Первый БРАТ (или БРАТ тараба)

Брат Тараба идет в правую кулису и скрывается за небольшим простенком, в котором в конце действия откроется окошко. Простенок слегка выдвигается на сцену. После того как Второй брат подает Жану кувшин, Брат Тараба вносит таз с горячей водой и полотенце.

ЖАН ( пьет прямо из кувшина). Спасибо. Я очень хотел пить. Что это было? Вода? Вино?

БРАТ ТАРАБА (Жану, который, не выпуская кувшин из рук, пытается опустить ноги в таз с водой). Сидите спокойно, я все сделаю. Я сам вам обмою ноги. Пейте и не думайте ни о чем.

ЖАН ( Брату Тараба). Но все же, я...

БРАТ ТАРАБА. Ничего, ничего. Таков наш обычай.

ЖАН. Я все выпил, просто одним махом. Я даже не знаю, что это было. Но все равно, очень вкусно... Теперь мне понятно — у вас здесь все как в старые добрые времена: гостиница на старинный лад, настоящий при­ют для страждущих.

БРАТ ТАРАБА. Да, да, конечно, приют для страждущих. очень точное название — приют для страждущих. Можно сказать и гостиница — тоже точное слово. Вы не заметили вывеску снаружи?

ЖАН. Вы, наверное, дождаться не можете, хотите, чтобы я рассказал вам о моем путешествии.

Справа входит Третий брат, он несет поднос с миской и хлебом.

Ах, да, я так голоден. Спасибо.

БРАТ ТАРАБА ( стоя перед Жаном на коленях). Не двигайтесь. Сейчас я вытру вам ноги. Не теряйте времени — ешьте.

ТРЕТИЙ БРАТ. Долгие путешествия чрезвычайно утомитель­ны, и голод потом мучает страшно. Так всегда бывает. Вам непременно нужно восстановить силы.

Входит Четвертый брат, садится около двери, слева от зала. В руках у него карабин.

БРАТ ТАРАБА. Это наш Брат-охотник.

ЖАН. О, да! Да, да, да!

БРАТ ТАРАБА. Нам самим приходится и охотиться, и рыбу ловить, и овощи выращивать и виноград. Главное — организовать дело как следует.

ЖАН. Просто удивительно! (Унего полный рот, он ест с жадностью.) Я пью, я ем, пью и ем. Но жажда не проходит, и голод не проходит. Простите меня, я, наверное, кажусь вам бездонной бочкой. В жизни не был так голоден! Правда, у меня крошки во рту не было за последние несколько недель или даже месяцев. Понимаете, я этого просто не замечал, так меня захватил дух приключений, всевозможные чу­деса и красоты тех мест, через которые лежал мой путь.

БРАТ ТАРАБА. Вам очень повезло, вы столько повидали!

ЖАН. Да, конечно, в этом смысле повезло. Я даже забывал, что надо было есть и пить. Можно мне еще?

БРАТ ТАРАБА. Разумеется, сколько душе угодно. Мы к вашим услугам. ( Второму и Третьему братьям). Братья мои, принесите ему все, что он пожелает и сколько поже­лает. Его тарелка и кувшин не должны оставаться пустыми. Что вы мешкаете? Что происходит? Поза­ботьтесь о нашем госте как следует.

Второй и Третий братья наполняют тарелку и кувшин.

ЖАН. Не сердитесь на них, Брат Тараба. Я сам виноват — ем слишком быстро. Они просто не успевают наполнять кувшины и тарелки.

Брат Тараба уносит таз, возвращается и приносит полотняные салфетки. Жан тем временем жадно, без остановки ест и пьет. Братья двигаются все быстрее и быстрее, чтобы успеть наполнить кув­шины и тарелки и подать их Жану. Выглядит это весьма забавно, хотя движения очень ритмичны.

БРАТ ТАРАБА (Жану). Простите их. Им трудно работать быстрее, они ведь уже не молоды. Горячая салфетка на лицо... очень помогает...

Кладет Жану на лицо салфетку. Тот ее снимает.

ЖАН. Спасибо. ( Продолжает есть и пить.) Я вам расска­жу... Столько могу рассказать... Я должен вам рас­сказать...

БРАТ ТАРАБА. Не торопитесь. (Снова кладет Жану на лицо горячую салфетку.)

ЖАН ( снимая салфетку). И правда... очень помогает... Да, чуть не забыл! Я не знаю, хватит ли у меня денег, чтобы расплатиться за ваш вкусный обед.

БРАТ ТАРАБА. Не думайте об этом.

В момент, когда Жан ненадолго отрывается от еды, один из монахов кладет ему салфетку на лицо.

ЖАН. Но я хотел бы знать...

БРАТ ТАРАБА. Не слишком дорого...

ЖАН. И все же... (Снимает салфетку.)

БРАТ ТАРАБА. Не надо беспокоиться. Мы решим позже. Все будет сделано лучшим образом, к обоюдному удоволь­ствию. Пусть вас это не волнует.

ЖАН (продолжает быстро есть и пить). Вы так щедры, у вас золотое сердце, у вас просто дар — делать людям добро! Как мне здесь хорошо!

БРАТ ТАРАБА. Оставайтесь сколько захотите.

ЖАН. Мне неловко злоупотреблять вашим гостеприимством. Я не могу.

БРАТ ТАРАБА. Распоряжайтесь нами, как вам будет угодно.

ЖАН. Такое радушие... на сердце становится радостно и тепло. Но, увы, у меня слишком мало времени. Я должен идти дальше. Столько еще предстоит сделать, увидеть, узнать!

БРАТ ТАРАБА. Устройте себе небольшой отдых... если, ко­нечно, хотите... если хотите... не считайте, что вы у нас в долгу. Просто мы были бы счастливы, если бы вы смогли уделить нам немного вашего драгоценного времени. Вы ведь и сами предлагали. Расскажите на прощание... буквально в нескольких словах... расска­жите нам, братьям, мне, Брату-настоятелю... что вы видели. Конечно, если можете... если не очень спе­шите... Мы вас не принуждаем.

ЖАН. Ну что вы, какие пустяки!

БРАТ ТАРАБА. К тому же я убежден, ваш рассказ будет так для нас интересен, что мы сами станем вашими дол­жниками. Вам все еще холодно?

ЖАН. Я вроде привык, все хорошо. Нет, нет, теперь уже не стоит зажигать огонь.

БРАТ ТАРАБА. Для нас нет большего удовольствия, чем при­нимать гостей. Ешьте, пейте сколько душе угодно. А огонь мы все-таки зажжем. Так будет лучше.

Один из монахов зажигает огонь в очаге.

ЖАН. Нет, нет, спасибо, не стоит труда.

БРАТ ТАРАБА (жестом показывая, чтобы он продолжал). Вам надо согреться и утолить жажду. Пейте. А насчет денег волноваться не нужно.

Жан продолжает есть и пить.

ТРЕТИЙ БРАТ. Итак, уважаемый путешественник, что хоро­шенького вы видели по пути?

БРАТ ТАРАБА (Третьему брату). Дайте же ему перевести дух.

ВТОРОЙ БРАТ (Жану). Ну, что белый свет? Как он там себя мироощущает?

БРАТ ТАРАБА (Второму брату). Пусть он сначала отдохнет, придет в себя.

ТРЕТИЙ БРАТ. Кого же вы видели, дорогой гость? Что вы видели? (Кладет Жану салфетку на лицо.)

БРАТ ТАРАБА. Подождите, братья мои, подождите, я сказал. (Жану.) Они слишком нетерпеливы! Я вынужден из­виниться за них.

ЖАН (снимая салфетку). Я понимаю. Мне теперь гораздо лучше, и все благодаря вашим заботам. И усталость прошла. Если позволите, я потом еще поем.

ТРЕТИЙ БРАТ. Что вы видели?

ВТОРОЙ БРАТ. Что вы слышали?

Трое братьев садятся в кружок вокруг Жана. Чет­вертый брат по-прежнему неподвижно сидит около двери. Тараба и Брат-настоятель продолжают сто­ять, Тараба держится ближе к Жану. Время от времени Тараба бросает взгляд на Брата-настоятеля, словно спрашивая его мнение. Немой диалог между, ними длится в течение всего действия.

ЖАН. Что я видел? Что я видел... О, столько всего, что даже сразу и не вспомню. Все в голове перемешалось. Подождите... подождите... Я видел людей, я видел луга, я видел дома, я видел людей, я видел людей, я видел луга... ах, да... луга, и ручьи, и рельсы... и деревья...

ТРЕТИЙ БРАТ. Какие деревья?

ЖАН. Разные. Много.

ВТОРОЙ БРАТ. Деревья в цвету?

ЖАН. Да. Деревья в цвету, деревья без цветов, деревья без цветов и листвы... и еще... деревья вдоль дорог. Я видел... детей.

ТРЕТИЙ БРАТ. Что делали дети?

ЖАН. Они несли портфели и ранцы, они шли в школу. Они возвращались из школы. Еще они играли... в классики, в чехарду, в кошки-мышки. Много детей, светлово­лосые, темноволосые. Дети...

ВТОРОЙ БРАТ. Вы с ними разговаривали? Они вам что-нибудь говорили?

ЖАН. Ну... Они шли. Одних я обгонял, другие шли мне навстречу, потом они удалялись и исчезали. Еще я видел людей, мужчин, женщин. Я не мог поговорить со всеми. Я с ними и не разговаривал. Я торопился. У меня не было времени. Мне надо было успеть до ночи. Что я говорю? Мне и ночью приходилось идти. А потом наступал новый день.

БРАТ ТАРАБА. Какой день?

ЖАН. Серый и угрюмый, без конца и края, над мрачной равниной.

ВТОРОЙ БРАТ. А до равнины, когда вы были на лугу, вам не встретился старый рыцарь в старинных доспехах, который спит стоя и похож на статую?

ТРЕТИЙ БРАТ. Вам удалось попасть к королевскому дворцу? Вы видели императора или его свиту?

ЖАН (продолжая есть). Я вам сказал: мрачная равнина, голая...

ТРЕТИЙ БРАТ. А до равнины?

ЖАН. До равнины я видел пляжи.

ВТОРОЙ БРАТ. Вы, конечно, видели океаны пурпура, озера крови, дыры в небесной лазури, взорвавшиеся звезды, снаряды, бороздящие небо, сверкающие всеми цветами радуги.

ЖАН. Я видел деревни, мужчин, женщин, они ссорились, видел свадьбы, да, много молодоженов.

ВТОРОЙ БРАТ. А до равнин и пляжей, когда вы были в лугах и лесах, вам не встречались источники света, хрусталь­ные волки, окаменевшая старуха, воздушные храмы?

Жан качает головой.

Храмы на столбах, уходящих в землю?

ЖАН. Мне попадались деревянные столбы, столбцы цифр, задачи в столбик, столпы общества, столпы церкви... Я видел людей, направлявших стопы...

БРАТ ТАРАБА. И столбы, и стопы — без них нельзя. Иначе на чем будет держаться вселенная, как человечество сможет ходить?

ЖАН. Они вставали, шли, потом садились, снова вставали. Дальше я видел людей, которые спали, просыпались, разговаривали, потом они замолкали, вытягивались, переставали двигаться. Потом их никто не видел.

ТРЕТИЙ БРАТ. Вам не довелось побывать в краях, которые меняют цвет, как только кто-то в них попадает, где целые города трансформируются на глазах, города-ха­мелеоны, города-перевертыши?

ЖАН. Нет, ничего подобного я не видал... Мне попадались деревни, города, усы, горы. Что же еще? Усы, реки, пояса, индюки, апельсины, грузовики, пушки, пьяни­цы, белые люди, желтые, черные, красные дома, зе­леные дома, занавески, реки, барабаны... Я страшно голоден!

БРАТ ТАРАБА. Не стесняйтесь, ешьте, пейте. Здесь все для вас.

ЖАН. Можно? О, спасибо, спасибо! Я ем и умираю с голода. Это дыра, дыра, как мне ее заполнить?

БРАТ ТАРАБА. Брат-настоятель, насколько я могу судить по выражению его лица, не слишком удовлетворен тем, что вы нам рассказали. Нашу жажду и голод вы тоже не утолили.

ВТОРОЙ БРАТ. Все, о чем он говорит, нам известно.

ТРЕТИЙ БРАТ (Брату Тараба). Попросите нашего путеше­ственника рассказать что-нибудь поинтереснее. За­ставьте его покопаться в закоулках памяти, там на­верняка еще отыщутся воспоминания.

ЖАН. Угрюмая равнина, забытые богом тропы, безлюдные перекрестки, пустыри...

БРАТ ТАРАБА (Жану). Рассказывайте, рассказывайте. Что бы­ло до пустынной равнины, раньше. Вы, наверное, ви­дели и многое другое. Вы ведь не такой путешествен­ник, как все — вы исследователь. У вас взгляд должен быть острее, и память лучше, и воображение богаче.

ЖАН (продолжает есть). Я видел (запивает очередной кусок, проглатывает) реку... занавес... барабан...

БРАТ ТАРАБА (Жану). Брат-настоятель видимо, захочет, что­бы мы оценили результаты этого теста. Нам придется делать пометки. (Третьему брату). Брат-психолог, записывайте, записывайте. (Жану). Начнем сначала. Давайте же, заставьте себя. Ну, в конце концов.

ЖАН (Продолжая есть, развязывает галстук и расстеги­вает воротник). Я задыхаюсь... Цвет, река, каскад, барабан, занавес, пояс, сад, усы.

Тем временем Третий брат записывает за ним.

Индюк, занавес.

ТРЕТИЙ БРАТ. Вы уже говорили.

ЖАН. Я задыхаюсь... Значит, так: каскад, барабан, школа, родители, дом, солнце, индюк, крестьянин, цвет, пояс, сад.

ТРЕТИЙ БРАТ. Вы повторяетесь, брат Жан.

БРАТ ТАРАБА (Жану). Вы повторяетесь, дорогой друг. Брату-настоятелю ваши результаты могут показаться весьма слабыми.

ЖАН. Я видел... я видел... сад, индюка, школу, родителей, солнце, сад, сад.

ТРЕТИЙ БРАТ. Он не только повторяет слова, он еще их и забывает. Из своих странствий он не помнит ни имен, ни лиц, ни предметов... Он ничего не помнит. Он даже слова не может повторить в том же порядке. (Жану.) Вы все забыли, брат Жан.

ЖАН. Нет, вовсе нет. (Пытается припомнить). Занавес, река, индюк, барабан; и правда, помню все меньше и меньше... А! Вот, вспомнил: крестьянин. Да, вот оно, забытое слово: солнцестояние!

ТРЕТИЙ БРАТ (Брату Тараба). Такого слова в предложенном словарном тесте нет. (Второму брату.) Он забывает слова, а чтобы это было не так заметно, придумывает новые.

БРАТ ТАРАБА (Жану). Должен вас предупредить — обман здесь не проходит. Тест составлен таким образом, что никого провести невозможно. Ни себя, ни нас. Впро­чем, если вы придумываете слова, если у вас есть другие воспоминания, если были другие встречи, по­ведайте нам о них.

ЖАН. Пояс, цвет, цвет, маска, маска, маска... Чем больше ем, тем сильнее голод, чем больше пью, тем сильнее жажда. У меня замерзли ноги.

БРАТ ТАРАБА. Не обувайтесь сами. (Второму брату.) Пусть его обуют. (Жану.) Так вам будет теплее.

ТРЕТИЙ БРАТ (Брату Тараба). Есть такие слова, которые всегда забывают, он нам их так и не назвал.

ЖАН. С некоторых пор у меня провалы в памяти. Это все от усталости!

ТРЕТИЙ БРАТ. От сильнейшего переутомления, я бы сказал.

БРАТ ТАРАБА. Мы вам поможем восстановить здоровье. Ког­да-то в этом доме была больница. Здесь сохранился целый склад лекарств, которые на протяжении веков наши предшественники передавали друг другу по на­следству. Не бойтесь, брат Жан, лекарства эти не­тленны.

ВТОРОЙ БРАТ. Нетленны и проверены одновременно.

БРАТ ТАРАБА (показывая на Второго брата). Его словам можно верить, это наш Брат-аптекарь. Мы дадим вам несколько таблеток. Отправляясь в путь, вы возьмете их с собой. У вас улучшится зрение, вы сможете запомнить все, что увидите. Сейчас острота восприятия у вас патологически нарушена. Но она восстановится, и пробудившаяся память сможет удержать любой об­раз, любую картину. И воображение станет богаче.

ЖАН. А усталость? Да... утомляемость?

БРАТ ТАРАБА (Второму брату). А утомляемость?

ВТОРОЙ БРАТ (Жану). Исчезнет. Надо только грызть себе эти конфетки по дороге.

ТРЕТИЙ БРАТ. Я записал его ответы. Результат средний, пожалуй, даже чуть ниже среднего.

БРАТ ТАРАБА. Вот как. Мы ждали большего. Он и рыцаря в доспехах не заметил, но главное — он не помнит слово.

ВТОРОЙ БРАТ. Ни малейшего намека на слово.

ЖАН. Да нет же, это слово я знал. По-моему, что-то вроде... нет... не могу вспомнить... простите! А что касается всего остального, у меня есть оправдание — мой путь лежал через туманные края, я шел в густом тумане. Я даже в двух метрах перед собой ничего не видел.

БРАТ ТАРАБА. Золото его доспехов светит сквозь любой туман.

ТРЕТИЙ БРАТ. Он не заметил ни взрыва звезды, ни сияния снаряда, прорезающего сумрак ночи.

БРАТ ТАРАБА (Жану, показывая на Второго брата). Прежде чем вы уйдете, он даст вам специальные лекарства. И капли в глаза закапает особые.

ВТОРОЙ БРАТ. У него и со слухом не в порядке, иначе он должен был бы услышать взрыв или хотя бы пред­ставить его себе...

Брат-настоятель делает движение рукой. Брат Та­раба поворачивается к нему.

...или интуитивно предугадать.

БРАТ ТАРАБА (Брату-настоятелю). Хорошо, Брат-настоятель. Мы ему предложим вопросы из второго теста. (Жану.) Не скажете ли нам, великий путешественник, что сталось с теми из наших друзей, которые ушли отсюда и заблудились, с теми, кому, наверное, сейчас нужна наша помощь. Они могли остаться без куска хлеба. Не встречался ли вам по пути кто-нибудь из этих несчастных, не стоял ли кто из них с протянутой рукой на обочине дороги?

ЖАН. Я шел очень быстро, смотрел только вперед, я говорил вам, мне надо было добраться до цели.

БРАТ ТАРАБА. Ну хорошо, расскажите нам о городах.

ЖАН. Была глубокая ночь.

ВТОРОЙ БРАТ (Третьему брату). Вот так тоска прокрадывается в душу.

ЖАН. Иногда брезжил рассвет. Да, случалось... Видите, я вспоминаю. Где-то вдали, еще в самом начале, до пустынной равнины, до тумана, в котором нет ни дня, ни ночи, который сам и есть день и ночь, далеко-далеко я различал... туман еще не был таким густым, я видел вдали зарево металлургических заводов, раскаленные доменные печи.

БРАТ ТАРАБА. Вы к ним подходили? Вы проходили через эти города?

ЖАН. Я подходил ко многим. Но они исчезали. Или ворота закрывались перед носом. То было рано, то слишком поздно, и больше в город никого не впускали

ТРЕТИЙ БРАТ. Снова никаких точных сведений. Ни для нашего архива, ни для статистики. Значит, ни в полях, ни в деревушках, ни на дорогах вы не видели ничего особенного, ничего из ряда вон выходящего, ничего, что потрясло бы вас до глубины души? Может, вы беседовали с кем о чем-нибудь интересном?

ЖАН. Там никого не было, больше никого. Когда еще было светло, я рассказывал вам, я различал какие-то силуэты... толпы народа... да, толпы народа и от­дельные силуэты... а потом нет, никого. Все скрыл туман.

БРАТ ТАРАБА. Вы уверены, что не слышали, как звал на помощь человек — впрочем, может, вы его видели — человек, тонувший в пруду, когда вы проходили мимо?

ЖАН. Я никого не видел и не слышал. Наверное, это было в другое время. Или раньше, или позже. Я бы навер­няка услыхал или, может, увидел его тень в воде. Туман скрыл все.

БРАТ ТАРАБА. Простите мою настойчивость. А когда ночь кончалась, когда поднимался туман, что вы видели тогда?

ЖАН. Я уже говорил. До этого я видел занавески, реки, я вам рассказывал. Ничего больше, поверьте, везде, куда ни глянь, — мрачная равнина, серая равнина, голая равнина. Равнина без конца и края! А потом все скрыл туман.

ТРЕТИЙ БРАТ. Колонны войск на марше?

БРАТ ТАРАБА. Наши братья далеки от жизни, мсье, совсем как дети. Надеюсь, они не слишком назойливы?

ЖАН. Ну что вы! Ах, да, на рассвете мне встретилась плотная шеренга солдат. У них было что-то вроде ранцев за спиной. Как у школьников.

ТРЕТИЙ БРАТ. Вы пошли за ними? Куда они направлялись?

ЖАН. Туда, где пробивалось что-то вроде солнца. Но они исчезали, не успев дойти. Их скрывал туман, а может, дым.

БРАТ ТАРАБА (обоим братьям). Вы утомляете нашего гостя своими вопросами.

ЖАН. И снова равнина, потом... холодный свет... а потом...все скрыл туман.

БРАТ ТАРАБА. Больше ничего достойного внимания?

ЖАН. Больше ничего. Хотя... нет! Несколько раз в пути... раньше я просто не придал этому значения... несколько раз в тумане или ночью в лесной глуши, в конце дороги, когда одинокий луч луны или вспышка молнии ненадолго освещали землю, передо мной вставала старуха в лохмотьях, скрюченная, бледная как смерть, с палкой в руках... Застыв на месте, она молча глядела на меня. Да, да, она появлялась в редкие минуты просвета, а во тьме была почти незаметна. Вполне понятно, почему я не вспомнил о ней, правда? Она была ничто иное, как плод моего воображения, злая шутка фантазии, такая страшная и дряхлая, каких я отроду не встречал... сама старость во плоти. Потом я ее уже не видел... Но в памяти моей... все скрыл туман.

ВТОРОЙ БРАТ. А что вы делали, когда надо было отдохнуть?

ЖАН. Когда не было сил идти, я останавливался, садился на межевой камень, закрывал глаза.

БРАТ ТАРАБА (внезапно заинтересовавшись). Что вы видели в эти минуты?

ЖАН. С закрытыми глазами?

БРАТ ТАРАБА. Да, да, что вы видели внутри себя? Какие образы вас неотвязно терзали?

ЖАН. Все те же. Угрюмая равнина, серая равнина, слякоть и грязь, равнина без конца и края, дороги, ведущие в никуда, ведущие в никуда... а потом все скрыл туман...

БРАТ ТАРАБА. Вот тут вы не правы. Вы просто не отдаете себе отчета в том, что говорите. Ведь одна из этих дорог привела вас к нам.

ЖАН. Верно. И я счастлив. Мне, несомненно, повезло. Я вам чрезвычайно благодарен за все. Сколько я вам дол­жен?

БРАТ ТАРАБА (обменявшись взглядом с Братом-настояте­лем, Жану). Брат-настоятель благодарит вас за лю­безное согласие подробно и обстоятельно рассказать нам о вашем путешествии.

ЖАН. Ну что вы, право...

БРАТ ТАРАБА. Не надо скромничать, мсье Жан. Мы ведь с вами не просто болтали о пустяках, нет, вы нам, может быть, сами того не подозревая, прочитали на­стоящую лекцию. Прекрасно подготовленную, проду­манную, хотя на первый взгляд весьма несложную. Но лично мне она показалась точной и глубокой, пусть даже в ней и не было привычных ораторских приемов и красот. Так что я абсолютно убежден, что вы нас не обманывали. Вы, наверное, заметили, наши братья записывали все ответы. Из того, что вы нам рассказали, ничего не пропадет, ни единого слова. Мы вам очень признательны. А теперь нам хотелось бы вас немного развлечь и позабавить. Что если мы предложим вашему вниманию одну занятную пьеску? Не говорите нет. Вы нас обидите. Располагайтесь поудоб­нее. Вы должны уйти отсюда довольным. И не надо нас благодарить. Мы надеемся, что благодаря вам наше имя разнесется по свету, о котором мы ничего не знаем, ибо живем затворниками. Заранее просим про­стить нам режиссерские просчеты пьесы, занятной, как я уже сказал, и к тому же, надеюсь, поучительной Utile cum dulci[2]. Мы старались как могли. Сделайте скидку на то, что мы всего лишь любители. Итак, представьте себе, что двое среди нас — жертвы су­ществующей системы образования или, если хотите, деформирующего личность воспитания. Можно и так сказать. Отправная точка для обоих — их нынешнее мировоззрение, но двигаться им предстоит в обратном направлении. Каждый из них должен в конце концов перейти на диаметрально противоположную позицию. Это просто дело фантазии. По вашему лицу вижу, что вы меня не совсем понимаете. Короче, наша пьеса посвящена вопросу воспитания-перевоспитания. Впро­чем, сейчас сами все увидите.

ТРЕТИЙ БРАТ (посмотрев на Брата-настоятеля, тихо Второму брату). Думаю, и Брат-настоятель со мной согласен. Результаты тестирования мсье Жана весьма слабые.

ВТОРОЙ БРАТ. Отнюдь не блестящие.

БРАТ ТАРАБА (монахам и залу). Тихо. Мы начинаем.

Сверху на сцену опускаются две клетки, В них быстро входят двое монахов, снимают рясы и капюшоны. Двое других закрывают решетки. Другой вариант: две клетки с находящимися внутри Брехтоллом и Триппом выезжают из-за кулис на сцену по специ­альным рельсам или каким-то другим способом. Оба заключенных — старики. Двое братьев выкатывают тележку, на ней — котелок, миски и разливательная ложка. Каждый направляется к одной из клеток.

БРАТ ТАРАБА (Жану). С братьями, которые играют тюрем­щиков, вы уже знакомы. Вид у них, к сожалению, не столь свирепый, как положено по роли. Двое несча­стных в клетках — заключенные. Они настоящие профессионалы, бывшие клоуны. Этот поучительный спектакль, который вы сейчас увидите и который уже начался, поставил наш Брат-педагог, специалист в области воспитания-перевоспитания. (Поворачивает­ся к Брату-настоятелю.) Но, Брат-настоятель, я же занимаюсь только приемом гостей... Я не могу... это не моя компетенция...

Брат-настоятель молчит.

Хорошо, Брат-настоятель. (Жану.) Брат-настоятель со­общил, мне, что у Брата-педагога сейчас появились другие печали... Печали... о чем же ему печалиться?

БРАТ ТАРАБА. Так что я вынужден заменить его с ходу, без всякой подготовки. Мне, конечно, до него далеко, но все-таки, надеюсь, ход событий будет вам понятен... Садитесь сюда, отсюда лучше видно, это место для почетных гостей...

Появляются братья, изображающие зрителей. Двое из них вносят кресло и помост, на котором они и помещают Жана, словно в театре. Другие, простые зрители, садятся по обе стороны от него на при­несенные стулья. Они сидят неподвижно, в застыв­ших позах, по крайней мере вначале. Как только начинается пьеса, они снимают капюшоны, скрывавшие доселе их бесцветные лица. Монахи со сто­роны Триппа освещены красным светом, монахи возле Брехтолла одеты в черное. Каждая группа попере­менно в критические моменты действия ритмичны­ми аплодисментами, ритмичными движениями и со­ответствующей мимикой выражает одобрение сло­вам Брата Тараба, обращенным к одному или другому заключенному. Мимика Жана, против воли прини­мающего участие в этой двойной игре, отражает страдание и мучения обоих заключенных. Выражение его лица резко контрастирует с попеременно одоб­рительным отношением двух групп зрителей — на нем написаны чувства Триппа и Брехтолла. Жан участвует в спектакле, он как бы отождествляет себя с двумя несчастными. Порой, особенно вначале, он производит впечатление ничего не понимающего простачка, он удивляется, даже смеется, принимая спектакль за шутку. Но потом, по мере того как наступает понимание, болезненность и трагизм си­туации начинают мучить его все сильнее и сильнее. Он то и дело поворачивается к зрителям-монахам, словно ища у них ответа на происходящее.

БРАТ ТАРАБА. Ну что же вы, садитесь... нет, нет, не надо стесняться...

ЖАН. Мне бы не хотелось занимать столь почетное место... Здесь должен сидеть Брат-настоятель.

БРАТ ТАРАБА. Давайте... без ложной скромности... распола­гайтесь поудобнее... тишина... Начали... Начали...

Словно по сигналу все остальные братья рассажи­ваются по местам. За ними молча возвышается гигантская неподвижная фигура Брата-настоятеля. Тараба надевает роскошную накидку, красную со сто­роны Триппа, черную со стороны Брехтолла. На голове у него — скрывающий верхнюю часть лица наполовину красный, наполовину черный капюшон с огромными прорезями для глаз; рот и подбородок открыты.

БРАТ ТАРАБА. Как дела, мсье Трипп? Как моральный дух? Тюрьма, опять тюрьма. Радости, конечно, мало. Но, увы! Приходится смириться. Ваша вера вам поможет. Вы как будто на меня в обиде? Крайне нелюбезно с вашей стороны. (Поворачиваясь к другой клетке.) До­рогой мсье Брехтолл!

ТРИПП (обращаясь к Тараба, пока тот разговаривает с Брехтоллом). Прошу вас, откройте решетку. Выпу­стите меня на свободу!

БРАТ ТАРАБА (публике, то есть Жану, монахам и зритель­ному залу). Всем нужно одно и то же. Не успели попасть в тюрьму — не важно, кто в этом виноват: сами они, кто-то другой или вообще никто — как тут же требуют выпустить их отсюда. Все хотят свободы. Но свобода — понятие временное.

БРЕХТОЛЛ. Я требую временной свободы.

БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Посмотрите, дорогой мсье Брех­толл, вот перед вами мсье Трипп, он тоже попал в тюрьму, правда, совсем по другой причине, я бы даже сказал, противоположной. И так же, как вы, хочет выйти отсюда. Что касается меня, я ничего не имел бы против! Но, увы, здесь есть и другие заключенные. Не могу же я выпустить всех. Представляете, что это будет? Тысячи и тысячи заключенных на свободе, какой беспорядок начнется на улицах, на дорогах. Только подумайте: пустые тюрьмы и толпы людей, снующих то туда, то сюда... Жизнь пойдет кувырком. Я не могу взять на себя ответственность за такие пробки в городе.

Жан смеется. Остальные молчат.

Я готов поставить себя на ваше место, мсье Трипп, в мыслях, разумеется. И на ваше, мсье Брехтолл. Насколько я могу судить, вы плохо меня понимаете. К тому же и сюда вы попали только потому, что плохо понимаете самого себя. Какой свободы вы хо­тите? Свободы умереть от холода?

Смех.

Здесь вы в тепле. Свободы умереть от удара молнии? У нас есть громоотвод на крыше. Здесь вам не страшны никакие путы... Вы мне можете возразить, что мы и так опутали вас по рукам и ногам, но поверьте мне — нет опаснее пут, чем путы страсти. Отчуждение духа — вот истинная тюрьма. Правда, мсье Брехтолл? Физи­ческая пытка, например, освобождает от пытки моральной. Когда вас пытали, разве вы могли думать о чем-тo другом? Освободите свое сознание от мысли выйти отсюда, и вам сразу станет легче. Конечно, трудно сразу избавиться от тайных намерений, от плена старых привычек: систем, доктрин, догм, мифов, маний, гнетущего автоматизма мысли. Надо реши­тельно покончить с ошибками воспитания. Да, знаю, это трудно! Усвоенные понятия порой и каленым же­лезом не выжечь. Но расставшись с жалкими пред­рассудками, вы станете почти свободными или, пра­вильнее сказать, готовыми к свободе.

Четыре последующие реплики должны быть произ­несены почти одновременно.

БРЕХТОЛЛ. Нам эти речи известны, мы их слышали сто раз.

ТРИПП. Меня вы не убедили.

БРЕХТОЛЛ. Теория, взятая с потолка.

ТРИПП. Общие слова.

БРАТ ТАРАБА. В определенной степени я готов принять ваши возражения. Вы правы. Любая теория — дым, абст­ракция, пока ее не проверишь на практике. Настало время претворить теорию в жизнь. Если вы нам по­можете, мучиться вам не придется. Насколько болез­ненным окажется эксперимент, зависит от вас: поло­жить конец своим мучениям сможете только вы сами, причем в любой момент. Мы желаем вам добра, гос­пода, желаем счастья.

Ритмичные аплодисменты с черной и с красной сто­роны.

С нашей помощью вам предстоит пройти курс отрез­вления. Вы станете чище, мудрее. Вы обретете гибкость ума. Вы обретете полную свободу.

ТРИПП. И сможем уйти отсюда?

Возмущенные движения красной стороны.

БРЕХТОЛЛ. Нам откроют клетку?

Возмущенные движения черной стороны.

БРАТ ТАРАБА. После курса отрезвления ваши суждения ста­нут иными. И для этой клетки, как вы ее именуете, у вас найдется другое, более подходящее название. Ваш образ мыслей изменится, разум очистится. И убеждения, вошедшие в плоть и кровь... да вы сами увидите! Короче, мы с вами приступаем к проверке нашей теории, нашей гипотезы. Через тридцать уро­ков, освободившись от гнета прежнего мировоззрения, вы достигнете той же степени просветления, что и эти двое братьев (показывает на Первого и Второго братьев), чья миссия здесь — помогать и служить вам. В свое время они тоже осваивали нелегкую науку отрезвления, пройти через все, что было и с вами. Но разве они о чем-нибудь жалеют? Спросите их — они рассмеются в ответ. В общем, все будет хорошо. Тридцать уроков, господа, ни одним больше, только тридцать уроков. Сегодня первый.

На лице Жана написано волнение. Остальные бес­страстны.

ВТОРОЙ БРАТ (Брехтоллу). Вы не проголодались, мсье Брех­толл? Пора обедать. Суп сегодня отменный. И пахнет так вкусно!

ТРИПП. Мне не нужен ни ваш суп, ни ваш хлеб.

БРЕХТОЛЛ (одновременно с ним). Лучше подохнуть с голоду. Откройте клетку.

ВТОРОЙ БРАТ (Брехтоллу). Если человек голоден — что же тут стыдного?

ТРЕТИЙ БРАТ (Триппу, одновременно со Вторым братом). Если человек голоден — что же тут стыдного?

БРАТ ТАРАБА (сначала Брехтоллу, потом Триппу). Время обеда. Не стесняйтесь. Ешьте.

Брехтолл и Трипп не могут решиться.

Нам будет очень обидно, если вы еще не проголодались. Мы так старались приготовить для вас что-нибудь повкуснее. (Брехтоллу.) Конечно, вы всего лишь заключенный. (Триппу). Конечно, вы всего лишь заключенный. (Обоим.) Но никто за это вас не пре­зирает.

На лице Жана написано облегчение.

Не станем же мы убивать человека за его ошибки. (Брехтоллу.) Субъективно вы ни в чем не виноваты. (Триппу.) Мы очень милосердны. (Обоим.) Мы хотим наставить вас на истинный путь. Мы хотим вас спасти. А для этого необходимо, чтобы вы оба пребывали в добром здравии. (Триппу.) Мы заботимся о вас, мсье Трипп. (Брехтоллу.) Мы любим вас, мсье Брехтолл. (Обоим.) Искренне любим, от всего сердца.

ТРЕТИЙ БРАТ (Триппу). Как вкусно пахнет!

ВТОРОЙ БРАТ (Брехтоллу, одновременно с Третьим бра­том). Какой вкусный суп!

БРАТ ТАРАБА (обоим). Если вы не станете есть, если поху­деете, если заболеете, для нас не будет хуже наказа­ния. Но ведь вы не хотите, чтобы нам было плохо? Ну, давайте же, мсье Брехтолл, одно движение! Мсье, Трипп, одно движение.

Слышен бой часов.

Полдень, время обеда.

Трипп и Брехтолл не отвечают.

ВТОРОЙ и ТРЕТИЙ БРАТЬЯ (вместе). Время обеда.

БРАТ ТАРАБА (двум братьям). Ничего, когда-нибудь они проголодаются. Смотрите, чтобы суп оставался горя­чим. (Брехтоллу.) Обед ждет вас. (Триппу.) Обед ждет вас.

Бой часов.

ТРЕТИЙ БРАТ (Триппу). Час дня.

Бой часов.

ВТОРОЙ БРАТ (Брехтоллу). Два часа.

Бой часов.

ТРЕТИЙ БРАТ (Триппу). Три часа.

Бой часов.

ВТОРОЙ БРАТ (Брехтоллу). Четыре часа.

Бой часов.

ЖАН (в ужасе кричит со своего места). Шесть часов, мсье Трипп.

Бой часов. Вся красная сторона поворачивается и удивленно смотрит на Жана

ВТОРОЙ БРАТ (Брехтоллу). Девять часов, мсье Трипп.

Бой часов.

ТРЕТИЙ БРАТ (Триппу). Полночь, мсье, Трипп.

Бой часов.

ВТОРОЙ БРАТ (Брехтоллу). Полночь, мсье Брехтолл.

Бой часов.

ТРЕТИЙ БРАТ (Триппу). Полдень, мсье Трипп.

ЖАН (в ужасе). Полдень, мсье Брехтолл.

Бой часов. Черная сторона поворачивается и удив­ленно смотрит на Жана

ТРЕТИЙ БРАТ (Триппу). Полдень, мсье Трипп.

ВТОРОЙ БРАТ (Брехтоллу). Полдень, мсье Брехтолл.

ТРЕТИЙ БРАТ (Триппу). Три часа. Вы еще не проголодались, мсье Трипп?

ВТОРОЙ БРАТ (Брехтоллу, одновременно с Третьим бра­том). Вы еще не проголодались, мсье Брехтолл?

БРАТ ТАРАБА (обоим). Соглашайтесь, это вас ни к чему не обязывает. И мы вернем вам свободу.

ТРИПП. Вы смеетесь надо мной. Это обман.

БРЕХТОЛЛ. Это обман.

БРАТ ТАРАБА. Мы слишком вас уважаем, чтобы обманывать. (Смотрит то на одного, то на другого.)

БРЕХТОЛЛ. Не верю я вашим супам.

Жан смеется. Слышен осуждающий шепот с красной и с черной стороны. Сбитый с толку, Жан замолкает.

БРАТ ТАРАБА (обоим). Большая ошибка с вашей стороны.

ВТОРОЙ и ТРЕТИЙ БРАТЬЯ (одновременно, поигрывая мисками и половниками). Четыре часа, пять часов, шесть часов! Кто тут проголодался? Кому супчику? Сейчас все уносим. (Делают вид, что собираются уходить.)

БРАТ ТАРАБА (обоим братьям). Подождите. Не нервничайте. Они, кажется, успокоились, бедняги.

БРЕХТОЛЛ. Дайте воды.

ТРИПП. Я хочу пить, я хочу есть.

Жан сглатывает слюну, словно у него пересохло в горле.

БРАТ ТАРАБА (поворачиваясь к Брату-настоятелю). Боль­ше чем на неделю их не хватило. (Обоим заключен­ным). Браво! Браво! Мне, правда, попадались и по­упрямее. Вы просто не привыкли поститься подолгу. Тем лучше. Видите, мсье Трипп, видите, мсье Брех­толл, голодовка — это же глупость. Суп у нас в тюрьме превосходный, еще бы — такие повара! (Брех­толлу.) Сейчас вам нальют супу. (Триппу.) Конечно, вам тоже нальют.

ТРИПП. Скорее. Больше нет сил терпеть.

БРЕХТОЛЛ (одновременно с ним). Чего вы ждете?

БРАТ ТАРАБА (сначала одному, потом другому). Сейчас, сейчас. (Обоим.) Не беспокойтесь, суп вам дадут. Од­нако Брат-настоятель считает, что вы нарушаете про­токол. Он удивлен вашем малоприличным поведением, вашими манерами.

БРЕХТОЛЛ. Брат, прошу вас, дайте мне поесть

ТРИПП (одновременно с ним). Мой суп, брат, прошу вас, где мой суп?

БРАТ ТАРАБА. Нет, нет, так нельзя. Не хватайтесь за ре­шетку, это запрещено. Не протягивайте руки через прутья, словно попрошайки. (Двум братьям.) Отой­дите от клеток на метр, иначе они все перевернут. (Триппу и Брехтоллу.) Если вы опрокинете тарелки, о супе придется забыть. (Триппу.) И потом, что это такое — «мой суп». Это наш суп. Он приготовлен нами, из наших овощей с нашего огорода, на нашей воде из нашего колодца. И масло в нем наше. Вам обоим не мешало бы запомнить — это наш суп. Но мы охотно им с вами поделимся, охотно, правда, при одном условии. (Брехтоллу.) При одном условии. (Триппу.) При одном условии.

БРЕХТОЛЛ. Умоляю, будьте добры, дайте мне поесть.

ТРИПП. Сжальтесь, я голоден, я хочу пить.

БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Что есть доброта в вашем пред­ставлении, мсье Брехтолл? Вы взываете к моей до­броте. Ах, да, вы верите в добро. (Обоим.) Вы получите суп, я же сказал. Но прежде кое-какие формальности. Нам не жалко для вас ни времени, ни припасов. (Второму брату.) В воспитательных целях покормите мсье Брехтолла. (Третьему брату.) И мсье Триппа, тоже в воспитательных целях. (Обоим братьям.) Они хоть и заключенные, но все же люди. Нам не пристало бросать им пищу в клетки, словно диким зверям. Порядок и система во всем, братья мои.

ЖАН (направляясь к Брату Тараба). Послушайте, Брат Тараба!

БРАТ ТАРАБА (поворачиваясь к Жану). В чем дело?

ЖАН. Я что, должен смотреть этот спектакль до конца?

Шепот с красной и с черной стороны.

БРАТ ТАРАБА. Решайте сами. Только вряд ли удобно покидать зал раньше времени. По просьбе Брата-настоятеля мы играем специально для вас. Пьеса не такая уж и длинная. Мы помним, что вы спешите. Идите, садитесь на место.

Жан снова садится на кресло.

(Брехтоллу.) Допустим, мы вас накормим. Значит ли это, что с нашей стороны будет проявлена доброта? А может, все-таки справедливость? (Триппу.) Вы, ка­жется, говорили о жалости?

ТРИПП. Да.

БРАТ ТАРАБА. Вы, мсье Трипп, сами, наверное, человек очень жалостливый. Ну что ж, я понимаю. Но если мы накормим вас из жалости, это будет унизительно. Мы должны кормить вас потому, что вы того за­служиваете. (Брехтоллу.) Откуда, как вам кажется, берется доброта? Как вы считаете, мы добры, спра­ведливы или несправедливы? (Обоим.) Вам, наверное, холодно? Просим нас извинить. Суп вас согреет. Итак, что сначала — суп или свобода? У вас не будет сил добраться до конца равнины, до подножия горы, а потом и до ее вершины, где находится долгожданная граница. Короче, сперва вы съедите суп, а потом мы откроем клетки. (Триппу.) А вы этот суп заслужили?

ТРИПП. Не знаю, я голоден.

БРАТ ТАРАБА (Триппу). То есть как это вы не знаете? (Обоим.) Терпение, господа, держите себя в руках. (Брехтоллу.) Хороший суп. По-вашему, мы так же хороши, как этот суп, или, может, мы хуже, или хороши в равной степени, но с разных точек зрения?

БРЕХТОЛЛ. Я в равной степени не доверяю ни вашим до­стоинствам, ни достоинствам вашего супа. Он для меня — средство не умереть с голоду.

БРАТ ТАРАБА (одному, потом другому). Итак, вы заслужили этот суп? Итак, вы заслужили этот суп?

ТРИПП. Я не сделал ничего плохого, значит, заслужил. По-моему, это очевидно.

БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Значит, вы считаете, что мы прирожденные злодеи?

БРЕХТОЛЛ. Человек не бывает ни добрым, ни злым.

БРАТ ТАРАБА (Триппу). Если вы этот суп заслужили, то почему говорите «сжальтесь, накормите меня», а не «накормите меня, потому что я того заслужил»?

БРЕХТОЛЛ. Для меня в доброте других нет ничего таинст­венного, я давно понял, что за ней кроется. Все зависит от того, как сумеешь договориться.

Красная сторона аплодирует, черная — неодобри­тельно шумит.

БРАТ ТАРАБА (Триппу). Из ваших слов «сжальтесь, накормите меня» следует, что, хоть мы и несправедливы, чувство жалости нам тоже не чуждо.

БРЕХТОЛЛ. Бывает, что на сделку приходится идти в силу обстоятельств.

БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Каких обстоятельств? (Триппу.) Почему мы держим вас здесь, мсье Трипп?

ТРИПП. Я не знаю.

БРАТ ТАРАБА (Триппу). Ради собственного удовольствия?

ТРИПП. Не знаю.

БРАТ ТАРАБА (Триппу). Или по ошибке?

ТРИПП. Не знаю.

БРАТ ТАРАБА. А может, потому, что злодейство у нас в крови?

БРЕХТОЛЛ. Тех самых обстоятельств, на которые толкает жизнь.

БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Значит, достаточно договориться между собой, а до других нам и дела нет?

БРЕХТОЛЛ. Так ведь никто не узнает!

ТРЕТИЙ БРАТ (Триппу). Выходит, по отношению к вам мы поступили несправедливо?

БРАТ ТАРАБА. Вот как, никто не узнает? Никто, ни наверху, ни внизу?

БРЕХТОЛЛ. Не понимаю, о чем вы...

ТРИПП (Брату Тараба). Я не знаю, кто вы: ангелы или злодей. Обсудим это позже. А сейчас... мне положен мой рацион... вы обещали.

БРАТ ТАРАБА (Триппу). Хорошо, как скажете. Только от­ветьте сначала, мы с вами обошлись несправедливо, да или нет? (Брехтоллу.) Но если никто не узнает, если я никому ничем не обязан, кто мне помешает оставить вас умирать с голоду? Раз вы не хотите идти мне навстречу, я ведь могу и расторгнуть нашу сделку, как вы ее называете.

ТРИПП (Брату Тараба). Да, да, да! Вы обошлись со мной несправедливо.

ТРЕТИЙ БРАТ (Триппу). Значит, мы посадили вас в клетку просто для того, чтобы причинить вам зло! Отвечайте, если хотите получить свой рацион.

БРЕХТОЛЛ (Брату Тараба). Согласен. Заставить вас соблю­дать договор не может никто. Я целиком в вашей власти.

БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Следовательно, я могу оставить вас умирать с голоду безнаказанно?

ТРИПП (Брату Тараба). Нет, нет, не для того, чтобы при­чинить мне зло. Послушайте, я еле держусь на ногах. Я голоден.

БРЕХТОЛЛ. Прошу вас прекратить эти издевательства.

БРАТ ТАРАБА (Триппу). Постарайтесь не падать: Но если не для того, чтобы причинить вам зло, то зачем? (Брех­толлу.) У меня и в мыслях не было издеваться над вами. (Триппу.) Итак, зачем? (Брехтоллу.) Я понимаю, мы, возможно, питаем друг к другу ненависть или, по мень­шей мере, глубокое безразличие. Тогда чего ради вы просите меня не дать вам умереть с голоду?

ВТОРОЙ БРАТ (Брехтоллу, помешивая суп половником). Мы никому ничем не обязаны.

БРЕХТОЛЛ (Брату Тараба). Вы же обещали. Вы обещали...

БРАТ ТАРАБА (поворачиваясь к Триппу). Что такое, обморок? Ах, нет, все-таки удалось удержаться. Нет, нет, не теряйте сознание. Как вкусно пахнет! (Третьему и второму брату.) Приподнимите крышку. Ничто так не придает силы, как запах, супа. (Второму брату.) Приподни­мите крышку, пусть мсье Брехтолл тоже понюхает, иначе он будет чувствовать себя обделенным. И меня этот аромат взбодрил, даже аппетит проснулся.

Третий брат делает вид, что протягивает половник Триппу, потом быстро убирает, снова протягивает, снова убирает. Другой брат проделывает то же самое с Брехтоллом. Жан, сидя на месте, повторяет их движения.

БРАТ ТАРАБА (Триппу). Скажите, мы держим вас здесь не ради собственного удовольствия и не для того, чтобы причинить вам зло. Почему тогда?

ТРИПП. Я думаю, по ошибке.

БРАТ ТАРАБА (Триппу). По-вашему, мы принимаем вас за кого-то другого? Но у нас здесь хранятся дела на всех. И все фотографии. И все досье. Мы знаем, что каждый делал, что думал, что думал делать. У нас работают лучшие специалисты по картотекам. Мы не могли ошибиться.

ТРИПП. Не об этом речь. Я не говорил, что вы меня не за того принимаете. Ошибка кроется в вашем суждении. Я хочу есть.

БРЕХТОЛЛ (Второму брату, который то подносит полов­ник к его лицу, то убирает). Перестаньте, умоляю, перестаньте!

БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Опять это выражение?

ВТОРОЙ БРАТ (Брехтоллу). Ради кого или чего вы меня умоляете?

ЖАН (с места). Ради кого, ради чего?

БРЕХТОЛЛ. Да ничего!

БРАТ ТАРАБА (Триппу). Ошибка в суждении? Но ведь ни­какого суда не было! (Брехтоллу.) Вы ни во что не верите, мсье Брехтолл?

ТРЕТИЙ БРАТ (зрителям). Суд — это обряд. Суду предше­ствует суждение.

БРАТ ТАРАБА (Триппу). Значит, мы совершили ошибку в умозаключении? Ну и ну! (Брехтоллу.) Прошу про­щения! Вы не верите в Бога?

БРЕХТОЛЛ. При чем тут Бог?

ТРИПП. Я хочу есть, мсье.

БРАТ ТАРАБА (Триппу). Я знаю, знаю. Но продолжайте, прошу, я жажду услышать, что вы скажете. (Брех­толлу.) Говорите не таясь. Я должен всецело понять ход ваших мыслей, тогда вы получите тарелку супа. (Триппу.) Отвечайте определеннее. (Брехтоллу.) Без аллегорий.

ТРИПП. Состояние, в котором я пребываю...

ТРЕТИЙ БРАТ (Триппу). Ничего бы с вами не случилось, если бы вы не отказались от еды, когда предлагали. Упрямство до добра не доводит.

БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Вы верите в Бога, да или нет? (Триппу.) Давайте уточним, вы считаете, что ошибка произошла конкретно в вашем случае?

ТРИПП. Тут надо смотреть гораздо шире.

БРЕХТОЛЛ. Нет, я не верю в Бога. Почему я должен в него верить?

Черная сторона приходит в движение.

ТРИПП (Брату Тараба). Никакой ошибки в ваших умозак­лючениях нет. Мой арест по вашим меркам совершенно логичен. Ваши ошибки более фундаментальны, на них держатся ваши догмы.

БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Несчастный! Он не верит в Бога! (Указывая на Брехтолла пальцем, страстно произ­носит.) Вот потому-то вы и вообразили, что люди злы. Потому-то и морочите всем голову какой-то все­общей солидарностью. (Триппу.) У нас нет догм. Это вы погрязли в своих предрассудках. (Брехтоллу.) И на чем же держится эта ваша солидарность, если не на Боге?

БРЕХТОЛЛ. На общих заботах и нуждах она держится. По­говорим о них после еды, после еды, после еды.

ТРИПП (Брату Тараба). Ваши критерии мне непонятны.

БРАТ ТАРАБА. Какие критерии?

ТРИПП. Ну, те, например, которые санкционируют мой арест.

БРАТ ТАРАБА (с улыбкой пожимает плечами). Эти вопросы не ко мне. Я лишь исполняю приказы.

БРЕХТОЛЛ. Я сказал «нет». Мой ответ предельно четок. Теперь вы должны дать мне поесть, вы ведь сказали, что меня накормят, если я четко отвечу — «да» или «нет».

БРАТ ТАРАБА (Триппу). Мсье Трипп...

БРЕХТОЛЛ (Брату Тараба). Раз я ответил, извольте держать слово.

ТРИПП. Сжальтесь, мсье.

ТРЕТИЙ БРАТ (Триппу). Называйте меня «брат мой».

ТРИПП (Брату Тараба). Сжальтесь, брат мой!

БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Держать слово? С какой стати? Я в вас не нуждаюсь. (Триппу.) У нас нет ни догм…

БРЕХТОЛЛ. Я падаю от голода.

БРАТ ТАРАБА (Триппу). Ни принципов, ни критериев — мы свободны.

ВТОРОЙ БРАТ (Брехтоллу). Голод не прошел?

БРАТ ТАРАБА (Триппу). Как раз потому вы и арестованы, что погрязли в вере, критериях, догмах или… (повернув, голову ко Второму брату) как это он называет?.. Морали. (Триппу.) Короче, в предрассудках. Нет, ваши тюремщики не мы. Ваш образ мыслей — вот истинная тюрьма.

ВТОРОЙ БРАТ (Брехтоллу). Я не уверен, следует вас кормить или нет. Чего это собственно ради мы должны вас кормить?

БРЕХТОЛЛ (Второму брату). Больше мне от вас ничего не нужно.

ТРИПП. Я выбираю свободу.

ВТОРОЙ БРАТ (Брехтоллу). По-вашему, лучше умереть с голоду?

БРЕХТОЛЛ. Да, лучше.

БРАТ ТАРАБА (Триппу). Философствуете, несмотря на исто­щение. Вы умрете с голоду, мой дорогой мсье Трипп. А я как раз собирался вернуть вам свободу. (Брех­толлу.) Итак, лучше умереть с голоду. А я как раз собирался помочь вам обрести свободу... Видите, значит, вам пока не все безразлично.

ТРЕТИЙ БРАТ (Триппу, размахивая половником). Ну, что, сперва суп или сперва на волю?

БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Вы не верите ни в добро, ни в зло. Вы не верите в Бога. Вы верите только в суп и в свободу. И все-таки я действительно хотел вернуть вам то, что вы цените превыше всего, то, чему не можете дать определение, — свободу.

ТРИПП. Сперва дайте поесть, а потом откройте клетку. Сейчас я слишком слаб.

БРАТ ТАРАБА (Триппу). Выбор сделан: сначала поесть. То есть остаться здесь. Видите теперь: выбор — это утрата свободы.

БРЕХТОЛЛ. Вы лжете.

БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Вы нас оскорбляете. Но я вас прощаю.

БРЕХТОЛЛ. Выпустите меня отсюда.

БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Мы согласны. (Триппу.) Мы со­гласны. (Обоим.) Значит, решено. Сначала мы вас накормим, а потом откроем двери.

БРЕХТОЛЛ. Открывайте.

БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Еще раз хочу напомнить, вы свалитесь где-нибудь на дороге.

ТРИПП. Тарелку горячего супа, больше мне сейчас ничего не надо, сжальтесь!

БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Сначала надо восстановить силы. (Триппу.) Слушайте, что за навязчивая идея! Эта ваша жалость просто с языка у вас не сходит. Может, вы от нее сыты становитесь? Не становитесь, ведь правда?

БРЕХТОЛЛ. Меня выпустят отсюда, когда я поем?

БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Чтобы сесть в тюрьму где-нибудь еще? Впрочем, это ваше личное дело.

ТРИПП (Брату Тараба). Ради милости Божьей!

БРАТ ТАРАБА (Триппу). Так, значит, вы верите в Бога, мсье Трипп? (Брехтоллу.) Да, да, если вы поедите, мы вас отпустим. (Триппу.) Милость Господа нашего — это, конечно, не навязчивая идея, ни в коем случае. Вы верите в Бога? Отвечайте. Разве в Бога верить стыдно? Итак, да или нет? Что же тут сложного? Вы в Бога верите, да или нет? (Брехтоллу.) Только учтите, меня ничто не может заставить дать вам тарелку супа. Ни обещания, ни данное слово, ничто... Вот если вы по­просите...

ТРИПП (Брату Тараба). Я верю в Бога, да, я верю в Бога.

БРАТ ТАРАБА (Триппу). Мой вопрос — чистая формальность. Нам прекрасно известно, что вы верите в Бога и Его милость.

БРЕХТОЛЛ. Я вас уже просил и сейчас прошу, даже умоляю..

ЖАН (со своего места). Он вас умоляет.

БРАТ ТАРАБА. Вы умоляете. А надо молить.

ТРИПП (Брату Тараба). Да, я верю в Его милость и ми­лосердие.

БРАТ ТАРАБА (Брехтоллу). Вот только молить надо не меня.

БРЕХТОЛЛ. А кого? Брата-настоятеля?

ВТОРОЙ БРАТ (Брехтоллу). Нет, того, кто выше.

БРАТ ТАРАБА (Триппу). От подобных разговоров вы вряд ли насытитесь.

БРЕХТОЛ (Второму брату). А кто у вас тут выше Брата- настоятеля?

БРАТ ТАРАБА (Триппу). Прервем эту беседу, она лишь усу­губляет ваш голод.

БРЕХТОЛЛ. Может, вам нужно письменное прошение?

БРАТ ТАРАБА (Триппу). Поскольку Господь всемогущ, вот вам и выход — попросите Его накормить вас. У Него суп, наверняка, вкуснее.

ТРИПП. Но...