Самая популярная тема — страх смерти!

Тема смерти — безусловное табу, закрытая тема. О смерти говорить можно, но только абстрактно, так, чтобы это никаким образом не касалось самого рассказчика. Это и есть первое свидетельство «смертельного ужаса». Смерть и страх — вещи абсолютно нераздельные, они «ходят рука об руку», превращая жизнь в бессмысленное бегство от неизбежности. Что такое страх смерти, откуда он и что с ним делать, чтобы он не отравлял жизнь?

Ученые давно признали: культура, цивилизация возникли на страхе перед смертью. Историю человека разумного отсчитывают с момента появления первых ритуальных захоронений: живое существо, которое первым задумалось о смерти и испугалось ее, стало человеком. Поиски «выхода» — спасения от смерти — создали в свое время религию. Кульминацией стало знаменитое христианское: «Смертью смерть поправ...». Современная наука озабочена той же проблемой: как изжить смерть. Впрочем, успехи, надо признать, незначительны. Искусство — и то немыслимо без тематики смерти, вспомните хотя бы Шекспира!

Что же по ту сторону жизни? Что такое смерть? — замечательные вопросы! С равным успехом можно было бы спросить: какого цвета пустота? Да никакого! Нет ее, баста! Однако публику настойчиво снабжают разнообразными сообщениями об этом загадочном «ничто». Безусловными доказательствами жизни после смерти считаются рассказы переживших клиническую смерть. Что ж, настало время рассеять этот тлетворный миф.

«Клиническая смерть» — только название для определенного состояния живого еще организма, и смертью эта «смерть» отнюдь не является. При клинической смерти перестают выполнять свои функции так называемые жизненно важные органы человека, т. е. сердце и легкие. Однако мозг, это «седалище» нашей несчастной души, во время пресловутой клинической смерти еще продолжает жить, причем очень недурно, даже, как мы знаем, воспоминания остаются!

Собственно же смерть носит название не «клинической», а «биологической». При биологической смерти мозг умирает, и это уже безвозвратно, и потому всякие воспоминания об этом состоянии исключены самым категорическим образом, и никаких свидетельств о смерти у нас нет и быть не может.

Страх смерти хуже самой смерти. — Публилий Сир

Поэтому когда меня спрашивают: «А как бороться со страхом смерти?», я отвечаю: «Сначала поймите, со страхом чего вы собираетесь бороться!». Поскольку мы не знаем, что такое смерть, не имеем о ней ни малейшего представления (за исключением фантазий на эту тему), то, соответственно, и бояться ее нельзя. Подчеркиваю это особо: нельзя бояться того, чего ты вообще не знаешь. Как можно испугаться, не имея о предмете своего страха ни малейшего представления?! Ведь чтобы испугаться, нужно хоть что-то об этом думать! А здесь это невозможно физически!

Блистательный Эпикур как-то пошутил: «Если я есмь, значит, смерти нет; если же есть смерть, значит, нет меня. Мы с ней никогда не встретимся». Истинная правда! Наше огромное счастье состоит в том, что мы никогда не встретимся со смертью. Более того, мы ничего не знаем о ней, совсем ничего! Плохая она или хорошая, добрая или злая, ужасная или прекрасная — мы этого не знаем.

Нельзя думать о совершенно неизвестном, попробуйте подумать «ни о чем», и вы в этом убедитесь. Поэтому всякий, считающий себя боящимся смерти, в действительности боится только собственной фантазии. И, по большому счету, он мало отличается от ребенка, который боится лешего в лесу, домового под крышей загородного дома и бабу Ягу, спрятавшуюся у него под кроватью. Мы придумали себе, что такое смерть, а потом испугались. Как маленькие дети, право!

Глупо умирать из страха перед смертью. — Сенека

Кстати о детях, точнее о том, что было до них. Все мы начали свой жизненный путь с какого-то момента, до этого времени нас не было. Иными словами, мы были как будто мертвы до рождения, но почему-то это никоим образом нас не заботит... А вот то, что нас не будет после смерти — повергает нас в панику! Нелепость!

Ничто не может так изощренно испортить нашу жизнь, как страх смерти. «Страх смерти обратно пропорционален хорошей жизни», — говаривал Л.Н. Толстой и, думается, не сильно ошибался. Есть хорошая русская пословица: «Волков бояться — в лес не ходить». Она может быть с успехом перефразирована: «Смерти бояться — не жить».

Тот факт, что мы живем (если учесть счастливую случайность этого события) сам по себе примечателен. Но нам всегда мало, нам нужно жить и дальше, и после смерти. Право, это чрезмерное нахальство!

Мы нерачительны, неблагодарны; со своим страхом смерти мы напоминаем капризную мачехину дочку из сказки «Морозко». Наполните свою жизнь смыслом, наполните ее содержанием, живите, а не бегайте от смерти, и вы увидите, что бояться вам совершенно нечего, а главное — незачем! От этого страха прибытка не будет, а вот «попадем» мы по-крупному!

«Смерти меньше всего боятся те люди, чья жизнь имеет наибольшую ценность», — резюмировал Кант. И он прав! Так что давайте, наконец, задумаемся не о смерти, а о собственной жизни, пока не поздно.

Страх злого умысла.

Меня всегда удивляла «способность» некоторых людей читать чужие мысли. То, что это возможно, сомнений нет никаких! Иначе как объяснить тот факт, что сотни тысяч, а то и миллионы людей по всей планете просыпаются с мыслью, что на них сегодня, например, нападут, или отходят ко сну, будучи в полной уверенности, что этой ночью в их квартире будет произведена кража со взломом? Нет, право, другого объяснения, кроме как телепатического, здесь просто не может быть! Эти люди «способны» проникать в сознание злоумышленников и выяснять все их кровожадные планы!

Правда, степень достоверности таких «телепатических сеансов» ничем не отличается от обычного угадывания. И нападения, и ограбления бывают, это правда. А то, что это произойдет с тобой и именно сегодня, причем способом, который ты сам придумал, — это чистой воды случайность. Я даже допускаю возможность, что в одном случае из нескольких миллионов можно угадать, причем с некоторой точностью. Но именно угадать! Впрочем, если учесть, что дней в нашей жизни будет вряд ли более тридцати тысяч, то, разумеется, вероятность такого угадывания, мягко говоря, невелика.

Страх нападения, ограбления, физического насилия и прочих аналогичных процедур из серии «большой дороги» иногда представляет собой четкую «картинку». Например, одна из моих пациенток, женщина сорока с небольшим лет, панически боялась входить в собственную парадную после того, как однажды стала там свидетельницей драки. Что это была за потасовка, т. е. кто с кем и по какому поводу устроил там «борьбу в вольном стиле», моей пациентке было неизвестно. Но вдруг товарищ, затеявший сие безобразие, полюбил именно этот подъезд и теперь постоянно дежурит там в ожидании очередной жертвы? Особенно примечательным было в этой ситуации то, что другие подъезды, куда менее знакомые, не производили на эту женщину столь сильного эмоционального эффекта.

В других случаях подобный страх не бывает столь ясно «прорисованным» в воображении психотерапевтического героя. Просто страшно выходить на темную улицу, оказаться в незнакомом районе, увидеть, что за тобой кто-то идет. Забавно, конечно, думать, что всякий идущий за тобой человек имеет единственное в своей жизни намерение — это напасть на тебя и совершить над тобой нечто ужасное. Еще больший смех вызывает то, что сам этот товарищ зачастую мучается аналогичным страхом, и когда двое таких субъектов встречаются в темном переулке, каждый из них двоих думает про другого, что тот сейчас на него нападет.

Страх перед опасностью — наибольшая опасность. — М. Отеро Сильва

Еще одним «хитовым» страхом является страх мелкой кражи. Всем же хорошо известно, что каждый второй прохожий или проезжий — это вор-карманник. Посмотришь на человека и понимаешь — у него в кармане ножик перочинный, сейчас ты зазеваешься, он твою сумочку прорежет и все из нее вытащит. Следовательно, единственный способ спастись — это прижать свое достояние (сумочку, авоську, портфель) к груди и ходить с ним, как Софья Перовская с бомбой или мать из одноименного романа Максима Горького с революционными листовками.

Одна из моих пациенток и вовсе развила по этому поводу целую теорию: если человек в транспорте не имеет при себе какой-нибудь вещи — сумки, портфеля, саквояжа или простой барсетки, значит, он и есть потенциальный вор. Почему? А чтобы ему ничего не мешало делать его грязное дело! Правда, на мой вопрос о том, куда этот вор будет прятать награбленное, дама затруднилась ответить. В этой части ее «теория» еще не была окончательно проработана.

Злой умысел угадывается и у террористов, что, в целом, логично. Помню, как после взрывов в Москве, когда обвалилось целое здание, нам в Клинике неврозов им. И. П. Павлова (в Санкт-Петербурге) даже пришлось сформировать спецпалату для тех женщин, которые не могли более оставаться в собственных квартирах, ожидая, что именно их дома подвергнутся следующей атаке террористов. «А почему вы думаете, что они не взорвут нашу клинику? — спросил я тогда этих милых дам. — Право, это было бы так колоритно — подорвать дом с умалишенными!». Ответа я так и не получил, и в наших стенах эти представительницы прекрасной половины человечества чувствовали себя весьма и весьма спокойно.

В тот же период времени я произвел опрос среди жителей собственного дома, не проверяли ли они наш подвал. Выяснилось, что все проверяли нишу под лестницей, ведущую к лифту, а вот открытый настежь подвал никто так и не удосужился проверить, поскольку подумал, что это сделает или кто-то другой из жильцов, или дворник. Да, заглянуть под лестницу и успокоиться — это конечно, легче, чем обходить дом и проверять огромный подвал. Нет, для этого мы не настолько испуганы! Нас не запугаешь! Под лестницей проверим — и баста! Кроме того, я думаю, что теперь всем нам понятно — ходить нельзя только на мюзиклы, на других театрально-эстрадных и рок-представлениях, разумеется, террористы не появляются. Террористы, как мы теперь знаем (после «Норд-Оста») предпочитают исключительно мюзиклы.

Все заботятся не то том, правильно ли живут, а том, долго ли проживут; между тем жить правильно — это всем доступно, жить долго — никому. — Сенека

От своих пациентов, проживающих в США, я знаю, что сейчас (после теракта 11 сентября 2001 г.) гигантское количество людей в крупных городах этой «единственной сверх-державы» отказываются работать в офисах, которые расположены на верхних этажах небоскребов. А авиакомпании понесли после упомянутого теракта гигантские убытки, поскольку, несмотря на все меры охраны и контроля, предпринятые на авиалиниях, количество желающих участвовать в очередном предполагаемом светопреставлении такого рода существенно поубавилось. Один из моих пациентов, летевший в этот период из Швейцарии, рассказал мне, что какая-то дама сорвала график авиавылетов, поскольку категорически отказывалась лететь в самолете, где она заметила «араба», купившего билет в бизнес-класс.

Впрочем, более всего меня смущает даже не то, что люди думают, будто бы соблюдение мер безопасности должно происходить исключительно под дамокловым мечом страха (лично я думаю, что соблюдения мер безопасности требует обычный и абсолютно «бесстрашный» здравый смысл, т. е. соблюдать безопасность нужно просто потому, что надо соблюдать безопасность). Более всего меня смущает другое — то, что люди способны донельзя озаботиться вопросами безопасности после катастрофы, после очередного теракта, но уже спустя пару недель забывают об элементарных вещах, которые действительно нужно делать. Есть ли во всем этом логика? Не знаю, но паралогики — предостаточно.

Кстати, о паралогике или, точнее, о парапсихологии. Можно сказать, что прямо-таки отдельную группу в этой подгруппе страхов составляют страхи мистического характера: страх порчи, сглаза, наговора, энергетических пробоин и прочих аналогичных «наветов». Если учесть, что в России только по официальным данным зарегистрировано триста тысяч экстрасенсов, магов, колдунов и целителей (для сравнения, психотерапевтов в России не многим более двух тысяч душ), то склонность к такого рода страхам у наших граждан невероятная, а у психотерапевтов, следовательно, работы более чем достаточно.

Кто такие эти маги, колдуны и целители в сто пятом поколении, об этом наши граждане почему-то не задумываются. По данным специальных исследований вся эта братия делится на три почти одинаковые по численности группы: треть составляют клинические сумасшедшие (т. е. люди, страдающие тяжелыми психическими заболеваниями, в частности, шизофренией), еще треть представлена откровенными шарлатанами, которые зарабатывают неплохие деньги на готовности людей верить во всякую ерунду и бояться фикции, и последняя треть — это субъекты, которые свято верят в то, чем занимаются (об их психическом здоровье я боюсь даже думать).

Насколько можно верить первой трети этих «специалистов», я думаю, уточнять не нужно. Вторая треть также не выдерживает никакой критики (в прямом и переносном смыслах). Может, с третьей «третью» дела обстоят как-то иначе? Если верят, и при этом не больны и не шарлатаны, то, быть может, в этом что-то есть? Ваш покорный слуга однажды участвовал в одном крупномасштабном исследовании, проводившемся под эгидой целого ряда самых серьезных учреждений государства российского. Задачи этого исследования были просты и незатейливы: узнать, существуют ли парапсихологические феномены и можно ли их использовать в государственных целях.

Что я могу сказать... Мы тестировали (многочисленными и самыми разнообразными способами) более сотни человек, которые уверяли нас в том, что они экстрасенсы, причем каждый из них имел широкую «практику», т. е. оказывал людям экстрасенсорную «помощь». Надо ли оглашать результаты этого «секретного эксперимента»? Оглашу. Ничего не нашли — хоть убейся! Хотели даже, а не нашли! Все «попадания» были в рамках теории вероятности. То есть, грубо говоря, вероятность вытащить из колоды с тридцатью шестью картами нужную карту приблизительно равна 1 из 36, так вот, ровно с таким результатом все и происходило.

Существует два способа легко скользить по жизни: верить всему и сомневаться во всем. Оба они избавляют нас от необходимости мыслить. — Альфред Коржибский

Но бог мой, сколько на приеме у меня было людей, которые рассказывали о том, что они были «сглажены», «спорчены», «заговорены» и «приговорены»! И не сос-чи-та-ешь! А сколько, по заверениям разных лиц, живет по миру женщин с «дурным глазом», «черной энергетикой» и «страшным языком» — у-ух! И как всегда — все до банального просто. Возникает у человека ситуация — трагическая, печальная, страшная, под которую не придумано им еще объяснений, причины которой ему неясны, и начинаются поиски. Когда внутренняя логика того или иного события нам непонятна, мы хватаемся за любую гипотезу. Случайности — и вовсе вещь необъяснимая, а поскольку с объяснением нам вроде как спокойнее, то пусть будет парапсихологическое, магическое или экстрасенсорное. Только вот сами эти объяснения зачастую оказываются куда более губительными, нежели даже то событие, которое стало поводом к их появлению. Человек, поверив в то, что на него «наведена» какая тень — «порча», «сглаз», «заклятие вуду», предпринимает массу действий, которые только ухудшают его положение, а главное — все это отравляет его жизнь. А на самом деле тень была наведена на плетень, и не более того.

«Пожалуйста, только не умирай!»

Несколько особняком стоят страхи «за других». Тут разнообразие страхов выдающееся, поэтому даже при большом желании все не смогу перечислить. Но группы здесь те же: кто-то боится за здоровье своего близкого (например, ребенка), подсознательно отождествляя собственную жизнь с жизнью этого человека; кто-то боится, что ее муж (или его жена) заразится какой-нибудь гадостью (в сущности, это обычный страх заражения); практически каждый из нас боится случайности, которая может подстерегать нашего близкого (задерживается, значит, убили или изнасиловали, а пришел вовремя — значит, дома убьется); и, наконец, страх, что он разлюбит, или ужас, что она предаст, короче говоря, злой умысел явно угадывается!

Мамы любят опасаться, что они раздавят своих новорожденных малышей или что те, не дай бог, во сне задохнутся. Папы любят впадать в тревогу по поводу, что их оболтус растет оболтусом, или что, например, он «недостаточно мужественен», поскольку не разделяет естественных папиных интересов — подледной рыбалки или продувки карбюратора. Разумеется, родители боятся, что их дети не выучатся, «в люди не выйдут», «пойдут» не в того родственника, сопьются, наркоманами станут и забеременеют раньше времени, причем без юридических на то оснований.

Тут надо отдавать себе отчет в следующем: ребенок имеет одну странную особенность — он растет. С течением времени он все меньше и меньше нуждается в постоянном контроле со стороны родителей, становится самостоятельным, у него появляются собственные интересы, свои дела и свои проблемы. Но вот родители понять этого никак не могут (или не хотят), продолжают настаивать на своей приоритетной роли в жизни «малыша», пытаются контролировать каждый его шаг, каждый поступок. И возникают страхи — «он задерживается», «он где-то шляется», «у него подозрительные друзья», «с ним что угодно может произойти»!

Страх за здоровье детей, к сожалению, часто превращается в настоящую паранойю. Родитель начинает обследовать своего ребенка у всевозможных врачей, постоянно предупреждать его о скорой и неминуемой смерти, рассказывать ему о том, что надо опасаться всех возможных симптомов заболевания. Ребенок, кроме прочего, слышит «ужасные» для себя диагнозы — «дискинезия желчевыводящих путей», «гастрит», «вегетососудистая дистония», «аллергия», «перенатальная энцефалопатия», «сотрясение мозга», «дыхательная аритмия», «хронический тонзиллит», подозрение на «астму» и т. п. подозрения.

Страх делает человека эгоистичным. — Жорж Санд

При этом ведь никому и в голову не придет, что все эти диагнозы можно при желании поставить любому ребенку, а если у этих функциональных нарушений и есть какие-то причины, то это, прежде всего, стресс. Его собственный и, конечно, родительский, который ребенок буквально кожей чувствует. А у тревожных родителей стресс хронический! Вот, собственно, в этом и весь фокус. Но как же не тревожиться за состояние своего ребенка! Нельзя никак! Причем именно тревожиться, чтобы страх был и ужас, паника и сумасшествие!

Некоторые личности любят бояться и переживать за всех вокруг — начиная от киногероев и заканчивая честным чиновником, вступившимся в борьбу с «ужасными олигархами». Конечно, в промежутке здесь — дальние родственники, подруги, друзья, родственники друзей, знакомые плюс участники какого-нибудь ток-шоу. Да, сидеть у телевизора, тревожиться, «входить в положение», переживать и охать — это наш стиль, наш конек.

Короче говоря, люди мы сердобольные и всегда найдем, за кого нам побояться!

Нет ничего привлекательного в робости и ничего прелестного — в страхе. — Самюэль Смайлс

Пункт второй: «Внимание, не теряйте лица!»

Следующая по частоте и злокачественности группа страхов — это страхи, связанные с социальными отношениями. Проще говоря, это наши страхи в плоскости отношений с другими людьми, при очном или заочном взаимодействии с ними. Общая формула этих страхов: «Не терять лица!». В природе каждый зверь (имеются в виду стайные животные, к которым относится и человек) должен занять определенную нишу в своей группе. Если ты будешь слишком слабым, тебя не будут принимать в расчет. Так что надеяться на кусок от общей добычи уже не приходится и можно умереть с голоду. А если ты чем-то не понравишься, с тобой «попрощаются» — или съедят, или выгонят, чтобы тобой полакомился кто-то другой.

Борьба за власть, за свое место под солнцем — это в мире животных совершенно естественная штука. Мир людей в этой части мало чем отличается, скорее даже напротив, находится в своеобразном авангарде. Мы все без исключения хотим быть «лучшими», «самыми-самыми» (самыми умными, самыми любимыми). Мы нуждаемся в поощрении, в одобрении, поддержке. Мы страстно желаем, чтобы нас уважали, чтобы к нашему мнению прислушивались. И мы боимся, что все так и останется лишь мечтой. Страх позора, страх «потерять лицо», оскандалиться, разочаровать, утратить авторитет — берут свое начало именно здесь.

С другой стороны, некоторые из нас привыкли думать, что им «не за что» рассчитывать на уважение и поддержку, что они некрасивы, неинтересны, глупы, короче говоря, несостоятельны. Нетрудно догадаться, что голова человека, думающего про себя подобные гадости, полна страхов. Такие люди опасаются быть обиженными, униженными, осмеянными, раздавленными. Они боятся, что о них будут плохо говорить или думать, что их будут игнорировать, пренебрегать ими и т. п. Впрочем, «они» — это мы с вами, кто-то в чуть большей степени, а кто-то в несколько меньшей.

Социальный страх:

1) Лица «нет и не было» никогда

— Страх собственной несостоятельности; страх показаться глупым, несообразительным; страх не оправдать ожиданий и др.

2) Лицо «было, но потерялось»

— Страх оскандалиться, осрамиться; страх быть оскорбленным, униженным, проиграть, лишиться статуса, уважения; страх огласки и др.

Рис. Страхи «потерять» или «не иметь» собственного лица