Ничего никому не показывал, просто рабой 5 страница

Жесткий он был человек, ни с кем не допускал панибратства. Но его школа для любого становилась отправной точкой в жизнь. Что касается профессиональных качеств, то тут вообще и говорить не­чего. Дзгоев из любого уличного мальчишки мог «вылепить» призе­ра Советского Союза по молодежи или юношам! Я в этом уверен на все сто процентов.

Когда я служил в СКА в Сибири (это был приблизительно 1972-ой год), в секции борьбы занимались самые сильные атлеты края. За год до меня закончил службу знаменитый Иван Ярыгин. Так вот, как уходить в партере от такого приема, как «канарейка», их учил я! Школа Асланбека Захаровича позволяла мне показать, как защи­щаться, когда выхватывать ногу. Они этого не знали.

Он был профессионалом во всем. Для него первичным был ко­вер, все остальное - на втором, десятом плане. Знаю, что многие упрекали Батю в том, что он редко появляется на свадьбах, похоро­нах. Все это самая настоящая чепуха. Таким людям я обычно отве­чаю: «Представляю, как бы вы честили на все лады Коста Хетагуро-ва! Мол, что за сосед, только и делает, что стишки пишет, ни с кем не пьет, у котла не стоит»... Асланбек Захарович был выдающейся личностью. Воспитывают те, кто делает, а не те, кто только и гово­рит об этом, сидя за столом с бокалом в руках.

ФОРМУЛА УСПЕХА

Заурбек ДЗГОЕВ,

депутат Парламента Республики Северная Осетия - Алания, директор владикавказ­ского филиала москов­ского муниципального банка «Банк Москвы»

На вольную борьбу я стал ходить, когда учился в четвертом классе. Асланбек Захарович был нашим близким родственником, с моим отцом они были примерно одного возраста, с большой симпатией от­носились друг к другу, и он часто бывал в нашем доме. Это и сыгра­ло роль в том, что я стал ходить на тренировки, тем более, что и мой старший брат Валера тоже занимался под его руководством.

Мне кажется, сочетание двух качеств этого человека - трудолю­бие и высокий интеллект — сделали его выдающейся личностью, тренером с мировым именем. Мы все его любили, как родного. Ре­бята из бедных семей, которые остались без отца, души в нем не ча­яли. И каждому казалось, что именно к нему Асланбек Захарович относится лучше всех. Потому что у него было доброе сердце, рас­пахнутое для всякого, кто приходил тренироваться. Беду и боль сво­их воспитанников он воспринимал, как собственную. Подростки это всегда тонко чувствуют. Чувствовали его отеческое отношение и мы. Он и вел себя со всеми учениками, как и подобает старшему - не­посредственно, но строго.

То, что он занимался с подростками самозабвенно, - общеизве­стно. Нам тогда казалось, что лучше него человека во всем мире нет. Помню, у меня после тренировки из раздевалки украли мастер-

ку. Когда Асланбек Захарович об этом узнал, свою мне отдал. И лю­бому другому пацану отдал бы.

Когда к нему приходил новичок, он просил принести фотографии для классификационной книжки. Если надо было две, требовал три снимка. Одну фотографию аккуратно вырезал и уносил домой. До сих пор его семья хранит полные пакеты этих фотографий. В зале работал, как ученый в лаборатории. Поэтому, наверное, на протяже­нии многих лет выдавал самые высокие результаты и дети стреми­лись именно к нему в секцию попасть.

Если приходил к Асланбеку Захаровичу домой, всегда заставал его с какой-нибудь книжкой. Он постоянно занимался самообразо­ванием. Валера после окончания школы в институт поступил, дол­жен был сдавать философию. Асланбек Захарович у него спраши­вает: «Скажи, вот я бью кулаком по столу, а в это время в Африке умер слон. Какая связь между этими явлениями?» Валера буркнул: «Никакой!» А он говорит: «Связь во времени. В том, что все это про­исходит в одно время!» Он мог поддержать беседу на любую тему. Сам много читал и нас заставлял учиться. Всегда ставил в пример тех, кто получал пятерки: «Смотрите, он и в школе один из первых, и на ковре!»

Родители, отдавая своего ребенка в секцию, вряд ли ставят цель, чтобы их сын непременно стал чемпионом мира. Но все хотят, чтобы парень вырос настоящим мужчиной, чтобы он был здоровым, силь­ным, жизнестойким. Асланбек Захарович был как раз таким трене­ром, который всему мог научить. И благодаря этому, на мой взгляд, он остался в памяти очень многих людей. Талант, помноженный на трудолюбие и творческое отношение к работе - вот, формула успеха тренера Дзгоева.

О том, как он мог подготовить спортсмена к соревнованиям, рас­сказывали не только у нас в республике. Однажды мы боролись на первенстве Российского совета «Динамо». И там за мной увязался какой-то худенький паренек из Казани. Везде за мной ходит, подсма­тривает. Я ему: «Ты что за мной шпионишь?!» А он отвечает: «Мне дядя Саша (так они своего тренера называли) сказал, чтобы я за то­бой понаблюдал, посмотрел, как борется ученик Дзгоева». И дагес­танские ребята все время говорили, что завидуют нам, потому что у нас есть такой тренер.

Бывало, кто-то из нас болел, он старался каждого навестить, проведать. Как-то я тоже слег с температурой. Асланбек Захарович пришел к нам домой, а моя бабушка Ксения ему заявляет: «Лесик, если с этим парнем что-нибудь случится, я тебе такого чемпиона дам, что мало места будет!» Но Асланбек Захарович, кроме всего прочего, был ярым пропагандистом вольной борьбы. И после его беседы и родителям, и самому ребенку казалось, что, если «надеж­да Осетии» завтра же не встанет в строй, то советский спорт поте­ряет как минимум будущего чемпиона мира.

У Асланбека Захаровича всегда была железная дисциплина. Ни опозданий, ни пропусков. Недавно приезжали ребята из Черкесска, которые у него в годы его работы в Карачаево-Черкесии тренирова­лись. Они рассказывали, что, когда выезжали на какие-нибудь со­ревнования, Асланбек Захарович, садясь в автобус, всегда спраши­вал: «Витя здесь? (Виктор Зангиев) А Мазик? (Таймураз Дзгоев) Оба здесь, значит, поехали!» То есть о том, что остальные могли не ока­заться на местах, он даже мысли не допускал.

Асланбек Захарович - часть нашей жизни, и мы все гордимся тем, что какое то время провели рядом с ним...

НИЧЕГО, КРОМЕ СВОЕГО ИМЕНИ

Таймураз ДЗГОЕВ,

заслуженный мастер спорта СССР, двукрат­ный чемпион мира по вольной борьбе

Г

оворить об отце мне и легко, и трудно. Легко, потому что, навер­ное, никто не знал его так хорошо, как я. А трудно, потому что ни­какими словами не описать те чувства, которые меня с ним связы­вали. Все, кто у него занимался, называли его Батей, считая своим вторым отцом. Сейчас меня часто спрашивают, не ревновал ли я? По малолетству и такое бывало, но чем дальше, тем глубже я про­никался другим чувством - чувством гордости за него. Больше все­го на свете боялся опозорить отца, сделать что-то недостойное его имени. Его всегда окружали разные люди. Одни говорили в глаза одно, а за спиной поступали совсем по-другому. Другие, а их было подавляющее большинство, его искренне уважали и любили. Знаю, что и ко мне многие до сих пор относятся тепло и доброжелательно только потому, что я сын Асланбека Захаровича.

Чем больше проходит времени с того момента, как его не стало, тем четче я осознаю, как много он сделал, на какие жертвы пошел, ради того, чтобы вывести меня в люди. Особенно остро это прояв­лялось в годы, когда мы вынуждены были жить вдали от дома. Я в то время был еще совсем маленьким и как-то не обращал внимания на такие, в моем тогдашнем представлении, мелочи, как то, что отец

и обстирывает нас, и готовит, и самым пристальным образом следит за моей учебой.

Помню, сколько сил он затратил, чтобы заставить меня читать. Принес одну книжку, я отмахнулся: «Да ну ее!» Через пару дней он подсунул мне «Человека-Невидимку», потом другую фантастику, по­том Беляева, - почувствовал, что меня может заинтересовать. Так и «заразил» своей любовью к книгам. Он часто повторял: «Мазик! Хо­роший человек имеет право быть плохим спортсменом, а хороший спортсмен плохим человеком - никогда!» Это было принципом его жизни. И он хотел, чтобы я это понял.

Когда мы уже вернулись в Осетию, однажды попросил меня про­вести вместо него тренировку. «Я, - говорит, - приболел немного, а занятия срывать не хочу». Пришел я в зал, построил пацанов, попы­тался им объяснить, как делается какой-то прием. Мучаюсь, муча­юсь, ничего не могу втолковать! А отец, оказывается, все это время за дверью стоял. Решил проверить, получится из меня тренер или нет. Когда его терпение дошло до критической точки, он появился: «Мешок! Чемпион мимо! Это тебе не на чемпионате мира бороться! Тут нормально объяснять надо!» Сказал два-три слова, и пацаны сразу поняли, что надо делать. Короче говоря, забраковал он меня, как тренера.

О борьбе у нас в семье говорили с утра до вечера. Никогда не забуду, как я смотрел на тренировки братьев Андиевых, Дзарасова, Бестаева, Балаева, Темиряева... Для меня тогда они были полубо­гами, кумирами.

Он никогда не говорил, что любит меня, что переживает за меня больше, чем за любого другого своего воспитанника. Ко всем отно­сился одинаково. Сейчас только я начинаю понимать, что это было не так. Совсем не так... Он очень близко к сердцу принимал все мои неудачи - как на ковре, так и в жизни. Когда я перестал бороться и в течение полутора лет не мог никуда устроиться на работу, пережи­вал страшно. Все это время ходил, как в воду опущенный. А когда в 1984-ом мы узнали, что Советский Союз бойкотирует Олимпиаду в Лос-Анджелесе, а значит, я лишился возможности на ней выступить, трудно сказать, кто больше расстроился, я или он. Тогда в «Совет­ском спорте» появилась статья за подписью отца. Мол, я своего сы­на Таймураза ни за что на свете не пошлю в логово врага. Мы все

очень удивлялись по этому поводу - отец такого никогда не писал и не говорил.

В 1990-ом году у него случился первый инсульт. Произошло это после похорон Кермена Суменова, одного из самых близких его дру­зей. Но узнали мы об этом намного позже - отец перенес болезнь на ногах. Врачи обнаружили это в 1993-ем, когда у него был уже вто­рой инсульт.

А в 1994-ом он вернулся с турнира, посвященного памяти Юрия Аветисяна. Тихо так зашел домой и лег на диван возле телевизора. Как раз показывали «Подводную одиссею команды Кусто». Встать самостоятельно уже не смог - мы перетащили его в постель. «Ско­рая» за «скорой» приезжали, но ничего сделать не могли. Все это время он находился в сознании. Организм сопротивлялся - три ра­за он был в коме, и три раза выходил из нее. Сослан и Сергей Ан-диевы все ночи у нас проводили. Он знал, что умирает, но не боял­ся смерти. Возьмет мою руку, держит ее, а в глазах никакого страха. А когда мы остались с ним одни, отец прошептал: «Мне трудно те­бе это сказать, Мазик, но, кроме своего имени, мне нечего тебе ос­тавить!» До сих пор у меня в ушах эти слова и ком к горлу покаты­вает. Я его, конечно, успокаивал. Говорил, что он обязательно по­правится, что врачи обещают скоро поставить его на ноги. Но он ни­чего больше не говорил. Чувствовал, что это конец...

На похороны люди с разных концов страны съехались, чтобы свое соболезнование выразить. Легендарный дагестанский борец Али Алиев в то время был смертельно болен (он умер буквально че­рез несколько месяцев), но и он приехал на похороны отдать по­следнюю дань уважения. Все это для меня как во сне было. Столь­ко лет прошло, а боль не утихает. Все время думаю о нем, ругаю се­бя за то, что не сказал ему когда-то что-то, что иногда расстраивал его. Друзья отца до сих пор, встречая меня, рассказывают о том, ка­ким он был человеком, как он им помог в жизни. Некоторые стара­ются помочь. Это самое ценное, что оставил после себя отец - до­брую память, уважение и любовь. И для меня, честно говоря, это важнее, чем любое состояние, чем любые материальные блага. Он ведь никогда не стремился к богатству - работал и жил ради людей. И я искренне рад, что люди этого не забывают...

ПОНИМАЛИ ДРУГ ДРУГА С ПОЛУСЛОВА

Татьяна Яковлевна ДЗГОЕВА,

супруга Асланбека Захаровича

Д

о замужества я Асланбека фактически не знала. Моя тетя со сто­роны отца была замужем за одним из Дзгоевых. Мы жили в одном дворе. И однажды, еще до войны, когда я собиралась в школу со своей двоюродной сестрой (ходила я тогда по-моему в первый класс), Асланбек увидел меня, поднял на руки и спрашивает: «Чья это такая красавица?» А уже после того, как с фронта вернулся, снова пришел к родственникам, а я в это самое время во двор вы­шла за водой. Тут он меня снова заметил: «Посмотри, как выросла красавица!» С братом моим Георгием Асланбек хорошо знаком был, а со мной толком не поговорил ни разу. Но все равно посватался.

Родственники категорически против были, говорили, что я не в том возрасте, чтобы замуж выходить. Отец так вообще и слышать не хотел ничего об Асланбеке. Знал, что тот уже был женат и раз­велся. «Такой зять нам не нужен», - говорил. Единственный, кто же­лал нашего брака, - Георгий. Не раз с отцом из-за этого ссорился, а однажды так они поругались, что он ушел из дома. Вообще-то у ме­ня три брата было. Первый умер, второй на войне погиб, Георгий единственный, кто остался. Переживал отец по поводу их ссоры ужасно. В конце концов не выдержал и сказал матери: «Передай ему (брату), что, если он хочет, пусть свою сестру хоть в Терек вы-

10 Батя 145

бросит!» Вот таким интересным образом он и дал согласие на то, чтобы мы поженились.

20 января 1952 года состоялась наша свадьба. Мы немного по­жили в Колонке, потом в город переехали, на Артиллерийскую ули­цу. Я работала в 16-ой школе учителем географии, а через несколь­ко лет в 22-ую школу перешла, там и осталась до самой пенсии. А Асланбек детей тренировал. Работа у него была каторжная. Свою копейку он потом и кровью зарабатывал. Утром - зарядка, трени­ровка, вечером - то же самое. Когда переехали на Набережную, его мать не захотела жить с нами, поселилась отдельно. Но он каждый день почти к ней ходил. Бывало, принесет зарплату, положит на стол и говорит: «Смотри, не забудь матери деньги отнести». Я даже обиделась однажды: «Зачем ты мне все время это напоминаешь!» А он отвечает: «Моя мать должна быть всегда сыта и одета».

О таком заботливом сыне любая женщина только мечтать мо­жет. Вот Таймураз тоже такой, да все мои дети такие, грех жаловать­ся. С каждого соревнования Асланбек всегда привозил матери по­дарок. Все, что бывало у нас в доме, бывало и у нее. А для детей наших он всегда был примером. И мне был самым настоящим дру­гом и помощником. Когда я училась в институте, он мне помогал ре­шать задачи по топографии, чертежи делал.

Как-то во время отпуска мы с детьми поехали на море. Я тайно прихватила с собой тетрадь по топографии. Когда он ее увидел, за­ворчал: «Если бы я знал, что ты возьмешь эту тетрадь, ни за что бы не приехал! Мы сюда отдыхать или работать собрались?» Но что ему оставалось? Помогал, как миленький. Прямо на песке положит планшет и чертит схемы, а заодно и объясняет, что к чему и почему. Он был очень умным человеком. Никогда не помню, чтобы он когда-нибудь на меня голос повысил или упрекнул в чем-то... Душа у него была благородная, щедрая. Если бы мог, всем бы помогал. Сколько ребят у нас чужих жило, кому негде остановиться было. И к каждо­му отношение, как к своим детям. Что мы ели, то и они. И спрос со всех одинаковый.

Асланбек себе во всем отказывал, лишь бы дети были всегда сыты. В селении Кирове взяли мы участок земли с садом, думали, когда выйдем на пенсию, будем там дни коротать. Когда приехали туда, смотрю, он сорвал яблоко и стал с аппетитом его есть.

- Ты что, яблоки любишь? - спрашиваю.

- А когда я их не любил?

- Что-то я никогда не видела, чтобы ты фрукты ел.

- Я потому их не ел, чтобы вам больше досталось, - отвечает.
Вот такой он был человек.

Без работы дня не мог сидеть. Из Алагира до города в то время поезд ходил через Колонку. Так вот, Асланбек каждое утро вставал в шесть часов и выходил из дому со своим чемоданом (а там книги, учебники, тетради), до трех часов дня занимался в пединституте, а в пять начинал работать. В девять вечера заканчивал тренировки, закрывал двери в зале и садился за учебники. Обратно поезд в пол­ночь отходил. Вот в эти три часа он и делал все домашние задания. К часу ночи только домой добирался. А иногда от самого города пешком шел, когда денег на билет не было. И ни разу я не слыша­ла, чтобы он на судьбу пожаловался. Наоборот, всегда говорил, что скоро мы будем жить лучше. Только однажды он обронил фразу: «Как все-таки интересно жизнь складывается. Многие из тех, кто и десятой доли того, чего я добился, не сделали, а уже заслуженные тренеры СССР. А у меня даже звания заслуженного работника фи­зической культуры нет». Я очень удивилась тогда, ведь знала, что он не из-за званий работает.

Раньше у всех были какие-то сбережения. И у нас тоже. Но по­том все это превратилось в пыль. Жили мы только на мою и его пен­сии. Как-то Асланбек мне говорит: «Таня, сейчас, чтобы человека похоронить, нужны миллионы. Но ты не бойся, надеюсь, мои учени­ки меня похоронят, как положено». Наверное, чувствовал он, что скоро умрет. Так и получилось. Откуда только ни приехали его дру­зья и воспитанники. Огромное им спасибо...

Всегда у него сердце за молодежь болело. Хотел, чтобы пита­лись они лучше, чтобы силы набирались побыстрее. Кому-то на ра­боту помогал устроиться, кого-то в институт пристраивал. Наверное поэтому его ученики не Асланбеком Захаровичем звали, а Батей. О каждом думал, за каждого переживал. Был у нас сосед Володя Ко-харь. Без отца рос, семья их очень бедно жила, а парень способный, питаться надо нормально, чтобы в борьбе высоких результатов до­стичь. Асланбек мне по этому поводу не раз говорил, мол, были бы

у него деньги, он бы таким ребятам, как Кохарь, сам платил ежеме­сячно.

Тогда у нас в городе часто какие-нибудь соревнования проходи­ли. Я каждый раз готовилась заранее - стол накрою, постели приго­товлю. Не мог Асланбек без людей, без своих ребят. Понимали они друг друга с полуслова. В начале девяностых, когда на нас напали с двух сторон, его позвали на какой-то совет. Он вернулся оттуда си­яющий: «Если б ты знала, Таня, какая у нас прекрасная молодежь!» И всегда говорил, что осетины должны быть сильны во всем - не только на борцовском ковре, но и в науке, и в культуре...

В начале семидесятых ему пришлось уехать из республики, я здесь оставалась. Ребята приходили постоянно, спрашивали, как Батя поживает, старались помочь, кто чем мог. Сослан Андиев по­стоянно письма писал начальству, чтобы Дзгоева вернули, Гена, брат его (царствие ему небесное), тоже. Очень порядочные люди... А когда добились своего, все радовались, как дети...

ГОРДОСТЬ НАЦИИ

Бимболат ДЗУЦЕВ,

мастер спорта СССР по вольной борьбе, многократный чемпион России по вольной борьбе

Д сланбек Захарович был для нас живым примером мужества и па-/хтриотизма. Не у всякого человека, прошедшего через столько ис­пытаний, хватило бы духу вернуться в спорт и добиться в нем таких результатов, каких добился Дзгоев. Он был чрезвычайно требовате­лен в первую очередь к себе, и от нас ждал такого же отношения к делу. На сборах попробуй опоздать на зарядку или дать себе по­слабление! И хотя мы были молодыми и любили поспать, если Ас-ланбек Захарович говорил, что подъем в шесть утра, все вставали в строй к назначенному времени. Если бы у нас не было Дзгоева, уверен, не было бы и таких борцов, как Сослан Андиев, братья Ха-дарцевы, Фадзаев... Не говоря уже о Таймуразе Дзгоеве - двукрат­ном чемпионе мира. Не было бы и будущих выдающихся тренеров, которые рядом с ним росли и учились мастерству преподавания на ковре.

Никогда не забуду его каллиграфический почерк - все, что бы­вало им написано, можно было читать без труда. Так же и в жизни: если объяснял что-то, то предельно ясно и понятно. Ошибиться бы­ло невозможно. А как он представлял борцов, вызывая их на ковер! Многие, выходя на схватку, не могли сдержать улыбку. Чувство юмо­ра у него было развито чрезвычайно остро. И вообще от него исхо-

дило нечто такое, что притягивало к нему людей. Оттого, наверное, и было у него столько друзей, товарищей.

Хорошо знаю семью Асланбека Захаровича, его супругу, потому что частенько, вместе с другими его учениками бывал у них дома. Нас, голодных пацанов, не раз Дзгоев приводил после тренировки к себе пообедать. Тетя Таня всегда угощала осетинскими пирогами, которые очень вкусно готовила. Некоторые старшие с юного возра­ста приобщают молодежь к алкоголю. Асланбек Захарович, хотя сам и мог иногда выпить, никогда не позволял нам даже пригублять спиртное. В этом отношении он был чрезвычайно принципиален и даже суров с теми, кто пытался пристрастить нас к выпивке.

Сам я тренировался у Кермена Суменова, но своими тренерами считаю также и Хасана Гиоева, и, конечно же, Дзгоева. У Асланбека Захаровича учились все. Когда он уехал из республики и наши дела в борьбе пошли на спад, каждому было понятно, что без Бати ситу­ацию не выправить. Позвали обратно - и сразу все переменилось. Мы снова вышли на передовые позиции в России и в СССР.

Вообще-то после окончания школы я хотел поступать в ГМИ, но, когда начал заниматься вольной борьбой, Суменов убедил меня по­дать документы на факультет физического воспитания. В первый же день учебы мы пришли в подвал, где занимались вольники. Я был в то время худым, длинным, весил около 90 кг. Смотрю, занимается Дзгоев с Дзарасовым, Геной Андиевым, Бази Кулаевым. Говорят мне: «Тебя учить бороться в партере будет Михал Бекмурзов». По­сле проверки Михал заявил, что из меня выйдет толк. То же самое сказали и о Юре Гусове, с которым мы пришли тогда вместе и кото­рый потом стал чемпионом мира.

Честно говоря, у меня всегда была мечта стать таким же силь­ным, как Асланбек Захарович, защищать честь республики. Не про­пускал ни одной тренировки. Занимался от звонка до звонка... По­сле нас пришла новая плеяда - Сослан Андиев, Хадарцевы, Фадза-ев. Конечно, у нас тоже была возможность стать чемпионами мира, но мы где-то допустили ошибки, а они учли ошибки старших и до­стигли больших высот в борьбе. Мы все за них радовались от души. Когда молодежь превосходит в чем-то старшее поколение, это зна­чит, что народ развивается, растет. Так что мое глубокое убеждение

- надо всем нашим олимпийским чемпионам присвоить звания Ге­роев России. Ведь они столько труда в развитие борьбы вложили!

Но ни одно дерево не даст плодов, если у него слабые корни. Нашими корнями в спорте был и всегда будет оставаться Асланбек Захарович Дзгоев - выдающийся тренер и педагог, Человек с боль­шой буквы. Такие, как он, по праву считаются гордостью нации.

МЕТОДИКА ДЗГОЕВА ТРЕБУЕТ ВСЕСТОРОННЕГО ИЗУЧЕНИЯ

Роман ДМИТРИЕВ,

заслуженный мастер спорта по вольной борьбе, чемпион мира и Олимпийских игр

Впервые увидел Асланбека Захаровича на фотографии, опублико-ванной в одной из якутских газет в середине 60-ых. Он тогда тре­нировал сборную нашей республики и готовил ее к первенству Дальнего Востока. Выступили тогда якуты очень успешно, как раз в это время Дзгоев и открыл молодого Николая Неустроева, ставше­го впоследствии чемпионом России и Советского Союза. Помню до мельчайших деталей, как он выглядел на том газетном снимке: кра­сивый, мощный - настоящий кавказский богатырь в моем тогдаш­нем представлении.

В те годы имя Асланбека Захаровича в Якутии было у всех на устах, а старший тренер Николай Волков, чемпион России Николай Гоголев и еще целый ряд спортсменов в один голос называли его великим наставником, верным другом и надежным товарищем, ставшим бескорыстным помощником якутским борцам.

В справедливости их слов убедился в 1973-ем году, когда Дзго­ев вместе с Юрием Шахмурадовым тренировал сборную СССР. В команде он пользовался непререкаемым авторитетом и уважением. Но, что особенно запало в душу, так это его невероятная сила убеж­дения. При нем мы чувствовали себя настолько уверенными в сво­их силах, что не боялись выйти на ковер против любого соперника.

Не могу не сказать и о микроклимате в сборной. Здесь все наце­ливались только на победу, были взаимно вежливы, никогда не го­ворили лишних слов и не делали необдуманных поступков. Все это - результат влияния личного примера Асланбека Захаровича.

Мы знали силу его юмора и, честно говоря, очень боялись стать объектом его насмешек. То, что все будут от души хохотать, случись это, было гарантировано. А как здорово он проводил застолья! Каж­дый его тост был настолько мудрым, что приводил в восторг. Для молодых борцов общение с Дзгоевым всегда было праздником. Мы старались впитывать, как губка, то, что он говорит, и очень часто пользовались его крылатыми выражениями.

Несмотря на возраст, он выкладывался в работе на ковре пол­ностью, переворачивая своих молодых оппонентов на лопатки сво­им коронным приемом - «обратным ключом». По ходу он доско­нально объяснял все тонкости этого сложного действия. Как пра­вильно взять захват, где должны быть ноги, где руки относительно точки опоры, как необходимо направить усилия, чтобы получить на­ибольшую суммарную силу.

Высокотехничных тренеров в Советском Союзе было немало, но я смело поставил бы Дзгоева на первое место в таком разделе спортивной подготовки, как поиск и шлифовка «коронного приема». Это видно на многих примерах, в частности, на результатах его ра­боты с сильнейшими борцами того времени Борисом Базаевым и Таймуразом Дзгоевым.

Тренерская деятельность Асланбека Захаровича настолько многогранна, что требует всестороннего изучения специалистами спорта, тренерами по борьбе, а также спортивными теоретиками -учеными, чтобы его бесценный опыт работы мог быть использован и в наши дни. Думаю, надо сделать это обязательно.

СУДИТЬ CТАЛ ИЗ-ЗА БАТИ

Нугзар ЖУРУЛИ,

мастер спорта международного класса, арбитр экстра-класса по вольной борьбе, неоднократный призер чемпионатов СССР

У

него было три имени. Официально к нему все обращались Асланбек Захарович. Между собой мы звали его Батей. А старшее по­коление называло его Лесиком. Такое впечатление, что и в жизни он был в три раза сильнее, чем другие. В нем прекрасно сочетались ум, воля, физическая мощь, педагогический такт, жесткость, образо­ванность, культура и жажда постоянной работы. Ни секунды не мог сидеть без дела и нас учил не транжирить время понапрасну.

Он был величайшим педагогом, умел увлечь, заставить делать то, что нужно, помогал разобраться в самых сложных вещах. Навер­ное поэтому Асланбеку Захаровичу удавалось растить из мальчи­шек, которые к нему ходили, хороших людей. Что касается спортив­ных результатов, то у него была своя уникальная методика подго­товки чемпионов. Ни у одного тренера в мире нет такого количества победителей молодежных и юношеских первенств, как у него.

Батя обладал природным чувством юмора, он так здорово рас­сказывал и показывал, что не понять было невозможно. Тогда ведь ни видеоматериалов, ни телевизионных трансляций еще не сущест­вовало. Все наши знания и представления о том или ином великом борце складывались из рассказов о них. Был, например, такой вы­дающийся мастер, как Хабиби. Мы слышали, что он единственный

в мире, кто делает «дальнюю мельницу». Конечно, все знали, что такое «мельница». Но что из себя представляет «дальняя»? Аслан-бек Захарович тоже никогда не видел ни Хабиби, ни то, как он вы­полняет этот прием. И тогда он сам придумал, как она должна де­латься! Это просто удивительно!

При этом он не просто показывал нам приемы, а сравнивал с примерами из жизни, с физикой. Вот проход в ноги. Где ты должен стоять и как, насколько согнуты колени, где должна располагаться голова, что делать руками... Если человек внимательно слушал и повторял, он никогда не проигрывал. Или, вот, «мельница». Он объ­яснял: «Волк гонится за овцой, догоняет ее, хватает за загривок (он даже показывал, как) и закидывает себе на шею. А за ним бегут па­стухи, собаки. Как сбежать, ведь преследователи налегке? Как он должен закинуть на спину овцу, чтобы она не упала, чтобы уйти от погони?» Мы, раскрыв рты, следили за каждым его движением. Ведь если ты правильно подошел «под соперника», правильно «по­садил его», то можешь делать с ним все, что хочешь. Если же не­правильно, ничего не получится!

Или взять защиту. Когда тебе проходят в ноги, как надо загру­зить шею, голову, плечи соперника, как вытянуть ноги. Ведь если нога вытянута и находится в напряжении, согнуть ее невозможно. Был такой японский борец Сасахара. Он приехал в составе сбор­ной своей страны на матчевую встречу со сборной Советского Со­юза. Боролся с нашим Салимуллиным и в партере вывернул тому руки и ноги. Короче говоря, сделал ему «канарейку». Между собой мы так окрестили этот прием. Считалось, что противоядия против этого технического действия нет. Впоследствии «канарейку» взял на вооружение Синявский с Украины и выигрывал одну встречу за другой.