Лекция 4 средневековая европейская культура

 

1 Христианство – мировое ядро средневековой культуры,

2 Монастырская культура. Университеты.

3 Рыцарский и народный типы средневековой культуры.

 

 

Средневековая европейская культура - это целостное конкретно-историческое образование, включающее особые способы и результа­ты деятельности людей во всех сферах их жизни, а также уникальные типы человеческой личности. Ее географические рамки - территория Западной и Центральной Европы, хронологические - VI-ХШ в.в. В исследовательской литературе принята внутренняя хронологическая диф­ференциация на раннее средневековье (VI-Х в.в.) и высокое или классическое средневековье (XI-XIII в.в.). Позиция, согласно которой cpедние века охватывают более чем тысячелетний период вплоть до английской буржуазной революции (VI-нач.VII в.в.), представляется мало обоснованной, ибо уже очень отличается европейская культура XIV-XVI столетий от предшествующего культурного развития.

С легкой руки гуманистов Возрождения, а потом и французских просветителей ХVIII в. сложился некий хрестоматийный образ Средневековья, знакомый каждому со школьной скамьи. Средние века мрачная эпоха, застой, перерыв в развитии европейской. науки, тех­ники, искусстве, философии, задавленных христианской церковью... Так ли это? А что если использовать в качестве критерия социально­го прогресса ДУХОВНОСТЬ? В каком свете предстанет перед нами удивительный, таинственный, мистический, мир средневековья.

Давайте попытаемся, хотя бы приблизиться к разгадке его тайн. Для этой цели нам предстоит погрузиться в глубь веков...

В середине первого столетия в восточных областях Римской империи, возможно, в Палестине возникло христианское вероучение. Согласно Новому завету основателем христианства был Бог-сын Иисус Христос, который явился на землю, чтобы спасти людей от грехов. Он умер на кресте, воскрес и вознесся на небо. По христианскому уче­нию, в будущем Христос вторично придет на землю, чтобы судить жи­вых и мертвых...

Несмотря на жестокие гонения против христиан, число христи­анских сект неумолимо росло, ничто не могло остановить этот про­цесс. К обездоленным и рабам постепенно стали привыкать состоя­тельные и образованные слои общества. Что же в христианском уче­нии так привлекало людей? Видимо, целый ряд его особенностей.

Во-первых, идея равенства всех людей перед Богом, мысль о том, что для Бога нет ни эллина ни иудея, контрастировала с антич­ной идеей естественности неравенства, противопоставлением эллинов и варваров, а позже римлян и варваров. В свое время Аристотель создал классическое логическое обоснование естественности рабства, которое разделялось большинством его современников, а также их потомками.

Во-вторых, гуманность как абсолютное добро, проповедь любви и сострадания, полное бескорыстие этой любви, отмена кровавых жертвоприношений и других антигуманных ритуалов. Если в культуре классической античности доминировало платоновское понимание спра­ведливости как пропорциональной взаимности, то христианское беско­рыстие любви к ближнему, проявилось в поразительном призыве любить врагов наших, благотворить ненавидящих нас, благословлять проклинающих нас.

Наконец, видимо немаловажную роль в распространении христианства, сыграла его обращенность к иррациональной сфере мироздания и внутреннего мира самого человека, то есть вере как особому эмоиионально-волевому состоянию дутой, чувствам, переживаниям, мистической интуиции, божественному откровению. Это именно та сфера, которая мало привлекала античный классический гений с его рацио­нализмом, безграничной уверенностью в силе человеческого разума и любовью ко всему ясному, четкому, логически последовательному и обоснованному. Так, Аристотель и его последователи, изучая бессоз­нательное в человеке a конечном счете, отвернулись от этой малопонятной греческому гению "бездны". Все это привело к закономер­ному поражению античного логоса-разума в столкновении с христи­анской иррационально-религиозной верой.

Уже ко II в, организовалась раннехристианская епископальная церковь. Возникли храмы и монастыри, в которых сосредоточилась ремесленная, литературная и художественная жизнь приверженцев но­вой религии. Церковь крепла экономически и политически, и, учиты­вая это, римский император Константин I (Великий) в 312 году издал так называемый Миланский эдикт, который дал христианству рав­ные правa с другими религиями.

В середине 1У в. христианство получило статус государствен­ной религии Римской империи и вскоре разделилось на два главных направления со своими особенностями в догматах и обрядах - восточное и западное (православное и римско-католическое). Оконча­тельное разделение церквей было завершено в 1054 г. А в августе 410 г. вестготский король Алярих захватил Рим при помощи рабов, открывших ночью ворота варварам. Вестготы разграбили "Вечный город". Вслед за ними в 455 г. в Риме побывали вандалы. То, что там совершили эти новообращенные христиане за свое четырнадцатидневное пребывание навечно сделало имя данного германского племени нарицательным. Горели библиотеки - роскошные собрания философских, научных, художественных сочинений разрушались храмы, дворцы, римские дороги и мосты. И хотя условно считается, что Западная Римская империя закончила свое бытие в 476 г. - в год отречения от престо­ла последнего западно-римского императора Ромула-Августула, реально к этому времени она уже погибла. Рабство оказалось своего рода оказалось своего рода бомбой замедленного действия, взорвавшей изнутри античную цивилизацию и культуру.

Вместе с распадом античной культуры уходила в прошлое картина мира древних греков и римлян. Античное мировоззрение все более вытеснялось христианскими идеями и образами, хотя на протяжении всей истории средневековой культуры в христианском сознании уживались в той или иной степени противоречащие ему языческие идеи и представления, воспринимали и осознавали мир люди средневе­ковья уже по-другому.

Для античного человека существовал единый космос - упоря­доченная, гармоничная природа, эволюционировавшая из хаоса - то­же некоего природного состояния. В космосе все: живая и неживая природа, окружающая человека, и сам человек, и, наконец, боги. Античные олимпийцы, проживающие во вполне определенном месте пространства - наборе Олимпе на Севере Греции - высшие природ­ные существа, проводники космических законов, которые тем не ме­нее очень похожи на людей по внешнему виду, психологии, поведе­нию.

В христианском сознании происходит раздвоение реальности: на единого трансцендентного (сверхчувственного, запредельного, потустороннего) бога и тварного, т.е. сотворенного им зем­ного шара.

Чтобы понять христианскую картину мира, давайте зрительно представим известную миниатюру на рукописи сочинения богослова ХП в. Гопория Августодунского " Ключ к природе", знакомящей нас с учено-богословскими представлениями о мироздании. Миниатюра состоит из 4-х ярусов. Верхний ярус заполняют восемь фигур - в центре безбородый мужчина в царском одеянии, его окружают семь дев. Надписи по своду раскрывают символику изображения: Бог не­познаваемый, не доступный человеческому взору в своей сущности, открывается ему через свои качества как высшее добро, и "семь божественных имен", перечисленных еще Пседо-Дионисием Ареопагитом около 500 г.: Справедливость, Добродетель, Разум, Истина, Сущность, Жизнь, Мудрость, которые названы в своей совокупности изначальными причинами. В центре второго яруса плавает странное чудовище, обозначенное вдохами "бесформенная материя". Это еще несозданная земля, хаос, который не знает ни чувств, ни формы, ни цвете. По обе стороны несозданной материи помещены изображе­ния благообразного старца и юной девушки. Это символы двух кате­горий, организующих действительность - время и место (пространство). Третий ярус - его организованная материя - "сотворенная и не творящая природа", как гласит надпись.

Художник представил 4 разряда созданных творцом существ: ангелы - небесное пламя, крылатые существа - обитатели воздуха, живущие в воде твари и, наконец, население суши. Смысл нижнего яруса передан одним словом; Конец. Весь космос как бы: сходится к изображения второго мира Троицы, сына божьего Иисуса Христа. Церковная концепция мироздания определяет и трактат Гонория и образа, воспроизведенные миниатюристами: их мир движется от боже­ственного творения к воплощению Христа»

По словам Гонория Августодунского совокупность творений раз­деляется на 5 категорий: обладающие телесностью (камни), наделен­ные жизнью (растения), чувствующие (животные), разумные (люди) и интеллектуальные или духовные (ангелы). Хотя человек занимает в этой иерархии тварей определенное место, он, согласно, Гоноризо располагает всеми пятью качествами.

Человек - подобие Божие, и один только Бог выше него. Он обладает большим, нежели ангелы, ибо ангелы лишены тела и чувств. Воля и разум - божественные начала в человеке, что обусловливает его внутреннюю свободу. Человек волен выбирать, принимать то мяк иное решение и действовать в соответствии с ним, Смысл челове­ческой жизни в спасении души, следовании христианским заповедям любви к Богу человеку.

Согласно учению, разработанному христианскими богословам в IX-ХП в.в, "богоустановленное" общество, составлявшее в известном смысле "единое тело" - христианскую церковь, разделялось в действительности на три сословия; духовенство - тех, кто молились, воинов – те, кто запищали церковь и "трудящиеся" - те, кто пахали землю. Христианская модель мироздания, место в ней человека и смысл жизни были понятны и близки, по всей вероятности, пред­ставителям духовенства, наиболее интеллектуальной части средневе­кового общества. Хотя, безусловно, нельзя отождествлять нравст­венно-религиозные идеалы и реальную практику поведения людей. Между ними, как свидетельствуют исторические факты, всегда существовала большая или меньшая, дистанция, иногда чрезвычайно глубокое противоречие.

Католическая церковная иерархия состояла из нескольких сту­пеней: вершина иерархий папа Римский, непогрешимый наместник Христа на Земле; епископы, священники, диаконы и, наконец, низшие клирики. Единство духовенства подчеркивалось общностью исполняе­мой ими функции - богослужения, которое должно было выполняться на одном (латинском) языке, в одно и то же время и в соответствии с единым календарем во всех церквах Европы. Однако этой тенденции;

к унификации церковной жизни со стороны папства противостояло про­тивоположное стремление к партикуляризму, естественное в средневековых условиях. Удивительным проявлением этого стремления явилась религиозная драка, настоящий религиозный театр. Как извест­но, театр - великолепное детища античной, языческой; культуры, от­ношение к которой в средние века складывается весьма напряженное. Церковь враждебно относись к языческому театру, всевозможным играм и пляскам, представлениям жонглеров (бродячих артистов), тем не менее включает в само богослужение элемент театральности. Она по­нимает силу воздействия процессий и наглядных образов театрального искусства и начинает использовать драматические эф­фекты для пропаганды Библии: инсценируются отдельные эпизоды-волхвы въезжают верхом в церковь, ангел и жены-мироносицы разыскивают гробницу Христа, воспроизводится рассказ о грехопадении Адама и Евы, история распятия Христа. Европейская религиозная драма представлена тремя основными типами: литургическая драма, полулитургическая драма и мистерия. Литургическая драма разыгрывается перед алтарем на языке богослужения, т.е. латыни. Полулитургическая драма перемещается от алтаря в церковный неф и даже к пор­талу храма. Наконец, мистерия покидает храмовое здание и оставля­ет латинский язык. Ее действие переносится на площадь перед цер­ковью; актерами становятся горожане. Язык - разговорный, а платье - богатые одежды того времени. Мистерия вместе с языком утрачивает универсалистские черты и приобретает национальную окраску.

А теперь давайте попытаемся представить себе средневековый храм - дом Бога, место общения человека с Богом!.. Ранние церкви Западной Европы, как, впрочем, замки и крепости - романские по­стройки, перекрытые цилиндрическими сводами, распор которых пере­давался, на стены на всем их протяжении. Отсюда массивность, тяжеловесность стен. Oт латинской базилики романский храм унасле­довал элементы декоре, прежде всего мозаику (в Италии) и настен­ную живопись (в Германии, Франции).

Примерно в середине ХП в. романское зодчество начинает вы­тесняться готическим и в XIII столетии готическая архитектура до­стигает расцвета. Царством готики справедливо считают Францию. Чего стоят знаменитые французские соборы - Парижский Нотр-Дам, Амьенский, Шартрский, Рейнский. Это именно те храмы, о которых Жан Жак Руссо писал: "Порталы наших готических церквей высятся позором для тех» кто имел терпение их строить". Вероятно, вряд ли мы сможем согласиться с мнением великого француза! Как разительно не похожи устремленные в высь ажурные каменные вертикали готики с вросшими в землю романскими постройками. Хотя, если мы посмотрим на план, увидим все тот же незамысловатый крест латинской базилики, покрытый сводом.

Романская и готическая архитектуры решили, по сути дела, одну и ту же техническую задачу. Но сколь различны архитектурные средства! Переход от одного стиля к другому напоминает прыжок: постройки, начатые в романском стиле, заканчиваются в готическом. Что же случилось за несколько десятилетий?

Готика ввела всего два принципиальных новшества в конструкцию сводчатого покрытия.

Во-первых, своды стали выполняться на нервюрах – каменных ребрах, несущих независимые друг от друга части свода – распалубки. Конструкция свода становится легче и надежнее. Она получает гибкость, не свойственную тяжелой романской кладке крестового свода, работающего как монолитное целое. Во-вторых, боковой распор передается не на устои свода, а на контрфорсы – специальные опоры, внесенные за пределы внутреннего пространства сооружения, для передачи этих усилий служат специальные подпорки, выполненные в виде арок – аркбутаны. Массивная романская стена как таковая исчезает, сохраняются лишь простенки сравнительно небольшого сечения.

Несущая, рабочая часть конструкции (первюры сводов, внутренние опоры, контрфорсы и аркбутаны) полностью отделяются от заполнения (распалубок, сводов, проемов наружных стен). Готика открыла каркас.

Это открытие замечательно не только тем, что позволило экономить дефицитный в средние века строительный материал. Готический каркас взял от материала все, что тот способен дать - камень рабо­тает в нем на пределе своих возможностей. Если античный ордер демонстрирует нам прекрасную игру богатой каменной мускулатуры, то готика сбрасывает все покровы с каменной конструкции, обнажая пер­вородное совершенство ее скелета.

Заметим, кстати, что современный небоскреб - от начала и до конца порождение каркаса. Конечно, многоярусные металлические этажерки мало напоминают каменное кружево готики, но первое слово было сказано именно тогда. Но, возможно, высочайшая ценность готики даже не в гениальных технических решениях самих по себе, а скорее в ее поразительной созвучности самому духу христианства, устремленности человеческой души к Богу, которая достигается при помощи этих архитектурных и художественных (витраж) открытий.

Особое место в жизни средневекового общества занимало монашество. Если христианский собор представлял собой дом Бога, место пребывания Божественной благодати, то монашество должно было являть на земле прообраз божественного общежития. Классический светлый идеал монашества воплощали в своем образе жизни и внутреннем ми­ре люди, посвятившие себя подвигу спасения душ человеческих. Если духовенство, хотя и скованное принципами целибата (безбрачие), жило в миру и соблюдало мирские нормы поведения, монашество ïîý своему статусу должно было противостоять миру.

В Западной Европе - в отличие от Византии с ее отшельниками и затворниками - утвердился общежительный тип монастыря где монахи жили не и кельях, а в общих спальнях. Монастырь был отде­лен стеной от внешнего мира, доступ внутрь для мирян был закрыт, а пребывание монахов вне монастырских стен ограничивалось време­нем и регламентировалось монастырскими нуждами.

Монах брал на себя определенные нравственные обязательства, которые определялись "тремя принципами: повиновением не стяжательством и безбрачием. Эти принципы знаменовали отход от земных интересов - семейных и имущественных - и включение в новую организацию суровой, аскетической дисциплиной. Три монашеских принципа получили конкретное выражение в уставе, сформулированном в VI веке Бенедиктом Нуренийским: отсутствие собственности, труд, замыкание от мира и пищевые ограничения.

В 817 г. бенедиктинский устав был преобразован Бенедиктом Анионским, который отверг старый Принцип физического труда и стал рассматривать монаха исключительно как рыцаря божьего, подчинен­ного своему аббату и выполняющего особую службу - молитвы и бого­служение. К ХI-ХП в.в. первоначальные бенедиктинские нормы практически не соблюдались: физический труд был переложен на зависимых крестьян и наемных работников; монахи имели личные деньги, ко­торые отдавали даже в рост, употребляли мясную пищу и т.д.

Таким образом, монашеский идеал - как все средневековые идеалы зачастую оставался в сознании людей, далеко не воплощаясь на практике.

Несмотря на универсалистские чаяния "апеста, монашеств не стало единой организацией. Оно распадалось на ряд орденов, имевших свои уставы. Так, к бенедиктинскому ордену в XI-XII в. в. доба­вились новые монашеские ордена: номальдулы, валломброзианцы, картезианцы, премонотракты, кармелиты, цистерианцы и др. Особое место среди орденов этого времени заняли военно-рыцарские ордера, видевшие свое назначение не в созерцательной жизни и молитвословии, а в активной деятельности, направленной против врагов христи­анства. Таковы госпитаверы, тамплиеры, тевтонские рыцари, ряд испанских орденов. Первоначально они участвовали в борьбе кресто­носцев в Сирии и в отвоевании Испании у арабов, а потом потеря­ли прежнее значение, и тамплиера, в частности, превратились в хо­рошо налаженную торговую я банкирскую компании. Наконец, в начале ХШ в. появились так называемые нищенствующие ордена - доминикан­цы и (францисканцы (минориты).

Всем своим обликом (босые, перепоясанные грубой веревкой) монахи подчеркивали соблюдение принципа бедности. Оба ордена ста­ли в XII в. институтами, осуществлявшими воздействие католической церкви прежде всего на новый общественный феномен - на город, центр растущих богатств и очаг ересей, причем особое внимание уделялось университетам.

Фома Аквинеиий (I225/26-I247), один из крупнейших философов и богословов средневековья, учитель, знаменитый ученый и богослов, алхимик и маг Альберт Больштедский, были доминиканскими монахами.

Так, в XII в. вырабатывался новый идеал монаха-проповедника, монаха-ученого.

Не случайно среди монахов мы обнаруживаем имена талантливых ученых, философов и богословов. Ведь монастыри оставались долгое время почти единственными очагами образованности средневековья. При них находились школы, скриптории (мастерские по переписыванию и создание книг), библиотеки. Монахи переводили богословские труды отцов христианской церкви, а также научные и философские труды Пла­тона, Плотина, Аристотеля, Пифагора и Евклида с арабского и гре­ческого на латынь, кропотливо переписывали рукописи, украшая их изысканными миниатюрами и создавали богатейшие хранилища книг.

Что же представляет собой средневековая наука?

Она принципиально стоит на догматических богословских осно­ваниях и вполне последовательно стремится подчинить себя им. Наука не является независимой от теологии, но не потому, что религия не дозволяет, а потому что неизменно молчит вопрос, заданный апостолом: зачем мне весь мир приобретать (ведь и знание - тоже приоб­ретение мира), если и при этом своей душе наврежу? Поэтому не всякое знание хорошо и приемлемо, но лишь такое, которое подвигает человека к спасению. Для средневекового человека мир - творе­ние божье, причем творение совершенное и прекрасное, потому что Бог благ. В таком мире, очевидно, невозможно и не нужно что-либо изменять - менять и упорядочивать следует только то, что само по себе может склоняться к злу, беспорядку в силу злоупотребления собственной свободой - человеческую душу, именно таково настроение человека Средние века: привести в порядок прежде всего собственную душу, побудить ее к гармоническому созерцанию мира и единению с Богом. И только так, просветляя и собирая прежде всего самого себя, можно надеятся на благоуханную жизнь в обществе с другими людьми.

И все же, несмотря на созерцательную установку, именно в Средние века зародилось новое отношение к технике, произошла своеобразная «технологическая революция». пока еще не как поставленное на поток, преобразующее природу производство, но как изобретение устройства для облегчения труда. так, в X-XII в.в. существенна была улучшена агротехника, введены в употребление ветряные мельницы., такое важное приспособление, как кривошип – механизм, позволяющий объединить и взаимно преобразовать два основных вида движения – прямолинейное и круговое. Одна из важных причин первоосмысления отношения к технике – пересмотр основ аристотелевской физики, с точки зрения которой мир принципиально нельзя изучать математическими способами.

Интелектуально-посветительская деятельность монашества в какой-то мере способствовала перевороту в области и образовании, связанному с рождением университетов в XII-XIV в.в. Талантливые учителя монастырских школ, постепенно отделялись от монастырских и церковных властей, стали создавать свои корпорации университеты. Статус высшего учебного заведения присваивался школе, которая, во-первых, пользовалась широкой известностью, привлекала учеников издалека и, во-вторых, была способна обеспечить не только преподавание «семи свободных искусств» (грамматики, риторики, логики, арифметики, геометрии, музыки, астрономии), но и, по крайней мере. одной специальной дисциплине права, богословия, медицины.

Древнейшие средневековые университеты – парижский, отличавшийся в сфере богословия, и Болонский, прославившийся преподаванием права, олицетворяли два основных типа высшего учебного заведения. Университет в Болонье (и в Падуе) представлял собой студенческую организацию, возникшую для защиты интересов приезжавших в город студентов-правоведов. Парижский университет, напротив, сложился как организация преподавателей. по Парижскому типу строились английские университеты- Оксфорд и Кембридж, перенявшие систему колледжей, у истоков образования которых в Париже стоял Робер де Сорбон, капеллан Людовика ix. Если Парижский университет содрогался от бури философско-богословских и политических дискуссий, то ранние английские университеты отличались в этом отношении более уравновешенной атмосферой, а затем также относительно высоким уровнем преподавания математики и наук о природе.

Диспуты и дискуссии - весьма характерная форма университетского обучения, которая использовалась наряду с лекциями. Именно в этой форме развивалась схоластика – особый мир теологии, философии и науки, о котором речь шла выше.

О чем же столь бурно спорили средневековые диспутанты?

Были ли вопросы бесконечных обсуждений столь уж смехотворными и праздными, как считают многие? Или, может быть они только представляются нам такими, потому мы не понимаем их достаточно хорошо, потому что мы больше не говорим на том же языке и не видим ни важности, ни актуальности обсуждавшихся вопросов?

Действительно, что может быть нелепее вопроса, сколько ангелов может уместится на кончике иглы? Или: находится ли человеческий разум на Луне или другом месте? Все это и вправду нелепо, но лишь в той степени, в какой люди не знают или не понимают, что кроется за этими вопросами. А кроется за ними стремление понять, занимает ли разум, духовное бытие вообще – некоторое место в пространстве… А вот это уже совсем не смешно. По крайней мере для человеческого разума.

Средневековые университеты становятся крупными центрами светской культуры, подрывающими интеллектуальную монополию монастырей.

Итак, наше внимание было приковано к мировоззрению и образу жизни той части средневекового общества (духовенству и монашеству), которая была призвана посвятить себя прежде всего богослужение. А как жили, во что верили, кому служили два других социальных слоя средневековья – воины-рыцари и трудящиеся, или, как их тогда называли «простецы»?

В немецкой эпической поэме «Кудруна» (XII в.) описан идеальный рыцарь, или «рыцарь без страха и упрека»:

Всему, что подобает, был выучен герой,

Ни страха, ни упрека не знал за собой

За это восхищались им знатные девицы.

Он был настолько щедрым, что все не могли надивиться.

И так он был отражен, как нам твердит молва,

Что мстил врагам и близких отстаивал права,

Не выводы, а чести искал он в каждом деле…

Действительно, принадлежность к классу профессиональных воинов, внутренне сплоченному вассально-ленной системой, налагала на человека определенные (идеальные) обязанности. В очень большой степени определяла его образ жизни и одна из основных доблестей феодала щедрость. Богатство не самоцель в рыцарской жизни. Оно приобретается для того, чтобы быть розданным, растраченным, но непременно публично. Публичное расточительство - во время пиров, празднеств, турниров приобретающие подчас экзотические формы (вплоть до засевания полей серебром) является определенной формой самоутверждения. Оно рассматривалось как внешнее выражение доблести и удачи. Французские труверы и трубадуры в своих поэмах и балладах на все лады прославляли щедрость сеньоров. В рыцарских романах, напротив, корыстолюбие, скупость, расчетливость в глазах рыцарского общества оказывается одним из самых позорных пороков.

Другие важнейшие понятия "рыцарского кодекса чести» служение, верность, преданность. Если монах или священник служит Богу, своему сеньору и прекрасной даме. Идея рыцарского служения охватывает в XII в. все сферы жизнедеятельности и самые представления о космосе. Она воплощается и в таком уникальном явлении как культ прекрасной дамы и куртуазная любовь. Лирическая рыцарская поэзия, прославляющая придворную даму и любовь рыцаря к замужней женщине, возникает во Франции около 1100 года и дольше всего существует на политически раздробленном юге - в Аквитании и Тулузе. Расцвет немецкой рыцарской поэзии - миннезанга - приходится на 70-е годы XII столетия.

Как и монашество, куртуазная любовь есть противоположность средневекового брака. Она возникла, скорее всего, как ре­зультат перенесения на сексуальную сферу идеальных отношений между сеньором и вассалом. Влюбленный служит даме как вассал слу­жит сеньору, за которого он (в идеале) готов отдать жизнь. Ни по­ловая близость, ни материальная выгода, ни социальный престиж не составляют предмета куртуазной любви. Ее основной элемент - бес­корыстие. Так, трубадур Бернан Вентадурский (ХII в.) воспевает красоту зрелой замужней женщины, принадлежащей другому и не от­вечающей на любовь поэта, но рыцарь клянется до конца дней своих бескорыстно служить этой даме.

Высокие принципы щедрости и служения подчас превратно реали­зовывались в действительной жизни. В XII в., в эпоху расцвета рыцарства, Этьен де Фужер, упрекая французских дворян в том, что они только и заботятся, что о танцах и развлечениях, об охоте и турнирах. Они приносили клятву защищать слабых -- вдов, сирот, а на деле крестьянам оставалось лишь одно - надеяться на эгоистическую мудрость сеньоров, согласно французской средневековой поговорке: «С кого раз сдерешь шкуру, того не пострижешь дважды». Вообще, как ни парадоксально, в рыцарской психологии для христианского сострадания не было места: средневековье было не просто безжалостным, но и вводило расправу в ранг достоинств.

Презрение к смерти сочеталось с пренебрежением к чужой жизни, с неуважением к чужой смерти. Сицилийские норманны, взявшие в 1185 г. Солунь, развлекались тем, что раскладывали на улицах трупы убитых в обнимку с мертвыми ослами и собаками. Рыцарь готов был отдать жизнь за сеньора, но у него не было угрызений совести, когда он забирал чужое имущество и отнимал чужую жизнь. Воспитанный в огне и крови, характер рыцаря был более импульсивным, чем расчетливым. Так, трубадур Альбер де Маласкина гордо заявлял, что он брал чужое, чтобы раздавать, а не копить.

Если жизнь рыцаря протекала лишь на войне, либо в развлечениях при дворе сеньора, то огромная масса «простецов» - сначала крестьян, а позднее и горожан - вела совершенно иной образ жизни. Народная культура представляла особый культурный пласт в эпоху средневековья. Окружавший средневекового крестьянина мир воспринимался в противоречивом двуединстве. С одной стороны. Это был органический природный мир, неразрывно связанный с человеком - близкий, понятный и родной, а с другой - сотворенный и устроенный Богом космос, подчиняющийся воле, принципиально не доступной человеческому пониманию. Ощущение органического единства человека с природой, присущий еще первобытному сознанию, находит отражение в фантастическом образе «гротескного тела», когда люди представлены не отчлененными от природы: то как люди-звери, то как люди-растения, то как человекоподобные горы. Этому древнейшему представлению органической связи человека с природой противостоит христианское учение о мире, как своего рода отрицание неба, как месте временного и скорбного пребывания человечества. Отсюда в сознании простого человека. Далекого от интеллектуальной жизни и официальной идеологии, особенно тесно переплетаются древние языческие представления с христианскими. Именно крестьянская среда выступала хранительницей обычаев, празднеств и игр, иные из которых восходили к язычеству. И хотя они уже, в основном, утеряли свой сакральный характер, шуткой, тем не менее встречали осуждении церкви и феодальных властей. Крестьянские пляски были предметом особого предмета возмущения богословов, хотя до некоторой степени им приходилось с тем, что Ветхий завет упоминает с большой терпимостью о танцах Давида или других библейских героев. Поэтому, Фома Аквинский даже готов был допустить, что пляски - здоровое физическое упражнение, однако духовная сторона крестьянских празднеств смущало его. С негодованием описывает французский историк и богослов Жан де Витри крестьянские пляски: в колокольчики, которые несла женщина, руководившая танцем, чудится ему дьявольский звон.

Именно в крестьянском быту всего прочнее сохранились архаичные верования, но и сами христианские представления перекраивались на языческий лад. Так деревенские священники, скудной образованностью на много превосходившие свою паству, звонили в церковные колокола, чтобы отогнать ураган, и обрызгивали местность святой водой в уверенности, что это обеспечит хорошую погоду. Церковное отлучение животных и гадов считалось эффектным средством. Языческие церемонии нередко сдвигались с обрядами церковных празднеств. Колдовские обряды пронизывали крестьянскую жизнь. Бертольдо Регенбургский писал в середине XII в.: «Многие великие жители попали бы на небеса, если бы только они не занимались колдовством».

Если опорой средневекового крестьянства была светская община, объединившая отдельные семьи хранившая народные традиции и обычаи, то средневековый горожанин включался в общество через торгово-ремесленные корпорации (цехи и гильдии), территориальные братства, братства подмастерьев, городские советы (органы коммунального самоуправления), т.е. через систему разнообразных корпоративных связей. Цехи, объединившие мастеров одной профессии, должны были оградить их от притязаний не цеховых ремесленников. Цеховые уставы регламентировали цены, качество продукции, размеры мастерский, рабочее время. Цех объединял мастеров и в их хозяйственной деятельности. Цех имел общего святого-покровителя, и цеховое объединение нередко совпадало с религиозным братством, осуществляющие функции благотворительности. Цехи имели в собственности или арендовали общинные дома, где устраивались пирушки и танцевальные вечера, проводилась регистрация учеников и экзамены на звание мастера.

Нравы и обычаи горожан, их отношение к представителям различных сословий средневекового общества проявились в бурно развившийся в XII-XIII в.в. городской литературе. Рожденная в трудовой среде, она была заквашена на дрожжах народного творчества. Герои этой литературы – смышленый горожанин и лукавый крестьянин – своими хитрыми проделками оставляют в дураках чванливых сеньоров и жадных монахов. Наибольшее распространение получили сатирические стихотворные рассказы с забавным сюжетом. Во Франции они оказывались «фаблио», в Германии – «шванки». Один из самых знаменитых средневековых фаблио «Роман о Лисе», созданный во Франции в XII-XIII в.в. В форме эпоса о животных в нем сатирически изображено человеческое общество. Всем своим содержанием роман приводит народную точку зрения осуждения жестоких и хищных феодалов, чье поведение ясно проступает за личинами животных.

Ярким событием народной жизни, весьма характерным для средневековой культуры в целом, является карнавал – раскованный праздник накануне великого поста. Он знаменовал освобождение от социальных, эстетических, сексуальных табу, превращая жизнь в продолжительную игру с шествиями, огнями, переодеваниями. Карнавал – характернейшее выражение средневекового стремления в игре, в иллюзии вырваться из нищеты, страха, социального неравенства.

Итак, каковы же основные итоги анализа средневековой культуры?

Первое. Если античная культура носит преимущественно светский характер, то средневековая – по своей сути - религиозная христианская. В античной культуре сформировалась светская идеальная модель человека, в которой религиозность занимает весьма значительное место. Средневековье породило христианский идеал человека с особым религиозным мировоззрением, уникальное христианское искусство (вершина - готика), своеобразную христианскую науку и философию (схоластику).

Второе. Христианской картине мира и нравственному идеалу противостоит историческая практика поведения людей. В нее включается мощный пласт языческих обычаев, традиций, верований, в основном потерявших сакральный характер, но сохранившийся как игровой элемент.

Третье. Человек средневековья меньше всего мыслит себя самостоятельным индивидом. Он включается в общество через духовную и рыцарскую иерархию, монашеские ордена, общины, цехи. Назначение всех этих институтов – поддерживать социальную солидарность, сплачивать своих сочленов против внешнего и враждебного мира. Миру природы, признанному «силами Диавола», соответствует и враждебный человеку социальный мир. Человеку средневековья, поэтому, свойственно стремление замкнутся в узком мире семьи. И все-таки он не замыкается в ней – корпорации создают новые (внесемейные) связи. И, в принципе, вассальная верность сеньору становится выше сыновней любви, а куртуазная любовь к даме – выше семейной преданности. Отсюда, корпоративная мораль – один из главных средневековых институтов регуляции межличностных отношений.

 

ЛИТЕРАТУРА

 

1 Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры.- М.: Искусство, 1972

2 Гуревич А. Я. Проблемы средневековой народной культуры.- М.: Искусство, 1981

3 Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада.- М.: Наука, 1992

4 Любимов Л. Искусство Западной Европы.- М.: Просвещение, 1982

5 Мень А. Сын человеческий.- М.: Прогесс, 1991

6 Ястребицкая А. П. Западная Европа XI-XIII веков: эпоха, быт, костюм.- М.: 1978