромности является размышление над примером людей, чье самомнение сделало их объектом насмешек. Они могут и не осознавать, насколько глупо они выглядят, но любому другому это видно. Но это не для того, чтобы осуждать других. Скорее тут вопрос в том, чтобы втолковать самому себе, каковы отрицательные последствия подобных состояний сердца и ума. Видя на примере других, куда такие состояния могут завести, мы преисполнимся решимости избежать их. В определенном смысле мы выворачиваем наизнанку принцип непричинения вреда другим, на том основании, что не хотим, чтобы нам причиняли вред, и извлекаем пользу из того факта, что куда легче увидеть чужие недостатки, чем признать чужие добродетели. Так же гораздо легче заметить чужие ошибки, чем свои.

 

Здесь, наверное, нужно добавить, что, если скромность не следует путать с недостатком уверенности в себе, то еще менее допустимо путать ее с чувством собственной никчемности. Недостаток должного понимания нашей собственной ценности всегда пагубен и может привести к умственному, эмоциональному и духовному параличу. При таких обстоятельствах человек может даже возненавидеть себя, хотя я и должен признать, что концепция ненависти к себе показалась мне несколько несвязной, когда я впервые услышал ее изложение от некоторых западных психологов. Она выглядит противоречащей тому принципу, что наше основополагающее желание — быть счастливыми и избежать страданий. Но сейчас я допускаю, что, когда личность теряет чувство перспективы, есть опасность возникновения ненависти к себе. И тем не менее все мы обладаем способностью к сопереживанию. Все мы, таким образом, потенциально способны к нравственному поведению, даже если оно примет всего лишь форму положительных мыслей. Считать себя никчемным просто ошибочно.

 

Другой способ избежать сужения взглядов, ведущего к таким крайним состояниям, как ненависть к самому себе и отчаяние, — это радость по поводу чужой удачи, в чем бы мы ее ни видели. В качестве такой тренировки полезно использовать любую возможность для того, чтобы продемонстрировать свое уважение к другим людям, даже похвалить их, если это кажется кстати. Если же похвала может показаться лестью или вызвать у человека чувство самодовольства, то, возможно, лучше воздержаться от высказывания. Если же хвалят нас самих, чрезвычайно важно не позволить себе начать кичиться и важничать. Вместо того лучше подумать о том, что другие люди великодушны в оценке наших хороших качеств.

 

В качестве средства преодоления тех негативных мыслей о самих себе, которые возникают в связи с какими-то событиями прошлого, когда мы пренебрегли чьими-то чувствами ради собственных эгоистических желаний и интересов, очень полезно пробудить в себе сожаление и раскаяние. Но пусть читатель не подумает, что я выступаю в защиту чувства вины, о котором говорят многие мои западные друзья. Похоже, у нас в тибетском языке и нет слова, которое можно было бы перевести именно как "вина". И поскольку это слово очень сильно зависит от культурных ассоциаций, я даже не уверен, что до конца понимаю смысл этой концепции. Но мне кажется, что в то время, как вполне естественно появление чувства дискомфорта в связи с ошибками прошлого, здесь должен присутствовать и некий элемент снисходительности к самому себе, если этот дискомфорт усиливается до ощущения вины. Нет никакого смысла в том, чтобы беспрестанно тревожиться из-за дурного поступка, совершенного нами в прошлом, и доводить себя до умственного паралича. Что сделано, то сделано. Если человек верит в Бога, он может найти способ справиться с проблемой, покаявшись перед ним. Если же говорить о буддийской традиции, то существуют различные обряды и практики для очищения. Но если человек не религиозен, то тут, конечно, необходимо осознать и принять те негативные чувства, которые могут у нас возникнуть в связи с нашими ошибками, и породить в уме печаль и сожаление по этому поводу. Но затем важно не останавливаться на печали и сожалении, а использовать их в качестве основы для твёрдости — глубоко продуманного решения никогда больше не вредить другим и направлять свои действия только на пользу другим. Если мы откроемся, или исповедуемся, в своих дурных поступках кому-то еще — в особенности такому человеку, которого мы уважаем и которому доверяем, — это может оказаться очень полезным. Кроме того, нам следует помнить, что, пока мы сохраняем способность заботиться о других, у нас остаются шансы изменить себя. Мы окажемся совершенно не правы, если просто глубоко осознаем тяжесть совершенного, а затем, вместо того, чтобы бороться с негативными чувствами, оставим надежду и ничего не будем предпринимать. Это лишь осложнит нашу ошибку.

 

Мы в Тибете говорим, что заниматься тренировкой добродетели так же трудно, как заставить осла идти в гору, а совершать дурные поступки так же легко, как катить камни вниз по склону. Говорят также, что дурные порывы возникают внезапно, как дождь, и набирают силу, как горный поток. Что еще ухудшает дело, так это наша склонность позволять себе дурные мысли и чувства, даже если мы понимаем, что делать этого не следует. Поэтому важно обратиться непосредственно к нашей склонности откладывать дело на потом, заниматься пустяками и отказываться от необходимого изменения собственных привычек на том основании, что это слишком тяжелая работа. В особенности важно не позволять себе оправдываться тем, что страдания других слишком велики. Несчастья миллионов — не повод к жалости. Скорее это основание для развития в себе сострадания.

 

Мы должны также осознавать, что отказ от действия, когда очевидно, что действие необходимо, может сам по себе оказаться дурным поступком. Если бездействие вызвано гневом, или злым умыслом, или завистью, — совершенно ясно, что в качестве мотива вступают болезненные эмоции. Это верно и для простых, и для более сложных ситуаций. Если муж не предостерегает жену, что кастрюля, которую та собирается взять, горячая, поскольку хочет, чтобы жена обожглась, — понятно, что тут скорее всего присутствует болезненная эмоция. С другой стороны, если бездействие является результатом простой лени, то умственное и эмоциональное состояние ленивого человека могут быть и не такими уж отрицательными. Но последствия могут оказаться чрезвычайно серьезными, хотя подобная бездеятельность связана не столько с негативными мыслями и чувствами, сколько с недостатком сострадания. Поэтому, когда мы учимся сдерживать свой отклик на болезненные эмоции, важно также с не меньшей решимостью стараться преодолеть нашу привычную тягу к лени.

 

Это нелегкая задача, и те, кто обладает религиозным складом ума, должны понимать, что ни благословение или посвящение — если вы можете их получить, — ни тайные или магические формулы, мантры, или обряды — если вы можете из раздобыть, — не помогут вам мгновенно изменить себя. Это происходит постепенно, как здание растет по мере того, как складываются кирпич к кирпичу, или как, по тибетской пословице, капля за каплей рождают океан. И, конечно, поскольку болезненные эмоции, в отличие от наших тел, которые болеют, стареют и умирают, никогда не старятся, важно понимать, что борьба с ними — это дело всей нашей жизни. Но читатель не должен полагать, что то, о чем мы здесь говорим, — это лишь простое накопление знаний. Нет, тут дело даже не в уверенности, которая может родиться из подобного знания. Мы говорим о приобретении опыта добродетели через постоянную тренировку и размышление, — чтобы добродетель стала в конце концов для нас естественной. Мы видим, что, чем больше мы воспитываем в себе заботу о благополучии других, тем легче нам становится действовать в их интересах. Когда же мы привыкаем к необходимому усилию, нам уже проще поддерживать нужное состояние. Постепенно добродетель становится нашей второй натурой. И короче пути нет.

 

Вовлечение в добродетельную деятельность немножко похоже на воспитание маленького ребенка. Здесь действует огромное множество факторов. В особенности поначалу нам необходимо быть осторожными и ловкими в наших попытках изменить свои привычки и склонности. Нам также нужно быть реалистичными в отношении ожидаемых достижений. Мы стали такими, какие есть, не за один день, и наши привычки не изменятся за одну ночь. Поэтому, хотя и полезно в процессе развития повышать требования к себе, все же неверно судить о собственном поведении, взяв за образец некий идеал, — так же, как было бы глупо судить об успехах первокурсника с точки зрения выпускника колледжа. Ученая степень — это идеал, а не образец. Поэтому вместо взрывов героизма, за которыми следуют долгие периоды расслабленности, куда полезнее работать упорно, пробиваясь к цели преобразования себя, как река пробивается к морю.

 

Одним из методов, очень помогающих нам в этом пожизненном труде, является использование для продвижения вперед наших обычных повседневных дел. Конечно, религиозные практики воодушевляют нас при движении по пути добродетели. Но это не значит, что неверующие не могли бы использовать некоторые идеи и технические приемы, которые служат человечеству уже тысячелетия. Приобретя привычку заботиться о благополучии других и тратя поутру несколько минут на размышление о том, насколько это ценно — жить в соответствии с этическими принципами, мы будем хорошо начинать день, независимо от наших верований или отсутствия таковых. Точно так же правильно и в конце дня потратить немного времени на то, чтобы обдумать, насколько верно мы следовали своему пути. Такая тренировка чрезвычайно полезна для укрепления решимости не потворствовать своим слабостям.

 

Если всё это кажется несколько обременительным для читателя, ищущего не нирваны или спасения, а простого человеческого счастья, то будет полезно напомнить себе: самую большую радость и удовлетворение в жизни приносят нам те поступки, которые мы совершаем ради блага других. Это действительно так, и мы можем продолжить эту мысль. Тогда как на фундаментальные вопросы человеческого бытия, вроде того, зачем мы существуем на свете, к чему мы идем, и имеет ли Вселенная начало, разные философские школы дают разные ответы, — самоочевидно, что доброе сердце и нравственные поступки ведут ко все большему покою. Равным образом ясно, что их противоположности приводят к нежелательным последствиям. Счастье вырастает на почве добродетели. И если мы действительно хотим быть счастливыми, нет другого пути, кроме пути добродетели; это единственный метод, благодаря которому достигается счастье. А основой добродетели, ее почвой, можем добавить мы, является нравственная дисциплина.

 

Глава 8

ЭТИКА СОСТРАДАНИЯ

 

Мы уже отметили ранее, что все основные мировые религии подчеркивают важность взращивания любви и сострадания. В буддийской философской традиции описаны разные уровни этого навыка. На первичном уровне сострадание (nying je) понимается в основном как сопереживание — то есть наша способность вникать и в определенной мере разделять чужие страдания. Но буддисты — а возможно, и другие — верят, что это свойство может быть развито до такой степени, когда сострадание не только возникает без малейшего усилия, но становится безусловным, неразличающим и не имеющим границ. Возникает чувство близости со всеми другими существами, включая, конечно, и тех, кто может причинить нам вред, — и в книгах это чувство сравнивается с любовью матери к своему единственному ребенку.

 

Но это равное ко всем чувство не рассматривается как конечная цель. Скорее оно видится как трамплин для дальнейшего увеличения любви. Поскольку способность к сопереживанию присуща нам от природы, как и способность мыслить, сострадание обладает теми же свойствами, что и сознание. Поэтому возможности его развития стабильны и непрерывны. Это не такой запас, который может быть исчерпан, — как вода при кипячении. И хотя о развитии сострадания говорится как о деятельности, это не похоже на физические тренировки, например тренировки в прыжках в высоту, где однажды мы достигаем определенного предела, через который уже не в состоянии перешагнуть. Напротив, считается, что, когда мы, намеренно раскрываясь навстречу сопереживанию, усиливаем свою чувствительность к чужим страданиям, мы может постепенно довести сострадание до той точки, где чувства человека уже так сильно задевает малейший признак страдания других людей, что он переполняется сознанием ответственности за всех и каждого. Это подталкивает сострадающего к тому, чтобы полностью посвятить себя помощи другим — с целью избавить их от страдания и от причин страдания. По-тибетски этот предельный уровень достижения называется nying je chenmo, буквально — "великое сострадание".

 

Я совсем не предполагаю, что каждый человек должен достичь таких высоких ступеней духовного развития, чтобы вести безупречную в этическом отношении жизнь. Я описал nying je chenmo не потому, что это предварительное условие этического поведения, а скорее потому, что верю: доведение логики сострадания до высочайшего уровня может служить могучим вдохновением. Если мы сможем просто стремиться к развитию nying je chenmo, или великого сострадания, как к идеалу, — это естественным образом окажет существенное воздействие на наши воззрения. Такое стремление, основанное на простом признании того, что точно так же, как и я сам, все другие хотят быть счастливыми и не хотят страдать, послужит постоянным напоминанием, помогающим справиться с эгоизмом и пристрастностью. Оно будет напоминать нам, что мы немного выиграем от собственной доброты и щедрости, если будем ожидать взамен какой-то награды. Оно напомнит нам, что поступки, совершенные ради завоевания доброй репутации, по сути останутся эгоистичными, даже если они выглядят как проявление доброты. Оно также будет всегда напоминать нам, что нет ничего особенного в милосердии к тем, кто нам и так близок. И оно поможет нам осознать, что та привязанность, которую мы естественным образом испытываем к своим родным и друзьям, на самом деле чрезвычайно ненадежна как база для этического поведения. Если мы будем вести себя нравственно только по отношению к тем, с кем близки, возникнет опасность, что мы начнем пренебрегать своими обязательствами по отношению ко всем, кто не входит в этот круг.

 

Почему это так? До тех пор, пока люди оправдывают наши ожидания, все идет хорошо. Но стоит им сделать что-то не так, и тот, кого мы считали лучшим другом, на следующий день может стать заклятым врагом. Как мы уже видели прежде, мы имеем склонность плохо реагировать на любого, кто угрожает исполнению наших наиболее лелеемых надежд, будь они хоть нашими ближайшими родственниками. По этой причине сострадание и взаимное уважение предлагают более основательный фундамент для наших отношений с другими людьми. Это верно и в отношении личных связей. Если наша любовь к кому-то вызвана в основном внешней привлекательностью, будь то красота или какие-то иные особенности, то вполне возможно, что наши чувства к этому человеку со временем иссякнут. Когда такой человек утратит очаровавшие нас качества или когда мы обнаружим, что нас они более не удовлетворяют, ситуация может полностью измениться, несмотря на то, что человек останется тем же самым. Вот поэтому взаимоотношения, построенные только на интересе к внешней привлекательности, почти всегда неустойчивы. С другой стороны, когда мы начинаем совершенствовать свое сострадание, ни внешность других людей, ни их поведение уже в основном не влияют на наше к ним отношение.

 

Подумаем также над тем, что обычно наши чувства к другим людям во многом зависят от их положения. Большинство людей, встречаясь с инвалидом, испытывают симпатию к такому человеку. Но, если они видят того, кто обладает более крепким здоровьем, или лучше образован, или занимает более высокое положение в обществе, — они тут же проникаются к нему завистью и ревностью. Наши отрицательные чувства мешают нам видеть наше сходство с другими людьми. Мы забываем, что все, будь они удачливы или неудачливы, близки нам или далеки, точно так же, как мы сами, хотят быть счастливыми и не желают страдать.

 

Таким образом, следует стараться преодолеть подобную пристрастность. Конечно, воспитание в себе подлинного сострадания к своим любимым — очевидное и правильное начало пути. Воздействие, которое наши поступки оказывают на близких нам людей, куда сильнее, чем воздействие их на посторонних, а потому и наша ответственность в данном случае выше. Но мы должны понять и то, что в конечном счете нет оснований для особого отношения к родным. В этом смысле мы все находимся в одинаковом положении, — как врач, перед которым стоят десять пациентов, страдающих одной и той же серьезной болезнью. Все они в равной мере нуждаются в лечении. Однако читателю не следует думать, что я здесь защищаю холодное безразличие. Когда мы начинаем развивать сострадание к другим, то следующая важная задача — научиться испытывать к другим такие же теплые чувства, как к самым близким нам людям. Другими словами, предполагается, что нам необходимо приложить усилия для воспитания равного отношения ко всем людям, — и таким образом возникнет почва, в которую мы сможем посеять семя nying je chenmo, великих любви и сострадания.

 

Если мы начнем относиться к другим на основе подобного равенства, наше сострадание перестанет зависеть от того, муж ли перед нами, жена, родственник или друг. Скорее тут может развиться чувство близости ко всем, — на основе той простой мысли, что все они, как и мы сами, желают стать счастливыми и избавиться от страданий. Иначе говоря, мы начнем относиться к другим, исходя из их живой природы. Тут мы снова можем представить себе идеал, который необычайно трудно достичь. Но что касается меня, то я считаю, что как раз такой идеал чрезвычайно вдохновляет и приносит пользу.

 

Давайте теперь обсудим роль сострадательной любви и добросердечия в нашей повседневной жизни. Если мы будем развивать их до такой степени, когда они станут ничем не ограниченными, то значит ли это, что мы должны полностью отказаться от собственных интересов? Ничуть. На деле это лучший путь служения им; можно даже сказать, что это и есть самый мудрый курс на удовлетворение собственных желаний. Ведь если верно то, что счастье состоит из таких качеств, как любовь, терпение, терпимость и прощение, и если верно также и то, что nying je, или сострадание, как я это определил, является и источником, и плодом перечисленных качеств, — тогда чем более мы сострадательны, тем более мы обеспечиваем собственное счастье. Так что мысль о том, что забота о других, каким бы благородным делом она ни была, касается только нашей личной жизни, просто недальновидна. Сострадание принадлежит ко всем сферам деятельности, включая, само собой, и работу.

 

Однако здесь я должен признать, что существует мнение — разделяемое, похоже, многими — о том, что сострадание если и не мешает, то по крайней мере непригодно в сфере деловой жизни. Лично я бы возразил, что оно не просто уместно; при отсутствии сострадания нам грозит та опасность, что наша деятельность может стать разрушительной. Это потому, что, когда мы не принимаем во внимание возможное воздействие наших поступков на благополучие других людей, мы неизбежно кончим тем, что принесем им вред. Этика сострадания помогает нам создать необходимые основания и мотивы и для ограничения дурных последствий, и для взращивания добродетели. Когда мы начинаем воспитывать в себе подлинное понимание ценности сострадания, наш взгляд на других начинает автоматически меняться. Уже это само по себе может сильно повлиять на ход нашей жизни. Когда, например, возникает искушение обмануть кого-то, наше сострадание к этим людям предохранит нас от осуществления такой идеи. А когда мы понимаем, что наша работа как таковая может быть использована во вред людям, сострадание подтолкнет нас к тому, чтобы бросить ее. Тут нетрудно представить ученого, результаты исследований которого способны стать источником страдания; осознав это, ученый может выбрать верную линию поведения, даже если это будет означать остановку проекта.