О дatиpobke pуhичeckиx памятников

 

Там, где на рунических камнях упоминались из­вестные имена и события, время создания надпи­сей позволяет определить себя достаточно точно. Это касается, к примеру, «большого» и «малого» «камней Сиггрюгга», которые выставлены в На­циональном музее древностей в Киле. Они также называются «камнями периода ведельских фибул» I и II по названию ведельской фибулы из Ольденбурга (Хайтабу), часть имени которой «Ведель» ука­зывает на древний брод. Дело в том, что на узкой луговой перемычке, которая проходит по броду меж­ду Хаддебайер и Селькер Hoop, южными выступа­ми фьорда Шлей, в 1796 г. был найден «большой камень Сиггрюгга». Он использовался там в каче­стве камня-ступени. Надпись на нем гласит при­мерно следующее: «Асфрид сделала этот надгробный памятник Сиггрюггу, своему сыну, на освященном месте погребения Кнуба». Она дополняется рунами «малого камня Сиггрюгга», который был обнаружен в 1887 г. в основании каменной кладки Готторпского замка под Шлезвигом. Королева Асфрид, вдо­ва конунга Хайтабу Кнуба, побежденного в 934 г. королем Генрихом I Птицеловом, повелела воз­двигнуть оба камня в память своего павшего в 943 г. в Нормандии сына. Следовательно, они могли быть установлены около 950 г.

Но большинство рунических памятников лише­ны таких данных. Все же дело обстоит сравнитель­но благоприятно, если речь идет о находках из по­гребений, болот или искуственных обитаемых хол­мов, датировка которых благодаря найденным при этом монетам или древним предметам возможна с определенной точностью. Так, например, вместе с фибулой из Фрайлауберсхайма была обнаружена монета короля остготов Бадвилы (541—552 гг.), ко­торый известен под своим детским именем Тотила. Согласно этому, могила могла принадлежать ко второй половине VI в. К находкам из болот отно­сится оправа ножен меча из Торсберга в Северном Шлезвиге, которая хранится в Кильском музее. Вместе с ней были извлечены 37 римских серебря­ных монет, время чеканки которых — между 60 и 194 гг. н. э. Так как еще в ранний период изучения рун выяснилось, что приношение священных жертв в это болото продолжалось, вероятно, в течение столетий, до тех пор, пока племена англов не пере­брались в Англию, то нужно с некоторым допу­щением говорить по меньшей мере о двух столе­тиях, так что руны были нанесены, возможно, око­ло 400г.

Часто исследователи рун при датировке руниче­ских находок прибегали к помощи археолога и спе­циалиста по доисторическим временам, которые по форме, отделке и способу изготовления вещи в со­стоянии сделать выводы о ней. Очень важны в деле определения времени нанесения рун так называе­мые брактеаты*, величиной с монету, отчеканен­ные с одной стороны при помощи деревянного клейма тонкие округлые золотые или серебряные маленькие диски, которые носились как подвеска и служили одновременно украшением и оберегаю­щим амулетом. Они датируются преимущественно VI в. (см. рис. 4).

При изучении многих памятников, например, древнейших камней Южной Норвегии и Швеции, рассматривают форму рун как определяющий при­знак. При этом особенно важную роль играют сту­пени развития рун k и j Поэтому следует рассмот­реть формы К, приведенные на стр. 35. Открытые сбоку, закругленные или угловатые маленькие фор­мы — это древнейшие формы, и они датируются временем с III до VI в., открытая снизу, как бы висящая в воздухе руна относится к середине VI в., тем же временем может датироваться подвешенная на «стебельке», открытая снизу форма. При этом добавляется штрих, приводящий руну к стандарт­ной высоте. В VII в. появился знак с разветвлени­ем, направленным вверх и вниз. В VIII в. в Англии знак приобретает центральную вертикальную чер­ту, из середины которой направо вниз идет боковая черта, в то время как в Скандинавии эта черта идет из середины вверх.

Выше уже отмечалось, что чрезвычайно важно проследить мельчайшие изменения формы рун и установить хронологические соответствия этих из­менений. Это поистине верстовые столбы на пути преобразования общегерманского футарка в более поздние рунические ряды.

 

 

К ВОПРОСУ О ПРОИСХОЖДЕНИИ

РУНИЧЕСКОГО ПИСЬМА

 

Научные занятия рунами были начаты в XVI в. шведскими историками Иоганном и Олафом Стуре и до XIX в. они проводились в подавляюшем большинстве скандинавскими учеными. Среди них особенно заслуживает упоминания датчанин Оле Ворм.

Хотя эти люди были убеждены в местном про­исхождении германского письма, под влиянием библейского учения об откровении они верили, что руны следует выводить из древнееврейского пись­ма. Только швед Е. Бенцелиус в восемнадцатом столетии искал истоки рунического письма в древ­негреческих буквах.

Первую попытку начать научное исследование рун предпринял немецкий языковед Вильгельм Карл Гримм в 1821 г. Его заслугу следует оценить тем более высоко, поскольку в его время еще не было найдено ни одного немецкого рунического памят­ника. Он был убежден, что древние немцы имели собственный, присущий им алфавит, и высказывался следующим образом: «Было бы непонятно, если бы немцы при ранних и частых контактах с римлянами не присвоили себе, без сомнений, тот­час замеченные средства образования». Итак, су­ществовало мнение, что обитатели древней Герма­нии могли бы посредством письменного искусства римлян получить толчок к созданию у себя чего-либо подобного.

Современные ему коллеги-ученые между тем не осмеливались считать древних немцев обладавши­ми такими большими духовными творческими си­лами. В 1852 г. фон Лилиенкрон заявил: «Следует ли вместе с тем сказать, что наши предки писали уже в то время, и притом местными буквами? Я скажу: нет! Руны были рядом мистических знаков». Итак, он видел в рунах священные, но еще не письмен­ные знаки. Таким образом, он отмел все прочие соображения, кроме того, что руническое письмо представляло собой заимствование из латинских прописных букв, — взгляд, который Рюс защищал уже в 1812 г.

В последней четверти XIX в. датский ученый Людвиг Виммер сделал попытку доказать заим­ствование рун из римских письменных букв путем сравнения их форм во всех деталях. Он заявил, что руническое письмо было образовано в одном из южногерманских племен («конечно, на одном-единственном месте и — мы можем добавить — одним-единственным человеком») и оттуда постепенно распространилось среди других племен.

Работа Виммера была настоятельно необходи­мым и чрезвычайно полезным результатом, кото­рый все еще актуален. Его теория господствовала затем в течение четверти века в научных кругах, а через них — и в общественном мнении.

Но не все части его научного здания были по­строены на прочном фундаменте. Постепенно ста­ли очевидными трещины и получили огласку со­мнения. Так, норвежец Софус Бюгге поставил во­прос, не мог ли греческий алфавит представлять образец для некоторых рун.

Намного дальше в начале XX в. продвинулся шведский ученый Отто фон Фризен. Он выступил с научной гипотезой о том, что готы создали руни­ческое письмо в своей юго-восточно-европейской империи вследствие своих контактов с греко-ла­тинским культурным миром и многими другими культурными импульсами воздействовали на гер­манские племена Центральной и Северной Евро­пы. При сравнении букв он опирался на греческий деловой шрифт (курсив).

Предположение Фризена оттеснило учение Вим­мера далеко назад и снова заняло на четверть века господствующее положение. Оно было поколебле­но лишь новыми находками, особенно находками из Эвре Стабю в Норвегии. Так как обнаружен­ный там наконечник копья с рунической надписью raunijaz = «испытатель» датируется временем после 299 г. н. э., то руническое письмо должно было существовать уже до появления готов на Черном море (236 г.), и тем более, если наконечник копья был маркоманской работы (см. рис. 35).

Вследствие этого норвежский исследователь Карл Марстрандер в 1928 г. выступил с предположением о том, что руны возникли, вероятно, в маркоманском государстве Маробода, а именно, посред­ством приспосабливания североэтрусско-кельтского алфавита, который образовался под латинским влиянием на кельтских окраинах Западных Альп, к потребностям германского языка; образцом могли служить письменные ряды типа рядов из Сондрио и Лугано.

К этому предположению присоединился в 1929 г. скандинавский исследователь Магнус Хаммарстрем в Гельсингфорсе. В Германии также многие именитые германисты объявили это скандинавистское учение о заимствовании наиболее вероятным.

Немецкий преподаватель высшей школы Г. Безеке в 1934 г. искал корни возникновения футарка у осевших в области Некера кимвров и тевтонов.

На кимвров указывали также Ф. Альтхайм и Е. Траутман в 1939 г., но не на главное племя; они спрашивали, не могло ли появиться побуж­дение к созданию футарка по меньшей мере у од­ной группы кимвром перед битвой при Верцеллах (101 г. до н. э.) в Альпах.

Шведский ученый С. Агрелль оставил после се­бя опубликованную в 1938 г. работу, в которой он предполагает, что руническое письмо следует сво­дить к римскому деловому (циркулярному) письму, как оно было обнаружено в Помпеях и в герман­ских свайных погребениях (на римском лимесе). Против всех трех теорий о заимствовании — ла­тинской, греческой и скандинавской — высказы­вался в 1929 г. немецкий германист Густав Некель. Он говорил, что никто не в состоянии установить истину, так как никто не обходится без того утвер­ждения, что следует вернуться к идее о двух алфа­витах, и защищал то мнение, что бесспорные со­ответствия южных письменных рядов и футарка позволяют объяснить себя, скорее всего, первона­чальным родством. Он указывал в 1933 г. на до­исторические руноподобные знаки, как, например, на часто встречающийся в древних надписях , ко­торый в футарке выступает как руна Tyr, и на свя­щенный знак в гроте скалы Экстернштайн. То, что не все руны удовлетворительно выводимы из южных алфавитов, побудило немецкого препода­вателя вуза Германна Гюнтерта написать в 1934 г., что противоречивые мнения о происхождении ру­нического письма в значительной мере должны сводиться к тому, чтобы не проводить строгого раз­личия между руническим алфавитом, с одной сто­роны, как закрытого, жестко упорядоченного бук­венного ряда, и отдельными метками, знаками и ре­лигиозными символами, с другой стороны, как они могут быть определены с очень древних времен , , . Гюнтерт выразил убеждение в том, что древ­ние священные знаки такого рода в отдельных слу­чаях сделались настоящими буквами и письменными знаками в более поздних германских алфавитах. Для подтверждения этого он ссылался на образ дей­ствий Вульфилы при создании готского алфавита, когда он заимствовал местные рунические знаки для своего заново составленного, преимуществен­но основывавшегося на греко-римских буквах ал­фавита.

Немецкий преподаватель высшей школы Вольф­ганг Краузе в 1937 г. также высказал мнение, что руны, объединенные в футарк, могут иметь двой­ное происхождение: как знаки, обозначающие зву­ки, они позволяют выводить себя по большей час­ти из скандинавских букв, но их понятийное зна­чение коренится в дорунических символах; часть рунических знаков обнаруживает более или ме­нее значительную схожесть с некоторыми доруническими идеограммами; это касается, например, руны t, соответствующей стреловидному символу, который уже в VII в. до н. э. изображался на бастарнских «лицевых» урнах. Это его понимание «дву­личности» письменных рун в 1938 г. поддержал Краузе, высказавший мнение о том, что руны, обо­значающие f, a, h, s, t, и о, уверенно подтверждают свое применение в качестве идеограмм.

С признанием двойного происхождения руни­ческих письменных знаков — как автохтонного, так и на чужой территории — появилась возможность смягчить противоречие между сторонниками авто­хтонной природы рун и приверженцами теории за­имствования и возник определенный компромисс.

Густав Некель в 1938 г. в качестве основы для него сформулировал следующую мысль: «Употреблению рун в качестве письменных знаков предшествует их употребление в качестве понятийных символов»*.