Соотношение потребления, сбережений и инвестиций. Парадокс бережливости

Личный располагаемый доход Y равен сумме личного потребления С и личных сбережений S.

Конечной целью любого производства является потребление, а потому не удивительно, что именно потребительские расходы выступают доминирующим компонентом личного располагаемого дохода. При этом С — не только значительный, но и самый стабильный структурный элемент Y: даже в кризисный период домохозяйствам свойственно стремление поддерживать привычный уровень потребления, они влеза­ют в долги, растрачивают ранее накопленные средства, претендуют на получение трансфертов государства, иностранной гуманитарной помощи и т.п. В условиях подъема экономики растущее потребление домохозяйств обычно отстает от динамики располагаемого дохода.

Сбережения домохозяйств — часть их личного располагаемого дохода, которая не израсходована на конечное потребление товаров и услуг. Назначение сбережений в экономике многофункционально. Во-первых, личные сбережения позволяют домохозяйствам сохранять традиционный уровень потребления при отсутствии достаточных текущих доходов. В связи с этим сбережения подвержены значительным краткосрочным колебаниям, они могут стать даже отрицательными при спаде и резко возрастать при подъеме экономики. В то же время в долго­срочном периоде доля сбережений в доходе относительно стабильна.

Во-вторых, сбережения обеспечивают высвобождение средств из сферы потребления и направление их на инвестиционные цели. Образно говоря, сбережения являются тем резервуаром, из которого черпа­ются инвестиции (от лат. investio — вкладывать) — долговременные вложения капитала в сферу производства, которые нацелены на расширение активов и получение дохода в будущем.

Превращение сбережений домохозяйств в инвестиции частных фирм осуществляется либо прямо — через непосредственное приобретение сберегателями акций и облигаций на фондовом рынке, выручка от продажи которых используется акционерными обществами на реализацию инвестиционных проектов, либо косвенно — когда в от­ношения сберегателей и инвесторов вторгаются финансовые посредни­ки (главным образом, коммерческие банки), выплачивающие первым процент по депозитам и кредитующие вторых под несколько большую процентную ставку.

Субъектами сбережений являются не только домохозяйства. Крупнейшим сберегателем в современном мире выступает сектор нефинансовых предприятий. Ими сберегается так называемая нераспределенная прибыль, т.е. та часть излишка выручки над затратами, которая не становится личным доходом их собственников (в форме дивидендов) и, не покидая сферу производства, при определенных условиях способна непосредственно (т.е. без участия бирж и банков) превратиться в инвестиции. На долю предприятий в развитых странах приходится сегодня примерно 60% валовых внутренних сбережений. Удельный вес сектора домохозяйств не превышает обычно 20—30%. В США, по оценке Е.Ф. Жу­кова, домохозяйствами сберегается лишь 1,0—0,9% полученных доходов и подавляющая часть валовых внутренних сбережений формируется корпорациями[25]. Признавая в качестве серьезного структурного баланса данной страны практически нулевую норму сбережений домохозяйств, Л. Григорьев и М. Салихов подчеркивают решающий вклад в финансирование инвестиций сбережений, приходящих из других государств[26]. Оставшаяся часть национальных сбережений приходится на органы государственного управления, аккумулирующие не потребленные ими средства в госбюджете. Сбережения государства, будучи мощным ресурсом регулирования национальной экономики, способны в обстановке инвестиционного кризиса в стране обеспечить сглаживание его негативных последствий за счет централизованных капиталовложений, а в условиях ускоряющейся инфляции резко притормозить ее путем масштабного изъятия дополнительных финансовых ресурсов в государственный бюджет. И если в первом случае закономерным следствием финансовой помощи частному сектору со стороны правительства сбережения последнего сокращаются, то во втором – наблюдается их форсированный рост, который в будущем поможет ослабить, скажем, остроту проблем старения нации (дополнительным финансированием пенсионной системы), исчерпания экспортируемых природных ресурсов или же резкого падения мировых цен на них. Без использования инструмента государственных сбережений довольно сложно достичь устойчивого макроэкономического равновесия.

Таким образом, валовые внутренние сбережения равны частным (сбережениям домохозяйств и фирм) в сумме со сбережениями государства в виде бюджетных излишков. Если же последние принимают отрицательное значение и в сфере общегосударственных финансов проявляется дефицит бюджета, то валовые внутренние сбережения оказываются меньше сбережений частных на величину такого дефицита. Источником инвестиционных ресурсов страны может стать и приток капитала из-за границы – в том случае, если он превышает масштабы утечки отечественного капитала. Отношение валовых сбережений к ВВП, называемое сберегательной квотой, во многом задает темпы экономического роста страны. Данная макроэкономическая пропорция в решающей степени определяет, какая доля национального продукта будет инвестирована в расширение производства.

Инвестиции как связующее звено между настоящим и будущим состояниями экономической системы могут осуществляться как частным сектором, так и государством, причем если частные инвестиции нацелены прежде всего на получение прибыли, то непосредственной целью государственных инвестиций может быть и регулирование национальной экономи­ки. Финансовыми источниками валовых государственных инвестиций выступают доходы государственного бюджета, прибыль государственных предприятий и их амортизационные фонды, денежная эмиссия, размещенные правительством внутренние и внешние займы, полученные им кредиты. Валовые частные инвестиции финансируются за счет собственных средств фирм (нераспределенной прибыли и амортизационных фондов), средств, привлеченных извне (путем продажи акций, облигаций и других ценных бумаг), долгосрочных кредитов, полученных в коммерческих банках и других кредитных учреждениях.

Инвестиции подразделяются на автономные и производные. Авто­номные инвестиции — та часть капиталовложений, которая непосредственно не зависит от национального дохода или, точнее, от направления его изменения: они способны увеличиваться в то время, когда в стране наблюдается экономический спад, и наоборот, сокращаться в обстановке циклического подъема. Определение количественных характеристик автономных инвестиций является прерогативой государства, рассматривающего их объем и динамику в качестве одного из ведущих регуляторов циклического развития национальной экономики. Та же часть капиталовложений, которая прямо зависит от размера национального дохода, — это производные инвестиции. Такие вложения, финансируемые в основном за счет выручки частных фирм, становятся результатом той или иной динамики совокупного дохода общества, увеличиваясь или уменьшаясь вслед за изменением последнего.

Пропорция между потреблением и сбережениями оказывают решающее влияние на динамику инвестиций, объем национального производства, уровень цен, занятость населения и другие ключевые параметры национальной экономики. Так, если условно принять в качестве оптимального соотношение потребления С и сбережений S 75: 25, то в случае резкого увеличения доли потребления (например, до 90: 10), в национальной экономике будет наблюдаться ускоряющий инфляцию ажиотажный потребительский спрос. Вместе с тем на него не смогут адекватно среагировать отечественные предприятия, обескровленные­ отсутствием финансовых источников инвестиций, и инфляционный рост цен в дальнейшем может сопровождаться в деинвестированной экономике падением ВВП и занятости населения, ввергая страну в пу­чину стагфляции. Если же, наоборот, домохозяйства станут стремительно наращивать сбережения и соотношение С: S выразится, например, цифрами 60: 40, то прямым следствием комбинации вялого потребительского спроса и чрезмерной сберегательной активности станет классический кризис перепроизводства, характеризуемый де­фляцией и массовой безработицей.

Поэтому кейнсианская теория делает вывод о том, что правительству далеко не всегда следует стремиться к неуклонному наращиванию сбережений населения. Действительно, масштабные сбережения могут быть полезными для страны, но только в случае, если она переживает хозяйственный подъем, способный быстро выдохнуться из-за ускоряющейся инфляции, которую как раз и следует вытравливать всемерным поощрением сберегательной активности домохозяйств. Но если национальная экономика переживает кризис, ситуация кардинальным образом меняется. Обосновываемый кейнсианцами пара­докс бережливости состоит в том, что попытки общества чрезмерно много сберегать зачастую не делают его богаче. Дж. Кейнс отмечал, что избыточная бережливость населения препятствует предпринимательской деятельности и формирует благодаря своему вредному влиянию на экономику некий порочный круг. Сберегая слишком много сегодня, население лишает себя будущих сбережений. Ведь каждый сбереженный рубль — это неизрасходованный рубль, а потому он не превращается в доход какого-то производителя товаров и услуг (даже в том случае, если он вложен в коммерческий банк, а не хранится дома). Поставленная им на рынок продукция не находит своего покупателя, из-за сокращения потребительского спроса происходит накопление товарных запасов. Спад активности покупателей побуждает торговые фирмы меньше заказывать продукции у производителей, что оборачивается банкротством множества предприятий, нарастанием безработицы, снижением заработной платы и т.п. В результате сжатия ВВП и соответственно располагаемого дохода уменьшается не только потребление домохозяйств, но и в еще большей степени уменьшаются их сбережения. Избыточные сбережения населения порождают диаметрально противоположные результаты: оно становится не богаче, а беднее. Данный парадокс проявляется в индустриально развитых, особенно в азиатских (например, в Японии) странах, жители которых отдают предпочтение будущему потреблению перед настоящим. В странах с высоким уровнем жизни сбережения частного сектора зачастую неспособны полностью трансформироваться в инве­сти­ции и потому, что здесь в значительной мере удовлетворены первоочередные потребности населения (что объективно сокращает его текущий потребитель­ский спрос). Имеет значение и факт неуклонного старения населе­ния Западной Европы и Японии, что стимулирует его к накоплению огром­ных средств в пенсионных фондах. Такая сдержанность домохозяйств в потребительских тратах заметно ухудшает инвестиционный климат, заставляя многие западноевропейские и японские компании становиться крайне осторожными в расширении своей производственной деятельности внутри. Однако и менее богатые страны вполне могут оказаться подвластными действию столь неприятного парадокса. Так, в современном Китае, где предложение товаров и услуг нарастает настолько быстрыми темпами, что совокупный спрос не успевает за его динамикой, нередко наблюдаются дефляционные процессы (в 1998, 1999 и 2002 гг. цены падали на 0,8%, 1,4% и 0,8 % соответственно[27]), побуждающие граждан переносить многие свои покупки в обозримое будущее и тем самым накладывающие дополнительные спросовые ограничения на хозяйственное развитие страны. Избыточная норма валовых национальных сбережений в КНР связана и с неким мотивом предосторожности, обоснованным опасением граждан этой страны оказаться в нищете в условиях нецивилизованно низких социальных гарантий, предоставляемых государством: кануло в Лету бесплатное распределение жилья – вплоть до того, что даже переселение из ветхих домов осуществляется на платной основе, наблюдается значительная степень коммерциализации здравоохранения и школьного образования (не говоря уже о высшем, где интенсивно повышается плата за обучение), до последнего времени на селе фактически отсутствовало пенсионное обеспечение, а в городах пенсии регулярно задерживались.

По мнению Дж. Кейнса, зависимость темпов экономического роста­ от уровня сбережений все же существует, но проявляется она лишь в бурно развивающейся экономике, где достигнута полная занятость производственных (в том числе трудовых) ресурсов, а уровень потребительских расходов оказывается тоже вполне достаточным, да и инфляционный перегрев оказывается менее вероятным из-за бережливо­сти населения. Между тем рост склонности к сбережению может случиться в самый неподходящий момент — в преддверии эконо­мического кризиса и безработицы, когда граждане, подверженные эффекту бедности, интуитивно пытаются больше сберегать, например, из-за опасения оказаться уволенными и лишиться средств к существованию. В таких неблагоприятных условиях чрезмерные сбережения начинают препятствовать экономическому росту, поскольку объективно ограничивают величину совокупных расходов в стране. Чрезмерная же бережливость в кризисной ситуации неизбежно приведет к обнищанию нации. Гораздо более обоснованными в этих условиях оказываются действия властей, направленные на рост не сбережений, а напротив, рост потребления в структуре располагаемых доходов домохозяйств в сочетании с увеличением абсо­лютного размера самих этих доходов. В таком случае цепочка причинно-следственных связей разворачивается в следующем направлении: повышение совокупного потребительского спроса смещает его кривую вправо, это влечет за собой рост коэффициента загрузки производственных мощностей (что вполне возможно в условиях их непол­ной занятости) и соответственно наращивание реального ВВП. Обозначившийся экономический рост открывает возможность увеличения инвестиций, которые в данном случае являются не причиной роста уровня жизни в стране, а скорее его прямым следствием.

Одним из принципиально важных для обеспечения устойчивого роста российской экономики также является вопрос, необходимо ли сегодня правительству стимулировать сбережения населения или же, напротив, требуется всемерное поощрение его потребительской активности. Точка зрения отечественных неоклассиков такова: инвестиции черпаются из сбережений, поэтому чем больше будет в стране сберегательная активность (и соответственно меньшим оказывается текущее потребление), тем выше станут темпы экономического роста в самой ближайшей перспективе[28]. В связи с этим их, возводящих рост сбережений в добродетель, не мог не радовать факт увеличения рублевых вкладов россиян в банковскую систему с 11273,1 млн руб. в 2010 г. до 13523,9 млн руб. в 2011 г. и до 14525,0 млн руб. в январе 2012 г., а также резкий рост объема сбережений фирм, представляющих преимущественно экспортно ориентированный сектор национальной экономики — с 12% ВВП в 1997 г. до 22—23% в последние предкризисные годы. Однако подобная трактовка взаимосвязи сбережений с инвестициями сыграла немаловажную роль в «инвестиционном голоде», кото­рый поныне переживает Российская Федерация. Она не учитывала текущего состояния отечественной экономики, которая в преддверие экономического кризиса 2009 г. хотя и демонстрировала неплохие темпы оживления, но еще далеко не полностью восстановилась от последствий крупномасштабного спада 1990-х гг.­ В обстановке неполной занятости акцент в экономической политике на наращивание сберегательной­ квоты способен привести к неуклонному спаду потребительского спроса населения как наиболее емкого компо­нента совокупных расходов. Сбережения выступают в этих условиях вовсе не ускорителем, а напротив, мощным препятствием инвестиционного прорыва в экономический рост. В России, как и в КНР, из-за чрезмерной национальной нормы сбережений «вроде бы огромный, потенциально очень емкий внутренний рынок страны не стал опорой экономического роста»[29]. С этой позиции высказывание И. Погосова: «Процесс накопления капитала ограничен необходимостью увеличения реальных доходов населения»[30] заведомо не является абсолютной истиной. Конечно, в каждый данный момент при формировании макроэкономических пропорций властям приходится делать нелегкий выбор между потребляемой и накапливаемой частями национального дохода. Однако при выходе за узкие рамки краткосрочного периода становится очевидным, что повышение уровня жизни россиян выступает чуть ли не ведущим фактором подъема инвестиционной активности, а потому никакой необходимости «размена между инвестиционным и потребительским спросом», как полагают В. Ивантер и М. Узяков [31], в нашей стране сегодня не существует.

Мощными факторами, интенсифицирующими проявление парадокса бережливости в современной России и, как результат, детерминирующими затянувшееся пребывание отечественной экономики в состоянии инвестиционного кризиса выступают:

1) крайне невысокий уровень социальных гарантий населения, его неуверенность в будущем. Большинство россиян все менее убеждены в том, что в случае тяжелого заболевания они смогут оплатить свое лечение, при необходимости получить образование – получить его бюджетное финансирование, после вступления в брак своих детей – оформить ипотечный кредит, а при наступлении пенсионного возраста – безбедно проживать на правительственные трансферты. В этих условиях даже далеко не самые обеспеченные слои начинают активно изыскивать способы накоплений на «черный день». Находясь в нынешней реальности на «черном дне» (не от слова «день», это для многих наших сограждан уже пройденный этап, а от более сурового слова «дно»), домохозяйства вынуждены сберегать немалую часть своих доходов, отрывая их от процесса удовлетворения порой самых элементарных физиологических потребностей;

2) нарастающая подоходная и поимущественная дифференциация населения. «Богатые люди, — резонно замечает В.П. Горегляд, — редко пользуются продуктами отечественного производства, и не случайно достаточно большая утечка капитала связана с тем, что в основном свои нужды они удовлетворяют за рубежом»[32]. При этом высокодоходные слои российского общества склонны не только приобретать преимущественно импортные товары, но и проводить свой отпуск (с характерными для этого периода масштабными тратами) далеко за пределами нашей страны – если, конечно, они не проживают там на постоянной основе. Да и, вообще, если доход семьи нарастает устрашающими темпами, то даже при наличии у ее членов высокоразвитых материальных и духовных потребностей потратить его на потребительские нужды не так просто. В результате появляются «вынужденные» сбережения другого класса – качественно отличные по своим мотивам от сбережений бедных людей. А если проводимая в стране налоговая реформа (в части перехода к взиманию подоходного налога по одинаковой ставке и с бедняков и с богачей) способствует еще большей поляризации общества, как это случилось в России в начале ХХI в., когда коэффициент дифференциации доходов (так называемый коэффициент фондов) возрос с 13,5 в 2001 г. до 18,8 в 2008 г., то стимулы большинства бедного населения по возможности отказываться от непозволительных трат объективно не могли не укрепиться.

Американский президент Ф. Рузвельт в 1938 г., выступая в Конгрессе, так сформулировал свой призыв к нации: «Расходы во имя собственного спасения!». Столь же актуален он сегодня и для России. Достижение докризисного объема производства предполагает сегодня акцент вовсе не на сбережения, а именно на накачивание потребительского спроса. Он в свою очередь способен индуцировать расширение спроса по всей воспроизводственной цепочке, включая и спрос инвестиционный со стороны тех фирм, которые, успешно реализовав свои товары и услуги, осознают острую необходимость модернизации своих предприятий. Опыт бурно прогрессирующих стран с догоняющим типом развития убедительно доказывает, что истинный путь к хозяйственному процветанию находится­ здесь далеко не в неоклассических теоретических подходах. Российскому государству следует искать его в кейнсианской цепочке связей, разворачивающейся от высоких темпов роста реальных доходов широких масс не самого обеспеченного на­селения через стимулирование его потребительского спроса и рост ВВП к увеличению суммарного объема инвестиций в национальную экономику, которое уже закрепляет (а не инициирует) дальнейшие позитивные сдвиги­ в динамике совокупного потребления. На долю собственно инве­стиционного бума приходилось не более 1/6бурного роста «новых индустриальных стран»: остальные слагаемые их успеха были на стороне наращивания потребительского спроса. В этом плане в качестве ведущего фактора инвестиционного подъема современной России вы­сту­­па­ет не сокращение ставки процента за кредит, не повышение рентабель­ности предприятий и даже не замедление инфляционных процессов. Им являются достигаемые в нашей стране и связанные с уве­личением покупательной способности населения темпы общехозяйственного оживления, эластичность связи между которыми и динамикой капиталовложений составляет 1,5.

Следовательно, во избежание проявления парадокса бережливости правительству сегодня следует всячески стимулировать скорее не сберегательную, а потребительскую активность россиян, хотя это чрезвычайно сложная для государства задача. Формально для устранения угрозы избыточных сбережений процентные ставки должны выстраиваться таким образом, чтобы брать кредиты в банках и направлять их на наращивание потребления оказывалось выгоднее, чем хранить здесь сбережения с целью получения дополнительного дохода. Однако парадокс бережливости проявляется в современной России даже в обстановке отрицательных реальных ставок процента по вкладам, поскольку только в случае роста своей предельной и средней склонности к сбережению граждане смогут накопить требуемые им на образование, лечение, отдых, пенсионное обеспечение, приобретение жилья денежные средства. В связи с этим еще большее давление российского государства на предлагаемые банковской системой ставки процента по депозитам, которые оказываются заметно ниже темпов инфляции, вряд ли может серьезно нейтрализовать проявления этого неприятного парадокса. Несравненно более значимым способом подобной нейтрализации и обеспечения на этой основе устойчивого роста ВВП выступает результативная социальная политика государства. Принципиальный выход из ловушки хронической бедности – укрепление социальных гарантий населения (позволяющее им спокойнее тратить свои текущие доходы на приобретение одежды, обуви, качественных продуктов питания, жилья, услуг образования, здравоохранения и т.п.). Немаловажное значение имеет также некоторое сближение доходов наиболее и наименее обеспеченных граждан посредством дифференциации налогов и повышения адресности субсидий, которое делает массовым потребительский спрос на товары и услуги, производимые на территории Российской Федерации. Только укрепляя материальную базу социального регулирования и расширяя границы среднего класса, можно сформировать объективные преграды для неистовой тяги россиян к наращиванию сбережений. И достижение большей справедливости в распределении вовсе не означает, что, как полагает Е. Балацкий, «в обществе сформировались социальные механизмы, тормозящие интенсивный рост»[33]. Не следует думать, что если страна «находится в стадии кризиса, стагнации или вяло текущего роста, имеет смысл делать рывок в темпах экономического роста, откладывая проблему социального неравенства до создания предпосылок ее решения»[34]. При неполной занятости именно нарастающее социальное неравенство через парадокс бережливости выступает мощным тормозом позитивной хозяйственной динамики общества. В условиях, когда жители страны желают сберегать больше, чем инвесторы склонны вкладывать в ее экономику, накопленные ресурсы по определению не могут быть в целом использованы эффективно — по причине очевидного спада потребительской активности отказывающего себе в приобретении даже самых необходимых вещей, и потому и неуклонно со временем беднеющего населения. Лишь при приближении российской экономики к полной загрузке производственных мощностей может возобладать классический, ускоряющий экономический рост механизм трансформации расширяющихся по мере наращивания уровня жизни в стране сбережений наших сограждан в производственные инвестиции. И в этой обстановке даже значительное расслоение россиян уже не будет тормозить хозяйственный прогресс. Более того, оно станет ему даже содействовать – через торможение инфляционных процессов посредством нарастающих сбережений.